- Что ты сказала? - спросил Алан.
- Я сказала, что ты часто грустишь с тех пор, как заболел Рэй.
Алан не стал ни подтверждать ее слова, ни возражать. Вместо этого - возможно, его задело то, что Анна извинилась, - он вышел из комнаты. Мы услышали, как он хлопнул дверью.
- Не в духе, - произнес Высокий.
- Может быть, в следующий раз, - сказала Анна.
- Осталось не так много времени, - ответил Высокий.
- В следующий раз, - сказала она, - я сделаю так, чтобы он с вами поговорил.
- Послушайте, - обратился ко мне Высокий, - я знаю, что вы были в больнице. Знаю про ваш инфаркт.
Он сел за стол, чем сделал мне большое одолжение - сидя, он не казался таким ужасным, о чем он, безусловно, знал.
- Мне также известно о том, что вы отказались от трансплантации.
Он сидел близко и говорил негромко.
- Отказался.
- Это могло оказаться стратегически важным, - продолжал он. - Вернуться в Штаты. Получить трансплантат. Это могло бы сбить их с толку.
- Их, то есть команду Долли?
- А потом они могли последовать за вами прямо сюда.
- Я об этом не думал. Если они действительно существуют.
- Они существуют, и, простите, они уже охотятся и за вами.
- Тогда им надо поторопиться, - заметил я.
- Они стараются, - сказал он.
Он подвигался на стуле, стараясь найти удобную позу. Его ноги не помещались под столом. Он отодвинул стул. В конце концов, приложив немало усилий, так что даже мне было больно на него смотреть, ему удалось положить ногу на ногу.
- Вот так, - сказал он. - Мне жаль, что это случилось.
- Спасибо.
- Хочу сказать, что уважаю ваше решение. Уверен, что принять его было нелегко. Это достойно всяческих похвал. По-другому не скажешь. Но я должен сказать и кое-что еще. Одно дело - принять такое решение ради себя. Например, как муж Анны. Совсем другое дело - принять решение ради кого-то еще. Отказаться, чтобы позаботиться о нем.
- Вы судите по личному опыту.
- Да.
Анна повела Алана в библиотеку. Он не хотел идти, но Анне удалось его уговорить. Ее программа по поднятию духа Алана уже утомила их обоих. Поблизости от нас есть филиал библиотеки, но они отправились в центральную библиотеку на Маклеод-Трэйл. Новое здание. Много стали, тонированного стекла, открытая площадь с фонтаном посередине.
- Бессмысленно, - сказала Анна вечером. Она имела в виду фонтан. - Даже жестоко. По кругу - фигуры детей, пляшущих под струями. Трогательные фигуры. А перед фонтаном - металлическая табличка: "В воде играть запрещается". О чем только думали? Было жарко, как в пустыне, а бедный Алан в футболке с длинными рукавами. Я показала ему табличку и объяснила эту глупую провокацию. Он понял, но не отреагировал.
Она надеялась, что Алану там понравится (хотя понимала, что это напрасная надежда) или он хотя бы отвлечется, разглядывая книги. Все-таки занятие. Они сели в автобус, который был для Алана чем-то новым, и он настоял, чтобы они заняли места сзади. В библиотеке, когда они туда добрались, уже собралось много народу, и отыскать книги было трудно. Разве что в просторном детском отделе: там, по словам Анны, помимо игр, мягких игрушек и детской мебели, было множество книг, и в этот летний день родители читали их детям. Оставшуюся часть первого этажа занимали многочисленные ряды отдельных кабинок, в каждой стоял компьютер и лежали наушники.
- Мы прошли в справочный отдел, - говорила Анна. - Я спросила библиотекаря, где книги. "Вам нужна какая-то конкретная книга?" - спросил он. Я сказала: "Нет. Мы просто хотим посмотреть". Он ответил: "Сожалею, но доступ посетителей к стеллажам запрещен. Имеется онлайн-каталог. Вы находите нужную книгу, нажимаете на ее название, и служащий приносит ее к вам в кабинку. Это не занимает много времени". "Неужели никак нельзя посмотреть книги? - настаивала я. - Я здесь с сыном. Хочу ему показать, что такое библиотека". Старик улыбнулся. "Это и есть библиотека", - ответил он. "Я имею в виду библиотеку с книгами", - сказала я. Он повторил, что доступ к стеллажам запрещен. Я спросила, как бы между прочим, где они находятся. "Они находятся на трех уровнях, - ответил он. - В цокольном этаже. На минус первом этаже. На минус втором этаже. Туда допускаются только служащие библиотеки". "Послушайте, - сказала я ему. - Мы просто хотим посмотреть. Обещаю, что мы будем очень аккуратны. Не будем трогать книги. Мы вернемся через пять минут, самое позднее". Мужчина возразил, что не может нас пустить. "Может быть, с нами кто-нибудь сходит? Всего на минутку".
- И ты его уговорила, - произнес я в темноте, лежа в постели.
- Да, - кивнула она. - "Вот что я вам скажу, - ответил он. - У меня будет десятиминутный перерыв. Если вы, ребята, подождете, я вас проведу". Я поблагодарила его. "Только никому ни слова", - сказал он.
- Так и сказал? - удивился я.
- Он был очень любезен. Алану не хотелось бродить по библиотеке. Он нашел мужскую уборную и сидел там. Мне пришлось позвать его, чтобы он вышел. Около справочного отдела была дверь. Библиотекарь открыл ее ключом, с которого свисал деревянный брелок. Мы спустились вслед за ним на один этаж. Там он отпер другую дверь, и мы оказались возле стеллажей. "На этом этаже - отдел литературы, истории и философии, - сообщил он. - Идите, ребята, и смотрите. Я постою здесь. Можете не торопиться. У меня есть несколько минут". Я повела Алана по центральному проходу, чтобы он почувствовал, какое это огромное помещение. Оно было просторным, похожим на пещеру, думаю, около ста квадратных ярдов. Низкие потолки. Окон нет. Повсюду металлические полки около десяти футов высотой, проходы настолько узкие, что по ним почти невозможно идти. За несколько ярдов до конца - мы едва видели библиотекаря - мы оказались в самой тесноте. Мы шли друг за другом, примерно двадцать ярдов в почти полной темноте. Книги окружали нас со всех сторон, но мы практически не видели надписей на корешках. Я вытащила наугад один том. Это был какой-то роман Генри Джеймса.
- Какая удача, - сказал я.
- Я повернулась, чтобы показать книгу Алану. Честно говоря, я не знаю, что хотела показать ему. В тот момент я уже сомневалась, правильно ли поступила, приведя его сюда. К тому же я ничего не знала о Генри Джеймсе и ничего не могла ему рассказать. Ты читал Джеймса?
- Ни единого слова, - ответил я.
Я начал жалеть о том, что пропустил столько книг.
- И тут над нами зажегся свет. Библиотекарь окликнул нас: "Так лучше?" В зале царила мертвая тишина, но мы с трудом его услышали. Я посмотрела на Алана. Протянула ему том Джеймса. Чего я ожидала? Он не взглянул на книгу. Он был расстроен. Его лицо побелело. Мне показалось, что его сейчас стошнит. Я поставила книгу обратно на полку. "Что случилось, Алан?" - спросила я. "Я хочу уйти", - ответил он. Он был испуган. "Ты имеешь в виду, что хочешь пойти домой? - Я надеялась, что он имеет в виду именно это. - Скажешь мне, что произошло?" "Я хочу пойти домой", - сказал он. "Тогда пойдем домой", - ответила я. "Я не хочу быть здесь", - сказал он. "Тогда идем, - сказала я. - Идем". Я взяла его за руку и повела обратно по центральному проходу. Хотела обнять его за талию, но он не позволил. Мы подошли к библиотекарю. Алан шел быстро. "С вашим сыном все в порядке? - спросил старик, когда мы приблизились к нему. - С тобой все в порядке, сынок?" "Все в порядке, - сказала я. - Мы закончили". "В темноте здесь довольно жутко, - заметил библиотекарь. - Мне самому не очень нравится. Надо было включить свет раньше". "Нет-нет, - ответила я. - Спасибо за то, что отступили от правил". Библиотекарь улыбнулся: "Отступили? Черт побери, мы их жестоко нарушили". Я старалась разговорить Алана, пока мы ждали автобуса, но он не сказал мне ни слова. Молчал всю дорогу домой. Он тебе что-нибудь говорил, когда мы вернулись?
- Ничего. Вошел, лег на кровать, положил на глаза подушку и уснул. Как обычно. Как ты думаешь, что с ним случилось?
- Знаешь, я думаю, темнота здесь ни при чем. Он вроде не боится темноты. Ты думаешь, боится?
- Да нет, - сказал я.
- Честно говоря, я считаю, что все стало плохо именно тогда, когда включился свет.
- Почему ты так думаешь? - спросил я.
- Мне кажется, это все полки. Множество полок. Тесно стоящие стеллажи. От пола до потолка. Все эти книги на полках.
- И это?..
- Это напомнило ему о жизни в Отчужденных землях. Как его там содержали. Как он жил. Как спал. Не просто напомнило. Словно он туда вернулся. Думаешь, я преувеличиваю?
- Не знаю, Анна.
- Нет. Ты там не был. Думаю, он почувствовал себя так, словно вернулся туда.
Анна уговорила Алана испытать фотокамеру, которую он купил. Чтобы угодить ей, он сделал несколько снимков: я в кровати, Анна, стоящая перед окном гостиной, Анна и я, Анна сидит возле меня на кровати. Он два раза сфотографировал телевизор: один раз включенный и один раз выключенный. Сделал странный снимок себя в зеркале. Фотографируя, он надел солнечные очки с зеркальными стеклами. Сфотографировал свою пустую кровать. Мы загрузили фотографии в компьютер и смотрели их вместе. В основном они были ясные, четкие, с относительно хорошо продуманной композицией. Фотография в зеркале - невольный эксперимент Алана, съемка бесконечных отражений - оказалась нечеткой. Несмотря ни на что, все фотографии без исключения оказались неинтересными и скучными, и Алан, страстный поклонник фотографии, не хотел их видеть. Он настоял, чтобы мы удалили все. Я пообещал, что удалю. Он наблюдал за мной, желая удостовериться, что я выполнил обещание, но я умудрился сохранить фотографию Анны, сидящей возле меня на кровати. Ту, которую, как мне показалось, ему больше всего хотелось уничтожить. Анна предложила пойти в Принц-Айленд-парк, где намного больше возможностей для фотографии. Алан отказался. После похода в библиотеку он не соглашался покидать квартиру и почти все время сидел дома.
Высокий вернулся в третью неделю августа. Мы больше не могли предсказать его приход или подготовиться к нему. Мы закончили завтракать. Я вернулся в постель, рассчитывая еще час поработать над отчетом, прежде чем меня потянет подремать. (Теперь я погружался в сон все глубже, спал все дольше, это были своеобразные мини-комы, из которых я выплывал, чтобы поесть, по пробуждении ощущая слабость и головокружение.) На улице, как сообщила мне Анна, было ужасно жарко. Кондиционер в квартире существовал больше для проформы и не мог как следует охлаждать воздух. Алан растянулся на соседней кровати в шортах и футболке; Анна купила ему целую кучу вещей с короткими рукавами, которые он мог носить дома. Когда мы с ним встретились, он был стройным, без унции жира, но сильный. Теперь он сильно похудел. Он лежал на спине, головой на купленной им подушке, заложив руки под голову. Я видел кусочек его татуировки. Он был в своих зеркальных очках (он надевал их все чаще), что позволяло ему не закрывать глаза подушкой, и было невозможно сказать, куда он смотрит и бодрствует ли он вообще. (Я ненавидел эти очки: меня расстраивало отражение, которое я в них видел.) Высокий, в любую погоду одетый одинаково - его вещи походили на униформу кули: серые летние хлопчатобумажные брюки и голубая рубашка с рукавами, закатанными выше гипертрофированных предплечий, мускулистых и с толстыми венами, - прибыл, чтобы поговорить с Анной. Но прежде он заглянул ко мне.
- Как успехи? - поинтересовался он.
- Хорошо, - ответил я.
- Вы встаете с постели?
- Иногда.
- Тогда вы сможете пройти в гостиную. Послушаете, о чем я буду говорить с Анной.
- А Алан?
- Разумеется, - кивнул он.
Алан не спал и не нуждался в приглашении. Он взял на себя миссию защищать Анну от Высокого. Не снимая темных очков, он с непроницаемым видом сел рядом с ней на диване. Было очень жарко, но я надел поверх пижамы халат. Когда мы все собрались, Высокий сказал Анне следующее (и, поверьте, без всякого удовольствия): нам придется уехать из Калгари в конце сентября. Анна, должно быть, ожидала чего-то подобного и сказала, что это невозможно. Меня нельзя перевозить. Высокий ответил, что понимает это. Он договорился о том, чтобы нам разрешили остаться на дополнительный месяц - таким образом, мы получили четыре месяца вместо трех, как было раньше. Он дал нам столько дополнительного времени, сколько мог. Он уверял, что при этом подвергает непозволительному риску наши жизни и свою собственную жизнь, а также все дело. Когда настанет время, сказал он Анне, вам и клону придется оставить Рэя здесь.
- Кто-нибудь из организации переедет сюда и будет следить за его нуждами, пока он не закончит отчет.
Анна сказала, что отказывается меня оставлять.
- У вас есть выбор, - ответил он ей.
Она может остаться со мной или уехать с Аланом. Он не сказал, куда они поедут, но, судя по всему, их направляли куда-то в Британскую Колумбию.
(Я не буду жить возле моря.)
- Я не оставлю Рэя, - сказала Анна.
- Выбирать вам. Просто знайте: если решите остаться, нам придется забрать клона.
- Я тоже не уеду, - сказал Алан.
Меня тронуло заявление Алана, хотя я понимал, что им движет скорее беспокойство за Анну и ее проблемы (если бы он сумел отказаться, ей бы не пришлось делать выбор), чем желание остаться со мной.
- Я не уеду, - повторил Алан.
- Все в порядке, Алан, - сказала Анна. - Не надо волноваться. Мы что-нибудь придумаем.
Алан встал, приблизился к Высокому и остановился прямо перед ним:
- Я не поеду.
- Алан, - велела Анна. - Вернись. Сядь сюда.
- Я тебя не боюсь, - сказал Алан.
Его голова доставала Высокому до груди, и рядом с ним он выглядел маленьким и бессильным.
- Тебе и не надо бояться, сынок.
- Я тебе не сынок, - заявил Алан. - Я ничей не сынок. Я не боюсь.
- Тогда сними эти чертовы очки, - велел Высокий. - Дай мне взглянуть тебе в глаза.
Алан снял очки и смело посмотрел на Высокого:
- Ты видишь мои глаза?
- Вижу.
- Я не боюсь.
Высокий пристально разглядывал его.
- Я вижу.
- Мне все равно, умру я или нет, - сказал Алан. - Ты это знал?
- Нет, - ответил Высокий.
- Тебе все равно, умрешь ты или нет?
- Нет, не все равно, - сказал Высокий.
- Значит, ты должен меня бояться.
- Может быть.
- Я знаю, чего ты от меня хочешь, - заявил Алан. - Я знаю, чего ты хочешь. Я этого не сделаю. Я не сделаю этого для тебя.
- Не сделаешь?
- Нет, - сказал Алан. - Я этого не сделаю.
- Сделаешь, - ответил Высокий. - Поверь мне. Ты это сделаешь.
- Я тебе не верю.
Высокий положил руку на плечо Алана. В этом жесте не было ничего грубого или угрожающего. Алан вывернулся из-под его руки.
- Молодец, сынок, - сказал Высокий. - Хорошо сказано. Хорошо сделано. - Он повернулся к Анне. - Отдаю вам должное. Вы отлично потрудились. - Он посмотрел на меня. - Вы оба.
Вечером, когда Алан лег спать, я сказал Анне, что горжусь им. Я видел, что Анна взбудоражена. Она оставила включенной духовку, пролила молоко, не закрыла дверцу холодильника, забыла спустить воду в туалете. Все это было на нее совершенно не похоже. Она рявкнула на Алана из-за какой-то мелочи (не помню, из-за чего) и впервые за все время отправила его в комнату. Я хотел сказать что-нибудь позитивное о том, что произошло.
- Ты им гордишься?
Мы лежали в постелях, выключив свет.
- Да. Горжусь.
- Кому нужна твоя гордость? Что она может изменить? Если я потеряю тебя, Рэй…
- Так или иначе, это произойдет.
- …Мне придется потерять всех и все, что я любила. - Она тряхнула головой, словно отгоняя дурные мысли. - Тебе этого не нужно знать.
- Послушай, Анна. Нет никакой пользы, никакой особой добродетели в том, чтобы оставаться со мной. Алан - вот кто в тебе нуждается.
Я тоже в ней нуждался и нуждаюсь, хотя она может дать мне намного меньше, и мои нужды, какими бы они ни были, вскоре исчезнут. Я ей так и сказал.
- Я тебе нужна, - проговорила она.
Я не настолько бесчувственный, чтобы не понять, что она хотела сказать.
- Нужна.
Я был рад, что не вижу ее лица.
Она заявила, что не может сказать, как поступит, но мы оба знали - когда настанет время, она уйдет.
На следующий день снова было жарко. На улице все раскалилось, но находиться в квартире было не намного легче. Нас вконец измотала эта необычная для Калгари, неумолимая жара.
Впрочем, это не совсем так. Я как будто не замечал жары. То, что сказал Высокий, не меняло моих перспектив. Вполне вероятно, что я умру до конца сентября, и Анна, лишенная необходимости выбирать, поедет с Аланом в Британскую Колумбию, куда их собирались отправить. Было трудно понять, как себя чувствует Алан. Он говорил еще реже, изъяснялся короткими предложениями. Целыми днями молча лежал, растянувшись на спине на кровати Анны. Я никогда не знал, смотрит ли он на меня, наблюдает ли за тем, как я работаю (предлогом его присутствия было то, что он якобы помогает мне с отчетом.) Теперь он всегда носил зеркальные темные очки. Он выходил в них к завтраку и не снимал (если вообще снимал) до тех пор, пока не возвращался вечером к себе в комнату. Анну же вконец измотали, иссушили (насколько я ее знаю) попытки найти решение проблемы, которая, впрочем, вскоре решилась самостоятельно.
Ближе к вечеру - к тому времени кондиционер совсем отказал - Анна вошла в мою комнату (это была и ее комната) и сказала, что ей надо нас, Алана и меня, кое о чем попросить.
- Он не спит? - спросила она.
- Не знаю, - ответил я.
- Алан, - позвала она. - Ты не спишь?
- Нет, - ответил он.
- Ты не мог бы сесть? - попросила она.
- Зачем? - осведомился он.
- Я хочу кое о чем попросить тебя и Рэя.
Алан сел.
- Мне бы хотелось, чтобы ты снял очки, - сказала она.
- Мне бы этого не хотелось, - возразил он.
- Все же ты можешь это сделать? Пожалуйста.
- Я этого не сделаю, - ответил он.
В его голосе не было ни неповиновения, ни воинственности.
- Ладно, оставь их, - разрешила она, - но послушай. Я не могла уснуть прошлой ночью. Из-за жары.
- И из-за моего храпа, - добавил я.
- Ты всегда храпишь, - сказала она. - Но прошлой ночью ты превзошел самого себя.