Краем глаза я скользнул по коменданту. Георгий Петрович замер. Смотрел с прищуром, оценивающе. Нет ли у него братьев на острове Пасхи? Что-то задело меня в его взгляде. Но в тот момент я не мог анализировать входящую информацию.
Стол был накрыт на четверых. Для нас - хлеб, салаты, вполне земной стол. Для Шуль - большая тарелка сырой рыбы.
Георгий Петрович быстро притянул к себе основное внимание. Шутил, философствовал, рассказывал что-то из жизни. Думаю, Шуль была ему благодарна.
Потом Ростислав предложил нам отдохнуть и накрыл чай на веранде. Они с женой собрались прогуляться, а мы с комендантом развалились в шезлонгах, наслаждаясь бездельем.
Георгий Петрович задумчиво разглядывал противоположный берег.
- Сложно, Антоша, ох как сложно с этим приютом…
- Шнехи боятся?
- Самое смешное, что не шнехи, а наши. Те-то давно подтвердили, что двух шнешат пятилетних передадут Шуль под её ответственность.
- Вы не говорили раньше…
- А что болтать раньше времени? Наши, наши упёрлись. Придурки из конфессии Сверхнового Завета воду мутят. Мол, противоестественный союз. Не дадим калечить души детей. Скоро до анафемы дойдут.
- Я бы на их месте упирал на практические вопросы. Пятилетние шнешата - ещё совсем дети. Нелогичное поведение. Много риска.
Георгий Петрович широко улыбнулся:
- Нравится мне, Антоша, как ты сам себя прикладываешь. В нашем плане всюду дырки, но они конфликтологу не помеха!
Мы ещё поговорили о том, о сём. Потом комендант задремал, а я, чтобы не последовать его примеру; решил пройтись. От домика в разные стороны расходились едва намеченные тропинки, и я выбрал ту, что змеилась вдоль берега.
Сначала я услышал Ростислава, а потом уже увидел обоих на поваленном дереве у кромки воды.
- Огненный фронт заката взрезан утёса глыбой, - чеканил он особенным, глубоким голосом.
За гранью яви можно было услышать ритм тамтамов. Шуль обернулась вокруг Ростислава стальной полосой и придерживала его за шею тысячей зубов-игл. Нежно-нежно.
- Солнце идёт на запад, словно на нерест рыба, - продолжал охотник.
Чёрт, да он же читает ей стихи! Грузит девушку! Я замер, глядя сквозь заросли на сплетённые фигуры. Потом тихо, стараясь не хрустнуть веткой, отступил назад и поспешно вернулся к дому.
Я увидел что-то такое, с чем мой разум пока был не в состоянии справиться. Представил, что моего загривка касаются бритвенно-острые кончики зубов. Мурашки не заставили себя ждать.
Мальчишек звали Макс и Шесс, девчонок - Тамара и Лийл.
К недельной годовщине открытия приюта - а правильнее сказать, появления смешанной семьи - я заказал с орбиты снаряжение для подводного плавания. Теперь они могли плавать и гоняться за рыбами вшестером, все вместе.
Шуль научилась готовить подобие суши, и, когда я приходил к ним в гости, мы ели одни и те же блюда.
Ростислав почти перестал охотиться. Я пробил им полное обеспечение, и всё свободное время взрослых уделялось детям. Их дом с утра до ночи был наполнен шумом и смехом.
Со шнешатами я часто пытался говорить на их языке, а они кричали на весь залив, едва завидя меня выходящим из леса: "Нана! Тата! Дядя Тон триехал!" Шуль приготовила для меня отдельную комнату, и я оставался с ними всегда, когда была возможность.
В этом чужом и случайном мире я вдруг нашёл кусочек чего-то своего, дорогого сердцу, крошечный огонёк в бесконечной ночи.
Поэтому когда Георгий Петрович неожиданно обругал меня, на многие вопросы мне было нечего ответить.
- Эта ситуация, Антон Андреич, сама, как яблочко с ветки, упала тебе в руки. Не моего ума дело - влезать в твою работу, только я-то вижу, что ты халтуришь. И я не был бы честным человеком, если бы не сказал тебе об этом. Ты недорабатываешь, понятно?
- А что недорабатываю, Георгий Петрович? - вяло защищался я. - Мы создали прецедент, об этом трубят от Бугорков до Дальнего Востока, и думаю, что на том берегу всё то же самое.
- То же самое, голубчик, то же самое. Те же скрытые процессы. Как в крови вырабатываются антитела, так и в социуме для борьбы со всем чужеродным предусмотрены свои механизмы. Почему, в конце концов, я тебя этому учу? Куда смотрели твои преподаватели?!
- Георгий Петрович, вам, может, и кажется, что я застрял в нашем детском саду и забываю выглядывать во внешний мир. Смею вас уверить, я делаю свою работу. И многие вещи, которыми я занят, выходят за рамки вашей компетенции.
- О, закипятился, забунтовал, петушок!
- Извините.
- Я, Антоша, не говорю, что ты что-то там не делаешь или со дня на день перекладываешь. Я, голубчик, совсем о другом! Ты врастаешь в этот проект. Ты допустил, что личное замыливает тебе взгляд. Ты отбрыкиваешься от перспектив, вместо того чтобы изучать их тщательно и продуманно.
- Георгий Петрович, я как раз хотел сказать: всё-таки нужен пост охраны. Оцепить периметр невозможно, сплошное болото, но хотя бы сторожку и пару человек на пост - распорядитесь, пожалуйста. Я перлюстрировал почту новозаветчиков, среди них достаточно неуравновешенных элементов. Они терпят присутствие шнехских заложников, но от факта добровольного единения людей и шнехов в одну семью у кого-то могут действительно отказать тормоза.
Комендант укоризненно вздохнул и стряхнул с рукава пылинку.
- Дорогой ты мой конфликтолог, - задумчиво сказал он. - Тебя ведь обучали психологии индивидуума и психологии толпы. Скажи мне, Антоша, а у нашего простого человека - какие векторы основные?
Несмотря на неуклюжесть поставленного вопроса, я понял, о чём говорил комендант. О любви и ненависти. О цели и антицели. О том, к чему человек стремится и чего бежит. И если положительный вектор при всех раскладах ясен и предсказуем - жить спокойно и в достатке, окружать себя дорогими тебе людьми, "чтобы не было войны" и "чтобы всё было хорошо", - то с отрицательным…
Этот вектор - и есть моя работа. Взять стрелку за кончик и направить её в такую сторону, чтобы избежать неуправляемого катаклизма. Или разломать эту стрелку на куски, и одно большое "ненавижу" превратить в дюжину безобидных "не нравится". Главное, чтобы тысячи маленьких отрицательных векторов отдельных людей не слились в злобную чёрную молнию, разрушающую всё на своём пути.
И сейчас мне стало тревожно. Потому что вопрос коменданта прозвучал очень странно.
- Георгий Петрович! Слава и Шуль неизбежно притянут на себя недоброжелательные взгляды. Я прошу вас дать им хотя бы формальную охрану. Прямо с сегодняшнего дня. Вы предлагаете что-то другое?
- Что ты, голубчик! Я ничего не предлагаю. И предлагать не могу. Не моя компетенция, как ты изволил заметить. - Кольнул, и сразу сменил тему. - Завтра к нам прилетают шнехи. Не хочу загадывать, но намечаются торговые переговоры. Об этом сейчас и потолкуем, что ты видишь со своей позиции. А про Ромео с Русалкой потом договорим.
- Знаете, Антон… Так интересно жить!
Мы с Ростиславом сидели на мостках, свесив в воду босые ноги. Шесс улёгся рядом, положив тяжёлую голову мне, дяде Тону, на колени, и подставив брюхо утреннему солнцу. Макс с Тамарой на берегу играли в мяч. Под нами в воде время от времени проскальзывала тень резвящейся Лийл. Шуль уплыла за свежей рыбой.
- Тот страх, который чувствуешь в первый день в гнезде шнехов - он так и не исчезает. Все четыре года ты окружён теми, кого бессознательно боишься. И в какой-то момент понимаешь, что ты - отдельно, а твой страх - отдельно. Тогда начинается жизнь.
Ростислав улыбался. Он явно вспоминал значительно больше и ярче, чем рассказывал. Его истории завораживали. Наверное, слишком напоминали сказки.
- Спасибо родителям, я получил вполне приличное образование. Это было не так-то просто на корабле. Отклонялось от "линии". А теперь мне открылся совершенно новый мир. У них изумительная литература, сумасшедшая философия, ритуалы и кодексы. Я думаю, что обмен заложниками тоже придумали они, а не мы. Очень похоже на средневековую Японию. А среди наших - самураев маловато.
С берега Макс позвал Шесса по-шнехски, тот рывком перевернулся на все четыре лапы, ткнул меня носом под рёбра, отчеканил: "Тока! Я скоро дернусь!" - и улькнул в воду.
- И я уверен, что шнешата, вернувшиеся от нас, отсюда, тоже несут с собой частичку нашего мировоззрения. Когда исчезнет элемент принуждения, мы смешаемся в единое целое.
- Эх, Слава, - я неторопливо поднялся и подставил лицо ветру, - всё так и будет когда-нибудь. Только путь окажется дольше и труднее, чем выглядит из начальной точки.
Мы простились, я собирался выйти загодя, чтобы по дороге не скакать с кочки на кочку, а "выгулять" мысли перед переговорами. Кажется, я сказал ему беречь себя.
Отойдя от заимки километра на два, я обратил внимание на сломанную ветку, упавшую поперёк тропы. Вчера я шёл уже по темноте, мог не заметить. Но я не помнил, чтобы что-то ломал.
Подходя к управе, как последнее время величал свою вотчину Георгий Петрович, короткой дорогой, с заднего крыльца, я обратил внимание, что сотрудники комендатуры носятся как угорелые. Видимо, мельтешат перед прилётом шнехов.
Посреди приёмной Марта поправляла Георгию Петровичу галстук. Я впервые видел его при полном параде, в форме колон-капитана, с орденскими планками за многочисленные освоения и покорения. Глядя, как двигаются пальцы секретарши, я удивился своей невнимательности в подобных вопросах. То, что она любит коменданта, говорили её руки. Одинокая женщина в возрасте. На планете, которая уже не успеет стать родной. Грустно всё это.
Георгий Петрович был странно бледен. Он безучастно принимал скрытые ласки Марты, зашифрованные в необязательных касаниях. Впервые отвёл взгляд, пожимая мне руку. Его ладонь была влажной.
В кабинете запищал вызов. Комендант дёрнулся, как от удара. На пороге кабинета он остановился и сказал, обращаясь ко мне:
- Они не прилетят.
У него дрожали пальцы, когда он неопределённо показал в сторону окна:
- Антоша, спустись вниз, там… Посмотри, чтобы… И скрылся за дверью. Ничего не понимая, я направился к лестнице.
Посреди площади раскорячилась ржавая развалюха на воздушной подушке. Шустрый тип со здоровенным распятием поверх клетчатой рубашки раздавал налево и направо автоматическое оружие. Желающих вокруг толпилось достаточно.
- Право каждого - защитить свой дом! - какой знакомый голос! - Никто не обещал вам здесь рая, но и вы не клялись драться с крокодилами голыми руками! Бесплатные стайеры - это всё, чем снабдило вас фарисейское государство. Оно дало вам право красиво умереть. А я говорю вам: ваша обязанность - красиво выжить. И пережить чешуйчатых тварей!
Рассовав в жадные руки очередной ящик короткоствольных автоматов, Амандо Нунчик разогнул спину, осмотрелся - и натолкнулся на мой взгляд. Он всё понял правильно. Вытер руки о штаны, спрыгнул на землю, буркнув стоящим в очереди: "Минутку!" - и пошёл - не ко мне, а чуть в сторону, отводя меня от своей колымаги. Умная маленькая бойцовая рыбка.
Я тоже отошёл от толпы и дал ему приблизиться. Я молчал.
- Здравствуйте, господин писмэйкер! - поздоровался Нунчик, вскинув подбородок и блеснув толстыми стёклами. - Доигрались до войнушки?
Отвечать я не счёл нужным.
- Доигрались, и теперь даже сказать ничего не можете. Как вам пришло в голову, что народ стерпит брак между человеком и крокодилом?! Позволит этим извращенцам воспитывать детей? Это даже не скотоложество. Здесь дело не в похоти, с похотью всё проще и понятнее. Это что-то за рамками человеческого естества. Ваше имя, сердобольная сваха, станет нарицательным. Вы пугало, ясно вам?
В этот раз Нунчик не показался мне нескладным или смешным. В маленьком человечке проявилась реальная сила. Блеск глаз, отрывистость жестов, продуманные позы. Я поймал себя на том, что не столько слушаю его бред, сколько изучаю построение фраз. Если комендант в отдельных ситуациях напоминал Муссолини, то сейчас передо мной стоял нарождающийся фюрер.
- Видели мы плоды вашей работы, хреновы миротворцы! Думаете, достаточно стереть в навигаторах названия, написать номера, и ваши преступные ошибки забудутся сами собой? Семьдесят семь - тринадцать, говорите? Сколько наших планет стёрлось в пыль, когда вы про…али мирный договор с таймаками? Шестьдесят миллионов душ Винной Долины, сорок на Романьоле, по десятку на каждой планете в поясе Хенца. Вы ещё не наигрались? Добавьте ноль-одну на Суо!
Что я мог сейчас сказать или объяснить человеку, далеко шагнувшему за порог вменяемости? Жалко оправдываться за совершённую коллегами ошибку, стоившую человечеству трети освоенных территорий? Или с придыханием и мечтательной улыбкой поведать ему, что такое настоящая любовь? Не книжная, а живая, отвергающая любые границы? Да много ли я и сам об этом знаю, случайный гость на чужом празднике? Или ударить его коротко и точно, закрыв проблему этого мессии раз и навсегда? Чтобы расчётливое зло не вылезло на царство по чужой боли, страхам и затаённым обидам? Мне хотелось назвать Нунчика мразью, но рацио привычно взяло верх над эго.
- Амандо, дружок, - я взял его за локоть. - Ты здорово разбираешься в моей работе. И поэтому понимаешь, что в рамки моих полномочий входят многие вещи, которые показались бы тебе как живому существу весьма неприятными. Ты уверен в своей правоте. Но она не защитит тебя от меня, веришь?
Он дёрнулся, но я держал его цепко.
- И эти милые люди, благодарные тебе за спасительные дары, со значением выпьют чарку за твой упокой. Но они пока что не готовы нажать на курок во славу твоего имени. Дорожка, на которой мы сейчас стоим, ведёт к посадочной площадке. Челнок на орбиту уходит через три часа. Курьерский к Пятому Байресу - послезавтра. Всё время мира в твоём распоряжении.
Я вынул у него из-за пояса тупорылый револьвер, заряженный разрывными, и сунул себе в карман. Нунчик обмяк, как тряпичная кукла. С тяжёлым рёвом на площадь с двух сторон выползли фургоны комендатуры. Люди начали расходиться, торопливо пряча смертельное добро под одежду. Несостоявшийся мессия побрёл по указанной мной дорожке.
- Капрал, - окликнул я старшего, уже пломбирующего нунчиковскую машину, - а что случилось? Какие новости?
- Плохие новости, Антон Андреевич, - помощник коменданта двинулся мне навстречу. - Час назад трое напали на приют. Сверхновые, фанатики. Шнеху вырубили стайером, и она успела оторвать голову только одному. А мы подоспели поздновато.
- А что с детьми? Что Ростислав? - я перестал анализировать собственные интонации, забыл о лице, жестах, подборе фраз. Чёрная помпа в моей груди погнала в мозг килотонны адреналина.
- Охотника они застрелили в лицо. И зарезали двух головастиков. Мы задержали преступников, детей увезли в госпиталь. У мальчика сотрясение, девчонка в шоке. Сейчас Георгий Петрович разговаривает с тем берегом. Только вряд ли что получится. Шнеха, наверно, уже к своим уплыла. Скоро жди гостей.
На деревянных ногах я прошёл к машине Нунчика, упал за руль, ткнул в клавишу подкачки. Капрал не протестовал.
Жестянка приподнялась над землёй. Заложив по площади широкий вираж, я бросил её в сторону Бугорков.
Нунчик, ещё не ушедший далеко, проводил меня взглядом и размашисто осенил небрежным крестным знамением.
Я боялся. И знал, что не смогу не войти. На каждом шаге по скрипучим мосткам я боролся с желанием развернуться и бежать прочь.
Вопреки предсказаниям, жена Ростислава не уплыла.
Шуль безмолвно громила дом. Для рептилии в два с половиной метра длиной не может стать препятствием лёгкий строительный пластик, В стенах пучились вмятины и зияли дыры. Войдя внутрь, я сначала увидел лишь мёртвые предметы - сорванные ставни, опрокинутую мебель, глубокие свежие борозды на полу и потолке. Потом появилась Шуль.
Пробежав по стене, она бросилась об пол, смахнула со стола посуду, извернулась клубком, на мгновение впившись зубами в собственный живот. Потом за одну бесконечную секунду преодолела комнату и замерла напротив меня, глаза в глаза. Её дыхание оказалось лёгким и пряным.
- Вы такие все, - прошелестела она почти без акцента. - Бесчувственные, расчётливые, целеустремлённые. У вас нет времени замереть, чтобы почувствовать ток воды, тепло солнца, радость жизни. Вы опутываете себя долгом и необходимостями. Вы такие же, как мы.
Загипнотизированный её перламутровыми глазами, я не видел, я на самом деле не видел, что когтями левой - руки? ласты? лапы? - она сантиметр за сантиметром раздирает свою зеркальную шкуру.
Из рваной раны на животе сочилась прозрачная масляная жидкость - лимфа? сок? кровь? - и голос Шули сорвался в хрип:
- Но есть исключения, хомо! И только из-за этих исключений у вас и у нас остаётся хоть какой-то шанс. Ты знаешь, что "шуль" означает на нашем языке?
- Слава, - перевёл я. Но пересохшее горло не издало ни звука, я лишь пошевелил губами.
- Единым именем следуют, - прошептала она по-шнехски, если только я правильно разобрал слова.
Сверкающее тело изогнулось дугой, пушинкой отлетел в сторону двухтумбовый стол, и Шуль пробила внешнюю стену. Раздался тяжёлый всплеск.
Когда я выбежал на причал, Шуль успела отплыть от берега метров на тридцать. Она перевернулась на спину, а вода вокруг неё кипела полосатыми спинками карналей.
Я должен был кричать и звать на помощь, но голос оставил меня в эту минуту, и я лишь немо - как настоящая рыба - кривил рот, выталкивая из себя воздух.
Там, где Шуль прокусила и разорвала свою непробиваемую шкуру, карнали быстро обнаружили брешь. Ей должно было быть очень больно, но Шуль не издавала ни звука. Её тело медленно ускользало под воду.
То, что всегда казалось живой сталью, сначала стало походить на грязную рыбью чешую, а потом - на безжизненный свинец. Карнали накрыли Шуль с головой, а когда отхлынули, в стылой воде озера можно было разглядеть только кривобокие облака, выползающие из-за берега шнехов. Собирался дождь.
- Тошенька, миленький, что же будет? - такими словами меня приветствовала перепуганная Марта.
Я пожал плечами и без стука вошёл в кабинет.
- А я тебя уже потерял, - насупив брови, сказал комендант. - Был там?
Не дождавшись ответа, продолжил:
- Варварство, средневековье! Убить детей! Ты должен знать, Антон. Я постоянно на связи с вождём их экспедиции. Контакт, понимаешь?! Наметился контакт уже совсем другого уровня.
- О чём вы говорите, Георгий Петрович? - устало спросил я.
- О том, Антоша, что шесть тысяч наших детей сейчас сидят у них в гнездах. И столько же шнешат забились по углам у нас. Шнехи требуют выдачи убийц. А я почти дожал их на совместный открытый процесс. Частично это твоя работа, между прочим. Будешь должен, спец.
- Георгий Петрович…
- Марта!.. - крикнул комендант через закрытую дверь. - Будь добра, принеси нам с Антоном Андреичем свежей выпечки к чаю!
И снова заговорил со мной:
- Твою роль не забудем, конфликтолог ты наш. Что с того, что где-то сбился, где-то отвлёкся? Все мои подвижки - благодаря контакту с тобой, Антоша. Наш план оказался блицкригом. Мы с тобой миновали бутылочное горлышко, хотя народ пока этого не понимает.