Ее изумление, выраженное каким-либо способом, было бы вполне объяснимо – ведь Свидетели никогда не вступали в контакт в с внешним миром, но школа, есть школа! – и внутреннее удивление внешне никак не проявилось. Тоже самое можно сказать и о посетителях – если с появлением Шэфа ровный гул голосов на секунду стих, то через пару мгновений жизнь вошла в свою обычную колею, где проявлять излишний интерес к соседу было чревато… Среди постоянного контингента заведений, подобных трактиру "У трех повешенных", нет людей страдающих досужим любопытством – жизнь быстро отучает их совать нос в чужие дела, а тот кто не отучается, рано или поздно, заканчивает свою жизнь под заброшенным причалом, или в сточной канаве, или еще в каком-нибудь не сильно приятном месте.
– Милочка… мне нужно поговорить с хозяином, – глухо прозвучало в ответ из-под низко опущенного капюшона, скрывавшего черную голову черного демона, затянутого в черную, неактивированную шкиру.
– Одну секунду пир! – снова улыбнулась официантка и что самое удивительное – улыбка была искренней! Ну-у... для особо недоверчивых (к которым, кстати, относился и Шэф) скажем так: улыбка была с трудно различимой фальшью. Улыбнувшись, официантка быстро двинулась в направлении стойки, откуда на них, время от времени поглядывал, бросая косые взгляды, высокий брюнет в ослепительно белой рубахе.
"Интересно, – подумал главком, – а что "переводчик" имел в виду под секундой? Какое слово она назвала? Насколько я помню, здешние сутки составляют около двадцати шести земных часов. Местные делят их на четыре тетра, а каждый тетр на четыре эстетра… – Шэф призадумался. – Итого… если я не ошибаюсь, а я вроде не ошибаюсь… – в эстетре примерно девяносто семь минут… А как они их делят дальше? – а черт его знает… Надо будет при случае разузнать…"
Между тем официантка о чем-то быстро переговорила с брюнетом за стойкой. Он на секунду скрылся в комнате, находящейся за баром, а вышел оттуда уже не один, а с молодым парнем, который и занял его место за прилавком. Сам же белорубашечник неторопливо направился к столику с сидящим за ним верховным главнокомандующим.
– Гастон Атинье, – представился брюнет и выжидательно уставился на Шэфа.
… откуда здесь французы?.. а ведь и правда похож…
– Свидетель… просто Свидетель, – отрекомендовался главком и не давая собеседнику, удивленно поднявшему бровь, перехватить инициативу в разговоре, продолжил: – У меня к вам вот какое дело… мне нужно встретиться с некромантом. Срочно.
В первое мгновение трактирщик не поверил своим ушам – он решил, что ослышался, но когда понял, что органы слуха его не обманывают и что он услышал то, что услышал, лицо его, до этого безмятежное, исказила гневная гримаса. Он медленно поднялся и не сказал, а скорее прошипел:
– А ну пошел отсюда вон, выродок!
И трактирщика можно было понять. Если свести предложение главкома к современным российским реалиям, то это выглядело так, будто к владельцу какого-нибудь ночного клуба подвалил незнакомец, при этом тщательно скрывающий свое лицо, и попросил продать ему кило героина. И если даже у этого клубовладельца рыльце было в пушку и в заначке у него имелось пятьдесят килограммов чистейшего порошка, то не то что мысль о продаже не пришла бы ему в голову – намек на эту мысль, да что там намек – тень намека… – уж больно ситуация смахивала на провокацию со стороны госнаркоконтроля. Первое, что пришло бы в голову владельца клуба (и порошка), что или чел новую звездочку выхаживает у начальства, или взятку крупную хочет получить за отказ от возбуждения дела.
Негромкий гул, стоящий в зале, немедленно смолк и в нем установилась тяжелая, гнетущая тишина. Вспыхнувшие мелиферы однозначно свидетельствовали, что на главкома нацелено четыре арбалета, и это не считая ножей и кинжалов, готовых в любую секунду вынырнуть на свет из мест, скажем так – скрытого ношения. Не меняя позы и не поднимая головы, надежно укрытой капюшоном, Шэф бесцветным, глуховатым голосом произнес:
– Выслушай до конца, а потом уже будешь решать, выгнать меня, или здесь порезать на кусочки. Ты ничем не рискуешь, – командор едва заметно качнул капюшоном в сторону зала, где сидели сподвижники трактирщика, – без твоего разрешения я отсюда не уйду.
Верховный главнокомандующий, разумеется, лукавил – он ушел бы из трактира без разрешения Гастона, даже в том случае, если бы обеденный зал был забит под завязку, а главком был бы без шкиры, но так как трактирщик знать всего этого не мог, то слова Странника он принял за чистую монету (как это сделал бы любой другой на его месте), поэтому успокоился и чуть погодя все же отошел от пережитого шока, вызванного, мягко говоря – неординарным предложением Шэфа. Немного поколебавшись, бармен снова уселся за стол и настороженно уставился на командора.
Не теряя времени, мудрый руководитель вытащил на свет титульный лист колдовской книги, напечатанной "тельником" и положил на стол перед белорубашечником.
– Что это? – с подозрением спросил Гастон, даже не пытаясь взять лист в руки – было в вязи символов и иероглифов, покрывавших его, что-то неприятное, тревожное что-то… – будто вышел к ровной площадке, где-нибудь в южных горах, а заходить на нее не хочется – ноги не идут, и только потом знающие люди расскажут, что кобры любят устраивать гнезда в таких местах…
– Это не важно. – Шэф сделал паузу, ожидая возражений, но их не последовало и он продолжил: – Важно другое. У любого некроманта… – он снова сделал паузу, подчеркивая значимость своих слов, но трактирщик, заворожено уставившийся на магическую бумагу, и не думал его перебивать. – У любого некроманта, – повторил главком, – увидевшего эту бумагу, возникнет страстное, ничем не оборимое желание познакомиться с ее владельцем. А если он узнает, что кто-то мог устроить эту встречу, но не устроил… а он обязательно узнает, – вновь последовал едва заметный кивок капюшона в сторону зала, – то он будет весьма огорчен… и затаит на этого человека обиду… сильную обиду. – Намек был прозрачен, как кристалл горного хрусталя и никакого альтернативного выхода Гастону не оставлял:
– Жди здесь, – неприязненно буркнул он, вставая и забирая опасную бумагу, – но учти… – Сделав паузу, трактирщик замолчал и досказывать угрозу до конца не стал, потому что был человеком опытным и как опытный человек явственно ощутил, что Свидетель его уже не слушает и поэтому пугать его – только время терять, ну а Шэфу, в свою очередь, оставалось только одно – ждать.
Следует отметить, что когда чего-то ждешь, время течет по разному, в зависимости от того, чего ты ждешь: если прихода любимой девушки, то оно тянется, как разбитые дровни по заброшенной лесной дороге, и два часа тебе кажутся сутками, а вот если ты ждешь плановой госпитализации, чтобы лечь под нож хирурга, то время летит, как болид "Формулы-1", и месяц пролетает, как неделя.
Но в любом случае, ожидание является томительным, независимо от того летит время, или же ползет. Очень правильный термин – "томительное ожидание". Он полностью отражает суть этого процесса. И во время этого, томительного ожидания, твой мозг вместо того, чтобы заниматься какой-либо полезной деятельностью типа: разрабатывать Единственно Верный План Спасения РОССИИ от жидов, коммунистов, олигархов, едросов, пидорасов и др. (нужное подчеркнуть), или обдумывать стратегию подката к той стройной шатеночке с параллельного курса, или оптимизировать запрос к базе данных, выполняющийся семнадцать часов, занят тем, что бесконечно пережевывает одну и ту же жвачку, состоящую из прокручивания повторяющихся сюжетов, причем пользы от этих прокруток нет ни уму, ни сердцу. Твое тело напряжено, тебя бросает то в жар, то в холод – короче говоря, неправильное ожидание изматывает гораздо сильнее, чем предстоящая схватка, как обычная, так и любовная, ну-у… или что там тебе еще предстоит. И наоборот, правильное ожидание – это настоящее искусство.
Так вот – Шэф ждать умел. Он был чемпионом мира по этому делу… или, по крайней мере, входил в тройку призеров. Он уселся поудобнее, расслабил мышцы и сделал то, что в некоторых эзотерических практиках называется "Остановка Мира" – прекратил внутренний диалог. Он оставил бодрствовать только что-то вроде сторожевых щупалец, чтобы обезопасить себя от неприятных сюрпризов, а сам исчез из этого пространственно-временного континуума.
Гастон вернулся спустя, примерно, час. Он выглянул из комнаты за баром, оглядел обеденный зал, Шэфа, дремлющего за обеденным столиком, вздохнул – чем-то вся эта история ему не нравилась, хотя ясно объяснить причину он не смог бы даже самому себе, резко выдохнул, чтобы придать себе уверенности, которой не ощущал и направился к Свидетелю.
– Следуй за мной! – приказал он излишне резко и внутренне поморщился. Трактирщик был тертым калачом, самообманом не занимался и отдавал себе отчет, что эта резкость вызвана как раз неуверенностью в себе, которую он давно уже не ощущал – даже забыл, когда чувствовал в последний раз. Гастон поначалу хотел пригрозить этому мутному Свидетелю, ожидающими его карами, если… но вовремя остановился, понимая, что эти угрозы опять будут данью внутренней неуверенности.
Из комнаты за баром начинался длинный коридор с множеством дверей, одну из которых трактирщик и открыл, пропуская Шэфа вперед – как даму, ухмыльнулся про себя главком. Перед командором открылось, не очень большое – метров двадцать, практически пустое, квадратное помещение. Обстановка в комнате была самая, что ни на есть спартанская: стол и два стула, стоящие в центре пустого квадрата. На одном из них, лицом к двери, сидел человек самой заурядной наружности: лет сорока, скромно одетый, с ничем не примечательным лицом.
"Ему бы в наружке работать… – снова ухмыльнулся под капюшоном командор, – цены бы не было. Только отвернулся – сразу забыл, как выглядит!"
Незнакомец сделал приглашающий жест и верховный главнокомандующий уселся на второй стул. Шэф сразу отметил, что его предположение о возможности работы нового знакомца в группе наружного наблюдения было ошибочным – не смог бы там работать его визави – глаза подвели. Очень уж приметные глаза были у человека, сидящего напротив. Серая радужка была заключена в кольцо Тьмы! – это если выражаться высокопарным слогом, а если по-простому, то вокруг серой радужной оболочки глаз колдуна располагалось тонкое черное кольцо и это приводило к тому, что забыть такой взгляд было, мягко говоря, трудновато. Некоторое время за столом царило молчание – никто не хотел первым начинать разговор – это как в трековых гонках, когда соперники могут неподвижно стоять рядом друг с другом на своих велосипедах черт знает сколько времени, потому что тот, кто первым стартует, обычно проигрывает. Стартовый раунд выиграл Шэф, потому что первым заговорил некромант. Он коротко приказал:
– Сними капюшон!
Верховный главнокомандующий спорить не стал и медленно, как опытная стриптизерша, сделал то, чего от него потребовали. Реакция "черноглазого" явилась полной неожиданностью для трактирщика, оставшегося стоять за спиной Шэфа, после того, как они вошли в комнату. Гастон привык к полной невозмутимости некроманта вне зависимости от того что происходило вокруг, а тут колдун как-то сипло крякнул и начал краснеть. Трактирщику из-за спины главкома было не видно того, что увидел маг и что его так потрясло, а тот увидел… самого себя, глядящего на него с наглым прищуром. Но маг есть маг и он быстро сумел взять себя в руки:
– Метаморф? – отрывисто спросил он, уставившись на Шэфа колючим взглядом, но главком пришел к выводу, что пора брать инициативу в разговоре в свои руки. Он так же медленно, как снимал, натянул капюшон на место и, игнорируя вопрос "черноглазого", поинтересовался:
– Как к тебе обращаться?
Маг продолжил сверлить командора таким взглядом, от которого девять человек из десяти поседели бы на месте, но для верховного главнокомандующего это было, как с гуся вода – видал он взгляды и похуже, и ничего – жив пока. Не дождавшись ответа на свой, в известной степени, риторический вопрос, некромант решил, в свою очередь, проигнорировать любопытство главкома и продолжить дорос:
– Откуда у тебя эта бумага? – грозно вопросил он, но командор продолжил гнуть свою линию:
– Ну, не хочешь говорить – не говори. Буду называть тебя: некромант. – Разговор стал напоминать диалог двух глухих и на несколько секунд в комнате воцарилась тишина, которую нарушил Шэф:
– У меня есть конкретное предложение: я отдаю тебе первые двадцать страниц этой книги. За это ты читаешь мне их вслух и переводишь. Так же с тебя тридцать свечей призыва и заклинательный коврик.
– Что-о-о!?! – реакция некроманта была вполне ожидаема. Аналогичным образом отреагировал бы типовой браток из начала девяностых: здоровенный, коротко стриженный, распальцованный, увешанный золотом, как новогодняя елка и в малиновом пиджаке, если бы ему предложили потрепанные "Жигули" по цене "Ягуара"! – Ну-ка, в погреб его! Живо! – приказал он кому-то невидимому Шэфом, но прекрасно им ощущаемому. – Посмотрим, что ты там запоешь, когда я пущу на тебя быстрою проказу! Ме-та-морф! – будто выплюнул последнее слово "черноглазый".
Как только прозвучал недвусмысленный приказ некроманта, трактирщик набросился на Шэфа сзади, а в комнату хлынули бойцы, таившиеся, правда неизвестно от кого, в коридоре и за еще двумя потайными дверьми в самой комнате.
С такой группой захвата, да еще в помещении, в ограниченном пространстве, где нападавшие больше мешали, чем помогали друг другу, справился бы и Денис, если бы не одно "но" – присутствие некроманта. С бандитским спецназом Денис бы справился на раз, даже без шкиры, но со спецназом усиленном магом, пожалуй что нет… даже в шкире. Наличие мага намного усиливало боевые возможности атакующих, но так – с другой стороны, противостоял им, не только что получивший красный пояс неофит, а Мастер войны! Да еще какой Мастер!
Если бы Орден Пчелы воспользовался опытом почившего в бозе Советского Союза, то градацию "Мастер войны" можно было значительно уточнить – ведь мастер мастеру рознь! В СССР для оценки спортивных успехов на высшем уровне существовали следующие звания: кандидат в мастера спорта – КМС; мастер спорта – МС; мастер спорта международного класса –МСМК и наконец заслуженный мастер спорта – ЗМС. А в Ордене, фигурально выражаясь, и КМС и ЗМС, обзывались одинаково – Мастер войны. Так вот – если подходить к оценке боевых возможностей Шэфа объективно, то он был Заслуженным Мастером войны, если вообще не Заслуженным Мастером войны Международного Класса – правда такого звания в природе не существовало, но…
В сложившейся ситуации, главной задачей была нейтрализация колдуна, остальное было делом техники и Шэф, не откладывая это самое дело в долгий ящик, рьяно за него взялся. Как только прозвучал яростный приказ мага, сводившийся, если отбросить всю шелуху, к короткой команде: "Фас!", Гастон Атинье, находившийся ближе всех к главкому, сделал шаг вперед, чтобы захватить его в крепкий замок, однако его руки плеч командора не нашли. Верховный главнокомандующий резко наклонился, а потом так же резко встал. В процессе подъема, его голова вошла в соприкосновение с подбородком трактирщика, который, если использовать боксерскую терминологию, провалился и оказался над поднимающимся командором. Результатом контакта стал глубокий нокаут Гастона.
Колдун тоже времени даром не терял, и пока главком поднимался со стула, попутно перемножая на ноль, как боевую единицу, трактирщика, он успел сложить пальцы на обеих руках в какую-то заковыристую мудру и открыть рот, чтобы затеять нечестивые песнопения, но не успел. Командор взмыл над столом и нанес некроманту сильный удар ногой в лицо. Убивать мага в намеренья Шэфа не входило и поэтому его удар был сколь точен, столь и дозирован – он только сломал волшебнику его волшебный нос. Болевой шок, хлынувшие сопли, слезы и самое главное – кровь, вывели некроманта из строя минимум на минуту, а главкому нужно было гораздо меньше времени для нейтрализации группы захвата. Убивать их, по крайней мере – пока, главком не собирался, поэтому оружия не обнажал и действовал исключительно руками и ногами, но этого было вполне достаточно, чтобы все шесть агрессоров остались лежать на полу неряшливыми кучками.
Вся эта процедура, по принуждению к миру, заняла от силы секунд десять и у верховного главнокомандующего осталось еще, как минимум, пятьдесят секунд, чтобы "обиходить" колдуна. Шэфу очень нравилось словечко "обиходить" – когда-то давным-давно он то ли по радио, то ли в кино, то ли по ящику, который тогда уважительно именовался "телевизионным приемником", услышал выражение: "Марфа, обиходь порося!" и оно накрепко запало ему в душу. Главком с тех пор часто его использовал… правда мысленно. Процесс "обихаживания" заключался в том, что главком сначала накрепко связал беспомощному некроманту руки и ноги шнурами, извлеченными из-под балахона Свидетеля, затем привязал его к стулу, а потом, когда маг был крепко принайтован к сиденью и обездвижен, извлек из под балахона, где хранились отнюдь не только шнуры, некие приспособления, напоминавшие по виду серебряные перчатки.
Эти перчатки, с негнущимися пальцами, широко использовались в практике спецподразделений Тетрарха при борьбе с колдунами, шаманами и прочими одаренными людьми с Окраины. Они позволяли жестко зафиксировать пальцы пленного мага и надежно отделить их друг от друга. Делалось это для того, чтобы лишить задержанного возможности проводить всякие нехорошие плетения, направленные на причинение вреда, или даже уничтожение "хороших парней", пришедших к нему с миром с другого конца планеты, для того чтобы обучить началам демократии.
И вот эти самые, можно сказать – демократические перчатки, Шэф и использовал в своей благородной борьбе со зловредным некромантом, фактически являющимся, по цитадельской классификации, местным реакционным элементом, понятия не имеющим о демократических и общечеловеческих ценностях, не говоря уже о гуманизме и правах человека.
Окинув мельком поле боя: распростертые тела группы захвата и обвисшего на стуле колдуна, главком почувствовал определенное удовлетворение от дела своих рук. Такое же чувство испытывает любой профессионал, глядя на результаты своего труда. Программист, написавший компактный и быстрый код, летчик, посадивший многотонную машину ночью на "носовой платок", токарь, выточивший какую-нибудь сложную деталь, врач, вылечивший тяжелого больного – все они испытывают подобные эмоции. Иногда, под настроение, Шэф задумывался, а что испытывает депутат, глава районной администрации, прокурор, судья, или мент, ощущая во внутреннем кармане плотно набитый конверт с валютой? Или биржевой брокер, только что сделавший миллион из воздуха, или акционер ООО "Газпром" – командор не исключал, что и они испытывают аналогичные радостные переживания. Ну что ж, это в очередной раз доказывало, что одной и той же цели можно достичь совершенно разными путями.
Однако чувства – чувствами, а надо было работать дальше. Шэф ласково похлопал колдуна по щеке, но никаких последствий это действие не возымело. Ну что ж – нет, так нет, добрая воля была проявлена, а раз мягкие методы не подействовали, нужно было переходить к более радикальным пробуждающим средствам. Командор примерился и легонько щелкнул по кончику многострадального носа колдуна. В ответ раздался рев, в котором в равных долях были перемешаны боль и ярость. Верховный главнокомандующий был уверен, что подобный звук должен был призвать в "допросную" весь, до сих пор, не задействованный контингент посетителей трактира.