На поросшем травой холме близ Уффингтона в то утро яблоку было некуда упасть. Популяция мамонтов в Англии, Уэльсе и Шотландии насчитывала двести сорок девять особей в девяти стадах, и все они поздней осенью мигрировали на юг, а весной возвращались на север. Их маршрут год за годом в точности повторялся. Города и деревни они, как правило, обходили стороной - кроме Дивайзеса, главная улица которого два раза в год вымирала, а ставни закрывались наглухо, когда слонообразные, торжествующе трубя, с топотом ломились через центр города, повинуясь древнему зову предков. Никто в Дивайзесе даже не мечтал застраховать имущество от повреждений, наносимых хоботными, но обычно убытки с лихвой возмещались доходом от туристического бизнеса.
Но нынче утром на холме собрались не только желающие потрогать мамонта, торговцы сувенирами, друиды и противники "права неандертальцев на охоту". Нас ждал темно-синий автомобиль, а когда тебя ждут там, куда ты не планировал пойти, ты берешь это на заметку. У машины стояли трое в темно-синих костюмах, с синими эмалевыми жетонами "Голиафа" на лацканах. Я узнала только одного из них - Дэррмо-Какера. При нашем приближении все трое быстро спрятали мороженое.
- Мистер Дэррмо-Какер, - сказала я, - какой сюрприз! Вы знакомы с моим мужем?
Дэррмо-Какер протянул было руку, но Лондэн ее не пожал. Голиафовец на миг скривился, затем изобразил мечтательную улыбку.
- Видел вас по телевизору, мисс Нонетот. Должен сказать, ваш рассказ о дронтах просто потрясает!
- В другой раз я постараюсь расширить круг тем для разговоров, - невозмутимо ответила я. - Даже попытаюсь рассказать кое-что о том, как "Голиаф" злодейски душит нацию.
Мистер Дэррмо-Какер печально покачал головой.
- Очень неразумно, Нонетот. Очень неразумно. Вы странным образом не желаете понимать, что "Голиаф" - это все, что вам надо. Все, что вообще может вам понадобиться. Мы производим все, от колыбели до гроба, в наших шести тысячах филиалов работают более восьми миллионов людей. От люльки до гробовой доски.
- А сколько вы рассчитываете получить, ублажая нас от рождения до смерти?
- Человеческое счастье бесценно, Нонетот. Политическая и экономическая нестабильность - самая сильная форма стресса. Вам будет приятно узнать, что голиафовский индекс радости сегодня утром достиг наивысшего за четыре года значения - девять и три десятых пункта.
- Из сотни? - съязвил Лондэн.
- Из десяти, мистер Парк-Лейн, - раздраженно ответил голиафовец. - Население под нашим управлением выросло сверх всяких ожиданий.
- Рост ради роста - это философия раковой клетки, мистер Дэррмо-Какер.
Тот помрачнел и несколько мгновений пялился на нас, явно соображая, как лучше ответить.
- Итак, - вежливо сказала я, - вы приехали посмотреть на мамонтов?
- "Голиаф" не смотрит на мамонтов, Нонетот. Это не приносит выгоды. Вы знакомы с моими помощниками мистером Хренсом и мистером Редькинсом?
Я посмотрела на двух его гориллоподобных подручных. Они были безукоризненно одеты, щеголяли безупречно подстриженными эспаньолками и взирали на меня сквозь черные очки.
- Кто есть кто? - спросила я.
- Я Хренс, - сказал Хренс.
- Я Редькинс, - сказал Редькинс.
- Когда он спросит про Джека Дэррмо? - громким шепотом поинтересовался Лондэн.
- Очень скоро, - ответила я.
Дэррмо-Какер снова печально покачал головой. Он взял из рук мистера Редькинса портфель, внутри которого в тщательно подогнанной пенопластовой упаковке лежала книга "Стихотворения Эдгара Аллана По".
- Вы заточили Джека в "Вороне". А "Голиаф" требует, чтобы он предстал перед дисциплинарным советом по обвинению в присвоении чужого имущества, нарушении договоров корпорации, нецелевом использовании свободных средств, пропаже канцелярских товаров и преступлениях против человечества.
- Неужели? - спросила я. - Так почему бы просто не оставить его там?
Дэррмо-Какер вздохнул и посмотрел на меня.
- Послушайте, Нонетот. Нам нужен Джек, и, поверьте мне, мы его добудем.
- Только не с моей помощью.
Дэррмо-Какер секунду молча смотрел на меня.
- "Голиаф" не привык к отказам. Мы просили вашего дядю построить другой Прозопортал. Он велел нам зайти через месяц. Как мы понимаем, вчера вечером он отбыл в отпуск. Куда?
- Понятия не имею.
Похоже, Майкрофт ушел на пенсию не по собственной воле, а в силу необходимости. Я улыбнулась своим мыслям. "Голиафу" натянули нос, и ему это не понравилось.
- Без Портала, - сказала я, - возможностей попасть в книгу у меня не больше, чем у мистера Редькинса.
Услышав свое имя, Редькинс переступил с ноги на ногу.
- Врете, - парировал Дэррмо-Какер. - Вы только притворяетесь, что вам это не по силам. Вы одолели Аида, Джека Дэррмо и корпорацию "Голиаф". Мы вами восхищаемся. "Голиаф" в данных обстоятельствах более чем честен, и нам очень бы не хотелось, чтобы вы стали жертвой корпоративной нетерпимости.
- Корпоративной нетерпимости? - повторила я, глядя Дэррмо-Какеру прямо в глаза. - Это угроза?
- Ваше упрямое поведение может разбудить мою мстительность, а вам это не понравится, поверьте.
- Мне вы не нравитесь, даже когда она спит.
Дэррмо-Какер захлопнул портфель. Левый глаз у него задергался, кровь отлила от лица. Он посмотрел на нас обоих и хотел что-то сказать, но сдержался и умудрился даже выдавить полуулыбку, а потом забрался в машину вместе с Хренсом и Редькинсом и уехал.
Лондэн все еще подхихикивал, когда мы расстелили покрывало и плед на изрядно объеденной траве прямо над Белой лошадью. Под нами, на дне оврага, спокойно паслось стадо мамонтов, а на горизонте виднелись несколько дирижаблей, подлетающих к Оксфорду. День выдался солнечный, а дирижабли в плохую погоду не летают, вот они и пользовались хорошим деньком на полную катушку.
- А ты ведь не очень-то боишься "Голиафа", дорогая? - спросил он.
Я пожала плечами.
- "Голиаф" - это сборище трусов, Лонд. Они только на понт берут. А встретят сопротивление - и быстренько на попятный. Все эти большие машины и громилы предназначены для устрашения пугливых. Но мне интересно, откуда они узнали, где мы окажемся?
Лондэн пожал плечами.
- С сыром или с ветчиной?
- Что? (- Четверг, бога ради, что вы натворили?!)
- Я спросил: с сыром или с ветчиной?
- Я не тебе.
Лондэн огляделся по сторонам. На сотню ярдов вокруг никого, кроме нас, не было.
- Тогда кому?
- Ньюхену.
- Кому?
- Ньюхен! - заорала я. - Это вы? (- Я же велел вам ни с кем не разговаривать о вашем деле!)
- Я и не говорила! (- Как я могу вам помочь, если вы все растрепали представителю обвинения?)
- Обвинения? Кому? (- Да Хопкинсу же, дура! Вы наговорили ему с бочку арестантов на пороге собственного дома! Теперь нам точно придется туго. Ради бога, ни с кем ни о чем не говорите! Вы что, хотите очередную тысячу прочтений просидеть в "Замке Сомнений" или еще где?)
- Четверг, - с тревогой посмотрел на меня Лондэн, - что за чертовщина такая?
- Я разговариваю со своим адвокатом.
- Что ты натворила?
- Сама толком не знаю.
Лондэн воздел руки к небу, и я снова позвала Ньюхена.
- Да скажите же, в конце концов, в чем меня обвиняют? (- Нет времени. Мы с вами все обговорим перед тем, как идти в суд. Запомните: ни с кем не разговаривать об этом деле! Кстати, вы ничего не выяснили о красотке Торпеддер?)
- Похоже, она не замужем. (- Правда? Это интересно. Ладно, мне пора. - Короткие гудки.)
- Ньюхен! Подождите! Ньюхен? Ньюхен!..
Но он исчез. Лондэн смотрел на меня.
- И давно это с тобой, дорогая?
- Со мной-то все в порядке, Лондэн. Но происходит что-то странное. Давай сейчас не будем об этом, ладно?
Муж посмотрел на меня, на чистое голубое небо, затем на сыр, который все еще держал в руке.
- С сыром или с ветчиной? - повторил он в третий раз.
- И то и другое, только сыра клади поменьше, мы мало взяли.
- А ты где его раздобыла? - поинтересовался Лондэн, с подозрением разглядывая сверток без всяких этикеток.
- У Джо Стрижжа в Сырном отделе. На валлийской границе его оперативники перехватывают по двенадцать тонн в неделю. Сжигать жалко, поэтому всем в ТИПА выдают по паре фунтов. Сам ведь знаешь поговорку: "Лучший сыр у копов".
- Прощай навечно, Четверг, - пробормотал Лондэн, глядя на ветчину.
- Ты куда-то собрался? - отозвалась я, не совсем уловив, что он имеет в виду.
- Я? Нет. С чего ты взяла?
- Ты только что сказал "прощай навечно".
- Да нет, - рассмеялся он. - Это я по поводу ветчины. Ты сказала - лучший сыр у копов, я добавил - и лучшая ветчина.
- А.
Он отрезал мне ломтик и вместе с сыром положил на бутерброд, потом сделал такой же для себя. Вдалеке затрубил, с трудом взбираясь по склону, мамонт, и я откусила кусочек.
- Пока и до встречи, Четверг.
- Ты что, нарочно?
- Что нарочно? Разве там не майор Тони Поуканд и твоя школьная подружка Долл Стрейчи?
Я повернулась туда, куда показывал Лондэн. Это и правда были Тони и Долл. Они весело помахали нам рукой, прежде чем подойти и поздороваться.
- Господи ты боже мой! - воскликнул Тони, когда они уселись рядом с нами. - Похоже, у нас в этом году ранняя полковая встреча! Помнишь Проу Счай, которая потеряла ухо при Билогирске? Я только что встретил ее на парковке - надо же, какое совпадение!
При этих словах сердце у меня екнуло. Я сунула руку в карман в поисках энтроскопа дядюшки Майкрофта.
- В чем дело, Чет? - спросил Лондэн. - У тебя какой-то странный вид.
- Я проверяю совпадения, - пробормотала я, встряхивая стеклянную банку со смесью риса и чечевицы. - Это не так глупо, как кажется.
После двух встряхиваний зерна сложились в какой-то спиралеобразный узор. Энтропия на секунду снизилась.
- Пошли отсюда, - сказала я Лондэну, который с озадаченным видом смотрел на меня. - Пошли. Бросай все, и двигаем.
- В чем дело, Чет?
- Я только что заметила старого капитана моей крокетной команды, Альфа Видерзейна. Вот Тони Поуканд и Долл Стрейчи, им только что встретилась Проу Счай - уловил, какая вырисовывается схема?
- Четверг! - вздохнул Лондэн. - А ты немного не…
- Хочешь доказательств? Извините, - обратилась я к прохожей, - как вас зовут?
- Бонни, - сказала она. - Бонни Вуайяж. А что?
- Убедился?
- Вуайяж - не такая уж редкая фамилия, Чет. Да таких фамилий тут наверняка сотни!
- Хорошо, остряк-самоучка, попробуй сам!
- И попробую, - рассердился Лондэн. Он встал. - Извините!
Молодая женщина остановилась, и Лондэн спросил, как ее зовут.
- Зилайя, - ответила она.
- Видишь? - сказал Лондэн. - И ничего…
- Зилайя С. Мертц, - договорила женщина.
Я снова встряхнула энтроскоп - чечевица и рис разделились почти полностью.
Я нетерпеливо хлопнула в ладоши. Тони и Долл тревожно переглянулись, но все же встали.
- Все уходим отсюда! - крикнула я.
- А сыр!..
- Плюнь на сыр, Лондэн, пожалуйста, поверь мне!
Все они неохотно потянулись за мной, смущенные и раздраженные моим странным поведением. Но они явно изменили свое мнение, когда, пронзительно взвыв, прямо на наш опустевший плед для пикника с оглушительным грохотом с неба обрушился огромный и очень тяжелый автомобиль "испано-суиза", так что даже земля дрогнула, а мы невольно упали на колени. Нас осыпало комьями земли, галькой и клочьями дерна, а большой автомобиль-фаэтон погрузился в мягкую почву. Красивый заказной корпус лопнул по швам, массивная рама погнулась от удара, одно из колес слетело и просвистело у меня над головой, а тяжелый мотор, сорванный с резиновой подвески, прорвал полированный капот и с глухим стуком приземлился у наших ног.
На мгновение воцарилось молчание. Мы встали, отряхнулись и убедились в том, что все целы. Лондэну порезало руку осколком бокового зеркала, но каким-то чудом больше никто не пострадал. Здоровенная машина так точно упала на место нашего пикника, что покрывало, термос, корзинка, еда - в общем, все исчезло вмиг. В наступившей после этого мертвой тишине мои спутники, разинув рот, пялились не на обломки машины - на меня. Я так же недоуменно таращилась на них. Затем медленно подняла взгляд туда, где высоко над нами парил дирижабль, уже без своего двухтонного груза по-прежнему направляясь на север, в пункт назначения, где ему предстоит долгая стоянка и расследование несчастного случая. Я встряхнула энтроскоп и увидела, что случайный разброс восстановился.
- Опасность миновала, - заявила я.
- Ты ничуть не изменилась, Четверг Нонетот! - сердито воскликнула Долл. - Где бы ты ни появилась, за тобой тянется шлейф неприятностей! Потому я и не встречалась с тобой после окончания школы, и ты сама это знаешь, птица-роковуха!
Мы с Лондэном смотрели им вслед. Он обнял меня.
- Птица-роковуха? - спросил он.
- Так меня дразнили в школе, - объяснила я ему. - Плата за то, что я была не такой, как все.
- И слава богу. Я бы дважды заплатил, чтобы быть не таким, как все. Пошли, надо уносить ноги.
Мы тихонько смылись с места происшествия, пока вокруг покореженного автомобиля собиралась толпа. Сразу же появились "специалисты" и принялись выдвигать теории по поводу того, почему дирижабль уронил машину. Под дружный хор заявлений вроде "надо было лучше крепить" и "черт, совсем рядом упал" мы тихонько скрылись и сели в мою машину.
- Такое нечасто увидишь, - пробормотал Лондэн после некоторого молчания. - Что происходит?
- Не знаю, Лонд. В последнее время что-то много вокруг меня стало совпадений. Мне кажется, кто-то пытается меня убить.
- Мне нравится, когда ты такая роковая, милая моя, но не кажется ли тебе, что ты уж слишком далеко зашла в своих предположениях? Даже если уронить машину с грузового дирижабля, как можно точно попасть на плед для пикника с высоты пяти тысяч футов? Сама подумай, Чет, это же полная чушь! Да и кому это надо?
- Аиду, - прошептала я.
- Аид мертв, Четверг. Ты сама его убила. Это просто-напросто совпадение. Оно ничего не значит. Это все равно что верить снам, или лаю собаки, или тени на стене.
Мы молча доехали до здания ТИПА, где меня ждало дисциплинарное расследование. Я заглушила мотор, и Лондэн крепко сжал мою руку.
- Все будет хорошо, - заверил он меня. - Надо быть идиотами, чтобы возбудить против тебя уголовное дело. Если возникнут неприятности, вообрази Скользома в бане.
Я улыбнулась. Он обещал подождать меня в кафе через дорогу, еще раз поцеловал и похромал прочь.
Глава 8.
Мистер Брекекекс и ТИПА-1
Неандертальцы, вопреки общепринятому мнению, отнюдь не тупы. Возникающие у них затруднения с чтением и письмом проистекают из особенностей зрительного восприятия, которые у людей называют дислексией. Однако мимический язык неандертальцев весьма сложен. Одно и то же молчание может выражать у неандертальца около тридцати различных оттенков смысла в зависимости от взгляда. "Неандертальский английский" богат и передает такие тонкие смысловые нюансы, совершенно недоступные людям, не владеющим "лицевым языком". Опираясь на высокоразвитую "лицевую грамматику", неандертальцы инстинктивно чувствуют, когда им лгут, - именно поэтому им совершенно не интересны театр, кино или политика. Они любят читать вслух и очень много разговаривают о погоде - еще одна область, в которой они прекрасно разбираются. Они никогда ничего не выбрасывают и любят орудия труда, особенно станки. Из трех каналов, предназначенных неандертальцам, два показывают только программы, посвященные деревообработке.
ГЕРХАРД ФОН КАЛЬМАР.
Неандертальцы: возвращение после недолгого отсутствия
- Четверг Нонетот? - проскрежетал высокий мужчина, как только я вошла в здание ТИПА.
- Да?
Он показал мне жетон.
- Агент Броддит, ТИПА-5, а это мой напарник Джеймс Трупп.
Трупп вежливо приподнял шляпу, и я пожала им руки.
- Мы не могли бы поговорить где-нибудь с глазу на глаз? - спросил Броддит.
В конце коридора отыскалась свободная допросная.
- Мне очень жаль Кроуви и Ффарша, - сказала я, как только мы сели.
- Это все неосторожность, - внушительно произнес Трупп. - Клеем можно пользоваться только в хорошо проветриваемом помещении, на упаковке же написано.
- Мы хотели бы у вас кое-что узнать, - немного смущенно начал Броддит. - Не скажете ли вы нам, что они собирались делать? Они ведь погибли, не успев написать отчет.
- А что сталось с их блокнотами?
Трупп и Броддит переглянулись.
- Их сожрали кролики.
- А это-то как могло произойти?
- Разглашению не подлежит, - отрезал Трупп. - Мы проанализировали то, что осталось, но все было уже хорошо переварено - кроме вот этого.
Он положил на стол закатанные в целлофан обрывки испачканной бумаги. Я наклонилась поближе. На одном я прочла часть своего имени, второй представлял собой фрагмент об остатке денег на карточке, на третьем стояло одно-единственное имя, от которого меня бросило в дрожь, - Аид.
- Аид? - спросила я. - Вы думаете, он еще жив?
- Это ведь вы его убили, Четверг. Как по-вашему?
Я видела его гибель на крыше Торнфильд-холла и даже нашла его обгоревшие останки, когда мы обыскивали почерневшие руины. Но Аид умирал и прежде - или нам так казалось.
- Я уверена, насколько это возможно. А что означает этот счет?
- Опять же, - ответил Броддит, - мы и сами толком не знаем. Кредитка краденая. Покупали по ней в основном женские платья, туфли, шляпки, сумочки и так далее. Мы поставили "Дороти Перкинс" и "Кэмп Хопсон" под двадцатичетырехчасовое наблюдение. Что-нибудь улавливаете?
Я покачала головой.
- Тогда расскажите нам о ваших контактах с Кроуви.
О короткой встрече с их предшественниками я рассказала, что могла, а они по ходу рассказа делали короткие заметки.
- Значит, они хотели знать, не происходило ли с вами в последнее время чего-нибудь странного? - спросил Броддит. - А бывало такое?
Я рассказала им о воздушном трамвае, об "испано-суизе", и они еще что-то записали. Наконец, уточнив неоднократно, нет ли у меня еще каких-нибудь добавлений, они встали, и Броддит протянул мне визитку.
- Если что-нибудь обнаружите…
- Само собой, - ответила я. - Надеюсь, вы их накроете.
Они хмыкнули в ответ и ушли.
Я вздохнула и вернулась в вестибюль дожидаться Скользома и ТИПА-1. Кругом бегали и суетились полицейские, и вдруг мне стало очень жарко, перед глазами все поплыло. Боковое зрение начало гаснуть, и не успей я сесть и опустить голову между колен, наверняка хлопнулась бы в обморок. Жужжание, наполнявшее комнату, превратилось в глухой гул, глаза закрылись сами собой. В висках пульсировала кровь. Спустя несколько секунд приступ дурноты миновал. Я открыла глаза и уставилась на вкрапления слюды в цементном полу.
- Вы что-то потеряли, Нонетот? - послышался знакомый голос Скользома.