На моем кофейном столике стояли четыре коробки мюсли, наполовину пустые, и еще валялось с полудюжины шоколадных оберток. На книжной полке поселился пакет скисшего молока, который я собирался выбросить еще пару дней назад, но постоянно забывал о нем и вспоминал, лишь когда садился. От провайдера пришло письмо, где говорилось, что, хотя (кавычки открыты) безлимитный тариф (кавычки закрыты) подразумевает отсутствие ограничений на скачивание, существуют определенные рамки разумного пользования и провайдер будет премного мне благодарен, если я умерю аппетиты.
- Я знаю инженеров. Они себе места не находят, пока не начнут строить. Итак… когда вы можете приступить?
- Гм, - сказал я. - Завтра.
- Завтра? То есть… отлично. Пусть будет завтра. - (Я услышал шелест бумаг.) - Это здорово. Я пришлю машину. Фургон.
- Легковую. У меня есть нога.
- Нога… Конечно она у вас есть. Я восхищена вашей активностью. Честное слово. Будет просто замечательно, когда мы покажем, что вы сумели сравнительно быстро и в полной мере вернуться к своим обязанностям. Тем меньше юридической волокиты. Понимаете?
- Нет.
Она рассмеялась. Но я не шутил.
- Тогда - добро пожаловать обратно… в седло. Завтра в восемь вас устроит?
- Договорились. - Я нажал на ЗАВЕРШИТЬ ЗВОНОК.
На экран вернулась домашняя страница. Мне назначили встречу. Я забил ее в дневник и проверил список звонков. Вот он, входящий. Длился три минуты и сорок две секунды. Какое-то время я рассматривал запись, так как в своем роде она была примечательной.
Я сходил в душ. Ненадолго, поскольку дома не было больничного стула, на котором я мог сидеть и чувствовать, как вода стекает по заднице. Надо бы прикупить. Я отодвинул шторку и допрыгал до полотенца. Можно было бы и не снимать Экзегезу - она была водоустойчивой, но тогда я не смог бы вымыть культю. Если что и нуждалось в мытье, так это она.
Вытершись на унитазе, я натянул чулок и приладил ногу. Не так уж часто я ее надевал с тех пор, как вернулся домой. Лола Шенкс была бы разочарована. Стоило мне встать, как гнездо сдавило культю, и я подумал: "Вот оно! Поэтому и не нравится". Но я проковылял в спальню и распахнул шкаф. Одевшись, я вернулся в ванную, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Опирался я преимущественно на здоровую ногу. Экзегеза, торчавшая из штанины деловых брюк, смотрелась не очень. Напоминала раздвоенный змеиный язык. Как будто я наступил на что-то, запутался и потащил за собой. Я разнервничался. То ли дело в больнице: много людей и у всех беда.
Я прошел в гостиную и сел на диван. Зазвонил телефон. Водитель. Я сидел и не отвечал. Телефон умолк. Потом зазвонил снова. На сей раз я отозвался:
- Здравствуйте. Я готов.
Меня встречал черный лимузин. Тучный водитель, с бородкой и в кепке, открыл дверцу, оповестив меня о прекрасном утре.
- Какой у вас интересный протез, - заметил он, когда мы выезжали на шоссе.
- Это Экзегеза, - объяснил я, оторвавшись от телефона.
Шофер смотрел на меня в зеркало:
- В самом деле? И как она работает?
- Преобразует кинетическую энергию в движение, - описал я ходьбу.
- Круто! - присвистнул водитель. - Обалдеть.
Мы въехали на подъездную дорожку под арку за главным входом. Водитель выскочил отворить дверцу. Не успел я запихнуть телефон в карман брюк, как водитель уже подавал мне руку. Я ухватился за нее, он поднял меня на ноги. Свет был яркий, и я сощурился. Ко мне шли двое: Кассандра Котри и высокий улыбающийся мужчина, которого я не знал.
- Вот и он, - произнес мужчина. - С возвращением!
Его бедж гласил: "Д. Питерс". Наверное, начальник моего отдела. Я не узнал его потому, что старшие менеджеры не появлялись в лабораториях. Д. Питерс протянул мне руку, и я пожал ее. Было странно, мы будто впервые встретились.
- Мы очень рады, - вторила Кассандра Котри. Она тоже улыбалась.
- Все уже обустроено специально для вас.
Мы направились к стеклянным дверям. Мне было немного неудобно, а крючья волочились по бетону.
- Интересная конструкция, - заметил Д. Питерс. - Что это такое, то есть как называется?
- "Экзегезис архион".
- А в чем идея? Я имею в виду дизайн?
- Экономит кинетическую энергию.
- Хм. Умно, - одобрил Д. Питерс.
Стеклянные двери раздвинулись. Мы ощутили искусственную прохладу "Лучшего будущего". Потолки в вестибюле были очень высокими даже для нас, привычных; стеклянная стена отделяла его от внутреннего дворика. Там жили птицы. Они всю свою жизнь проводили в компании. Два белых халата, шагавшие мимо, взглянули на мою ногу с профессиональным интересом. Трудно идти, когда обдумываешь движения.
- Я допущу вас до работы, - объявил Д. Питерс. - Но если вам что-то понадобится, что угодно, то сразу звоните мне.
- Хорошо.
- Молодчина.
Я было решил, что он потреплет меня по руке. Но нет. Он быстро ушел по своим менеджерским делам. Проводить совещания, например. Делать звонки. Мы, технари, не понимали, зачем компании столько менеджеров. Инженеры конструировали. Отдел продаж - продавали. Я даже мог худо-бедно понять кадровиков. Но менеджеры множились, несмотря на их весьма расплывчатые функции.
Кассандра Котри прокатала пропуск на доступ в корпус А. Я вошел следом.
- Надо же, вы и вправду ходите в этом, - удивилась она.
Я кивнул. Мы помолчали. У лифтов к нам присоединились еще несколько человек, но никто не сказал ни слова. Может быть, им было неловко в соседстве с моей ногой - или нет. Кто знает. Кассандра Котри внимательно изучала свой рукав. Лифт звякнул, и мы вошли. В кабину попытался протиснуться еще один человек, но Кассандра Котри его придержала:
- Не могли бы вы подождать следующего? Спасибо.
Двери сошлись. Зашумел мотор.
- У меня диастема, - призналась Кассандра Котри и чуть покраснела. - Щель между зубами. - Она сунула палец в рот и развела губы. Между клыками и коренными зубами зиял зазор почти в сантиметр. Она отпустила губы. - Я ходила к разным врачам, но все говорят одно и то же: неоперабельно. Там близко нервный пучок, а зубы сидят так, что трогать их нельзя, иначе будут осложнения. Паралич лицевого нерва. - Она трижды моргнула. - Мне пришлось нелегко. Я росла. Сидела на диете. Бегала, прыгала плюс система Пилатес. Вы, может быть, не поймете, но девочки из моего окружения были настроены жестко. Насчет внешности. Я сказала родителям, что хочу операцию и будь что будет. Они отказали. Мы ругались несколько месяцев.
Двери лифта открылись, Кассандра Котри выглянула наружу. Коридор был пуст. Я тревожно переступил.
- Но знаете что? Я рада, что я такая. Я горжусь этим. Нет, не горжусь. Я благодарю. За урок. Как ни старайся, совершенства не добиться. Вот мораль. Мы постоянно себя улучшаем. Берем под контроль все, что можем. Но сталкиваемся с какой-нибудь диастемой - и остается только смириться. Глубоко вздохнуть и признать: "Да, я такая".
Повисла тишина.
- Ага, - сказал я.
- Я никому об этом не говорила. Буду признательна, если вы никому не расскажете.
- Хорошо.
- Я просто хотела показать вам, что вы не одиноки, - улыбнулась она.
Кассандра Котри довела меня до Стеклянного кабинета. Внутри на своих местах сидели мои лаборанты Джейсон и Илейн. Я видел и Кэтрин - она чем-то занималась с крысами во второй лаборатории. Кэтрин всегда возилась с этими крысами. Сооружала им домики и фанерные пандусы. У одной было что-то вроде качелей. Я все хотел отвести Кэтрин в сторонку и объяснить, что она пожалеет об этом, когда дело дойдет до опытов со смертельным исходом.
Взгляды Илейн и Джейсона ползли за мной по полу. Я приземлился в рабочее кресло.
- Добро пожаловать обратно, мистер Нейман, - сказала Илейн.
- Спасибо.
Илейн посмотрела на Джейсона. Тот промолчал.
- Мы рады, что вы поправились, - добавила Илейн.
Я включил компьютер. Тот грузился целую вечность. Я ощупал брючный карман, проверяя, на месте ли телефон.
- Мы ходили к психологическому консультанту.
Я уставился на нее:
- Зачем?
- Чтобы пережить. Несчастный случай. Жуткое дело. Действительно жуткое. Мне снились кошмары. - Она помялась. На лбу Илейн выстроился целый парад прыщей. У нее была чувствительная кожа. Она носила густую челку, но все равно было видно. - Это помогло. Консультирование. Нам предложили выговориться. Они велели нам поделиться нашими чувствами с вами, если вы не против.
Я взглянул на Джейсона. Он сидел очень прямо, лицо застыло. Голова мелко покачивалась из стороны в сторону. Я ощутил признательность к Джейсону. Будь все такими же, мы могли бы заняться делом и притвориться, будто ничего не случилось.
- Вот я и не знаю, - продолжила Илейн. - Вы против или нет? Побеседовать об этом. Если нет…
- Я не хочу об этом разговаривать.
- Простите. Хорошо. Без проблем.
Она отвернулась. Ее плечи поникли. Не иначе, я приговорил ее к кошмарам. Но я не отвечаю за ее мозг. Я не могу контролировать ее мысли. Она человек. Ей положено самой разбираться во всем, что творится промеж ушей.
- Добро пожаловать обратно, доктор Нейман, - поздоровался Джейсон.
Его явно отпустило. Он развернулся назад к столу, и мы принялись за работу.
Я вышел из Стеклянного кабинета на ланч. Коридоры заполнились, и моя лыжа-нога привлекала внимание. Люди таращились без всякого стыда. Мы были инженерами, а им всегда интересно, как устроены вещи. Я шел себе и шел, но в кафетерии корпуса А угодил в очередь. Мужчина передо мной обернулся и посмотрел на ногу:
- Привет. Вы тот самый?
- Который… - начал было я, но опомнился. - Да, тот.
- Вы оттяпали себе ногу? - Он наклонился и стал изучать. - В лаборатории?
- Всмятку.
- Можно потрогать?
- Ну…
Еще двое в очереди обернулись. Из-за стола поднялся бородатый мужик и устремился ко мне, с лаборантами на хвосте.
- Можно, потрогайте.
- Интересная форма, - заметила женщина позади меня.
- Можно мне чуточку задрать штанину? - Мужчина поднял глаза. - Ничего? Мне не видно.
- Я сам.
Я подтянул брючину. Вокруг одобрительно зашептались. Я покраснел.
- На колено посмотрите, - сказал бородач.
- Двигается при помощи вот этого поршня, - объяснил мужчина; он уже стоял на четвереньках и смотрел снизу вверх. - А в чем удобство при ходьбе?
- А ногу вставляете в эту пластиковую фигню?
- Гнездо.
- И как оно держится?
- На ремнях, - ответил я. - Простые полотняные ремни.
Все умолкли. Мужчина в синей рубашке еще немного поглядел, но больше не нашел ничего достойного внимания:
- Да, и вправду удивительно.
- Фантастика, - вторила ему борода. - Надо же, до чего додумались.
- Очень остроумно, - подытожила женщина.
На беджах у этих людей было написано: "ОТДЕЛ АЭРОНАВТИКИ", "МОЛЕКУЛЯРНАЯ РЕОРГАНИЗАЦИЯ" и "БИОМАТЕРИАЛЫ". Для среднего ученого глупой считалась неспособность объяснить изменение свойств магнитогидродинамических объектов при разгоне до сверхзвуковых скоростей. Или незнание гёделевской нумерации. Несколько месяцев назад я побывал на презентации живых гелей, и там, когда один из слушателей счел что-то остроумным, имелся в виду процесс дозированной подачи живых клеток для их слияния с молекулами углерода, впервые осуществленный в человеческой истории. Гость произнес это недовольно. Мы не раздаем такие эпитеты направо и налево. Не применяем их к шарниру.
- Неплохо, - кто-то похлопал меня по плечу. - Совсем неплохо.
Сгорая от стыда, я опустил брючину.
Я отнес обеденный поднос в туалет и заперся в кабинке. Отделяя сэндвич от пластиковой обертки, я вспомнил слова Лолы Шенкс: будет трудно, но я стану лучше. Она утверждала, что это зависит от "моей реакции на вызов". Хорошо, что она не видела меня в этот момент.
Я получил мейл от Кассандры Котри, где говорилось, что машина отвезет меня домой, как только я пожелаю. Нужно было лишь позвонить. Я записал номер в телефон и продолжил работать. Когда все ушли, я вызвал лифт и доехал до Аудиовизуального центра, где вне затемненных помещений для презентаций торговые автоматы предлагали шоколадные батончики, фрукты и колу. Все бесплатно, чтобы инженеры не шлялись и не искали за доллар наилучший источник калорий. Взяв несколько батончиков и яблок, я вернулся в Стеклянный кабинет. Делать мне было нечего. Большую часть обязанностей перераспределили, пока меня не было; все остальное было несрочным. Я съел батончики, развлекся с программами, но без энтузиазма. Около десяти я позвонил. Водитель пообещал приехать через десять минут. Подождав пять, я надел пиджак и покинул Стеклянный кабинет. В цокольном этаже коридоры были освещены тусклым желтым светом, а вестибюль был пуст. От моих шагов разлеталось эхо; мягкое шуршание туфли сопровождалось скрежетом углеродного полимера - такие звуки возникают при механических процессах.
Я открыл, что в корпусе А существуют спальные места. То были тесные, невзрачные комнаты, где едва хватало места для кровати, но пользоваться ими мог кто угодно. Если у вас включен аппарат каталитического крекинга, который проработает еще два часа, вы можете вздремнуть. Имелись и душевые кабинки, и круглосуточная кухня. Я почти ожидал повстречать там компанию шумных и веселых ученых, похожих на робинзонов, но помещения пустовали. Я позвонил водителю и попросил привезти из моего дома кое-какие пожитки. Этой ночью я разогрел в микроволновке упакованную еду, а спать улегся на казенную койку. Проснувшись, я принял душ, оделся, вызвал лифт и за все это время не встретил ни единой души. Надо было додуматься раньше.
Мне надоело сидеть. Переходить из положения стоя в положение сидя. Экзегеза помогала при ходьбе, но была бесполезна при посадке в кресло. Все ложилось на мою настоящую ногу - худую, слабую и ноющую под нагрузкой. В больнице, на физкультуре, она немного окрепла, но успела усохнуть до первоначального вида. Поэтому я бросался на стулья, охая при ударе. Катастрофой не назовешь. Но и до идеала далеко.
Едва лаборанты ушли, я отцепил ногу, закрепил ее на рабочем столе и прибавил свет. Я изучил колено. Затем разобрал его. К полуночи я собрал регулятор. Он смахивал на банку из-под персиков, прилаженную под коленом. Когда я щелкал боковым переключателем, скорость сгибания ограничивалась. Я приторочил ногу и попытался сесть. Все работало. Я мог усесться на стул в обычном темпе без всяких усилий. Но был недоволен. Теперь я видел, что ручное переключение примитивно. Колено должно было само понимать, когда и как сгибаться и разгибаться.
В три часа ночи я отказался от регулятора и подсоединил коленный микропроцессор к компьютеру, чтобы выяснить код. Попробую изменить вшитую программу, добавить новые команды. На это ушло восемь часов. По ходу дела явились Джейсон и Кэтрин; они спросили в интерком, не нужна ли мне помощь. Я попросил принести батончиков. Наконец я загрузил в чип новый код и включил. Конденсатор издал хлопок и сдох.
Я тупо смотрел на него. Мне было нужно поспать. На свежую голову я во всем разберусь. Вдыхая затхлый запах пота, я прицепил ногу и заковылял к выходу. С неработающим микропроцессором голень болталась, как садовая калитка. Лыжа-ступня выстреливала вперед. Я добрался до лифта по стенке. Достигнув койки, я снял ремни и стряхнул всю канитель на пол.
Я хотел попросить Илейн найти мне кадмиевую батарейку, но лаборантки нигде не было.
- Илейн не видел? - спросил я Джейсона.
Он провернулся на стуле ко мне лицом. В очках отразился свет моей галогеновой настольной лампы.
- Я думал… - Он посмотрел на стол Илейн. Тот был девственно чист. - Разве вы не получили мейл?
Я подъехал к клавиатуре. Писем было много. Я прочел лишь несколько. Всмотрелся в превьюшки по сорок символов. Все, что начиналось словами "Поздравляем с праздником" или "Открыта запись на семинар", можно было отмести как очевидный спам. То, что мне следовало прочесть, начиналось иначе: "Вы этого не видели? Вам надлежит…" - или "Вашему отделу снова не удалось…" - или что-то еще в том же духе. Я пролистал входящие. Мне пришлось продираться через всякую бесполезную ерунду - кому и где нельзя парковаться, почему отключат кондиционеры с четырех до пяти, - но затем я нашел искомое. Письмо было из отдела кадров. Илейн перевелась. В письме не объяснялась причина. Просто констатировался факт.
- Вот оно как, - сказал я.
Ночью кадмиевая батарейка спалила микропроцессор. Я допускал такую возможность, но все равно был разочарован. Я сидел за рабочим столом и взирал на струйку дыма, тянувшуюся из пластикового колена. Дело поправимое. Можно было заменить чип. Но тогда я упрусь в транзисторы. Каждый раз, когда я что-то улучшал, возникала новая незадача.
Я оттолкнулся от стола. Было поздно. Проблема заключалась в том, что я пытался ловить блох. Исправить конструкцию, не выходя за рамки основного дизайна. Как и все, я считал, что протез обязан копировать оригинал.
Я закрыл глаза. Уже теплее. Открыл их, нашел ручку и блокнот, начал писать. Я готовил эскиз. Исписав четыре страницы, я убрал ногу со стола и положил ее на пол, чтобы освободить место. Я все делал неправильно. Природа не идеальна. Если вдуматься, натуральные ноги только и умеют, что переносить небольшую массу из пункта А в пункт Б при условии, что расстояние между ними не слишком велико, а вы никуда не спешите. Это не впечатляет. Единственное хотя бы и небольшое достижение - то, что ноги вырастают самостоятельно из естественного сырья. Если стоит задача соорудить нечто не выходящее за эти рамки - тогда все в порядке, неплохая работа. Но если нет, мне казалось, что можно сделать еще много замечательного.
Через три недели я позвонил в больницу Я был очень взволнован. Я откладывал этот звонок - ждал, пока успокоюсь, но этого не произошло, и я позвонил. Я запер дверь в спальное помещение и уперся взглядом в стену, чтобы не отвлекаться.
- Лола Шенкс, отдел протезирования.
- Привет, это Чарльз Нейман, я был у вас несколько…
- Чарли! Где ты пропадал?
Я должен был являться в больницу на контрольные осмотры. Это считалось обязательным - из тех правил, которые если нарушишь, то тебя никто не накажет.
- Дела. Мы можем увидеться?
- Да! Было бы здорово! Надеюсь, ты не забросил физкультуру. Иначе беда. Когда заглянешь?
- А ты не могла бы навестить меня здесь? - Я постукивал по полу лыжами-крючьями: тик-тик-тик. Наконец велел себе прекратить. - Хочу тебе кое-что показать. Мне нужно твое профессиональное мнение.
- Опля. Хорошо. Почему бы и нет? Где ты находишься?
Чтобы встретить Лолу Шенкс, мне пришлось отправиться в вестибюль. Я не был наверху с тех пор, как открыл для себя комнаты отдыха. Но Лоле нужно было заказать пропуск. Поэтому я поднялся в лифте и пошел по коридорам. Это было труднее, чем кажется, так как я надел Экзегезу, а колено еще не починил. Она все время хотела от меня убежать. Мне приходилось держаться стен. Но я прохромал мимо равнодушных инженеров и не услышал ни единого вопроса. Я не мог понять, в чем дело, пока не сообразил, что выглядел жалким.