- Посмотрю, - сказала она. - Я купила книги для клона. Отличный магазин. Я могла бы все утро из него не выходить. Давай присядем куда-нибудь, и я все покажу.
Через два дома мы увидели зеленую металлическую скамью, свободную и достаточно большую для двоих. Она стояла на бульваре под благоухающим деревом с густой листвой.
- Как здесь хорошо, - восхитилась Анна.
Она положила сумку с книгами между нами на скамейку.
- Чувствуешь запах? - спросила она. - Чудесный город. Если бы я жила неподалеку от тебя, я часто приезжала бы сюда.
- Я бы тоже, - сказал я.
- Давай покажу, - предложила она и стала одну за другой доставать купленные книги, хваля каждую из них.
(Анна тщательно подсчитывала все расходы, произведенные из денег, которые дала ей организация.)
Книги, которые она купила, она собиралась читать клону, а возможно, вместе с ним, хотела использовать их для его обучения. (Она понимала, что, помимо заботы о том, чтобы клон был жив и здоров, его обучение составляло очень важную часть ее задания.) Все книги были старые: те, которые она любила в детстве, которые ей читала мать и которые ее мать сама читала, будучи ребенком. В детстве и юности Анна часто перечитывала их. Потом те же издания, с любовью сбереженные, она уже читала своим сыновьям и дочери, как до нее делали ее мать и бабушка. Это были "Питер Пэн", "Дети вод", "Оливер Твист", "Большие надежды", "Приключения Алисы в Стране чудес", "Ветер в ивах", "Винни-Пух", "Пиноккио", "Принц и нищий", "Адам Бид", "Истории Длинноногого Дядюшки", "Мышонок и его отец", том сказок Ганса-Христиана Андерсена, первые два выпуска "Детей из товарного вагона", "Тайный сад", "Джеймс и гигантский персик", "Приключения везучего щенка". Я привык видеть эти книги в различных квартирах, которые мы снимали. Большинство из них я не читал. Анна уверила меня, что все это "великие книги". Она сказала, что с их помощью собирается научить клона читать (если его придется этому учить) и помочь ему овладеть языком, если это необходимо. (Анна слишком осторожничала и не упомянула о долгосрочных намерениях ее организации относительно клона: он должен был стать представителем пропаганды анти-клонирования. Она видела, как и я - а в конце концов это увидит и клон, радикальную жестокость подобной эксплуатации. Жестоко было просить его, заставлять высказываться против собственного существования.)
Когда Анна показала мне купленные книги, я спросил, какую пользу они принесут клону, ведь он уже не ребенок. Даже если предположить, что он когда-нибудь сможет понять язык, на котором они написаны. Больше всего ему нужны реальные знания об окружающем мире, а не те, что описаны в этих устарелых фантазиях. Нам и ему, сказал я, необходимы книги, схематично объясняющие окружающий мир и помогающие в нем разобраться. Для овладения языком и навыками чтения существуют специальные пособия с короткими повторяющимися текстами и большим количеством иллюстраций. Чтобы клон узнал названия незнакомых ему предметов и существ, я предложил купить словари с картинками - на каждой странице таких словарей напечатаны изображения предметов с подписями, а также школьный словарь английского языка. Я предположил, что нам понадобятся обычные учебники начальной школы по арифметике, естествознанию и общественным наукам. Полезным оказался бы подробный атлас мира и энциклопедии с цветными иллюстрациями по анатомии и физиологии. Мне казалось, что клону больше пригодятся книги поясняющие, растолковывающие, то есть обучающие. Я не настаивал - я ведь практически ничего не знал о клонах, но оказался прав.
Когда клон присоединился к нам в Оттаве, он знал лишь минимальное количество английских слов, из которых мог составить несколько коротких простых предложений - повествовательных, вопросительных и, реже, повелительных: "Я хочу есть", "Когда можно поесть?", "Покорми меня". (Честно говоря, я не могу себе представить, чтобы он произнес последнее предложение. Он любил поесть, но всегда терпеливо ждал, когда наступит время приема пищи.) Мы не знали, научили его этим предложениям в Отчужденных землях или же он научился им сам, за короткое время своего побега. В любом случае было ясно, что правительство использовало кое-какие средства, чтобы предотвратить или, по крайней мере, остановить развитие языка среди клонов. Возможно, им постоянно давали седативные средства. Клон не умел читать, и ему никогда не читали. Он не имел никакого понятия о чтении и о книгах. За год, проведенный с нами, он очень быстро научился понимать наш язык. Немного медленнее, но все же достаточно быстро он овладевал лексикой, грамматикой и синтаксисом. (Описывая способности клона, я невольно начинаю хвастаться.) Несмотря на все усилия Анны - я видел, что она опытный и умелый преподаватель, - он все еще читал не лучше пятилетнего ребенка. Он безуспешно пытался научиться писать (как и я) - ни одна наша просьба не злила его так, как эта, - и Анна была счастлива, когда он сумел написать свое имя.
В одиннадцать часов мы вошли в магазин канцтоваров "Кентавр". Первому встретившемуся сотруднику Анна представила нас в качестве Бада и Джейн Грей. Похоже, он все понял и незамедлительно повел нас в конец магазина, где другой человек, стоявший в закутке за занавеской, сделал мою фотографию. Когда Анна предложила заплатить, они по-английски заверили ее, что им уже заплатили. Я уже чувствовал усталость. Мы приехали на такси обратно в "Бонсекур" и быстро перекусили в кафетерии напротив отеля. После обеда я поднялся в номер, чтобы вздремнуть. Анна пошла со мной, приняла душ, немного отдохнула и отправилась осматривать город.
Я еще спал, когда около пяти часов Анна вернулась в номер. Я опустил шторы, и в комнате было душно и темно. Я не хотел просыпаться, но Анна резко подняла штору и открыла окно, впуская воздух и уличный шум.
Я не обрадовался такой побудке.
- Что происходит? Что ты делаешь?
- Я вернулась, - сказала она.
- Я так и понял.
- Потому что хочу поговорить.
- Я сплю.
- Мне надо поговорить с тобой, Рэй, пожалуйста. У меня есть только ты.
- Хорошо. Отпустишь меня в туалет? Я быстро.
- Давай, - сказала она и села на свою кровать, чтобы подождать меня.
Сделав свои дела в туалете, я вернулся, уселся на край своей кровати и посмотрел на нее.
- Кое-какие дела уже даются мне с большим трудом, - усмехнулся я.
- Понимаю.
- Ладно. Говори.
- Не надо так, - попросила она.
- Извини. Я имел в виду, давай поговорим. О чем ты хотела мне сказать?
Она встала и подошла к мягкому креслу, где оставила сумку, прежде чем уйти гулять. Вынула оттуда несколько книг.
- Это замечательные книги, Рэй. Их читала мне мама. - Анна назвала книги, которые держала в руке. - А маме их читала ее мама. И я читала их своим детям.
- Да, ты говорила.
- Я помню. Просто послушай. Я не хочу читать их клону. Он - не тот, кому мне хотелось бы их читать. Я хочу читать их своим внукам. Я ждала того времени, когда смогу читать эти книги внукам. Мечтала об этом. Ты даже не представляешь, как я об этом мечтала.
- Не представляю, - кивнул я. - Ты права.
- Я не хотела тебя обидеть. Рэй. Хорошо? Ведь речь может идти не о тебе?
- Может.
- Я скучаю по детям, - сказала она. - Скучаю по их детям. Милые малыши. Я хочу к ним. Хочу читать им эти книги.
- Не сомневаюсь, - сказал я, изо всех сил стараясь изобразить сочувствие.
- Увижу ли я их снова?
- Не знаю, - ответил я. - В смысле, откуда мне знать? Я ничего не знаю. Кроме того, что ты рассказывала. Ты мне скажи. Ты увидишь их снова?
- Не знаю, - проговорила Анна. Она помолчала, потом сунула книги обратно в сумку. - Может быть, да.
- Мне очень жаль, - сказал я.
Мне действительно было жаль.
Она снова села на кровать.
- Что я здесь делаю? - спросила она. - Что я делаю?
- Не знаю, Анна, - сказал я. - Если ты этого не знаешь, то я и подавно. Давай вернемся домой?
Какое-то время она раздумывала над моим предложением. Потом ответила:
- Нет. Нам нельзя ехать домой.
- Нельзя? Или мы не поедем?
- И то, и другое, - ответила она. - Пожалей меня, Рэй. Мне грустно. Я разрушена.
- Что я могу сделать? - спросил я. - Я не знаю, что делать.
- Просто помолчи минутку. Дай мне посидеть молча.
Я был рад сделать это.
После паузы она сказала:
- Мы не можем вернуться домой.
- Я тебе верю, - сказал я, хотя поверил не до конца.
Может она или нет, но я полагал, что я могу вернуться домой, и если точка невозврата существует, я ее пока не перешел.
В тот вечер за ужином Анна сказала мне:
- Меня выследят скорее, чем тебя. Меня знают. Знают, что я против их программы, знают, что я вхожу в организацию диссидентов, что живу на границе Отчужденных земель. Они обнаружат мою связь с клоном, прежде чем допустят саму возможность того, что ты можешь быть вместе со мной. От того, когда меня найдут, зависит твоя возможность спастись и продолжить наше дело.
- С клоном, в одиночку?
- Если все обернется именно так, - ответила она. - Да.
- Не думаю, Анна, что я на это способен. Не думаю, что я сделаю.
- Придется. У тебя не будет выбора.
- Я могу его отпустить.
- Ты не можешь этого сделать, Рэй.
Когда я говорил это, я еще не видел клона.
- Послушай, - сказал я. - Я могу сделать вот что: пригласить тебя на ужин. Не возражаешь?
Она улыбнулась.
- Это замечательно, Рэй. Давай пойдем в какое-нибудь красивое место?
С дешевой и легкой галантностью, уже думая о том, как после ужина вернусь в номер и усну, я сказал:
- Куда захочешь. Но если это далеко, то не пешком.
- Давай наденем что-нибудь нарядное? - попросила она.
- Посмотрю, что у меня есть.
Гуляя после обеда, Анна присмотрела ресторан в старой части Монреаля. Ей показалось, что он очень неплохой.
- Значит, пойдем туда, - решил я.
- Я видела меню, выставленное в окне. Там жутко дорого.
- Ничего, - сказал я.
Был субботний вечер, но мы явились достаточно рано, чтобы получить столик без предварительного заказа. Место было эффектное - двухсотпятидесятилетняя бывшая конюшня, которую с помощью денег, вкуса и внимания к деталям превратили в элегантный и очень дорогой ресторан: открытые балки темного дерева, накрахмаленные белые скатерти, прекрасный фарфор, серебро и хрусталь. Свечи. Вышколенные официанты. Ресторан был большим, но столы тщательно расставлены в соответствии с акустикой, поэтому, хотя большинство мест были заняты, в зале ресторана было уютно и спокойно. Анна надела льняной сарафан в вертикальную бело-зеленую полоску, в котором она казалась выше ростом. (Этот сарафан вызвал во мне особые воспоминания. Когда-то я купил очень похожий для Сары.) Анна сделала макияж - помада, карандаш для глаз и прочее. Если она и красилась раньше, я этого не замечал. Я был в рубашке-шотландке с короткими рукавами и брюках цветах хаки. Я всегда одеваюсь так, как одевался мой отец. Я привез с собой в Канаду две спортивные куртки, обе шерстяные, одну - в шотландскую клетку, другую - в морском стиле. Теперь куртка была перекинута у меня через руку.
Когда мы уселись, я сказал:
- У тебя прекрасный французский.
- Я изучала его в школе, - сказала она. - Делаю много ошибок.
- Похоже, они тебя понимают.
- Да, потому что они все говорят по-английски.
Во время ужина в основном говорила Анна. Может быть, думал я, она так много говорит (и сейчас, и вообще), чтобы не думать о своем горе и отчаянии? В тот вечер она была даже разговорчивее, чем обычно.
- Восхитительное место, - сказал она. - Я никогда не бывала в таких великолепных ресторанах. А ты?
- Может, раз или два.
- С Сарой?
- Да, должно быть, с Сарой.
- Здесь чудесно, - проговорила она. - Чувствую себя гламурной и богатой. Спасибо, что пригласил меня.
Она снова заговорила о муже и о поездках, которые они совершали вдвоем. Было видно, что она не хочет говорить о детях. Я понимал, что она пыталась избежать боли, которую могли вызвать подобные разговоры. В какой-то момент Анна стала серьезной и мрачной. Она взглянула на меня через стол.
- В машине, вчера, - сказала она, - ты не ответил, когда я призналась, что именно сделала для клона.
Я об этом не думал.
- Я не знал, как ответить, - проговорил я. - Когда читал твои записи, я предполагал, что это может быть.
- Я совершила ошибку, - сказала она. - Я знаю.
- Ты ведь слышала о медсестрах, которые делают подобное пациентам, инвалидам, умирающим. Ангелы милосердия.
- Это совсем другое. Я не должна была этого делать. Не знаю, зачем сделала. Бедный мальчик даже не понял, что с ним произошло.
- Ты доставила ему немного удовольствия, - сказал я. - Немного расслабила его.
- Я не знаю, что я сделала, - повторила она. - Надеюсь, ты не будешь судить меня слишком строго.
- Я тебя вовсе не сужу.
- Что это значит? - спросила она.
- Это значит, я рад быть вместе с тобой.
- Ведь я виновата в том, что ты здесь.
- Верно. Но, раз уж я здесь, я рад, что ты вместе со мной.
- Это нелепо, - сказала она.
- Я серьезно.
- Как бы то ни было, - улыбнулась она с явным облегчением, - даже не мечтай.
- Ты уже второй раз говоришь мне об этом.
- Я кое о чем вспомнила, - проговорила она. - Хочу тебе сказать одну вещь. Когда я узнала, что вы с Сарой поженились…
- Как ты узнала?
- Сара сказала. Она мне писала.
- Я не знал, - сказал я. - Хорошо. Хорошо, что она это сделала.
- Так вот, - продолжала она. - Узнав об этом, я расстроилась. Хотя ты мне нравился, Рэй, и ты знаешь это, я чувствовала, что Сара могла найти кого-нибудь получше.
- Могла, - согласился я. - Без сомнений. Я согласен.
- Я говорю это не для того, чтобы оскорбить тебя, - сказала она. - Я просто удивляюсь, как могла чувствовать по отношению к тебе такое и в то же время мечтать о тебе. Я ужасно хотела тебя, даже не могу описать, как. Но я была рада за вас обоих, ребята. К тому времени я вышла замуж. Даже если бы не вышла, все равно была бы за вас рада. Вам следовало меня пригласить. Хотя вряд ли я бы приехала… Не знаю. А может, все же приехала бы.
Той ночью сон ускользал от меня, как и накануне, хотя я наелся, устал и хотел спать. Потому что со мной в комнате была Анна, лежала в кровати рядом, спала. Кажется, я не сомкнул глаз до четырех утра. Было воскресенье. Мы провели ленивое утро. Не вставали допоздна, так что я получил шанс выспаться, не завтракали и не выходили на улицу до самого обеда, когда отправились в крошечное кафе с названием "Титаник". Я помню это название, потому оно показалось мне чрезвычайно остроумным и столь же безнадежным. Потом Анне захотелось осмотреть кое-какие достопримечательности. Я согласился сопровождать ее в одно место. На листе бумаги с логотипом отеля она выписала из путеводителя, купленного в Айове, список того, что хотела увидеть в Монреале. Она предложила базилику Нотр-Дам. Я был там с Сарой, но ничего не запомнил. Церковь была, как все подобные строения, большой, роскошной, безвкусной, холодной. Саре всегда было тревожно в храмах, независимо от их размера, и мы вряд ли оставались там долго. Около часу дня, когда мы с Анной вошли в базилику, там было мало посетителей. Нам пришлось заплатить за вход. Мы бесцельно побродили внутри. Было трудно понять, что именно нужно осматривать. Мы направились обратно к притвору. Я думал, что мы собираемся уходить, но Анна попросила:
- Подожди минутку.
- Зачем?
- Просто дай мне минуту, - повторила она, и я увидел, как она быстро пошла по центральному проходу через неф к алтарю.
Анна скользнула на скамью, стоявшую почти перед алтарем. Она сидела несколько минут (я видел только ее затылок), потом снова пошла по проходу, склонив голову. Ее поза и походка безошибочно выдавали ее. Глядя на нее, мне пришло в голову (думаю, это новость только для меня), что слово "молитвенник" может обозначать и книгу, по которой молятся, и того, кто молится.
- Ты молилась, - сказал я.
- Да. Ты против?
- Нет. Ты помолилась за меня?
- Да, - ответила она. - Я всегда это делаю.
Мы вернулись в "Бонсекур" во второй половине дня. На стойке портье для Джейн Грей был оставлен большой плотный конверт. Внутри лежали водительские права и паспорт на имя Оливера Грея, а также начерченная от руки схема улиц и записка с инструкциями. Мы должны были уехать из Монреаля на следующий день в полдень. Поехать на машине на запад, в Оттаву, не делая остановок, и точно в три часа явиться по данному адресу. В записке указывалось, что вести машину должна Анна, и я решил, что мы не будем соблюдать это условие, умышленно оскорблявшее нас.
Воскресным вечером, нашим последним вечером в Монреале, после раннего ужина, за которым ни один из нас не сказал ни слова о предстоящем дне, мы вернулись в отель и принялись укладывать вещи. Анна сказала, что сейчас самое подходящее время рассказать мне, как живут клоны в Отчужденных землях. Как жил мой клон. Я ответил, что хочу спать. Она сказала, что я и так проспал почти весь день. На этом идиллия завершилась и началась лекция.
- С самого начала правительственной программы, - рассказывала Анна, - мы пытались рассуждать так, как, по нашему мнению, рассуждало правительство. По-моему, я тебе об этом говорила. Все свидетельства указывают на то, что их мышление является прагматическим, корыстным и продажным, но кто может быть уверен в том, как именно думает правительство? Все, что я тебе сообщу, это наиболее вероятные догадки, выводы, предположения. Мы верим, что очень близки к правде.
Хотя я проспал почти весь день, я устал. Болели ноги. Зудела кожа головы. Меня беспокоило сердце. Я хотел лечь в постель, выключить свет, остаться один в комнате. Мне хотелось подумать обо всем этом, но без голоса Анны, сверлящего мой череп. Зачем мне нужно все это знать? Я встречусь с клоном. Увижу то, что увижу. Сделаю для него, что могу. Анна будет рядом. Если я найду причину, то напишу отчет.