1
Незасвеченную квартиру для временного проживания в столице нашел, конечно, Циркач – самый московский москвич среди нас всех. При достаточном количестве друзей и знакомых разыскать летом пустующую хату – не проблема. У Борьки Зисмана это получилось с третьего телефонного звонка из автомата на Ленинградском проспекте, куда мы тихо выбрели пешочком с Ходынского поля. Дальше двинули на такси, и Циркач все ворчал, что его уже тошнит от машин производства Горьковского автозавода. Что он, в конце-то концов, Борис Немцов, что ли?! Это наш вице-премьер вознамерился пересадить на "волжанки" все правительство и Думу в придачу. А Борис Зисман торжественно обещает завтра же подогнать к подъезду новый джип. Спасибо еще, что не прямо сегодня. Мы появились в Москве утром, но после двух почти бессонных ночей, и к тому же, если я правильно помню, было воскресенье. В общем, самое время по автосалонам бегать!
А старый кирпичный дом на улице с немыслимым названием Девятая Рота выглядел как после артобстрела, но внутри оказалось все хорошо. Видать, сама девятая рота погибла, но рубежей не сдала. Между прочим, я всегда балдел от названий московских улиц: например, Четвертая улица Восьмого марта (почему бы не Восьмая улица Четвертого марта?) или – Тринадцатая линия Красной Сосны (есть еще Шестая, Восьмая и Двенадцатая, другие почему-то отсутствуют). Ну, да ладно.
Наше временное пристанище располагалось во вполне цивильном месте – у Преображенки. И метро рядом, и рынок, и магазины – это в бытовом смысле, а в стратегическом – тоже неплохо: вокзалы близко, река Яуза под боком и два больших парка – Сокольники и Измайлово – для конспиративных встреч или бандитских разборок места идеальные. Были и другие подходящие объекты – вдоль Яузы тянулись фабрики, гаражи, строительно-монтажные управления – в общем, небольшая внутригородская промзона. А на другом берегу – Матросская Тишина – знаменитая еще со сталинских времен психушка. И тут же рядом тюрьма. Грустное место. Но, с другой стороны заставляет задуматься о вечном. Вот так пройдешь или проедешь мимо, и уже не станешь просто расслабляться перед телевизором или компьютером в тупом ожидании чьих-то звонков.
Нам расслабляться никогда нельзя. Работа такая. Куда ни приедешь, где ни затаишься, повсюду у нас враги. Обложили, сволочи.
Однако в первый день в Москве враги попрятались по углам, как мыши и сидели тихо-тихо. Это было кстати, нам безумно хотелось спать, но Фил, как врач, уговорил всех сначала пойти перекусить. Готовить самим никаких сил не было, и мы отправились в ближайший ресторан на Большой Черкизовской, я даже его названия не запомнил. А нас там я думаю, запомнили. Пять здоровых лбов, одетых во что попало, приходят без девушек посередь дня, заказывают все самое дорогое и не пьют ни капли спиртного. При этом спят на ходу. Не иначе приняли за каких-нибудь педиков обкурившихся. Но нам было наплевать. Мы не отметили за собой слежки, и было бы странно считать, что мы засветились, появившись все вместе в этом кабаке. И вообще, от кого мы скрывались? Вот это было смешнее всего – мы не знали! Даже генерал Кулаков не знал.
И я сказал ребятам, когда мы вернулись на квартиру:
– Слушайте, пошли они все в баню! Ложимся спать и никаких дежурных оставлять не станем. Дверь тут железная, через окно на шестой этаж вряд ли кто-нибудь полезет, а если и полезет, мы всяко проснуться успеем. Приказываю: немедленно спать.
Приказы не обсуждают. Мои ребята эту истину давно и хорошо усвоили.
Перед сном Фил провел последние сеансы лечения со мной и Шкипером – раны зарубцевались настолько, что были уже практически не видны. Да и не ощущались. Это было удачно. Мне, признаться, уже обрыдло прихрамывать, да и Шкипер чувствовал себя неуютно, пока приходилось помнить, что его левая рука работает не на все сто процентов.
А по вопросу о безопасности я оказался абсолютно прав: за время нашего отдыха ровным счетом ничего не произошло.
Вечером же мы проснулись и колобродили довольно долго. Часов до двух ночи, как минимум, не ложился никто. Телевизор в квартире был отличный – с плоским удлиненным экраном. Имелся еще и маленький "Панасоник" на кухне, и компьютер стоял очень современный с винтом в десять гигов, из которых четыре оказались забиты игрушками. По этой части у нас Шкипер большой любитель. А Пиндрик принялся видеокассеты изучать. Я же вначале, подвинув Шкипера, изучил дяди Вошину дискету за компанию с Филом и Циркачом, а после все-таки тупо пялился в экран маленького телевизора (большой оккупировал Пиндрик), и телевизор комментировал мне очередные скучные события.
С дискеты мы узнали кое-что новое о наших вчерашних заказчиках и обо всей этой хреновине в целом, но почему-то совершенно не хотелось служебную тему обсуждать. Фил то и дело выходил на балкон покурить, а в перерывах знакомился с довольно скромной, но специфической библиотекой – там обнаружилось много книг по медицине и психологии. Но он действительно больше курил, чем рассматривал книги, и это означало только одно: Фил напряженно размышляет. Циркач же в рассеянной задумчивости перебирал журналы, лежавшие большой стопкой, потом принялся листать не торопясь и вроде как увлекся.
– Порнуха, что ли? – спросил я.
– Ага, – кивнул он.
– Слушай, кто здесь живет?
– Не знаю точно. Бизнесмен какой-то. Отдыхает сейчас за рубежом. Да нам и не надо его знать. Так жить проще. Мы же здесь ненадолго.
– И то верно, – согласился я.
На самом деле я думал совсем о другом. Я думал о возможном и предельно допустимом числе случайностей в жизни.
Ну, то, что Пиндрик оказался в Измайлове в момент убийства Аникеева – это чистая случайность, такого никто не мог подгадать. То, что Циркач попал в штатные сотрудники "Сферы", в принципе могло быть случайностью, после кризиса он, как и все, сам искал работенку, но вышел-то на Мышкина не по объявлению в газете – через знакомых, и со знакомыми этими стоило разобраться отдельно. И уж совсем не случайным выглядело знакомство Фила со "свинским ежиком", как я его в шутку прозвал…
Пришел с балкона Фил.
– Ты знаешь, к какому выводу я пришел? – сказал он мне, отвлекая от сообщения об очередной перестрелке в Дагестане. – Кто-то из всей этой шайки расшифровал нас. Они знали или догадывались, что мы группа, еще задолго до убийства бандюгана Лазаря.
– Сам ты бандюган, – буркнул Циркач, который, оказывается, тоже слушал. – И кто такие они?
– Не ясно пока, – сказал Фил. – И возможно, про нас знал только один человек.
– Мышкин? – спросил я.
– Скорее Эльф, – предположил Фил.
– Или Навигатор, – Циркач, как всегда, мыслил нестандартно.
Не удивлюсь, если он просто пошутил, но задуматься над этим предположением стоило.
– Может быть, – согласился Фил. – Из тех материалов, что нарыл дядя Воша, получается следующее: либо Навигатор – один из нефтяных королей, сидящих в Москве, либо крупнейший авторитет с Северного Кавказа, имеющий выход на турецких спонсоров и вообще на исламский мир.
– Ну, и что из этого следует, Фил? Из того, что нас расшифровали еще тогда?
– Пока не знаю, – он честно развел руками.
Я тоже не знал, и это тревожило сильнее всего. Мысли ворочались в голове как-то очень вяло, явно не хватало для общей картины нескольких важнейших фактов, и без них логический подход пробуксовывал, прокручивался, как гаечный ключ на головке сработавшегося, округлившегося болта.
Я дольше других не мог уснуть, вдруг показалось, что если разложить все четко по пунктам, двигаясь от начала, то я сумею понять суть происходящего. Необъяснимость действительно раздражает, как непокорный болт. Ведь если проворачивается обычный ключ, всегда можно взять разводной или, в крайнем случае, газовый.
В данной ситуации я поставил на газовую плиту чайник, заварил себе в кружке очень крепкого чаю и сел за стол. Остальные уже спали.
Попробуем начать сначала, с того же Измайлова. Кто был на рынке вместе с Аникеевым? Фарид Аннамурадов по кличке Ата. Вор в законе, некоронованный король Туркмении и – по слухам – близкий друг самого туркменбаши Ниязова. По ходу всех инструкций и разговоров с Мышкиным и Павленко, по ходу штурма дворца и бегства оттуда об этом Фариде как-то все забыли. Только Кулаков не забыл и предоставил нам довольно подробную справку.
Для чего Ата прилетал в Москву? Для серьезных переговоров с Лазарем об объединении усилий. Каких? В чем? Осталось неизвестным. Как повел себя Ата после выстрела? Сел в свой московский бронированный "мерседес" и немедленно уехал в аэропорт, ни с кем даже не попрощавшись. Где теперь Ата? Неизвестно, но предположительно – по косвенным данным – в Турции. Ставим галочку: без Аникеева-Лазаря ворам в законе нечего делать в "Сфере". Это подтверждается и поведением другого вора – Ахмана (Георгия Вахисовича Ахманалиева, 1942 года рождения, трижды судимого, окончание последнего срока 14 июля 1989 года). Работавший в свое время и со "Сферой" и с "Фениксом", в момент обострения конфликта, он оказывается явно на стороне Павленко, а в итоге и вовсе ведет свою игру, присылая боевиков для захвата недавнего компаньона, к тому же когда-то спасшего ему жизнь. Ставим вторую галочку: воры в законе по сути дела неуправляемы и зачастую беспринципны. В любом случае они всегда сами по себе.
Свирский по кличке Ежик – совсем не вор, у него собственное вполне солидное дело, и чтобы это дело не мешали делать, Ежик мечтает примирить враждующие кланы. Не удивительно, что Мышкин считает его своим человеком, а Павленко – своим, и они обвиняют друг друга в убийстве Эдуарда. Легче всего предположить, что Эдика убивают как раз воры в законе, например тот же Фарид. Но галочку я поставил по другому поводу. Свирский был большим человеком во Владимире, и как бы на его земле расположена резиденция Павленко, а вовсе не Аникеева – это о многом говорит.
Следующий вопрос: кто заказал убийство Лазаря? По почерку – это вообще Комитет. То, что Кручинин выполнял поручения КГБ, именно КГБ, потому что начинал еще до 91-го года, это я знал определенно от дяди Воши. Потому он и жив до сих пор, этот заслуженный тренер по стрельбе. И вряд ли его лучший ученик Глаголев в свои юные годы рискнул бы поменять хозяина. Тем более, вон как лихо его прячут. Кто прячет? Ну, конечно, мафия, в лице того же Павленко или еще кого, но какая мафия просуществует без государственной крыши? И в данном случае крышей является ФСБ.
Наконец, Эльф. В Россию он явился, чтобы помочь Аникееву. Факт, не скрываемый самим Эльфом. Но в чем помочь? Вопрос. По оперативным данным, прилетел Эльф в один день с Фаридом. На те же переговоры? Не установлено. Зато абсолютно ясно, что после штурма "дворца Амина" Эльф уже выглядел весьма относительным союзником Мышкина. И даже до штурма: чего это его понесло на контакт с Ахманом без согласования с руководством "Сферы"? По поводу Эльфа галочка не вырисовывалась. Такой уж персонаж: галочки ставить негде! Я грустно ухмыльнулся. И вдруг понял: он же приезжал в Россию не к Аникееву и не к Павленко, даже не к Фариду. Он приезжал к Навигатору. Ведь именно он пугал грозным именем Навигатора самого Павленко!
Куда мне было понять Эльфа! Зато я видел теперь наши планы. Да, мы имеем приказ ждать, но сроки не обозначены, и значит, день, два, а потом мы просто не выдержим. Разъедемся по домам? Ну, уж нет! У меня же остался мобильный номер Эльфа, если, конечно, он не подарил его Мышкину вместе с аппаратом. Но все равно я буду звонить именно на этот номер. Ведь только Эльф по-настоящему хорошо знает Навигатора. А я уже не сомневался, что искать надо конкретно Навигатора. Есть такое правило: при решении серьезных задач иметь дело только с первыми лицами в любой организации. Разумеется, Мышкин и Павленко формально возглавляли свои фирмы, но они оба боялись Навигатора, и значит, Навигатор был выше их. Вот с этим-то типом я и мечтал пообщаться.
Придя к такому выводу, я внутренне успокоился, доцедил чай из заварочного чайника (того, что заваривал в кружке, мне, конечно, не хватило) и посмотрел на часы: начало пятого. За окном уже светало. Тихо-тихо было в небе над московским двориком. Никто не охотился за нами. Мы собирались охотиться. Вот черт! Я, вообще, кто? Наемник, солдат удачи, или Шерлок Холмс? Получалось, и то и другое одновременно. Может быть, именно это сочетание и называл Мышкин думающим спецназом?
А поспать все-таки стоило. Кто знал, чем суждено заниматься утром?
Циркач знал, он собирался уже в десять ехать за машиной. Вечером, помимо порножурналов, этот неугомонный любитель женщин и машин изучил все рекламные газеты и справочники, какие нашел в доме, запал вначале на пижонский корейский джип "Санг-Йонг", но потом позвонил в какую-то круглосуточную контору и узнав, какие нынче низкие цены на автомобили, возрадовался широкому выбору, забыл про все азиатские новоделы, вернулся мыслями к истокам, к классическим американским внедорожникам и остановился в итоге на роскошном "Джи-Эм-Си-Юкон", выклянчив недостающие шесть штук у Фила с обещанием вернуть, разумеется.
Циркач уехал, как собирался, в десять. Но мне пришлось проснуться еще раньше. От телефонного звонка. Нет, не по мобильнику Фила. По обычному городскому аппарату.
Никому как-то в голову не пришло, что надо бы отключить здешний телефон. Я, честно говоря, был уверен, что человек, уезжая, делает это сам или ставит аппарат в режим автоответчика. Но хозяин нашей временной хаты имел на сей счет особое мнение, или страдал рассеянностью, или – того хуже – спасался бегством. В последнем случае, мы все дружно должны были "благодарить" Циркача за уникальную находку.
Не было еще восьми, когда я вздрогнул от громкого, противно тонкого сигнала. Аппарат стоял возле постели. Еще не до конца проснувшись и плохо соображая, где я, поднял трубку.
– Фонды снимать будем? – поинтересовался грубый мужской голос безо всякого "здрасте".
– Будем, – не задумываясь ни на секунду, ответил я.
Почему-то такое зло взяло: вот хам! Звонит ни свет ни заря. Да еще и не здоровается.
– Ну, тогда я выезжаю?
– Выезжай, – решительно распорядился я.
И он повесил трубку. Ему этого хватило. Ох, видать, и подставил я кого-то! Доходило уже с опозданием. Однако никто больше не перезванивал, и гости заявляться не собирались. Зато звонки теперь шли один за другим. После третьего – звали все время Игоря – я уж совсем было решил отключить телефон – спать хотелось – мочи нет! Но четвертый утренний страдалец неожиданно позвал Толю, и я попросил продиктовать номер, который он набрал. А пока звучали в трубке цифры, я с ужасом осознал, что сам не знаю номера. Осталось сообщить, что здесь таких нет (это была правда), а уж бывал ли тут подолгу некий Анатолий, жил ли в квартире, или случилось обыкновенное для Москвы телефонное недоразумение – этого я не знал, хоть режьте меня. Но в любом случае, отключать аппарат от городской сети показалось вдруг неразумным. В нашем положении интереснее было все-таки начинать с телефонных переговоров, а не с перестрелки в дверях.
Прежде, чем Циркач уехал, я все-таки спросил его еще раз:
– Кто он, этот Игорь, который здесь живет?
– Так я, правда, не знаю, – улыбнулся Борис с безмятежностью младенца.
– Но адрес-то кто тебе дал? И кто дал телефон Васи, у которого мы забирали ключи?
– Адрес дал Виктор, я же тебе рассказывал вчера про него.
– Да, – вспомнил я. – И этот же Виктор посоветовал тебе устроиться на работу в "Сферу"?
– Нет, телефон "Сферы" мне дала Маринка.
– А Виктор и Маринка знают друг друга? – продолжал доискиваться я.
– Да. А что? Виктор был одно время женат на Маринке.
– Это очень плохо, – резюмировал я.
– И что, мне теперь никуда не ехать?
– Да нет, – сказал я, подумав. – Наоборот, лучше поезжай. И джип твой нам пригодится, и вообще, если накроют, хоть не все сразу пропадем. Возьми с собой Пиндрика и звоните нам почаще. Ты-то знаешь, какой тут номер.
Циркач сказал. Я еще помнил те цифры, что мне диктовали в трубку, и вздрогнул: все они совпадали. Эх, братцы! Не очень это хорошо, когда по одному номеру спрашивают и Игоря и Толю. Вряд ли это были отец и сын. И двое братьев – тоже вряд ли. Скорее наш Игорь в известных местах представлялся как Толя. А это уже очень серьезный Игорь…
– Или просто бабник, – улыбнулся Циркач на мой аргумент, и был по-своему прав.
Что ж, дай Бог, если так. Но все равно из-за этих звонков выспаться опять было не судьба. Значит, самое время выпить крепкого кофе и готовиться к любым неожиданностям. С любой стороны. В любую минуту… Ёксель-моксель!
И все-таки сначала раздался звонок. По телефону. И голос с сильным кавказским акцентом сообщил:
– Это гаварит Ахман. У тэлефона Балшаков?
– Так точно, товарищ Ахман!
И что это за игривое настроение на меня нашло? А главное, я еще не сразу вспомнил, кто такой Ахман, и наверно, подобным способом пытался ускорить процесс восстановления в памяти: слово за слово, время потянуть, все как-нибудь само собою и выяснится. И выяснилось быстро. Ведь следующая реплика была такой:
– Балшаков, ты зачэм убил моих лудей?
Интересно, случайно брякнул или прикалывается, цитируя "Белое солнце пустыни"? А вроде таким серьезным выглядел, когда рядом с Эльфом шел. Теперь-то уж я хорошо вспомнил, кого из них звали Ахманом. Хромой. Седоватый старикан из гостиницы "Вязники".
Я только не знал, что ему ответить. И Ахман повторил, доверительно перейдя в обращении на кличку и старательно поумерив акцент:
– Ты зачем убил моих людей, Крошка?
Какие уж тут шутки, голос более чем серьезный, мрачный, почти трагический. И ответ на вопрос нужен серьезный. "Белое солнце" в такой ситуации вспоминать без толку.
– Только затем, чтобы они не убили моих, Ахман.
– Будет разбор, Крошка.
– Не будет, – возразил я жестко.
– Ты борзый, – сказал Ахман почти ласково. – Но разбор будет. Хоть вы и без понятий. Ты наверно думаешь, что разбор – это перестрелка. Нет, я просто хочу поговорить с тобой. Я видел твоих ребят в деле, и совершенно не имею желания ссориться с вами, тем более убирать вас. Зачем, друг мой? Я хочу па-га-ва-рить.
Акцент его снова сделался заметнее, будто он теперь специально подчеркивал свою нерусскость. А я подумал: "И где это он видел нас в деле? Из-за кустов, что ли, наблюдал. Или нас там снимали, на даче Павленко? Все может быть… Но на черта мне душеспасительные беседы с вором? На откровенный криминал мы еще ни разу не работали и не будем. Приедут с разборкой прямо сюда – ничего, отстреляемся как-нибудь. Девятая рота выстояла, и мы сдюжим".
– Боюсь, что нам не о чем разговаривать, Ахман, – сказал я спокойнее прежнего.
– Ты борзый, – повторил он еще раз.
А потом произнес очень странную фразу:
– Но смертный приговор уже вынесен, поэтому нам есть, о чем поговорить. Смертный приговор – это серьезно, Крошка.