– Племянник, я попрошу тебя не курить в присутствии меня или твоей сестры. Со своей жизнью и своим здоровьем ты волен делать всё, что тебе заблагорассудится, но ты не имеешь права портить наши…
Марк, хотевший вспылить и послать дядю с его фантазиями куда подальше, поразмыслив, успокоился и ничего говорить и делать не стал. При этом он и сам не понял, что на него повлияло больше – дядины спокойные и разумные слова или отточенность и филигранность дядиных движений, за которыми сразу вдруг приоткрылась непростая сущность Константина.
– Хорошо, – вздохнув, сказал он, – не буду… Сигареты верните, пожалуйста.
Дядя отдал сигареты и, предвосхищая вопросы племянников, первым начал волнующий всех разговор:
– Ну что ж, я думаю, вам очень любопытно, откуда я взялся на вашу голову. Отвечу: я получил письмо вашего отца, видимо, написанное перед тем, как он решился на… то, на что решился… В этом письме, помимо всего прочего, он просил позаботиться о вас, видимо, предвидел, что дед долго не протянет. Как только я получил письмо, я поехал в Москву… Просто письмо очень долго не могло ко мне попасть… Кстати, не знаю, где Августу удалось найти мои координаты, я ведь всё время переезжал. Видимо, он давно не упускал меня из виду. В общем, как только я его получил, так сразу и выехал. Добираться было тоже долго… – Константин примолк, вздохнул и, побарабанив пальцами по столу, продолжил: – Уже здесь, приехав по тому адресу, который Август мне указал, я нашёл некоего человека. У него были все документы, оставшиеся от отца, в том числе и подробное описание, как можно вас найти. Ваш отец знал, что дом отберут… Теперь я буду вам помогать, даже если вы этого и не хотите.
Марк, терпеливо выслушавший неторопливое объяснение дяди, спросил:
– Простите, дядя Костя, вы ведь, кажется, с отцом не ладили?
– Когда-то ладил… А потом… Впрочем, давайте, наверное, не будем об этом говорить. То, что было между нами, никак вас не касается. Я ему давно всё простил, а у него самого мы уже спросить не сможем. Думаю, раз он мне послал письмо, то тоже не держал на меня зла… – лицо дяди Кости омрачилось, он прищурился, наверное, в очередной раз прокручивая в уме тревожившие его воспоминания.
– Папа хотел, чтобы вы его простили. Он сказал мне, что очень жалеет о том, как он поступил тогда, – вдруг подала голос Юля, до этого молча протиравшая посуду.
– Когда это он тебе сказал? – ревниво спросил Марк.
– Вчера, – Юля обернулась к родственникам и, заметив на их лицах одинаково встревоженное выражение, поспешила добавить: – Во сне. Он мне теперь часто снится. Иногда ничего не говорит, а вот вчера попросил передать эти слова вам, дядя Костя. Он знал, что вы сегодня приедете. Да не смотри ты на меня так, Марк, я не сошла с ума. Мне и самой тяжело его видеть во сне, он… он как будто живой… – тут Юля расплакалась, закрыв лицо руками.
– Тихо, тихо племяшка, не плачь, – дядя подошёл к Юльке, обнял её и стал гладить по голове. – Такое бывает, – сказал он, обращаясь к Марку, – дети, особенно маленькие, часто видят погибших или умерших родственников, особенно во сне. А могут и наяву. Нет ему покоя…
– Жесть, – только и нашёл, что сказать, Марк.
Ничего не ответив, дядя Костя усадил на стул Юлю, налил ей воды и после этого обратился к Марку:
– Расскажи всё, что тебе известно о делах отца, да ничего не упусти.
Вечером Марку позвонил Оранж:
– Ну, как дядя?
– Да вроде в тему. Только какой-то необычный, весь какой-то мистический. Я так и не понял, чем он занимается. Но, по ходу, чувак реальный.
– Рад за тебя. А я тут, кажись, придумал, как Хрюнделя опустить, – Оранж сделал многозначительную паузу.
– Да давай, колись, не хрен тут из себя Максвелла строить!
– Макиавелли, дубина! Короче… Светку Сорокину помнишь?
– Это рыжую такую, из одиннадцатого "Б"?
– Теперь уже студентку МГИМО, понял? Так вот, я ей тут позвонил, по старой памяти, – Оранж, хитрый котяра, действительно имел много общих воспоминаний с множеством девиц, в том числе и старшеклассниц. – Так вот, она мне призналась, что имеет кое-какие интересные фотки с ней и Хрюнделем. Говорит, специально сделала скрытой камерой, ха-ха, чтобы тот съехать не смог на ЕГЭ. Теперь они ей не нужны, она уже своё получила, а мне их готова презентовать, если я с ней на дачу съезжу завтра. Так уж и быть, пострадаю ради справедливости…
– Да уж, ты-то пострадаешь, ты известный страдалец, – Марк говорил это с некоторой завистью, так как, несмотря на более представительную внешность, не имел и сотой доли того запаса любовных приключений, которыми мог похвастаться Оранж. Девчонки, они, говорят, наглых любят…
– А ещё, – не обратив внимания на подкол друга, продолжил Оранж, – мне брат двоюродный по секрету сказал, что их отдел будет проверять все школы в нашем районе на предмет наркоторговли, сечёшь?
– Пока нет. Нам-то что? Мы ведь не балуемся?
– Ох, Золотов, простодушная ты душа, прости за тавтологию. Они же ведь к директору обязаны прийти, с предписанием, чтобы всё было по закону. А мы тут и подсуетимся, подкинем Хрюнделю кое-какие пакетики, чтоб ему жизнь раем не казалась.
– А где возьмём? Сами попасться можем, – предложение было заманчивым, но уж очень стрёмным.
– А брат мне и даст, у него их много. Я ему обрисовал, что за гадкая тварь этот наш Хрюндель, заодно и намекнул, что тот денежки на оценки меняет. А у меня брат таких терпеть не может. Так что пакетики да фотки Хрюнделю сильно нервы попортят. Посадить, конечно, не посадят – отмажется, но уволить могут, если правильно информацию подать. У меня на ТВ сестра репортёром работает, в новостях, ей всякие такие истории, как мёд в пиво, – количество всяких полезных родственников Оранжа иногда просто изумляло его друзей. – А у неё подруга как раз должна к нам в школу на практику прийти, мы её попросим Хрюнделя отвлечь.
– Ну ты и жук, – Марк искренне восхищался своим изобретательным другом и его донельзя полезными родственниками.
Пикантности и лихости в их план добавил приехавший Кирюха, просто-таки взбешённый тем, как обошлись с его другом. У Кирилла был пунктик – он терпеть не мог любую несправедливость, особенно по отношению к тем, кто не мог сам себя защитить. Кроме того, он ненавидел всех тех, кто, приподнявшись во время царившего в девяностые беспредела, теперь вдруг возомнил себя хозяевами жизни и высшей расой, а особенно он терпеть не мог их детишек-мажоров. Это именно после его вдохновенной речи друзья когда-то объявили джихад под названием "П…ц гламуру!" и, нисколько не боясь последствий, принялись претворять его в жизнь. Теперь же Кирилл весь трясся от бешенства ещё и потому, что не мог ничего добавить к коварному плану хитроумного Оранжа. Не мог, пока Хрюндель не купил себе "Альфу – Ромео" и не стал оставлять её на плохо доступном хозяйственном дворе лицея – за большими воротами, запирающимися на ключ. Кирюха, будучи победителем нескольких городских олимпиад по химии да и просто любителем всяческой пиротехники и взрывчатки, знал очень простой, но действенный фокус: в бензобак машины нужно было поместить некоторое количество сильного окислителя с катализатором, завёрнутого в упаковку, которая в бензине растворялась. Как только это происходило, окислитель при помощи катализатора вступал в бурную реакцию с горючим и взрывоопасным бензином, и тогда, в зависимости от наполненности бака, происходил нехилый взрыв. Следы злонамеренных действий в таком случае было очень тяжело обнаружить. Сложность заключалась в том, чтобы поместить необходимое вещество в бензобак, ведь его крышка закрывалась на замок изнутри машины, а следы взлома были бы слишком заметны. Поэтому задуманная операция требовала слаженности и чётко рассчитанных действий:
Шаг первый – подруга сестры Оранжа, упрошенная самой сестрой, отвлекала внимание Хрюнделя, выманивая его из кабинета. С этим она справилась блестяще.
Шаг второй – в то время, когда Хрюндель, позабыв об оставленном пиджаке (ребята знали об этой привычке директора), бежал на цыпочках за сексапильной практиканткой с целью уговорить её на совместный вечер, ребята проникли в его кабинет, подкинули ему в карманы пакетики со специфическим содержимым, фривольные фотки, а также извлекли ключи от машины. Главное было, чтобы влюблённый в свою машину Хрюндель не положил ключи от неё в карман брюк. Не положил, слава Богу.
Шаг третий – как только антинаркотическая проверка придёт в школу, нужно было успеть проникнуть на место стоянки машины, нажать кнопку на брелке, открыть изнутри крышку бензобака, засунуть туда упаковку с активным содержимым, оставить ключи в замке зажигания (якобы хозяин забыл), захлопнуть крышку и быстро оттуда убежать. Вероятность срабатывания была пятьдесят процентов, но в этот раз получилось…
Шаг четвёртый – съёмочная группа, оказавшаяся "абсолютно случайно" на месте событий, запечатлевала всё это шоу на камеру.
Ребята с замиранием сердца следили за развитием событий, каждый на своём месте: Оранж – у входа в школу, Кирюха – у входа в хоздвор, а Марк – сидя на скамейке у одного из высотных домов, чтобы не светиться около школы. Гулкий взрыв, приехавшая через двадцать минут скорая, бешено суетившиеся телевизионщики убедили Марка, что задуманное осуществилось даже с некоторым перевыполнением.
Уже через два часа донельзя довольные собой друзья сидели в бывшей дедушкиной квартире в комнате Марка и, распивая купленную для пущей торжественности бутылку "Джемесон", от души хохотали и закусывали смех и виски солёными орешками. Когда веселье вошло в наиболее активную фазу, в комнату вежливо постучали. Надо сказать, что от деда, который был главным конструктором одного из секретных военных КБ и плодотворно работал вплоть до гибели дочери, осталась роскошная пятикомнатная квартира в добротном сталинском доме, заставленная чуть мрачноватой, но очень прочной антикварной мебелью. Только техника выделялась новизной. Это ценное наследство позволяло каждому живущему в квартире занимать свою комнату, поэтому ни дядя, ни сестра Марку особо не мешали, вежливо соблюдая приватность территории, и все они не вмешивались в текущие дела друг друга. Поэтому стук был несколько неожиданным. Впрочем, Марк за последнее время, а особенно за сегодняшний день, самый удачный за прошедшие два месяца, слегка оттаял душой и потому спокойно и доброжелательно открыл дверь. На пороге стоял улыбающийся дядя Костя:
– Здравствуйте. Можно к вам, молодые люди? – как всегда, вежливо спросил он.
– Заходите, – Марк радушно повёл рукой.
Дядя зашёл, присел на диван, взял в руки ополовиненную бутылку виски, повертел её, поставил на место и, всё так же улыбаясь, спросил притихших друзей:
– И что же вы всунули ему в бензобак?
Глава 6. "Месть Жозефины"
– И ещё я рекомендую вам попробовать наш фирменный десерт "Месть Жозефины". Нежнейшая основа, пикантный крем с мятным ароматом, вымоченный в коньяке персик и шоколадный мусс – вы не пожалеете… – официант заливался соловьём, таким себе вполне упитанным птахом. Кристине было скучно его слушать и тошно смотреть, как этот достойный работник одного из ресторанов при самом дорогом женском клубе Москвы пытается выдать свою жажду получения чаевых за радушие и заботу о госте. Небось, и десерт-то залежавшийся – скорее всего, в "гоу-листе" на первом месте стоит…
– Да, да, спасибо, – рассеянно сказала она и, вдруг, более из озорства, чем по необходимости, перешла в "лёгкость". Сначала в голове закачалась мутноватая зыбь, а потом потекли настоящие мысли стоящего рядом жизнерадостного пузатика: "…хороша, сучка, …и грудь, и ножки, …небось, трахается с утра до вечера, …вот бы мне тоже её оприходовать, …да ведь она только за деньги, …вот я бы ей вжарил, …да заказывай ты уже, наконец, чего глазки закатила… под кайфом… с утра… совсем с жиру бесятся…".
Кристина плотоядно улыбнулась про себя и, совсем уже не контролируя себя, легко оседлала сознание сладострастного ресторанного оратора, похожего в своём наряде на обеспокоенного пингвина.
– Я определилась с заказом, – промурлыкала она и, чуть высунув язычок, медленно и томно провела им по губам. Глаза официанта, перешедшего под её контроль, и так уже остекленевшие, подёрнулись дополнительной дымкой, а дыхание участилось в два раза. Хорошо ещё, что слюна не начала капать… – Я, пожалуй, закажу твои яйца… м-м-м… "а ля фламбе"… Давай, начинай прямо здесь…
Официант послушно сходил на кухню, вывез тележку, на которой стояла специальная посуда для приготовления блюд, зажариваемых прямо при госте, и начал своё неповторимое шоу. В полупустом зале поначалу никто не обратил внимания на действия официанта, но через некоторое время его замечательная экспрессивность невольно стала привлекать к себе внимание. Стоя посреди зала, он медленно, прекрасно попадая в такт тихой музыке, снял свой униформенный смокинг и грациозно повесил его на спинку ближайшего стула. Затем, проделав ещё несколько очень пластичных па (надо же, а с виду такой увалень!), "стриптизёр поневоле" стащил с себя рубашку и, раскрутив её над головой, бросил на столик, за которым обедали несколько никуда не торопящихся дам бальзаковского возраста, чем намертво прикрепил к себе их плотоядные взгляды. Потом, опершись руками на спинку стула, аккуратно сделал на ней упор с подъёмом ног в стороны, затем (Кристина от удивления аж рот приоткрыла) поднял ноги вверх и, оказавшись вниз головой, сделал сальто вперёд через спину, как заправский цирковой акробат. Совершая плавные движения руками и покачивая бёдрами, он расстегнул брюки и, молниеносно стащив их, явил весьма заинтересованной публике шикарные цветы на своих просторных трусах и слегка кривоватые, толстенькие и волосатые ноги. Оставшись в трусах и носках, официант под смешанный гром хохота, аплодисментов и лихого посвистывания зала подошёл к тележке, снял большую крышку с металлического блюда и, медленно спустив трусы, выложил весьма скромное своё "достоинство" на это блюдо. Раздались крики "Браво!", а в официанта полетели скомканные банкноты. Не обращая внимания на восторг публики, новоиспечённый артист сосредоточенно начал поливать лежавшее на блюде хозяйство коньяком, а потом эффектно поджёг зажигалку, подняв её вверх неожиданно красивым театральным жестом…
Растерянно переминавшийся в углу зала метрдотель, до этого не понимавший, как ему надо реагировать на эту импровизированную репризу, опомнился и, выхватив из специального ящика огнетушитель, рванулся к безгранично раскрепощённому официанту. А тот, выждав положенную паузу, во время которой в зале установилась полная тишина и даже затихла музыка, разжал пальцы – и горящая зажигалка полетела вниз… Этот полёт сопровождался дружным выдохом и чьим-то истерическим криком. Вспыхнуло пламя, но подлетевший метрдотель сбил официанта с ног и, с силой сдавив ручку огнетушителя, принялся изо всех сил поливать пришедшего в себя и визжащего официанта холодной шипящей пеной. В зале началось безумие: крики "Пожар!" перемешались с визгами, но самые стойкие орали "Браво!" и дико аплодировали. Наконец, подоспевшая смешанная бригада из охранников и официантов скрутила виновника суматохи и утащила из зала.
Кристина, убедившись, что полученные ожоги не помешают распутному работнику сервиса вскорости вернуться к полноценной жизни, спокойно положила несколько сотенных общеевропейских денежек под бокал, стоявший на столе, и покинула помещение ресторана. Выйдя на улицу и позволив ногам нести её, куда им угодно, она начала ругать себя, как старая строгая бабушка не в меру расшалившуюся внучку:
"Нет, ну ты скажи, зачем был нужен весь этот цирк? И чем тебе не угодил этот толстячок? Подумаешь, плохо про тебя подумал… А что ему про тебя думать-то? Что ты примерная студентка и передовой член общества? – на словах "передовой член" Кристина весело рассмеялась. – Там ведь, в этом клубе, большая часть таких, как он про тебя подумал, – пустых кокеток, только и сумевших, что вовремя продать свою… короче, шлюхи дорогие. Не хочешь, чтобы про тебя так думали, – не ходи в подобные места и не строй из себя гламурную фифу. А куда ходить-то? Папаша вон как злится, когда узнаёт, что я куда-то не туда сходила, не с тем общалась, не то сказала. Можно подумать, будто сам он – аристократ в двадцатом колене. Сам-то двадцать лет назад дворником подрабатывал и вагоны разгружал, чтобы себя и мать содержать, а сейчас, видишь ли, мы – из другого слоя общества. Из какого другого? Тоже мне слой – подонок на подонке, быдло похуже вокзальных бомжей, только дорого упакованные и хорошо пахнущие. И то, если поглубже не копнёшь…". Кристина остановилась, посмотрела на своё отражение в витрине, поправила чуть сбившиеся волосы и стала выступать за своего оппонента:
"А ты-то сама кто такая, чтобы их порицать? Сама же ничуть не лучше – ничего не делаешь полезного, только на своём "Ягуаре" раскатываешь, тратишь деньги на шопингах и в ресторанах да общаешься с такими же дурочками. Ты сначала откажись от всего этого, а потом и обвиняй других. Небось, не дура, ни за что не откажешься. Так что молчи, а бедному официанту этому не забудь денег заслать да начальству его голову запудри, чтобы беднягу с работы не выгнали…". Вот так, проведя время в интересном диспуте с достойным уважения "собеседником", Кристина добралась пешком до места папиной работы – солидного банка, где родной отец служил топ-топ-топ-менеджером. Охранник, знавший Кристину ещё со времён, когда её отец начинал здесь свою карьеру клерком, приветливо с ней поздоровался:
– Добрый день, Кристина Валерьевна!
– Дядя Паша, ну сколько я вас буду просить, перестаньте называть меня Валерьевной, а то я обижусь. Раньше ведь просто Кристей звали…
– Так то – раньше…
– А сейчас что поменялось? Я ведь не выгляжу старой каргой, так зачем вы так?
– Ладно, ладно, Кристя, иди, отец на месте. А мне так положено – я должен проявлять уважение к детям начальства…
– Это уважение заслужить ещё надо! – Кристина зло топнула ножкой и направилась к блестящему лифту.
– Вот ты, дочка, и заслужила, – тихо сказал ей вслед дядя Паша.
Войдя к отцу в приёмную, она тихонько спросила у секретарши Вероники:
– У себя?
Вероника, приветливо улыбнувшись дочке босса, шёпотом ответила:
– У себя, но очень занят. Важные клиенты…