Что до Камиллы Монтеорфано, то её мысли по этому поводу были исполнены сострадания к несчастной, но ответить на вопрос мессира Грандони, не замечала ли она чего подозрительного в день убийства, не могла. По её мнению, всё было как обычно. Впрочем, справедливости ради надо было заметить, что Камилла появилась в замке недавно и близка с синьорой Черубиной Верджилези никогда не была.
Мессир же Аурелиано Портофино тем временем, после глубокой и содержательной беседы с кардиналом, выявившей полное совпадение их мнений, направился к Амедео Росси в библиотеку, где закопался в страницы толстых фолиантов. Они изобиловали мрачными картинами отравлений, и обширен был список королей и епископов, либо погибших от ядов, либо применявших их. Квинтиллиан полагал, что перед любым другим оружием яд имеет преимущества: без шума, без крови, втихомолку и на расстоянии. Великие отравители не раз перекраивали историю, а во дворцах, где установленный порядок отмерялся смертями государей, риск оказывался предельным.
Яды готовились тщательно. Это были порошки, в состав их входили ртуть, сернистый мышьяк, животные и человеческие останки, вытяжка из волчьего корня - аконита и черной чемерицы - морозника, которую отравители собирали в горах. Многие ведьмы выращивали белену, морозник, аконит и цикуту на подворьях…
Читал мессир Портофино вдумчиво. За этим занятием инквизитора застал дружок Песте.
- И что ты, Лелио, там вычитал? - шут развалился рядом на скамье, задрав ноги на полку с книгами.
- Феррето Феррети пишет, что яд применяют против того, кого невозможно победить ни в каком бою. Таким образом, смерть через отравление делала героем. "De fer ne pot morir, maus venin l". Но вот что интересно… Вдумайся-ка. Иордан в книге "О происхождении и деяниях гетов" пишет о множестве отравлений, дурные травы фигурируют в Салической правде, составленной в 511 году по приказу Хлодвига. Около десятка историй, связанных с ядами, рассыпаны по тексту "Истории франков" Григория Турского. А вот поближе. Приближенный миланского герцога кардинал Вителлески в 1433 году внезапно скончался в тюрьме, успев произнести лишь одно слово: veleno, отравление. Кардинал Сен-Сикст умер в 1474 году - снова veleno. Епископ Мелфи - veleno. В 1494 году неожиданно умер двадцатилетний наследник миланского герцога. Veleno. В 1503 году окончил свои дни Джованни Мичиели, а кардинал Сент-Анджело, епископ Падуи, Вероны и Виченцы, скончался после двух дней мучительной болезни, сопровождавшейся сильной рвотой. Неожиданно умерли кардинал Джованни Лопез, епископ Капуй и кардинал Джованни Батиста Феррари, епископ Модены. Вновь и вновь звучит: veleno, veleno, veleno. В 1522 г. Папой избрали Адриана VI, человека сурового нрава. Он умер в 1523 г. после двух недель подозрительной болезни. Кончину приписывали яду… С преемником Адриана произошла похожая история. Климент VII, заслужив всеобщую ненависть, умер три года назад. Хотя все подозревали, что врач отравил его, расследования не последовало, и не было человека, который не благодарил бы его в сердце своем за ценную услугу христианскому миру. Три года назад умер в Риме и епископ Лоретти. Говорили, что он отравлен…
- И что?
- А то что ни один прелат, получается, не умирает своей смертью. Но смерть якобы отравленного епископа Лоретти полностью совпала по признакам со смертью моего монастырского собрата Массимо из Перуджи. Оба высохли за считанные месяцы и ничего не ели перед смертью. Но Массимо никто не травил, а ухаживал за ним до смерти только я. В монастыре все знали, что он болен, но никому и в голову не пришло, что его околдовали или отравили. Зачем? Но о Лоретти это сказали. И вот, почитай-ка, - инквизитор подтянул к себе фолиант, - король лангобардов Гримоальд повредил себе вену, стреляя из лука, ему назначили мазь venenata madicamina, которая, по свидетельству Павла Диакона, ускорила его уход в мир иной. Если снадобье не вылечивало, а больной имел отношение к власти - мгновенно начинали говорить, что "лекарство было ядом". Хронисты писали, что страх перед ядом до такой степени одолевал Карла VII, что он предпочитал ничего не есть, что и привело к его смерти. На самом деле король страдал от опухоли во рту. В 1398 г. юрист из Прованса Оноре Бове отмечал, что государь не может ни умереть, ни заболеть, чтобы немедленно не заговорили о "колдовстве или яде". Преемник Карла Люксембургского Венцеслас, низложенный в 1400 году, страдал от запойного пьянства, которое приписывалось неутолимой жажде, спровоцированной отравлением…
Физиономия шута приобрела выражение скептическое и язвительное.
- Всё это весьма интересно. Ты намекаешь, Лелио, что герцога никто не хочет отравить, а эта потаскушка всё ещё жива?
- Нет… Но смерть борзой могла быть попыткой не отравить дона Франческо Марию, но проверить на собаке яд, который потом использовали уже по назначению. Кто-то прекрасно понимал, что поднятая суета отвлечёт внимание д'Альвеллы в сторону герцога и позволит всё совершить спокойно и безнаказанно.
Чума внимательно посмотрел на Аурелиано Портофино.
- А вот это неглупо. Но стал бы некто тратить столько усилий, чтобы убить эту пустоголовую Черубину?
- Вспомни слова Даноли… "Где-то здесь, в этих коридорах ходит живой мертвец, существо с человеческим лицом, внутри которого ползают смрадные черви, набухает гной и тихо смеется сатана… Не кара, это подлость" Пытаясь сгруппировать причины, побуждавшие прибегать к ядам, натыкаешься на властолюбие, алчность, злобу, зависть и мстительность… и любое из них может спровоцировать на подлость. И это притом, что подлость так легко не кончается, сын мой, и если я прав… это только начало.
Песте искривил губы.
- И ты по-прежнему уверен, что женщина?
Инквизитор пожал плечами.
- Отравление всегда было уделом тех, кто не мог носить оружие: клириков, медиков, менял-финансистов и женщин. Но духовных лиц при дворе немного - я, каноник Дженнаро Альбани, духовник герцога Жан Матье, да мой блудный духовный сынок Соларентани. - Песте кивнул. - В церковном сообществе обвинения в употреблении яда выдвигались против тех, кого стремились устранить или отодвинуть, ибо очиститься от таких обвинений весьма непросто. Но травить статс-даму никому из нас не надо. Далее - медики. Цицерон и Плиний Старший утверждали, что ни одна профессия не дает столько отравителей, сколько врачевание, ибо, чтобы приготовить яд, нужно уметь готовить лекарства.
- Следовательно, Бертацци или Анджело… подкуплены? - Песте улыбнулся уголком рта.
- Для убийства герцога - могу поверить, это должны быть солидные деньги, но для убийства придворной дамы - нет. Что до менял-финансистов, то в веках люди скромного происхождения иногда продвигались далеко. Их, разумеется, ненавидела старая знать. Но Тронти в замке не было - он в Венецию мотался, только сегодня приехал.
- Стало быть, - подхватил шут, - поэтому ты подозреваешь женщину.
- Не только. Но ещё Гораций писал об отравительнице Канидии, которая ходила на кладбище за костями мертвецов и собирала ядовитые растения. То же самое делала и Локуста. Главные отравители варварских времен - женщины. С ними связано больше половины отравлений в сочинении Григория Турского. Лет сто назад ремеслом отравительницы занялась неаполитанка Тоффана… Одна из адских смесей этой фурии, раствор мышьяковых кислот, по ее имени и названа. К тому же я рассуждаю логично - проще всего убить той, что постоянно рядом и чье присутствие не замечается…
Песте знал, что инквизитор не любил женщин, видя в них источник искуса и смущения для монаха, и кивнул.
- Ну, и кто же это?
- Это особа, которая одинаково хорошо владеет манерами придворной дамы и ухватками матерой преступницы, Чума.
Шут изогнул левую бровь и почесал за правым ухом. После чего, сообщив Лелио, что ждёт его на ужин, направился на кухню.
Инквизитор же продолжил свои изыскания и тут походя нарушил свои должностные обязанности. Обнаружив интересующий его фолиант на нижней полке, Аурелиано раскрыл его прямо на полу, опустившись рядом на доски пола, и читал до тех пор, пока его не вывел из задумчивости скрипучий голос интенданта Тиберио Комини. Правда, обращался интендант вовсе не к нему, ибо не видел его за стеллажом, а к молодому писцу, коего пристроил месяц назад в библиотеку сам Портофино, сжалившийся над нищей вдовой, умолявшей пристроить сына Паоло в замок. Она боялась, что тот может пойти по стопам старшего брата, увы, разбившего материнское сердце….
Мальчонка был тих и кроток, завоевал любовь Росси монашеским прилежанием и усердием, но вот беда - юнец был весьма смазлив, и беда уже подстерегала его. Эмилиано Фурни и ловчий Паоло Кастарелла, целыми днями ошивавшиеся около библиотеки, пугали его. Ключник Джузеппе Бранки тоже окидывал молодого писца масленым взглядом. Но это было пустяками. Теперь заявившийся к нему под вечер интендант Тиберио Комини, глядя на него пакостными глазами, тихо сообщил, что если он не хочет, чтобы всем стало известно о том, что его брат - вор и разбойник, он, Комини, согласен забыть об этом, если тот будет разумен и навестит его под вечер…
Паоло побледнел, как полотно, и едва не упал в обморок, но тут из-за дубовой полки появилась тёмная фигура в истрепанной рясе и едва не довела до обморока мессира Комини. Мессир Аурелиано Портофино ласково спросил интенданта, не желает ли он, чтобы под вечер его навестил он, инквизитор Священного Трибунала? А может, он хочет сам посетить под вечер камеру Инквизиции? Затем, вытолкав интенданта из библиотеки, жестом грубым и даже безжалостным ненароком спустил его с лестницы, после чего, даже не обернувшись на лежащего под лестницей, направился к шуту на вечернюю трапезу, где рассказал о случившемся и сообщил, что поленился оттащить тварь в Трибунал, ибо не хотел пропустить ужин.
Песте знал о склонностях Комини, ничуть не удивился рассказу приятеля, но, услышав о поступке Лелио, изумился. Поленился доставить в Трибунал? Шут несколько раз недоуменно сморгнул. Аурелиано раньше не склонен был пренебрегать своими обязанностями. Но замечаний Чума делать не стал, и разговор приятелей снова закрутился вокруг убийства. Песте поведал о видениях графа Даноли и о том, что узнал от Дианоры Бертацци.
- Дианора считает, что это мужчина. Но если предположить, что прав ты… Кто из фрейлин? Лавиния делла Ровере? Силы духа этой особе не занимать, но её ручонки тоньше паучьих. Она не смогла бы поднять тело на кровать. Джованна Монтальдо? Пока Ипполито был на приеме, ей, конечно, ничего не стоило пройти к Черубине, но зачем ей травить Верджилези? Она со всеми фрейлинами и статс-дамами в добрых отношениях. Дианору я исключаю. Глория Валерани? Нелепо. Бьянка Белончини… Святой Грациано! Нет ничего, на что не была бы способна эта блондинка, но убийство? Девица Монтеорфано? - Песте покачал головой, - не верится. Илларии Манчини, Флорианы Галли и Розины Ордаччи не было в замке - не их дежурство. Виттория Торизани? Зачем? Бенедетта Лукка? Смешно. Тощая Тассони? Она надорвалась бы, таская труп. Франческа Бартолини исключается - вся челядь её видела и зубоскалила. Джулиана Тибо? Она в другом крыле. Её никто не видел. Диана Манзоли? Она живет рядом с Тибо. И зачем ей Черубина? Гаэтана Фаттинанти… - Шут задумался. - Хм… Нет ничего, неподвластного этой особе, и Черубину она ненавидела…
- Фаттинанти? Гаэтана? Сестра Антонио? - Аурелиано Портофино тяжело задумался.
- Ты сказал о властолюбии, алчности, злобе, зависти и мстительности… Первое исключается. Алчность? Гаэтана не бедна. Злиться она умеет, но завидовать Черубине?… Отомстить? За что?
Альдобрандо Даноли наутро чуть пришел в себя. Вчерашний морок убийства сначала показался приснившимся, но постепенно воспоминание вернуло его к событиям ночи. Это был не сон. В памяти всплыли уродливый труп на постели, визг Франчески Бартолини и её обвинение Грандони в убийстве, тяжёлые глаза подеста и точившие ножи бесы.
Вчера он сказал д'Альвелле, что убийца - подлец. Сегодня понимание этого проступило ещё отчетливей, в памяти тонким контуром обрисовались растерянные остекленевшие глаза отравленной, память очертила и бессильный жест рук умерщвленной. Черубина ди Верджилези не ждала смерти. Но теперь Даноли осознал и проблему, стоявшую перед подеста. Убийца - хладнокровный негодяй, но в палаццо Дукале сам Альдобрандо видел лишь троих чистых, а значит, найти убийцу среди снующей придворной камарильи будет не легче, чем отыскать зеленый лист в летней древесной кроне, чем иголку - в стоге сена.
Он с едва сдерживаемым стоном поднялся.
Смерть несчастной статс-дамы обсуждал весь замок. Дворяне и челядь немало судачили, и каких только предположений не выдвигали! Епископ Джакомо Нардуччи считал свершившееся мерзостью, каноник Дженнаро Альбани был уверен, что Господь не попустит, чтобы негодяй ушёл от расплаты, да посетовал, что настали последние, антихристовы времена, наставник наследника Бартоломео Риччи только молча качал головой.
Главный королевский повар Инноченцо Бонелло придерживался мнения, что убийца прокрался в замок из города. Пылкое воображение нарисовало ему историю любви и мести, главный же дворецкий Густаво Бальди, выслушав эту версию, просто улыбнулся, ну, может, несколько высокомерно. Кравчий Беноццо Торизани лишь недоуменно покачал головой, скалько Пьерлуиджи Салингера-Торелли выразил недовольство тем фактом, что по городу поползли мерзкие слухи, уверяют, что злодеем-маньяком уже отравлен десяток фрейлин, это затрудняет приобретение провизии, все торгаши норовят узнать подробности.
Два сукиных сына, главный ловчий Пьетро Альбани и главный лесничий Ладзаро Альмереджи гневно заявили, что лично удавят мерзавца, если удастся узнать, кто он. И что удивительно, были искренни.
Адриано Леричи, главный сокольничий, убийством не интересовался, зато банщик, Джулиано Пальтрони, толстяк с темными глазами-маслинами и румянцем во всю щёку, сцепился с постельничим герцога Джезуальдо Белончини. Последний был неколебимо уверен, что убийца - шут Песте, и его надлежит посадить в каземат. Но банщик не верил в это, мотивируя недоверие исключительно благородным обликом мессира Грациано ди Грандони. Такой человек не мог отравить женщину! Нашлись и другие защитники: оказалось, не только Джованна Монтальдо видела уезжавшего Чуму. Фигляру посчастливилось попасться на глаза Пьерлуиджи Салингера-Торелли, когда тот выезжал из замка. К тому же гаер столкнулся у ворот с возвращавшимся в замок ловчим Паоло Кастареллой, а конюший Руджеро Назоли заверил обвинителя, что лично оседлал для мессира Грандони жеребца Роано. Не было его в замке весь день - он только под вечер появился.
Белончини, скрипя зубами, умолк.
Молодые камергеры Алессандро ди Сантуччи, Джулио Валерани, Маттео ди Монтальдо скромно молчали. Не подобало щенкам высказываться, да и сказать им было нечего. Они иногда проводили ночи в постели упомянутой особы - но это, воля ваша, не повод для убийства. Их родители - главный церемониймейстер Ипполито ди Монтальдо, референдарий Донато ди Сантуччи и хранитель печати Наталио Валерани полагали, что известная шлюха получила по заслугам, а сенешаль Антонио ди Фаттинанти подумал, что раз апартаменты синьоры Черубины освободились, недурно бы пристроить туда племянницу.
Камерир, министр финансов Дамиано Тронти, в день убийства выезжавший по делам герцога в Венецию, был изумлен свершившимся, но при разговоре о нём стал на точку зрения уважаемого мессира Портофино. По его мнению, это, конечно, одна из женщин. Но хранительница гардероба и драгоценностей герцогини донна Лавиния делла Ровере непреклонно придерживалась мнения, что Черубину убил один из её любовников. Такого же мнения была и Дианора ди Бертацци, жена лейб-медика, и её подруга Глория Валерани, мать хранителя печати. Джованна ди Монтальдо, Бьянка Белончини и Бенедетта Лукка о виновнике не высказывались - просто не зная, что сказать. Виттория Торизани, Джулиана Тибо, Диана Манзоли тоже не имели своего мнения, хоть только об этом и говорили, Франческа же Бартолини считала убийцей шута Песте и разубедить её не могли никакие доводы.
Кастелян Эмилиано Фурни и ключник Джузеппо Бранки обсудили, что делать с освободившимися покоями и предложили переселиться туда фрейлине Джулиане Тибо, чтобы освободить комнату самой синьорины Тибо для каких-то личных нужд. Но, увы, несмотря на то, что девица Тибо вместе с синьорой Манзоли жила в другом крыле и теперь могла бы переехать поближе к остальным - она наотрез отказалась въезжать в комнаты убитой.
Антонелло Фаверо, Джордано Мороне, Пьетро Дальбено и Энцо Витино, несмотря на присущее этой братии красноречие, не проронили о случившемся ни слова. Архивариус Амедео Росси и лейб-медик Бениамино ди Бертацци только тяжело вздыхали.
Альдобрандо Даноли не принимал участия ни в каких разговорах, почти не выходил из комнаты и часами молился.
В последующие дни челядь постепенно успокоилась. Тристано д'Альвелла был занят и гостями, и преступлением, но если гости особых хлопот не вызывали, то убийство завело его в тупик. Странные слова Даноли, сказанные в первую ночь дознания, не выходили у него из головы. "Где-то здесь, в этих коридорах ходит живой мертвец, существо с человеческим лицом, внутри которого ползают смрадные черви, набухает гной и тихо смеется сатана…" Хуже того - проклятые слова ещё и материализовались. Внимательно вглядываясь в лица своих слуг и соратников, Тристано в ужасе видел волчьи морды, физиономии хорьков и лисиц, а то и просто чудовищные рыла. Проблема была не в том, чтобы найти подлеца, а скорее, в необходимости отсеять лишних…
Тристано д'Альвелла не поленился посетить чулан, о котором упоминал Ладзаро Альмереджи, осмотрел ларь и царапины на нём, оставленные котами, заглянул внутрь, но сундук оказался пустым, его люди в его присутствии обыскали комнату донны, причём, свой любопытный нос сунул в покои убитой и шут Песте, - но ничего подозрительного не нашли. Абсолютно ничего.
Девица Тассони, раздраженная и озлобленная, нехотя ответила на вопросы начальника тайной службы. Да, неделю назад покойная Черубина ругалась с ней. Якобы, её коты, Трубочист и Цицерон, поцарапали ларь донны Верджилези в чулане. Это поклёп. Ничего они не царапали. Ларь просто рассохся, вот трещины по лаку и пошли. "И то странно! Целый год до того коты там ночевали - и ничего, а тут, гляди-ка ты! Она там вино, говорят, хранила. Так что, от царапин кошачьих на ларе оно скиснет, что ли?" На вопрос мессира Тристано, кто, по её мнению, мог убить синьору Верджилези, девица уверенно назвала мессира Пьетро Альбани. Он незадолго до того поругался с мессиром Альмереджи - она сама слышала, как они друг на друга в коридоре рычали. Мессир Альмереджи любовницу мессиру Пьетро не уступил - вот мессир Альбани назло мессиру Ладзарино и отравил синьору…
Мессир д'Альвелла задумчиво почесал в затылке. Пьетро Альбани был подлецом, и не было, по мнению Тристано, мерзости, на которую тот не был бы способен. Но отомстить Ладзаро? Дружки не пылали друг к другу любовью, но Альбани не стал бы убивать Черубину - ведь та удовлетворяла и его похоть. Он скорей убил бы Ладзаро. Но Альбани не стал бы травить Лезину - ведь на этом он и сам едва не погорел, да и не настолько ненавидел Петруччо Альмереджи, чай, одного поля ягоды… Между ними - счёты мелкой зависти да уколы больного самолюбия, но смертельной вражды нет.
Un lobo a otro no se muerden.