Нет, отвечает "Перхонен". Гоголы занимаются этим, но материала слишком много. Пока нет никаких двойников ни Тибермениля, ни Фламбера. Я бы на твоем месте заставила этого парня усерднее зарабатывать свою свободу.
Миели вздыхает.
Я не это рассчитывала услышать.
До сих пор единственным плюсом во всем этом деле был искусственный солнечный свет из яркой точки в небе, бывшей когда-то Фобосом. По крайней мере, мой венерианский загар быстро восстановится.
- Чтобы скрыть выражение Гулливера на лице, - повторяет вор.
Внезапно Миели перестает понимать, что происходит: ее охватывает невыносимое ощущение дежавю. Будь проклята эта биотическая связь, доверься Пеллегрини, и наверняка сойдешь с ума. В своем кото, еще на Оорте, она жила в ледяной пещере вместе с двумя десятками других людей, и жилое пространство, выдолбленное в комете, было не больше "Перхонен". Но там не возникало ничего похожего, никакого беспокойства по поводу чужих мыслей, передаваемых через канал квантовой связи, как сейчас. Большую часть она отфильтровывает, но время от времени какие-то мысли и чувства все же просачиваются в ее сознание.
Миели качает головой.
- Ладно, - говорит она. - "Перхонен" подсказывает, что нам придется прибегнуть к старым методам. Будем продолжать идти, пока…
Она обращается к пустому месту. Вора нигде не видно. Миели снимает очки и разглядывает их, пытаясь обнаружить какое-то устройство, обеспечившее вору возможность ускользнуть. Но в очках нет ничего, кроме пластика.
"Перхонен"! Куда он подевался, черт побери?
Я не знаю. Биотическая связь есть только у тебя. В голосе корабля ей чудится некоторое веселье.
- Витту! Перкеле! Сатана! - Она ругается вслух. - Он за это заплатит.
Проходящая мимо пара с ребенком в белых костюмах Революционеров смотрит на нее с удивлением. Миели неумело обращается мыслями к интерфейсу своего гостевого гевулота. Уединение. Непривычное ощущение скованности подсказывает, что вместо нее окружающие видят только метку-заполнитель.
Гевулот. Конечно. Я идиотка. Между ее локальной и экзопамятью существует граница. Вор послал ей воспоминание о последних секундах их разговора, и ее примитивный гевулот воспринял его. Я разговаривала с воспоминанием.
Миели испытывает резкий и неожиданный приступ отвращения к самой себе. Все это напоминает ей болезнь, перенесенную в детстве: на зубах стали появляться острые наросты, которые больно царапали десны. Карху вылечил ее песней, но было невозможно удержаться, чтобы не трогать выступы языком. Она проглатывает неприятное ощущение и старается сосредоточиться на биотической связи.
Это трудно сделать без помощи метамозга, но и обнаруживать себя тоже нельзя. Поэтому Миели просто пытается сконцентрироваться на части своего сознания, соединенной с вором. Это все равно что думать об ампутированной конечности. Миели закрывает глаза…
- Леди, проявите милосердие, - слышится рядом грубый и хриплый голос.
Перед ней стоит нагой человек, лишь самая интимная часть его тела прикрыта серым пятном гевулота. Человек очень бледен и лыс. У него красные глаза, как будто он только что плакал. Единственный предмет на его теле - Часы, блестящий диск на толстом металлическом браслете, болтающемся на костлявой руке.
- Проявите милосердие, - повторяет он. - Вы пришли со звезд, вы проведете здесь несколько приятных моментов, а потом вернетесь к роскоши, к бессмертию. Пожалейте того, кому осталось всего несколько мгновений жизни перед тем, как придется искупать свои грехи. Скоро за моей душой придут и бросят ее в пасть безмолвной машины, так что я даже не смогу крикнуть от боли…
Ты в порядке? "Перхонен" обеспокоена. Что происходит?
Миели пытается повторить тот же трюк с гевулотом, что и несколько минут назад, - воздвигнуть преграду между собой и этим безумцем, но интерфейс гевулота сообщает, что она заключила контракт с другой личностью о поверхностном взаимодействии в течение следующих пятнадцати минут.
Передо мной стоит голый сумасшедший, беспомощно жалуется она кораблю.
Я думала, он сбежал.
- Если бы вы подарили мне несколько драгоценных секунд, незначительную толику вашего времени, я бы открыл вам все свои секреты. При Дворе Короля я был Графом, Достойным, совсем не таким, каким вы видите меня сейчас. У меня был роботизированный замок и миллион гоголов в распоряжении. А в Революцию я сражался в армии Герцога Тарсиса. Вы должны увидеть настоящий Марс, старый Марс, и я все это вам обеспечу за несколько подаренных секунд… - По вытянутому бледному лицу уже струятся слезы. - У меня осталось только несколько десятков секунд, проявите милосердие…
Не переставая ругаться, Миели поднимается со скамьи и идет вперед, лишь бы отделаться от нищего. Вдруг ее поражает неожиданная тишина. Она останавливается посреди площади.
Марсиане двигаются особенно осторожно. Никто никого не приветствует. Туристы - несколько Быстрых, похожих на светлячков, полиморф с изящными конечностями из зоку Ганимеда и другие - прекращают рассматривать через парящие линзы списки на монументе и поворачиваются в ее сторону.
А нищий уже дергает ее за край одежды.
- Одну минуту, даже несколько секунд за все тайны Марса…
Он уже полностью обнажен, гевулот не защищает его на агоре. Миели отталкивает его руку, применяя обычную человеческую силу, вместо того чтобы вырвать конечность из сустава. Но нищий испускает пронзительный крик и валится на землю к ее ногам, по-прежнему цепляясь за одежду и не умолкая. Теперь Миели уверена, что на них смотрят абсолютно все, хотя кажется, будто никто не обращает внимания.
- Ладно, - соглашается она и поднимает свои Часы, хрустальную модель, выбранную из-за сходства с оортианскими украшениями. - Десять минут. Я потеряю больше, чтобы избавиться от тебя.
Она мысленно обращается к Часам, и золотая стрелка немного сдвигается. Нищий вскакивает и облизывается.
- Благослови вас призрак Короля, добрая леди, - говорит он. - Незнакомец сказал, что вы великодушны.
- Незнакомец? - переспрашивает Миели, хотя уже знает, о ком идет речь.
- Незнакомец в очках с голубыми линзами, да пребудет с ним благословение, и с вами тоже. - На лице нищего появляется широкая ухмылка. - Должен вас предупредить, - деловым тоном сообщает он. - Я бы на вашем месте поторопился уйти с площади. - Вокруг Миели уже расходятся все, кроме туристов. - Кровь, вода. Уверен, вы меня поняли. - И он бросается бежать на своих тощих ногах.
Я обязательно подвергну вора мучениям, обещает Миели. Кровь и вода. Что он хотел этим сказать?
На Земле, отвечает "Перхонен", существовал тип рыб, называемых акулами. Я думаю, нищие, которые клянчат Время, просматривают доступную экзопамять, например, информацию с площадей. Здесь не принято уединение, и они увидят, что ты поделилась Временем с…
Внезапно на площади слышится топот босых ног, и Миели оказывается лицом к лицу с целой армией нищих.
Я бегу за мальчишкой сквозь толпу, заполняющую проспект. Маленький негодник неизменно остается впереди, отлично ориентируясь в чаще ног, его босые пятки мелькают со скоростью иглы фабрикатора. Я расталкиваю прохожих локтями, выкрикиваю извинения и оставляю за собой хвост сердитых серых вспышек гевулотов.
Я почти настигаю его у остановки паукебов, откуда расходится сотня улочек, ведущих в Лабиринт. Мальчишка замедляет шаг перед длинноногими машинами - разукрашенными безлошадными повозками, сложившими свои медные опоры в ожидании пассажиров, - и смотрит на них с нескрываемым восхищением.
Я медленно приближаюсь к нему, скрываясь в толпе. Его структура другая по сравнению со всем, что меня окружает, она отличается какой-то резкостью. Возможно, это из-за грязи на его лице, или из-за ветхой коричневой одежды, или темно-карих глаз, таких редких среди марсиан. Осталось всего несколько метров…
Но он просто дразнит меня. Мой бросок он встречает негромким смехом, а потом проскальзывает под длинноногими экипажами. Я слишком велик, чтобы последовать за ним, и вынужден обходить машины и толпящихся вокруг пассажиров.
Этот мальчишка - я. Я помню его по своим снам. Воспоминания задавлены под тяжестью столетий, словно бабочка под прессом, - они такие же хрупкие и рассыпаются, стоит к ним прикоснуться. В них была пустыня и солдат. И женщина в палатке. Возможно, мальчик существует только в моем сознании. Возможно, это какая-то конструкция, оставленная моим прежним я. В любом случае я должен это выяснить. Я выкрикиваю имя, но не Жана ле Фламбера, а то, давнее имя.
Я пытаюсь прикинуть время до того момента, когда Миели сумеет преодолеть незначительное препятствие и пристрелит меня или отправит в какой-нибудь новый ад. Возможно, у меня всего несколько минут, чтобы выяснить что мальчишка может мне сказать, пока не появился надсмотрщик, заглядывающий через плечо. Мальчишка мелькает в толпе и исчезает в улочке, ведущей в Лабиринт. У меня вырывается проклятье, но я не прекращаю погоню.
В Лабиринте сходятся массивные платформы и другие компоненты города, оставляя при этом место для сотен небольших непрерывно перемещающихся фрагментов. При этом образуются неожиданные возвышенности и извилистые переходы, которые, пока ты по ним идешь, могут менять направление, но настолько плавно, что понять это можно, только наблюдая за горизонтом. Никаких карт этого места не существует, есть только гиды-светлячки, за которыми следуют самые отчаянные туристы.
Я бегу вниз по крутому склону, вымощенному булыжником, и постепенно удлиняю шаги. Искусством бега на Марсе я никогда не владел в совершенстве, и как только мостовая подо мной слегка перемещается, я неудачно приземляюсь после особенно длинного прыжка и качусь еще несколько метров.
- Вы в порядке?
Надо мной с балкона через перила свешивается женщина с газетой в руке.
- Все нормально, - сквозь стон отвечаю я, в полной уверенности, что изготовленное в Соборности тело, которое выдала мне Миели, не так-то легко повредить. Но имитированная боль от удара копчика - это все равно боль. - Здесь не пробегал мальчик?
- Вы имеете в виду этого мальчика?
Сорванец стоит всего в сотне метров от меня и корчится от смеха. Я с трудом поднимаюсь и снова бегу.
Мы все глубже и глубже погружаемся в Лабиринт, мальчишка по-прежнему держится впереди, но не слишком далеко, с одинаковой легкостью пробегая по булыжным мостовым, мрамору, искусственной траве и дереву.
Мы пробегаем через небольшие китайские кварталы с их высокими буддистскими храмами, фасады которых украшены красными и золотыми драконами; через временные рынки, пропахшие синтетической рыбой; мимо группы Воскресителей в черных одеяниях, сопровождаемых только что рожденными Спокойными.
Мы пробегаем целые улицы, затуманенные гевулотом, - возможно, это район красных фонарей, - и пустые улицы, где медлительные строители-Спокойные в оранжевых панцирях - крупнее, чем слоны, - красят новые дома в пастельные тона. Здесь я почти теряю мальчишку, отвлекшись на громкий шум и странный запах огромных существ, напоминающий запах морских водорослей, но вскоре вижу, как он машет мне со спины одного из строителей, а потом проворно прыгает вниз.
На некоторое время за нами увязывается группа ребят на роликах, ошибочно приняв нашу гонку за новую уличную игру. Юноши и девушки, одетые по моде Королевства - в корсетах, расклешенных юбках и напудренных париках, - предусмотрительно уступают дорогу мчащимся мальчишкам, а те отталкиваются от стен и совершают головокружительные сальто между крышами, опираясь большими колесами на любую поверхность. Они ободряют меня криками, и на мгновение я задумываюсь, не потратить ли немного Времени, чтобы купить у них пару роликовых коньков, но воображаемая боль в спине заставляет меня продолжать путь пешком.
Я каждую секунду жду, что мое тело прекратит подчиняться, и Миели подвергнет меня какому-нибудь наказанию. Тем не менее мне хочется увидеть ее лицо.
В старом парке роботов я окончательно выбиваюсь из сил. Проклиная тот факт, что я не в состоянии соперничать с существом, обладающим обычным человеческим телом, я опускаюсь на колени, дыхание со свистом вырывается из груди, глаза жжет стекающий по лицу пот.
- Послушай, - говорю я, - давай вести себя благоразумно. Если ты часть моего сознания, я могу рассчитывать на твое благоразумие.
Хотя я не отличался благоразумием в его возрасте. Впрочем, и в другом возрасте тоже.
Парк выглядит странно знакомым. Это участок старого Королевства, подобранный и поглощенный городом во время странствия по марсианской пустыне и перемещенный сюда загадочным городским метаболизмом. Окруженная высокими синагогами открытая площадка вымощена черными и белыми мраморными плитами величиной примерно в пять квадратных метров, образующими поле десять на десять. По краям кто-то посадил деревья и цветы: зеленые, красные, белые и фиолетовые брызги нарушают аккуратные монохромные границы. Мальчишки нигде не видно.
- У меня мало времени. Леди со шрамом на лице скоро придет за нами обоими, и она будет очень сердита.
На каждом квадрате стоит по огромной машине: средневековые рыцари, самураи и легионеры в затейливо украшенных доспехах, в шлемах с открытым забралом и с грозным, усеянным шипами оружием. Пластины брони местами заржавели, а пустые шлемы некоторых фигур превратились в цветочные горшки, из которых свисают гроздья бегоний и бледных марсианских роз. Фигуры замерли в боевой позиции, и когда я, затаив дыхание, приглядываюсь, мне мерещится, что некоторые из них медленно двигаются. Что-то подсказывает мне, что если долго стоять и смотреть, они разыграют партию, начатую давно умершими игроками.
Снова раздается смех. Я оборачиваюсь. Мальчишка свешивается с руки отдельно стоящего красного робота, застывшего с поднятым оружием, по форме напоминающим косу. Я прыгаю вперед, намереваясь схватить сорванца, но его там уже нет. И я падаю во второй раз за время погони, приземляясь прямо на клумбу с розами.
Все еще не дыша, я медленно перекатываюсь в сторону. Шипы впиваются в одежду и кожу.
- Маленький негодяй! - восклицаю я. - Ты выиграл.
Яркий луч Фобоса - проходящего по небу за восемь часов - попадает в открытый шлем робота. Внутри блестит что-то серебристое. Я поднимаюсь на ноги, подхожу ближе и начинаю карабкаться вверх, цепляясь за доспехи. Марсианская гравитация облегчает задачу. Я роюсь в пыли внутри шлема и нащупываю металлический предмет. Это Часы, с массивным серебряным браслетом и медным циферблатом. Стрелка прочно застыла на нуле. Я быстро прячу находку в карман, чтобы потом внимательно рассмотреть.
Внизу раздаются шаги, и их сопровождает резкий запрос гевулота. Я не пытаюсь прятаться.
- Привет, Миели, - говорю я. - Я больше не могу бежать. Не отсылай меня, пожалуйста, в ад, я буду хорошо себя вести.
- Ад? - раздается сердитый голос. - Ад - это люди. - Я смотрю вниз. На меня уставился человек с морщинистым лицом и седыми волосами, на нем синий рабочий комбинезон, а в руках грабли. - Если ты не заметил, это не яблоня, - произносит он. А потом хмурится: - Будь я проклят! Это ты?
- А мы встречались?
- Разве ты не Поль Сернин?
Глава пятая
Сыщик и зоку
Исидор успевает почти вовремя.
Паукеб обойдется ему в сотню килосекунд, но это единственный способ быстро добраться до места. Исидор крепко держится за ремень безопасности. Экипаж - незаконнорожденный потомок паука, военной машины Г. Дж. Уэллса, и такси - перепрыгивает через крыши и цепляется за стены, кабину постоянно швыряет из стороны в сторону.
Исидор роняет коробку с конфетами и ругается, глядя, как она мечется по полу.
- Эй, у вас все в порядке? - спрашивает водитель, молодая женщина в традиционной красной маске с изображением паутины.
В постоянно меняющемся городе, где многие участки скрыты гевулотом, работа водителя состоит в том, чтобы определить, как доставить пассажира из пункта А в пункт Б. Подобное искусство рождает немалую гордость.
- Не беспокойтесь, я прекрасно вас довезу.
- Я в порядке, - отвечает Исидор. - Быстрее, пожалуйста.
Колония зоку расположена в носовой части города, в Пыльном районе, как раз над тем местом, где Спокойные-атланты подготавливают марсианский песок, чтобы тот выдержал тяжесть города. Границу колонии увидеть довольно легко: под красными тучами пыли широкие проспекты с фасадами в стиле belle époque и вишневыми деревьями уступают место сказочным алмазным замкам, напоминающим воплощенные математические законы. Вечерний свет преломляется и отражается на гладких призматических поверхностях и слепит глаза. Колония существует здесь уже двадцать лет, с тех пор, как зоку попросили убежища во время Протокольной войны, но ходят слухи, что она выросла из наносемени за одну ночь. Осколок империи квантовой технологии, управляющий внешними планетами, здесь, на Марсе. С тех пор, как Исидор стал встречаться с Пиксил, он силился понять странное отсутствие иерархии у зоку, но все попытки ни к чему не привели.
Еще несколько головокружительных прыжков, и паукеб останавливается перед похожим на собор зданием из стекла и света, с башенками, шпилями и готическими арками, расположенными через произвольные промежутки.
- Вот мы и прибыли, - говорит водитель. - Друзья в высоких сферах, да? Не позволяйте им квантовать свой мозг.
Исидор расплачивается, горестно наблюдая, как сдвигается стрелка его Часов. Затем подбирает коробку с конфетами и оценивает повреждения. Она немного помялась, но в остальном выглядит целой. В любом случае ей не с чем сравнивать. Он выпрыгивает из такси и сильнее, чем это необходимо, хлопает дверцей. Затем направляется к лестнице, ведущей к массивным двустворчатым дверям. Галстук мешает ему дышать, и он нервно поправляет узел дрожащими пальцами.
- Вход только по приглашениям, - словно из-под земли раздается гулкий голос.
Сквозь дверь просачивается монстр. По его телу, словно по поверхности пруда, пробегает мелкая рябь. На монстре голубая форма швейцара и фуражка. Привратник почти три метра ростом, с зеленоватой кожей, похожим на сморщенный чернослив лицом, парой крошечных глаз и массивными желтыми клыками. В одном из них сверкает маленький камень зоку. Голос чрезвычайно низкий и неестественно гулкий, но человеческий.
Монстр протягивает руку. Предплечье покрывает ряд шипов - черных и острых, влажно поблескивающих. От монстра пахнет лакрицей. Исидор невольно сглатывает.
- У меня есть приглашение, - отвечает он и поднимает руку с кольцом сцепленности.
Монстр наклоняется и внимательно его изучает.
- Прием уже начался, - заявляет привратник. - Пропуск гостей закончен.
- Я немного опоздал, но леди Пиксил ждет меня, - говорит Исидор.