Добравшись до вестибюля, я упал на черный диван. Вытащил телефон и дальше то и дело вскидывал глаза - не вошла ли она. Я пришел рано. Я нагнулся вперед и принялся рассматривать масштабную модель передвижной боевой установки, заключенную в стеклянный аквариум на низком кофейном столике. Маленькая табличка гласила: "МИРОТВОРЕЦ ГРАЖДАНСКОГО НАЗНАЧЕНИЯ. ВЕРСИЯ 5-III". По сути это был фургон с пулеметами. Я присутствовал на презентации, идея была в том, чтобы притащить его, скажем, в только что захваченный город и там оставить во имя мира.
- Эй!
Я подпрыгнул. Ко мне шла Лола Шенкс, одетая в белую рубашку поло, белые брюки и белые кеды. Ее волосы были собраны в хвост и повязаны узкой белой лентой. Я сперва решил, что она явилась прямо с тренировки или с какого-то религиозного собрания, но дело, наверное, было в предпочтении предельно единообразного стиля. Она распахнула объятия. Я встал с дивана, для этого пришлось раскачаться. Неуправляемая лыжа-ступня выпрыгнула вперед. Лола схватила меня за руки:
- Тпру! Что случилось с твоей ногой? Так быть не должно.
Я не успел и слова сказать, как она уже подняла мою штанину.
- Что это? - Она постучала по жестянке.
- Я ее усовершенствовал.
- Что-что ты сделал? - Теперь она обнажила колено. То, что от него осталось. Пустой корпус, наполовину расплавленный. - Где колено?
- Я его сломал. - Мне стало неловко. Люди смотрели. Лола выпрямилась и стрельнула в меня карими глазами. - Мне не удалось попрощаться в больнице.
- Прощания в графике не было. Ты должен был ходить на занятия.
- Я сожалею.
- Зачем ты сломал колено?
- Я хотел его улучшить. Но потом решил сделать новое.
- Сделать новое колено?
- Новую ногу.
- Ты… что?
- Я сконструировал протез. Ладно, еще копаюсь в нем. Довожу до ума.
- Ты сконструировал ногу?
- Я покажу.
- Да, - сказала она. - Пожалуйста.
Охранники повели Лолу на собеседование, а я вернулся на диван. Пока она отвечала на вопросы обо всех людях, каких знала, о всех местах, где побывала, и о своем профиле на "Фейсбуке", я пролистывал глянцевый корпоративный журнал "Взгляд в будущее". Оказывается, мы делали прививки детям Нигерии. Лолы не было так долго, что я пошел ее разыскивать, и мне сказали, что она в мультисканере. Он был похож на металлодетектор для углубленного распознавания металлов. Я удивился, так как эта процедура казалась самой непродолжительной. Там было нужно просто стоять.
Наконец Лола вышла, на ходу застегивая верхнюю пуговицу футболки.
- Они взяли у меня мазок, - объявила она. - Мазок изо рта.
Охранник вручил ей бедж:
- Пожалуйста, не снимайте это. Если потеряете - не сможете выйти.
Лола весело взглянула на меня, но я покачал головой: они не шутят. Она прицепила бедж к рубашке.
- Возникли проблемы?
- Да нет же. Я просто не дружу с металлодетекторами. - Она поправила очки. - Забудь. Показывай свою ногу.
В лифте я сказал:
- Беда естественных ног в том, что им не выжить самостоятельно. Они не состоят из модулей. Поэтому возникают обособленные критические точки и проблемы зависимости от внешних источников. Все это отпадет, если сделать ногу самодостаточной.
- Самодостаточной? - Лола отвлеклась от своего.
- То есть она должна работать сама по себе. Не нуждаясь в телесном тепле как топливе.
- Экзегезе не нужно топливо.
- Нет, нужно. Смотри, я прямо сейчас снабжаю ее кинетической энергией.
- Ну надо же. Тогда понятно.
- Без меня она никуда не сдвинется. - Я посмотрел на Лолу. - Конечно, это лучше, чем ничего.
- Но это действительно хорошая нога, Чарли.
- Я осмелюсь заметить…
- Сходи в обычную больницу. Посмотри, какими ногами ходят дети. - Она сверкнула глазами.
- Уже понял, - сказал я.
- У них палки. Ведра на палках.
- Экзегеза тоже ведро на палке. О том и речь. Ужасный дизайн. Почему никто не соорудил самоходный протез? Вот в чем вопрос.
- В чем же именно?
- Это очевидно. - Я взмахнул свободной рукой. - В ноге должен быть двигатель.
Лола остановилась:
- Ты затолкал в ногу двигатель?
- Да. Вернее, нет. Не один. Несколько двигателей. Их нужно много для управления пальцами. - Я разнервничался. Я скрывал мою деятельность даже от лаборантов. - Это опытный образец. Многое еще нужно доделать. Но я должен знать твое мнение. Как профессионала.
Лола изучающе взирала на меня. Затем оглянулась:
- Где она?
Я провел ее в четвертую лабораторию. Вероятность встречи с лаборантами была невелика: Кэтрин в основном занималась крысами, а Джейсон намертво прилип к дисплею в Стеклянном кабинете. Дай ему волю, он бы оттуда и не вылезал. У нас с ним было много общего.
- Как глубоко мы опустились? - спросила она, разглядывая стальные опоры на стенах.
- Футов на шестьдесят. - Я прокатал бедж на входе. Дверь щелкнула. - Ты тоже проведи этой штукой.
- Почему мы на шестьдесят футов внизу?
- На всякий случай, если что-нибудь пойдет не так.
Она проследовала за мной в четвертую лабораторию. Нога лежала на изоляционном коврике под белой простыней в окружении верстаков и ламп. Я накрыл ее, потому что не хотел, чтобы на нее глазели из Стеклянного кабинета и подавали советы.
Лола взглянула на меня. Я кивнул, и она подошла. Я оглянулся: Джейсона не было. Прекрасно. Лола тронула простыню:
- Можно?..
Я сдернул покров. Лола глубоко втянула воздух. Я следил за ее лицом, пытаясь понять, был то вздох осуждения или восторга. Сразу не скажешь. Как будет выглядеть нога для того, кто увидит ее впервые? Как что-то паучье, наверное. Верхняя часть представляла собой черную стальную сетку. От нее отходили два серебристых поршня, встроенные в ступню с восьмью растопыренными пальцами. Я очень всем этим гордился, но внезапно нога показалась мне жуткой.
Лола обошла ее трижды. Остановилась возле Тисков. Те так и стояли на прежнем месте. Машины такого класса не выбрасывают лишь потому, что какой-то идиот сунулся и лишился ноги.
- Это ты сделал?
- Да.
- Но как ты… как тебе удалось?
- Как обычно, - пожал я плечами. - Понемногу.
- На вид тяжелая.
- Весит фунтов двести. - Я показал на выбоины в полу. - Это от нее.
- Как ты ее поднимаешь?
- Я не поднимаю. Она ходит сама.
Лола воззрилась на меня.
- Она несовершенна. Ей приходится соприкасаться с поверхностью. Но с лестницей уже справляется. Пальцы поднимаются на десять дюймов. Тебе не видно, но есть два безвтулочных колеса на подвижной многоразмерной оси. Она выбирает между пальцами и колесами в зависимости от покрытия.
Она прошлась вкруг ноги.
- А это что? - Лола указала на черные алюминиевые коробки, приваренные возле гнезда.
- Там процессоры. Расположение мне самому не нравится.
- Зачем они нужны?
- Блок управления. Хранение данных, джи-пи-эс, вай-фай и тому подобное.
- В твоей ноге есть вай-фай?
- Без него никак. Иначе она не могла бы взаимодействовать с онлайновым интерфейсом определения траектории.
Брови Лолы поползли вверх.
- Ноге не нужно указывать, куда ступать. Достаточно один раз сказать ей, куда идти, и она сама рассчитает, как туда попасть. Это основная инкапсуляция.
Лола оглянулась на ногу. Не думаю, что она поняла про инкапсуляцию. Она опустилась на колени и провела по металлу пальцами.
- Сейчас надену. - Я подтянул офисное кресло и стал отстегивать Экзегезу.
Та со звоном упала, а я щелкнул переключателем на новой ноге, чтобы перевести ее в согнутое положение. Зашипела гидравлика. Я вставил культю в гнездо. Ничего особенного. Еще одно место, где можно пристроить бедро.
- Ремней не будет?
Я мотнул головой:
- Я в ней отдыхаю. - Выровняв равновесие, я встал на ногу. - Готова?
Лола кивнула. Я включил питание. Почти беззвучно заработали сервомагниты. Имелся ряд кнопок для простых действий, и я выбрал короткий променад. Нога согнулась в трех местах и скользнула вперед. Опершись на нее, я подобающе шагнул настоящей ногой. Это была самая неуклюжая часть процедуры. Меня это никак не устраивало. Все это время Лола молчала.
Я прочистил горло:
- Что скажешь?
- О Чарли, она прекрасна. Она абсолютно прекрасна.
- Надо же, - сказал я. - Рад слышать. Спасибо.
Проводив Лолу наверх, я вернулся в четвертую лабораторию и уселся на пол рядом с ногой. Я надеялся, что Лоле нога понравится, но ручаться не мог. Ее реакция превзошла все мои ожидания.
Потом мне стало грустно. Логичнее было обратное, но так уж вышло. Я всегда испытывал печаль по завершении проекта. Я безумствовал, был полон решимости, волновался, а затем тосковал, потому что работа заканчивалась и исправлять было нечего. Я не сводил глаз с ноги. До меня дошло, что я не избавился от недочетов. Я лишь отодвинул их на задний план. Я создал ногу, которая могла ходить сама, - это так, но теперь я видел, что всему есть предел. Все дальнейшие усовершенствования могли быть лишь поэтапными, ибо тормозом становилось мое собственное тело.
Было уже поздно. Лаборанты разошлись. Я поглядел на мою ногу. На хорошую. То есть я не имел в виду, что она хороша. Не хороша, а досталась мне от рождения. Я закатал брючину и повертел ею так и сяк. Она была жирной, слабой и заурядной. Чем дольше я на нее смотрел, тем больше она меня раздражала.
Я разобрал протез. Не собирался, но, взявшись за дело, я находил все новые элементы, которые мог улучшить. Когда я увидел, что натворил - протез лежал, разъятый на мелкие части, - меня охватила паника, но бояться было нечего. Я все мог собрать заново.
Нужные детали я нарыл в соседних лабораториях. За редкими материалами послал лаборантов. Я не стал объяснять, зачем те понадобились. Хотя они, наверное, знали. Вам не бывать ученым, если вы в силах устоять и не взглянуть, что спрятано под белой простыней в залитой светом лаборатории. Я перестал отвечать на мейлы и выполнять служебные обязанности. Я не брился. Я придал ноге новую форму, которая повышала ее подвижность наполовину, но тут же придумал новое решение и снова все разобрал. Прошло какое-то время. Не знаю сколько. Порой я засыпал в лаборатории, а просыпался в холодной лужице собственной слюны. При набегах на автоматы я набирал столько батончиков, сколько мог унести, и сваливал их в углу, так что работать мог дольше. Самым неприятным делом были походы в туалет, находившийся в конце коридора, у лифтов. Самым же приятным - пребывание там, потому что далее образовывалось окно в шесть-восемь часов ничем не нарушаемого труда; на стульчаке же, где я восседал, откинувшись назад и прикрыв глаза, рождались идеи.
В голосовой почте скопились сообщения от Лолы. Ночами, добравшись до ночлежки, я слушал их перед сном. Включал громкую связь, и Лола будто оказывалась рядом. С растущей тревогой в голосе она упрашивала меня позвонить ей. Быть востребованным приятно. Но я не звонил, потому что ноги еще не были готовы.
Джейсон принес мне тридцатидюймовые пружины. На моем столе лежали фрагменты ноги. Я больше не скрывал своих занятий. Этот этап миновал.
- Что-то еще? - Я сдвинул очки на лоб, когда понял, что он не собирается уходить.
Взгляд Джейсона бегал от детали к детали.
- Вы просили две пружины.
- Да. Спасибо.
- Тогда получается… что вы собираете две ноги.
Я оглядел стол. Отрицать очевидное было трудно.
- Но я… - пробормотал Джейсон. - Не понимаю, зачем вам две.
- Про запас.
- Понятно. - Похоже, я его не убедил. Он топтался на месте. - Вам больше ничего не нужно, доктор Нейман? Вы только скажите.
Я подумал:
- Принеси еще батончиков.
И он принес.
Я доделал ноги. Отлично. Я достиг стадии, на которой уже не испытывал настойчивого, жгучего желания все переделать. Я всячески старался сохранять спокойствие, но внутри все дрожало от нетерпения. Я сглатывал вновь и вновь. Я боялся взглянуть на них. Это было глупо. Но мне мерещилось, что все вот-вот рухнет.
Конечно, я не мог их носить. Они составляли пару, я не годился по параметрам. Но я мог сидеть рядом и радоваться их наличию. Тишина: только я и они.
Когда мне было пятнадцать, меня чуть насмерть не задавил "додж-вайпер" с полуголым мужчиной за рулем. Я шел из школы и переходил загородную улочку, когда машина с ревом вылетела из-за угла. Думаю, мужик рассчитывал, что я немедленно испарюсь с дороги, но этого не произошло, потому что мне было пятнадцать и выглядеть крутым в глазах незнакомцев для меня было важнее, чем остаться в живых. Водитель явно придерживался тех же взглядов, так как его машина неслась на меня. Я понял, что сейчас умру или, по меньшей мере, останусь калекой. Но в последний момент - будь машина попроще, было бы слишком поздно, - "вайпер" замер, дымя покрышками.
Водитель высунулся из окна и стал материться. Тогда-то я и заметил, что он без рубашки. На нем были зеркальные очки и толстая цепочка, которая моталась туда-сюда, пока он размахивал руками. Я напрягся, ожидая, что он вот-вот вылезет и врежет мне, но он лишь тыкал в меня пальцами, размеренно выкрикивая ругательства, которых я не мог расслышать из-за потока музыки, превосходно воспроизводившейся его проигрывателем.
В конце концов он завел мотор и укатил восвояси. Я проследил, как он мастерски вписывается в ближайший поворот, уже разогнавшись до сорока-пятидесяти миль в час. Я пошел дальше. Я ощущал смутную ярость оттого, что такой плохой человек водит такую хорошую машину. Ибо автомобиль был вершиной тысячелетнего научного прогресса. Но мужик был мудаком. Я задумался: когда же это случилось, что мы начали делать машины лучше, чем людей?
Мои помощники явились в Стеклянный кабинет, неся с собой кофе и обсуждая что-то казавшееся им смешным. Увидев меня, они застыли.
- Доктор Нейман? - заговорила Кэтрин. Я прочел это по губам. Она находилась по другую сторону полимерного стекла и забыла включить интерком. Пришлось подождать, пока до нее не дойдет. - Доктор Нейман… что у вас в шприце?
- Морфий, - пробурчал я, и вышло невнятно, потому что я закусил рукав. Но, думаю, она поняла. Сделав укол, я опустил рукав. - От боли.
Лаборанты переглянулись, Джейсон наклонился к микрофону:
- О какой боли вы говорите, доктор Нейман?
Я был разочарован. Эти ребята считались интеллектуальной элитой своего поколения. Вот он я: в Тисках, со шприцем морфия, а они теряются в догадках.
- Думаю, скоро все станет ясно.
На стене Стеклянного кабинета имелась Большая Красная Кнопка. Если откинуть прозрачную пластиковую панельку и нажать ее, все обесточится. Табличка гласила: "ТОЛЬКО В ЭКСТРЕННОЙ СИТУАЦИИ". Рядом же когда-то приладили примечание: "СТОП! НЕ ТРОГАЙ!!! ИДИОТ!" - лаборанты любопытны. Джейсон покосился на кнопку.
- Будь добр, свяжись с медицинским отделом, - попросил я.
К его чести, Джейсон сделал вид, что собирается позвонить. Он потянулся за трубкой, взял ее. И тут же метнулся к Большой Красной Кнопке.
Но моя кнопка была ближе - в руке. Тиски были включены и выжидающе гудели. Их стальные пластины разделяло около фута. Я сидел на краю, свесив настоящую ногу.
Хорошо, что я все продумал заранее, так как морфий уже добрался до нейронов, обволакивая синапсы. Если бы я не подготовился, Джейсон добрался бы до Большой Красной Кнопки раньше, чем я успел привести Тиски в действие и расплющить ногу. Но я позаботился, а он - нет, и я все успел.
4
Я очнулся, но не в больнице. Мне понадобилось время, чтобы осознать это, поскольку перед глазами все расплывалось и потому что я был должен, обязан находиться в больнице.
- …уже едут, - говорил кто-то. Похоже, тот самый тип. Мой начальник Д. Питерс. - Пара минут, плюс-минус.
- Этаж очистили? - Этот голос был женский - знакомый, но плохо опознаваемый.
- Да, остались медики.
Вернулись ощущения. Руки на моем теле - крепкая хватка специалистов. Но говорили другие. Голоса доносились издали. Говорившие смотрели, а руки работали.
- Отвратительно, - вздохнула женщина.
- Ты не обязана тут быть.
- Это дерьмо. А я - уборщица дерьма. Поэтому я здесь.
Д. Питерс прокашлялся.
- На этот раз никакого несчастного случая, полагаю.
- Нет.
- Что ж… это хорошо. Согласны?
- Просто замечательно. Наш сотрудник - самоубийца.
- Я имею в виду…
- Известна ли вам статистика производственных травм, помимо случаев, когда люди нарочно суются в машины?
- Я только…
- Возможно, вам предстоит отбиваться от следователей, Дик. Подумайте, что им сказать. Потому что расследование неизбежно.
- Кассандра, я вовсе не собираюсь…
- Если происходит несчастный случай, вы объясняете следователям, кто напортачил, как и что вы сделали для того, чтобы это не повторилось. Принятые меры снимают проблему. Активные меры нравятся всем, - вещала кризис-менеджер Кассандра Котри. - Какие же меры нам предпринять сейчас? Кто виноват?
- По-моему, в первую очередь - он.
- Такой ответ подведет нас под суд. Не подвергался ли он давлению, чтобы выйти на работу раньше времени? Обеспечили ли мы адекватное психологическое консультирование? Как мы следили за его психическим состоянием? Ощутил ли он радушный прием?
- Понимаю.
- Если честно, было бы проще, если бы он умер от потери крови.
Руки замерли в нерешительности. Я попытался приподнять голову, но смог лишь приоткрыть глаз. Надо мной зависло солнце, злое и ослепительное. Что-то знакомое. Лабораторное освещение.
- Он пошевелился, - сказал Д. Питерс. - Видели?
Новый вздох.
- Терпеть не могу дерьмо. Ненавижу.
- Но вы отлично справляетесь.
- Я знаю, - ответила она.
Я отключался и пробуждался. Не знаю, как долго. Я чувствовал удовлетворение. Тепло. Хотелось почесать ногу, но можно было и потерпеть. Однажды я открыл глаза, увидел знакомый потолок больничной палаты и снова заснул. Все шло как надо.
Пришла сестра и стала с чем-то возиться возле моей постели. Она была крупная и красивая. Я вспомнил, что ее звали Кейти. Я попытался поздороваться. Я был рад ее видеть и хотел, чтобы она об этом знала. Моя рука скользнула по ее халату. Она повернулась и скрестила на груди руки. "Что?" Ее глаза бесстрастно взирали на меня. В итоге она вернулась к прикроватному столику и с треском задвинула ящик. Я не знал, чем обидел сестричку Кейти, видимо, что-то серьезное.
Немного отойдя от лекарственного дурмана, я сбросил простыню, чтобы оценить ущерб. Мне казалось, что во второй раз будет не так ужасно, но я ошибся. Раньше я видел место, где должна была находиться нога. Я был человеком без ноги. Теперь я стал существом, которое заканчивалось на бедрах. Коротышкой. Я закрыл глаза и заплакал, так как внезапно понял, что совершил страшную глупость.