– Что ж вы… негодники… потеряли в гиблой долине? – подхватил Чэбдик, повторяя движения брата.
"Кричи за меня!" – бросил мысленно Чиргэл, взвиваясь в высоком прыжке, и отрубил сразу две косматые головы.
"Кричи за меня!" – метнул в ответ Чэбдик, взмывая с беспощадным ударом ноги в мохнатую грудь. С надсадою хряскнуло проломленное ребро, входя в волосатое сердце.
Кричи!..
Крик твой – с него начинается жизнь на Орто – животу поддержка, когда лавина врагов обрушивается со всех сторон! Крик твой – песнь Элбисы, что взбадривает боевой дух и помогает обороняться! А если сам атакуешь – тогда не кричи, так велит Илбис, не то в распыл пустишь силу свою, отлитую в горниле битвы для нападения.
Каждое слово близнецов отдавалось рикошетом в тычках, рывках и взмахах – снизу вверх, сверху вниз, перекрестьем, скользом наискось. После братья и думать забыли, какие слова и звуки вылетают вослед ударам. Следили только, чтобы вместо крика из осипших глоток не хлобыстнула кровь… Лязг мечей мешался со стуком камня и дерева, с ревом, похожим на хохот безумцев, визгом и свистом!
Но – эх! – не заставишь время на себя работать. Сколько времени прошло с начала схватки, воины не знали, а чучуны и подавно. Косы близнецов расплелись, взмокшие волосы лезли в глаза. Взбитый с пылью жаркий воздух не утолял жажды дыхания. Два кроваво-бурых недвижных стога росли с обеих сторон, а дикие все наступали. Может, была их всего двадцатка, может, десять двадцаток… Разве сочтешь? Видно, набежал понемногу весь отряд чучун.
Судорожнее, да не крепче стискивались рукояти, скользкие от крови и пота. Кровь там и сям брызгала неизвестно чья – врагов, своя или братьев. Жгучий пот заливал глаза, мешая примечать впереди и сбоку темные лица, ощеренные пасти, ребристые наконечники каменных копий и просто камни, только что вывернутые из земли. Близнецы прыгали и крутились меж шерстистых тел, изредка касаясь локтями, чтобы не потерять друг друга. Вились и гнулись, будто рыбки тугун в стае ельцов, но уже не кричали. А хотелось бы еще не слышать всхрапа и хрипа чучун, – те давно перестали свистеть… Сила, слепо кинувшая в бой, помалу гасла у обеих сторон.
…И отвернулась от Чэбдика удача. Застал врасплох тяжелый камень, ударил в правое плечо. Тут же и копье подоспело, пригвоздило руку пониже локтя к холму. Чэбдик успел разглядеть древко. Оно было увесистое, толщиной с обух топора. Десница – вдребезги, на глазах превратилась в кашу из костей и плоти. Рукоять меча выпала из ладони, ноги подогнулись в коленях. Кровь хлынула ручьем…
Чиргэл застонал.
– Держись! – крикнул брату. – Побьемся еще! – и загородил собой.
Настала, пожалуй, пора увенчать горы убитых чучун молниеносными воинами. Что ж, отменная вышла стычка, не о чем жалеть!
Днями братья не вспоминали Самону, а тут оба вспомнили.
Мир закружился в глазах Чэбдика, стал невероятно красивым, пестрым и ясным. Воин качнулся и устоял на ногах. Слезы навернулись. Подумал: кровь вся выйдет и помру. Пусть Чиргэл живет за меня и женится на Самоне.
Чиргэл же никогда не желал себе смерти, а теперь – погибнуть жаждал! Думал: заберу в смерть столько врагов, сколько их не пожалеет для меня Илбис. Повезет – так всех оставшихся. Тогда Чэбдик будет жить за меня и женится на Самоне…
На нечаянную эту думку ушло время, какое требуется для взмаха меча… А меч и взмахнул! Чиргэл не мог постичь, откуда он взялся.
Чучуны не успели порадоваться ранению Чэбдика – новый меч рванулся вперехват и отправился гулять по лохматым головам, плечам и шеям! На нем, красном и влажном, огнем горел утренний луч.
Владелец меча сам был как огонь. Рыжим пламенем полыхали растрепанные вихры, прозрачные мочки ушей пронизывал алый свет, ярко пунцовело молодое лицо. А на правой щеке кровью гнева рдел шрам-молния! Будто мощные языки огня взвивались в воздух, разя дикарей направо и налево, и запахло паленой шерстью.
– Болот! – воскликнул Чиргэл, веря и не веря. – Всегда опаздываешь!
Воин не ответил – некогда отвечать. Болот-меч был счастлив победной радостью меча-Человека. Они кололи и рубили, наслаждаясь ратным трудом. Огненный смерч танцевал в середине наверченного вокруг мехового хоровода.
Пока один дикарь начинал поднимать руку с копьем, Болот рассекал от плеча до пояса и его, и второго, что только замахнулся. Пока третий собирался всадить копье, Болот поражал его в шею, а клинок уже находил грудь четвертого, и пятый падал навзничь с расколотым черепом. Пока шестой отползал, тупо глядя на обрубок руки, седьмой хватался за вспоротый живот. Пока голова восьмого, вращая глазами, катилась под ноги девятому, эти ноги навсегда отказывались служить.
Девять – счастливое число воина! Если справиться с девятерыми, дальше можно не считать. Сама Ёлю вступает в смертоносную пляску от одного сердца к другому на острие меча!
Чиргэлу казалось, что оберегом со всех сторон вырастают рыжие коновязи. В глазах Чэбдика, обвисшего в руках брата на краю сознания, плыла, вспыхивая рыжими созвездиями, жаркая ночь. Хохотало, рычало, стонало рыжее утро…
Домм девятого вечера
Самодвига
Рядом с земляным холмом во славу Илбиса воздвигся шерстисто-кровавый бугор. Болот вытер клинок о чью-то косматую спину. Вкладывая меч в ножны, руки чуть подрагивали. В воине еще бушевало и пело пламя битвы.
– Где ты был? – спросил Чиргэл. – Мы решили, что заблудился.
– Где был – долго рассказывать.
– Как узнал, что мы здесь?
– Услыхал гогот и решил, что в Долину Смерти прилетели все гуси, какие нынче вернулись из Кытата в Великий лес, – ухмыльнулся Болот. – Вот, мечтал, поохочусь! А и впрямь вышла неплохая охота.
В небе возгорался пожар утра. Взошедшее светило, потеснив серые облака, выронило в пепельно-черное озеро тяжелую мису багрянца. Только теперь ботуры заметили, что селенье проснулось. Люди вышли из жилищ. Толпились кучками, шептались и с ужасом разглядывали поле боя.
– Я думал, вечер уже, – пробормотал Чиргэл. – Чэбдику нужна помощь. Может, в селенье найдется знахарь. Пойдем…
Чэбдик хватал сухими губами скупой ускользающий воздух, но сознание все еще было при нем. Набрякший рукав кафтана успел заскорузнуть. Кровь сочилась без остановки. Чиргэл подтянул раненого к своему плечу.
– Дай-ка. – Болот бережно подхватил Чэбдика на руки.
– Как ребенка, – попытался усмехнуться тот и откинул голову другу на грудь.
Чиргэл заплакал.
Воин мужественно встречает смерть. Если она – своя. Но не смерть брата…
Все понимая, Болот сказал:
– Погоди умирать, Чэбдик жив. Он просто в забытьи.
Они сделали шаг, и вдруг землю ощутимо тряхнуло. Сотрясший ее заунывный вой не могло бы издать живое существо. В этом вое слышались грохот и звон, дребезжанье и лязг. Дерн загудел, дрожь отдалась в ногах.
– Что это? – удивился Болот.
– Самодвига! – простонал Чиргэл. – В ней Атын и, может быть, Илинэ!
– Илинэ?!
– Если Самодвига сейчас уедет… Если она уедет, мы никогда не выберемся отсюда!
– Что будем делать? – Болот крепче прижал к себе Чэбдика.
Чиргэл уложил удобнее, на плечо несущего, окровавленную руку брата:
– Бежим за холм!
Вой сделался тише, превратился в мерный, почти спокойный рокот. Все три домовины содрогались, кривые трубы выпрямились, из них валил густой дым. Вытесненный грузным воздухом долины, он сползал вниз. Котел словно погрузился в заячьи одеяла. Белые облака стлались по земле, закрывая колесные опоры.
Выбежав из-за пузыря на "хвосте" Котла, Чиргэл увидел последнего железного великана. Тот взошел на железную лестницу и пропал в распахнутых дверях головной домовины. Насмешливо подмигнул воину голубой глазок на помятой спине…
Неожиданно на одну ступень спустился мужчина в черной одежде. Чиргэл юркнул вбок. Человек смотрел влево и не приметил его.
– Где шляются эти недоумки? – спросил мужчина кого-то. – Ты, случайно, не выдавал дикарям вчера веселого зелья?
– Я не трачу его на чучун, – ответил изнутри грубый мужской голос.
– Так где же они? Велено было при всем параде собраться здесь на рассвете!
– Сбежали в свои горы…
– Жаль, – с досадой сказал мужчина в черном. – Такой отряд! От одного вида люди поленницами бы попадали.
Если б не запеленавший землю дым, мужчина бы понял, что произошло с чучунами. По крайней мере четверо затоптанных дикарей лежали под лестницей.
– Будем ждать? – осведомился голос.
– Нет времени.
– Ну, главное – кузнец и девчонка в наших руках.
Лестница заскрежетала и втянулась внутрь. Дверь захлопнулась. Котел вновь стал неприступным для внешнего мира… Котел стронулся с места!
– Скорей давай сюда брата! – закричал Чиргэл.
– Зачем? – растерялся Болот.
– Давай! – рявкнул Чиргэл и выхватил меч из ножен Болота. – На! Прыгай, у тебя больше сил!
– Куд-да? – запнулся Болот, осторожно опуская Чэбдика в подставленные руки.
– Ну же, прыгай, режь пузырь!
До Болота дошло. Разбежавшись в дымных волнах, он с силой полоснул сверху вниз. Мягкое вещество пузыря вспучилось и взорвалось. Воины едва успели отскочить, иначе студеный водопад погреб бы их под собой. Это была обыкновенная вода.
– Клади Чэбдика на землю, – распорядился Чиргэл.
– Она мокрая…
– Клади!!!
Болот молча повиновался.
– Бросай меня в дыру, я сам не достану – высоко… Да скорей же!
Переусердствовал Болот – Чиргэл больно стукнулся о стену. Вскочил, чуть не вывалился обратно в прореху и, не переводя дыхания, захрипел:
– Чэбдика кидай!
Котел медленно двинулся, скрипнули зубчатые полозья… Раненый упал удачно, прямо на руки брату. Чиргэл напряг остатки сил, чтобы удержать его и втащить в пузырь. Долина неспешно накренилась и поехала, холм начал понемногу разворачиваться. Болот прыгнул и сорвался… покатился, исчез в дыму…
– Болот! Ну что же ты!
Из облака, как огонек из-под золы, полыхнула рыжая голова.
– Болот!!! – завопил Чиргэл на пределе голоса и сразу ослеп от слез. – Болот, беги!!!
Но тот был уже далеко.
О, счастье, что рыдающий Чиргэл не убрал протянутых рук! На запястья упала петля аркана. Когда Котел уже набрал ход, не сам Чиргэл, а упрямая воля его уперлась в стену спиной, ногами в низ пузыря и почти на лету заволокла Болота в прореху.
Воин втиснулся между мягкой и твердой стенами. Сказал, задыхаясь:
– Добрый ремень! Руки порезал мне, но осилил. Матушка плела. А я ворчал: "Зачем в косицу-то? И так не порвется". Вот дурак!
Черно-белый дым драными лентами заструился поверху. Безудержная сила влекла Самодвигу из Долины Смерти. Неживая дорога послушно расстилалась не назад-вперед, а просто вперед. Не скрылась за поднявшимся по горячему следу пыльным вихрем, осталась лежать – прижженная, прикушенная к мертвой земле зубцами тяжелых полозьев.
Исчезли из глаз смоляное озеро с костяными берегами и косогор с селеньем. Отдалился холм с меховым бугром по одной стороне и большой лужей с другой. Показалась ступенчатая котловина, в чьей недужной пропасти множество множеств весен хранился Котел. У края ямы стоял старик с розовой макушкой. Снизу выступали лысые головы.
– Бегите! – закричал Болот, высовываясь в прореху. – Бегите, дорога открыта! Скажи всем, кто остался в долине, – пусть бегут!
Старик помахал рукой.
– Бегите! – кричал Болот потом гурьбе бредущих куда-то чучун. – Уходите в свои горы, тогда, может быть, останетесь живы!
Дикари, открыв пасти, с удивлением и без злобы смотрели на воина. Некоторые чучуны были ранены и поддерживали друг друга…
Завалы мореной временем древесины поспешно расступились перед Самодвигой. Мерзким крысиным хором запищали под полозьями корни и ветки, что не успели угнаться за удирающей чащей. Скорость нарастала. Все быстрее, быстрее, быстрее, с рокотом и свистом вращались колеса опор.
Кёсы таежного пути нанизывались на жестокие зубцы. Мелькали поляны, озера, перелески. Промчался весенний алас с тремя пасущимися конями… Кричали, ревели, метались спугнутые птицы и звери. По обе стороны Самодвиги со страшным треском и стонами рушились и дымились деревья. Позади темнела широкая обугленная полоса убитой земли, на которой никогда ничего не расцветет.
* * *
Красным хвостом северного ветра неслась трехпоясная домовина по Великому лесу, творя новые мертвые дороги. Земная твердь исходила лихорадочной судорогой. Без остановки щелкали многочисленные рычаги и зубья. Дымились и выли, не умолкая, знойные пасти жерл.
Кормом Котлу служила Небыть, взращенная в недрах Нижнего мира. В животах-бочонках железных великанов она перерабатывалась для лучшего усвоения. Ходячие вместилища сообщали о готовности "пищи", мигая алыми и голубыми глазками. Железное чрево утробно взрыкивало, принимая ее в желоба двигающих устройств. Небыть питала холодные мозговые отсеки, как кровь питает голову, и подстегивала сооружения к действиям.
Нурговуль успел поднатореть в управлении полозьями и показал Атыну, какие моргающие бусины, узлы и укладки отвечают за ход Котла в передней переборке главной домовины. В переборке имелись также усы-следопыты и зоркие глаза-наблюдатели, опутанные многочисленными венами и трубочками. Усы и глаза высовывались наружу и в подробностях чуяли-лицезрели все живое. В наблюдатели можно было заглянуть, стронув вверх крышечки-веки. Лес как днем, так и ночью почему-то показывался в красном свете. Однажды, когда среди трепещущих деревьев мелькнул всполошенный ветвисторогий, Котел хищно дернулся и лязгнул, а юный кузнец успел рассмотреть не только само животное, но и рисунок кровеносных жил в его теле.
Для постижения работы устройств Самодвиги Странник растянул время Атына. Если остальные проживали время в обычном счете варок мяса, кузнец мог измерить одну варку разным временным осуохаем – от большого хоровода до седмицы дней. Напрягая способности и память обоих джогуров, он шаг за шагом осмысливал действия сложнейших приспособлений. Разрыв во времени, ощущаемый им как греза, внешне был неразличим, и спутники ни о чем не догадывались. Когда Атын чувствовал необходимость, он просто выпадал в безвременье и тут же появлялся снова. Иногда ему самому казалось, что целый год учебы пролетел как мгновение.
Не зря кузнец прихватил с собой наследный талисман – железку для высадки гвоздей. Суровый дедовский оберег охранял видения внука. Незримые предки выстроили вокруг снов Атына священную коновязь и наложили на нее материнское заклятие рода. Ни демон, ни подсылаемая им ворона не сумели проскользнуть внутрь. В отрезках изъятого из вечности времени существовали трое – Самодвига, кузнец и зверь его волшебной силы. Стоило подуть в гвоздильню, как пред очами, словно из воздуха слепленный, возникал Человек-лось. Неунывающий и расторопный, он доставлял руду, камни, кузнечные и другие снасти – все, в чем у Атына возникала нужда.
Скоро кузнец изучил установки Зерцала. Расчеты и пробы открыли, как правильно воспроизводить отражения разных мест и времен. На серебристой пластине с восемью, по числу частей света, стрелками-указателями были помечены все реки, моря, горы и страны Орто. С предельной, как говорил Странник, точностью нажимая на бусины и направляя стрелки, кузнец теперь мог направить всевидящий луч туда, куда хотел, и увидеть, что в какой стране происходит.
В первую очередь он постарался найти Долину Смерти. Пучок матового света обыскал всю гиблую долину и не обнаружил в ней ни одной живой души. Лишь озеро голодной Небыти металось и ревело, заливая черной смолою кости на берегу. Слава богам – ушли Чиргэл и Чэбдик. Пустынны были селенье и котловина, в чьей мрачной глубине недавно обитали странные люди с проломами на макушках.
Атын вспомнил о Болоте. Где же воин? Ведь отправился из Элен, по словам близнецов, раньше их! Хорошо, если жив. Может, повернул обратно…
Кузнец убрал изображение. Очень хотелось глянуть на родную долину – как она, что с ней? Рука будто сама по бусинам побежала… и остановилась, задвинула пластину в потайную укладку стены. А вдруг битва уже началась? Какой толк смотреть на нее, не в силах помочь? Атын отчаянно верил: он успеет! Не было более резвой езды, чем в Самодвиге. Еще неизвестно, чья случится победа, когда встряхнется Срединная… Если б Атын не верил в победу, он бы сошел с ума.
Изучая множество встроенных в стены коробов, укладок, ларцов Котла, кузнец вычерчивал рисовальной палочкой на белых листах изображения приборов. Так ему было легче усвоить и запомнить их действия. Рисовальные палочки и кипы тонких листов из неизвестного вещества Человек-лось нашел в каком-то "недоступном для смертных месте". Атын подозревал, что это таинственное место находится в левом углу средней домовины Котла, а помощник попросту похитил вещицы. Там, за дверью всегда запертой каморы, большую часть времени проводил демон.
Атын исследовал приборы, испытывал, проверял и перепроверял. Доверившись наитию и подсказкам волшебного зверя, набирался опыта и сноровки. Чтобы соображения не пропадали втуне, их тоже зарисовывал. Биение мысли совпадало со стуком сердца, стук сердца отдавался нетерпеливым трепетом крови в пальцах. Джогур воспламенял душу наследного мастера. Его обуревали двойственные чувства. Он восхищался умением людей, создавших Котел, и с горечью думал о том, какую страшную пагубу могут нести великий человеческий разум и рукомесло.
Джогур любит работу ради работы, независимо от того, ведет она к красоте и пользе или к вреду и уничтожению. Властный и своенравный, как огонь, дар зажигает душу и горит в ней высоким костром. Необоримой страстью и жаждой, непрестанной тягой к совершенству опаляет дар голову и руки… и все же не им, а сердцу решать, примется ли мастер за дело. Жребий сердца – тот же Дилга, ибо то, что творит истинно даровитый человек, в равной мере вольно как оживлять, так и губить, как возносить людской дух, так и бросать его в бездну.
Дни и ночи безвременья возился Атын у маленького переносного горна, обсыпая мелким углем разогретые горшки с разнообразной рудой. Волшебный зверь нагнетал мехи, выдувал через трубку золу с горшков. Раскаленное железо выливалось в глиняные формы, наполненные влажным речным илом. Кузнец выглаживал их, посыпал мучицей из древесного угля и крепко сдавливал створки. А еще растирал порошки из неведомых ранее руд, камней и веществ. Делал мягкое жестким, твердое – гибким, расслаблял чеканное, туманил четкое, вялому придавал крепость, заставлял гореть воду, а пламень – течь…
Атын не понимал заумных речей белоглазого Странника Дэллика. А тот на самом деле, оказывается, вовсе не разбирался в головоломном строении Самодвиги. Демон владел множеством знаний, колдовских и бесовских секретов, но джогур – божественный дар, выкованный Кудаем и благословенный Творцом, – был ему недоступен.
– Ты знаешь, что резервуар с водой прорван? – Дэллик задержал на кузнеце подозрительный взгляд.
– Ка-а-акх?! – ахнула ворона, всплеснув крыльями.
Вокруг горящих зрачков Странника плавились глыбы древнего льда. Губы плясали, как червяки, брошенные на горячий песок.
– Кран сух. Очевидно, чучуны выпустили весь запас дистиллированной воды. Потому и не явились… Котел разогнался, не остановишь. Что ж, потерпим. Есть, в конце концов, алкоголь. А твои эксперименты нуждаются в воде, кузнец-шаман?
– Нет.
– Работа, надеюсь, подходит к завершению?