Форма бэ-аш четыре
Над лесами и полями висела ранняя осень. Небо выдалось сероватым, набухшим предстоящим дождём. Дохлый автобус, размалёванный предвыборным воплем, со скрежетом подкатил к конечной.
Гера вышел из салона, наполненного телами и духотой, под купол своей любимой погоды. С наслаждением вдохнул влажность. Было не холодно. И было не жарко. Было свежо, прозрачно и энергично - было то, что надо.
На востоке желтел лес и какая-то баба пасла корову. С трёх сторон его ждало Пыльнёво: дома подмигивали косыми оконцами, собаки тявкали, на заборе сушился рваный халат.
К остановке подбегал мужик в чёрных тапочках, от души помахивая внушительным топором. "Аты-баты, шли солдаты, - резво напевал он. - Аты-баты, на базар. Аты-баты, что купили? - мужик снёс стоящую на пути скамейку. - Аты-баты, самовар!"
Начинается, подумал студент.
- Не бойся, - сказала сошедшая из автобуса бабушка, - это наш Матвей. У него в среду сын родился, вот он и радуется.
- А зачем ему топор? - спросил Гера.
- Это для куражу, - пояснила старушка. - Но ты не бойся, он сейчас добрый. Вот летом зверь был - родную мать на олифу выменял. Но это летом. А сейчас не лето уже. Сейчас он добрый, как мой пушистик.
Матвей встал напротив кучки людей, вышедших из автобуса. Все, кроме двух, были явно местного вида.
Кроме Геры - мужчина лет сорока, в очках-хамелеонах и плаще, чернеющем почти до земли. Матвей смотрел: то на Геру, то на плащ, то снова на Геру… Наконец подошёл к плащу.
- Чё, сволота, думаешь, твоё время скоро начнётся? - ухмыльнулся Матвей. - Как начнётся, ты мне скажи. Я тебе быстро народный импичмент дам.
- Кого дашь? - тихо спросил мужчина.
- Кишки на уши намотаю, - пояснил Матвей. - У нас с этим быстро. Народ - это тебе не херов электорат. Народ - это сила. Ты хоть знаешь, сволота, за что отцы кровь свою проливали?
Мужчина отошёл на два шага.
- Хорошо, - сказал он, - как только моё время начнётся, я тебя обязательно отыщу. Устроишь мне свой импичмент. Народные традиции - это святое. Только скажи пожалуйста, как тебя отыскать. Я ведь не знаю твоего адреса. Я даже не знаю твоего телефона. Я не знаю твоего сайта, твоего факса, наконец, я понятия не имею, какой у тебя е-мейл. И я вряд ли догадаюсь. Скажи мне всё это, а заодно скажи своё имя, и я обязательно найду тебя, когда, как ты сказал, придёт моё время. Тебе не придётся долго ждать - оно уже наступает. Ну? Протяни мне свою визитку…
Пока мужчина говорил, Матвей звучно глотал слюну.
- Эх, сердечные, быть беде, - прошептала бабушка. - Обидел чёрт пушистика почём зря.
Люди вокруг замерли. Люди молчали и смотрели, хотя их не просили молчать и смотреть. Люди стояли как вкопанные - с ними случается.
- Ты мне душу-то не трави, - наконец сказал Матвей. - Был тут один такой, тоже как ты - то, сё, пятое, хреноватое… Так мы с мужиками на него Пиндара натравили. Понял?
- И что?
- Сожрал его Пиндар к х… собачьим, - сказан Матвей. - Вместе с е-мейлом грёбаным.
- В рот имел я твоего Пиндара, - спокойно сказал мужчина. - И мужиков твоих. Да и тебя, признаюсь я, тоже.
Матвей впился пальцами в топорище, но и только. Прошло секунд пять: топор дрогнул, поднимаясь в его руке.
Мужчина отскочил назад, и рука метнулась вперёд из кармана плаща. И вот рука вытянута и уже кончается револьвером. Грохнул выстрел. Матвей упал, воя и держась за колено… Мужчина белозубо и приветливо улыбался.
- Тебе, - сказал он, - наверное, сейчас больно. Но от этого, - добавил, - не умирают. Умирают обычно от другого. Кстати, ты обещал просветить меня на предмет истории. Так за что наши отцы проливали кровь?
- Отцов не трогай, - недобро сказал Матвей. - Им и без тебя несладко жилось.
- Ладно, пока, - мужчина махнул рукой. - Но всё-таки: кто такой этот Пиндар?
Матвей ничего не ответил. Да и не мог ответить, Матвей, как это подчас бывает, потерял своё собственное сознание. Боль. Шок. Страшная боль - когда вдрызг разбивается коленная чашечка. Так что временное расставание Матвея с его сознанием вполне объяснимо…
- Пиндар - это поросёнок такой, - объяснила рыжая девушка, всю дорогу сидевшая перед Герой. - Только он не совсем обычный.
- Волшебный, что ли? - улыбнулся мужчина.
- Да нет. Пиндар у нас дрессированный. Его Пётр Иванович на охоту берёт заместо собаки. А чего не брать - он ничего не боится, даже лешего… Недаром Пиндара поили божьей росой. Вот и вырос зверь. Не поросёнок прямо, а эсэсовец.
Гера глянул: вроде ничего, и даже сносно разговаривает по-русски, что редко случается у простых людей.
- А что такое божья роса? - спросил он.
Рыжая смутилась.
- Кто же у девки о таком спрашивает?
- Я, - сказал Гера.
- Ну и нахал же ты.
Девушка повернулась и быстро потрусила прочь с остановки. Люди переглядывались, цокали языками, моргали глазами и тоже расходились, один за другим.
Чёрный плащ подплыл к нему незаметно.
- Я думаю, молодой человек, нам нужно держаться вместе.
- Ещё бы!
- Игорь, - мужчина протянул руку. - И давайте будем на "ты". Если будем на "вы", местные жители нас плохо поймут, и местные коровы нас забодают…
- Гера, - назвался Гера.
- Очень рад, - сказал Игорь, - видеть нормального человека.
- Можно спросить?
- Да бога ради.
- Зачем вы здесь?
- Это, - сказал Игорь, - дело государственной сложности. Я тебе скажу, потому что мне уже надоело… Но если ты кому разболтаешь, то мы тебя, извини за нюанс, нейтрализуем по форме бэ-аш четыре.
- Что значит: нейтрализуем по форме бэ-аш четыре?
- Это значит, - улыбнулся мужчина, - вспороть горло, но перед этим отрезать яйца. Мы переняли форму бэ-аш четыре у коллег из Чечни.
- А кто это вы?
- Мы - это кочаны, - с гордостью сказал Игорь.
- Не понял, - сказал Гера.
Игорь нырнул рукой куда-то под плащ.
Корочки он, как водится, сунул Жоре под нос. Золотые буквы гласили на красном фоне: "Комитет по чрезвычайному надзору Российской Федерации".
- Читать умеешь? РУ КЧН РФ, - пояснил он. - Майор Бондарев. Ребята из ФСБ завидуют и поэтому прозвали нас кочанами. У них даже поговорка есть, когда в стране что-то странное происходит: а почему это? - да по кочану опять. Так и есть оно: если что-то стоящее - на дело идут одни кочаны.
- А почему я про вас не слышал?
- Ну ты даёшь, - сказал Игорь. - Если служба секретная, хрена ли ты о ней должен слышать? Когда-то, очень давно, мы были самым прогрессивным управлением в КГБ. Но КГБ, как ты знаешь, сыграл в демократический ящик. Тогда Кондратий Иванович пришёл на хату к самому главному…
- К кому? - не понял Гера.
- Не знаешь, кто в России главнее всех? А Кондратий Иванович - это наш босс. Ну пришёл он, значит, с бутылкой водки. Сели, разлили. Тут он рассказал, чем мы на самом деле-то занимаемся. Главный, извиняюсь за выражение, помутнел. Ты, говорит ему шеф, нас не трогай… А то, говорит, как начнёшь реформировать, нам полный шиздец придёт. И давай-ка, продолжает, создадим независимую контору. Тот задумался. Тогда шеф, не будь дурак, вторую бутылочку достаёт… Короче, на третьей всё подписали. Так и родились мы на обломках.
- А чем всё-таки занимаетесь?
Игорь огляделся по сторонам.
- Нас, - сказал он, - больше всего волнует трансцендентная проблематика.
- Это что?
- Этого, - вздохнул Игорь, - тебе не понять. Я одной фразой скажу: мы поддерживаем порядок.
- Разве же это порядок? - Гера показал на окрестности.
- Относительный, - сказал Игорь. - А вот если бы мы не вышли на Высший разум, в мире бы настоящий бардак стоял.
- Как вышли?
- В тонком плане. Я же говорил, что тебе этого не понять.
Они постояли, помолчали, посмотрели - туда и сюда, и даже вверх, на сереющее над головами небо. Дождь так и не собрался с силой, чтобы навалиться на землю, на людей и дома. Гера, как ни странно, хотел дождя. Он с детства любил потеряться в плотной пелене по-осеннему мелких капелек. Промокал, конечно, до нитки. Но это же мелочи…
Местные жители опасливо обходили их стороной.
Вдалеке пожилая женщина, печально матерясь, погнала корову домой.
- Что ты знаешь про Шамбалу? - неожиданно спросил Игорь.
- Только то, что она может существовать.
- То-то и оно, - сказал Игорь. - Я же говорил.
- А что ты делаешь здесь?
- А, это… Работаю. Летом сюда приезжал Джон Мейнард, якобы репортёр из Лос-Анджелеса. На самом деле, конечно, был он полковником. Ну вот, приехал… А обратно не выехал. Нам это очень странно, и вот я здесь.
- А откуда ты знаешь, что это полковник?
- А кто ему разрешение на въезд давал? Я же и давал. Так и так, спрашиваю, с какими целями: да всё с теми же, отвечает. Ну тогда ладно, говорю, проезжай. Спасибо, говорит, майор. Да чего там, полковник, ещё сочтемся… Я бы не сказан, что Мейнард мой большой друг. Но всё-таки мой коллега и не дерьмо.
- А на кого работает?
- В ЦРУ есть отдел, на жаргоне его зовут "шиза-18". Когда его основали, в нём сидело восемнадцать энтузиастов. Там и работает, если ещё живой.
- И вы с ними боретесь?
- А зачем? - удивился Игорь.
- Я думал, что спецслужбы друг с другом борются. Так положено.
- Это смотря какие спецслужбы. Нам-то чего делить? Не Россию же эту несчастную… У нас, Гера, есть общий враг. Я, что, Джона ловить приехал? Я его, Джонушку, спасти должен, чтоб моего шефа в Вашингтоне ценили. Цэрэушки-то, храни их Господь, нам всегда помогали, по первой просьбе.
- А кто общий враг?
- Этого, Гер, я тебе не скажу… Поживёшь с моё, сам увидишь, кто для всех людей общий враг.
…С неба наконец-то брызнуло. Капли гладили лицо и катились за воротник.
- Пойдём, - предложил Игорь. - Тебе ведь где-то жить надо. Гостиницы, сразу скажу, тут нет. До девятьсот восемнадцатого года была, а потом там клуб красного танца сделали. А потом и вовсе сожгли, чтоб враги народа не собирались. Ты учти: если к местным без меня постучишься, то пропадёшь. На ночлег пустят, а вот дальше такое сделают… У нас явочная избушка есть. Там все наши останавливаются. Держит эту избушку бабка Настасья, а чтобы не дёргалась, мы её на крючок посадили.
- Какой крючок?
- Метод кнута и пряника, - объяснял Игорь, прыгая по ухабам. - Значит, пряник: мы ей каждый год бочку спирта ставим. Что она с ним делает, нас не касается. А кнут простой - мы на неё компромат собрали.
- На бабку?
- А что такого? Бабка-то ещё та, я бы сказал. Мы её в Красносибирск свозили, сняли ей какого-то бомжа. Что они в номере делали, это ужас… Когда плёночку прокрутили, наших ребят блевать потянуло. Но главное, есть чего прокрутить. Если на деревне показать, шоу будет похлеще Апокалипсиса. Так что Настасья - свой человек.
Они вышли на северный край деревни.
Избушка была мила, жаль только, без курьих ножек. Хотя расти им было совершенно неоткуда: избушка до самых окон уходила в землю.
- Жить будем здесь. У бабки мы в относительной безопасности.
Гера кивнул.
Дверь открылась. На крыльце показалась морщинистая хозяйка и что-то просипела, едва открывая рот.
- Настасья, милочка, - сказал Игорь, - я тебе сигарет привёз. Твоих любимых, Настенька, "честерфилд".
- Залетайте, голубки мои, - старая скривила лицо.
- Ты не бойся, это она улыбается, - шепнул Игорь. - Старается, как умеет.
Подох как миленький
Как и положено, избушка была поставлена на сигнализацию. За деревянной дверь их встретила вторая, бронированная, с глазком и бойницей для пулемёта. Гнилые ставни охраняли окна снаружи, зато внутри мирно дремали железные жалюзи.
- Класс, - оценил Гера, обойдя резиденцию.
- Самое главное, - усмехнулся Игорь, - спрятано под землёй. Пошли вниз.
Мини-ключом он открыл ещё одну бронированную преграду, и они пошли вниз.
Комнату украшали мягкая мебель, сейф и компьютер на изящном офисном столике.
- А компьютер-то на фига?
- А тетрис? А база данных? Думаешь, я в амбарной книге стану базу данных держать?
Игорь подошёл к сейфу, набрал код.
Дверца распахнулась: внутри пылились бутылка коньяка и несколько коротких "калашей". Кроме них, лежал десяток дискет и тонкая папка с грифом "на чёрный день".
- Что в папке? - спросил Гера.
- Откуда мне знать? Чёрный день пока не настал. Если он придёт, немедленно открой эту папку. Я тебе разрешаю.
- А как я узнаю, что это действительно чёрный день?
- Ничего, поймёшь, - сказал Игорь. - Такое сразу понимается… По коньяку?
Он вынул из шкафа пару хрустальных рюмок.
Сдвинув клавиатуру, присели за стол.
- Пей, Гера, и гордись… это, чтоб ты знал, последняя нормальная бутылка на весь район.
- Что же пьёт местное население?
- Они, - сказал Игорь, - много чего пьют. Всего не упомнишь. Но тебе не советую.
Из дорожных сумок вынули закуску. В Герином багаже, кроме всего прочего, булькала бутылка водки.
- Извини, я тебя обманул. Это не последняя. Последняя у тебя…
- Давай оставим на завтра?
- Давай, - согласился Игорь. - Если завтрашний день наступит, нам наверняка захочется выпить. А сейчас - наверх. Пора за работу. Будем собирать информацию.
- Это как?
- Очень просто: наливай да пей.
- Снова? - испугался Гера.
- А что делать? - вздохнул Игорь. - Тяжело, но придётся. Другие способы нам временно недоступны.
Хозяйка квохтала, собирая на стол.
В окружении солёных огурчиков и грибочков стояла подозрительного вида бутыль.
- Это можно, - шепнул Игорь, - всего-навсего мой же спирт.
Они аккуратно сели на шаткие табуреты. Настасья, хрустнув огурцом, сразу же подняла тост:
- За сугрев нутра, мужики!
- И тебе того же, старушка, - ласково сказал Игорь. - А помнишь, Настасья, летом у тебя нерусский жил.
- Это Манард, едрить его, что ли?
- Он самый. Что с ним стряслось?
- Так он в лес подыбал. Там его и жахнули. Ну и всё… Подох как миленький твой Манард.
- А кто же его?
- Масоны, видать. Они у нас, едрить, совсем одичали. Да ты сам, миленький, посуди: кто же, кроме них, мериканского полковника жахнуть осмелится?
Гера чуть не подавился бабкиным спиртом.
- Картину не гони! - рявкнул Игорь. - Ты мне, старая сука, понтоваться-то завязывай! Я тебе, блядина, на хер уши поотстреляю! Ты хоть отсекаешь, срань, кто с тобой базары ведёт?
Гера, не скрывая удивления, скромно блевал в углу. И так он блевал, и эдак, но удивления скрыть не мог.
- Так бы сразу и говорил, - сказала Настасья. - А то, миленький, ходишь вокруг да около, как дурак, я тебя понять не могу.
- Так кто убил полковника Джона Мейнарда? - сладко повторил Игорь.
- Пиндар, едрить его. Он у нас заезжих не любит. Как увидит - цап за ляжку, и давай дальше. Хоть свинья, да всё-таки патриот. А назюкал его Евсей. И Манард, едрить его, сам дурак. Чё баламутил-то, мериканская его рожа? В один двор зайдёт, душу травит, в другой зайдёт, как говном польёт… Ходит и ходит, словно стыд позабыл. Нехристь он, едрить его в селезенку. Сам посуди, миленький: чем здоровому мужику не живётся? А он шастает, как дитё малое, и вопросы срамные задаёт.
- Какие вопросы? - спросил Игорь.
- Дурацкие, - сплюнула Настасья. - Приходит, бывало, и бередит: как, мужики, жужло замутить? А божью росу? Мужики чуть дуба не дали от такой срамоты. Он, дурак, хотел им за это денег всучить. Сам посуди, кто за деньги-то купится? Вот и жахнули его, дурака, чтобы душу не бередил.
Сектант и педрила
Пробуждение было муторным.
Игорь зашёл в его комнату без стука и приглашения.
- Как отвратительно в России по утрам, - сказал он вместо приветствия.
- Да, - кивнул Гера. - Жизнь скучна и омерзительна.
- Не всё потеряно, брат, не всё потеряно… Помни: за нами стоит Москва, а значит, нам есть куда отступать. Сейчас мы выпьем, и я спрошу тебя о главном.
- Спрашивай сразу.
- Хорошо. Ответь мне: мы соратники или попутчики?
- Мы соратники, - сонным голосом сказал Гера.
- Я знал, что ты не откажешь. Наливай, лейтенант.
- Кто? - удивился Гера. - И зачем это наливать?
- Если мы вернёмся живыми, тебе присвоят звание лейтенанта, - сказал Игорь. - Это не так легко, но я проведу через отдел кадров. А налить надо по двум причинам. Во-первых, традиция: перед атакой русские шли в баню, надевали белую рубаху, ничего не ели, но опрокидывали чарку за царя и отечество. В смертельный бой, лейтенант, просто так не ходят. На этот счёт есть личный приказ Суворова. Во-вторых, приказы старших по званию не обсуждаются.
- Перед смертельным боем?
- Пустяки, - сказал Игорь. - Я дам тебе пистолет, и мы нейтрализуем двух уродов по форме цэ-эф один.
- Это сложно?
- Да нет. Это простая форма: физическое устранение любыми средствами, невзирая на давность вины и проблемы для исполнителя. Традиционная форма для многих служб. Например, для Моссада.
- Мы будем убивать кого-то живого?
- Разумеется, лейтенант, - улыбнулся Игорь. - Убить мёртвого не может даже лучший из мастеров.
- Мы убьём двух местных крестьян?
- Не совсем, лейтенант. Мы убьём одного пейзанина и одну воинственную свинью, сидящую на наркотиках. Видишь ли, пока ты упоенно блевал в углу, я развёл старуху на показания.
Из кармана пиджака Игорь вынул маленький диктофон. Вдавил кнопку, и японская штучка заговорила человеческим голосом: "Пиндар, едрить его. Он у нас заезжих не любит. Как увидит - цап за ляжку, и давай дальше. Хоть свинья, да всё-таки патриот. А назюкал его Евсей".
- В суде это не улика, - сказал Игорь, - но мы должны исполнить долг до конца. Нельзя краснеть перед Вашингтоном.
С этими словами начальник протянул ему пистолет.
- Вот это предохранитель, - показал он. - Вот этим движением ты снимаешь с предохранителя. Перезарядить сможешь? Смотри, - Игорь вынул-вставил обойму. - Заурядная вещь, пистолет Макарова.
Евсея нашли в бане. Волосатый мужик лежал на полке и сладко жмурился. Игорь настойчиво попросил Евсея открыть глаза.
Тот с отвращением оглядел вошедших. Вошедшие улыбались: майор - ласково, лейтенант - смущённо. Указательным пальцем Евсей постучался в Герину грудь.
- Ты Николай, что ли? - презрительно сказал он. - Так я тебе покрышку не дам.
- Как не дашь? - удивился Гера. - Все знают, что ты мне должен покрышку. Вот он знает, - Гера показал на Игоря. - Правда, Аркадий? Так почему не дашь?
- Потому что ты, Николай, сектант и педрила, - внятно сказал Евсей. - И чего ты его Аркадием обозвал? Он же не Аркадий.
- А кто же? - обидчиво спросил Гера.
Евсей на пару секунд задумался.
- Такой же, как и ты, сектант и педрила. А Аркадий - он не такой. Разве же это Аркадий? Мы Аркадия пятого числа хоронили. Стал бы я хоронить какого-то там педрилу…
- Майор Бондарев, КэЧээН России, - не теряя улыбки, представился майор Бондарев.
- Ого, - сказал Евсей. - У нас педрилы уже в майорах служат? Всё, считай, пропала страна…
- А почему это я сектант? - обиделся майор Бондарев.