Когда эльфы находились еще на расстоянии нескольких сотен футов, тот, что бежал впереди, показался Насуаде не только облаченным с ног до головы в черное, но чернокожим, как она сама. Но вскоре она поняла, что на нем только набедренная повязка и вышитый пояс из ткани, к которому подвешен небольшой кошелек, а все его тело покрыто темно-темно-синей, точно полуночное небо, блестящей шерстью, которая так и переливалась в лучах солнца. Длиной в четверть дюйма эта шерсть напоминала гладкие, мягкие, гибкие доспехи, повторявшие форму тела и каждое движение мускулов; на коленях и локтях шерсть, впрочем, была гораздо длиннее и достигала, по крайней мере, двух дюймов, а между лопатками росла настоящая густая грива в ладонь высотой, спускавшаяся до самого конца позвоночника. Лоб необычного эльфа был закрыт неровными прядями густой челки, а на кончиках заостренных ушей торчали кисточки, как у рыси; на лице темная шерстка была такой короткой и гладкой, что лишь цвет выдавал ее наличие. Глаза посланника Имиладрис были ярко-желтыми и светились. Оба средних пальца на руках украшали не обычные ногти, а весьма длинные когти. Когда этот эльф, замедлив бег, остановился перед Насуадой, она заметила, что от него исходит и вполне определенный запах: солоноватый, мускусный, напоминающий запах сухого можжевелового дерева, промасленной кожи и дыма. Запах этот был столь силен и столь явственно говорил о присутствии животного-самца, что у Насуады по спине поползли мурашки. Ее бросало то в жар, то в холод, лицо горело, и она была рада, что у нее, темнокожей, это совершенно не заметно.
Остальные эльфы имели куда более привычный облик: примерно того же роста, что и Арья, светлокожие, одетые в обычные туники тускло-оранжевого и зеленого, как сосновые иглы, цвета. Шестеро из них были мужчинами, шестеро – женщинами. У всех волосы были цвета воронова крыла, за исключением двух женщин с серебристыми, как звездный свет, кудрями. Определить возраст каждого было совершенно невозможно; на их лицах не было морщин, и гладкая кожа казалась совершенно молодой. Это были первые эльфы, если не считать Арьи, с которыми Насуада встретилась лично, и ей, разумеется, очень хотелось убедиться, что Арья – действительно типичная представительница своей древней расы.
Коснувшись двумя пальцами губ, эльф-предводитель поклонился, как и его товарищи, затем, как-то странно изогнув правую руку, приложил ее к груди и промолвил:
– Мои приветствия и поздравления тебе, о Насуада, дочь Аджихада. Атра эстерни онто тхелдуин. – Его акцент заметнее, чем у Арьи, и речь его звучала более напевно и музыкально благодаря растянутым гласным.
– Атра дю эваринья оно варда, – отвечала Насуада, как научила ее Арья.
Эльф улыбнулся, обнажив зубы, несколько более острые, чем у обычного человека.
– Меня зовут Блёдхгарм, сын Илдрид Прекрасной. – Затем он по очереди представил всех остальных эльфов и продолжил: – Мы принесли тебе радостные известия от королевы Имиладрис: прошлой ночью нашим заклинателям удалось разрушить ворота Кевнона. Так что в данную минуту наши войска продвигаются по улицам города к той башне, где забаррикадировался лорд Таррант. Кое-кто еще оказывает нам сопротивление, но в целом город взят и вскоре будет полностью находиться у нас в руках.
Охрана Насуады и те вардены, что собрались у нее за спиной, разразились радостными криками, услышав об этом. Она тоже обрадовалась этой победе, но затем радость сменилась тревогой и дурными предчувствиями: она представила себе, как эльфы – особенно такие сильные и стремительные, как Блёдхгарм, – врываются в дома жителей Кевнона. "Боги, какие же неземные, сверхъестественные силы спустила я с поводка?!" – думала она.
– Это действительно радостная весть, – сказала она вслух, – ибо, взяв Кевнон, мы значительно приблизились к Урубаену, а значит, и к сердцу Империи Гальбаторикса. – Затем, чуть понизив голос, она сказала: – Я очень надеюсь, что королева Имиладрис проявит милосердие по отношению к жителям Кевнона, особенно к тем, кто никакой особой любви к Гальбаториксу не питает, но не имеет ни средств, ни мужества, чтобы противостоять Империи.
– Королева Имиладрис всегда добра и милосердна по отношению к своим подданным, – отвечал эльф и прибавил: – Даже если они и не выражают желания становиться ее подданными. Однако, если кто-то осмелится выступить против нас, мы попросту сметем их со своего пути подобно тому, как осенью сметают в кучу сухие листья.
– Я ничего иного и не ожидала от столь древнего и могущественного народа, – отвечала Насуада. Затем, когда обычный обмен любезностями был закончен, Насуада сочла вполне уместным поинтересоваться целью прибытия к варденам посланцев Имиладрис.
– Насколько я понимаю, вашей основной целью является защита Эрагона и Сапфиры. Я права?
– Ты права, Насуада свит-кона. И нам известно, что Эрагон по-прежнему находится на территории Империи, но должен вскоре вернуться.
– А известно ли вам, что Арья отправилась искать его и теперь они путешествуют вместе?
Блёдхгарм шевельнул своими острыми ушами.
– Да, об этом мы также осведомлены. Очень жаль, что они оба подвергаются столь серьезной опасности, однако мы надеемся, что с ними ничего дурного не случится.
– Что же вы намерены делать? Собираетесь ли вы отправиться на поиски Эрагона и Арьи и сопроводить их в лагерь варденов? Или же останетесь и подождете их здесь, рассчитывая на то, что Эрагон и Арья смогут защитить себя от происков слуг Гальбаторикса?
– Мы останемся здесь как твои гости, Насуада, дочь Аджихада. Эрагон и Арья находятся в безопасности и до сих пор вполне удачно избегают обнаружения. А если мы присоединимся к ним на территории Империи, это, скорее всего, привлечет ко всем нам ненужное внимание. Так что в данных обстоятельствах представляется более разумным использовать наше время для оказания посильной помощи варденам. Гальбаторикс, по всей видимости, нанесет первый удар именно здесь, по вашему лагерю, и если это действительно произойдет, и если к тому же снова объявятся Муртаг и Торн, то Сапфире очень понадобится наша помощь, чтобы отогнать их прочь.
Насуада была удивлена.
– Эрагон говорил мне, что вы принадлежите к числу сильнейших эльфийских заклинателей, но действительно ли вы обладаете таким могуществом, чтобы иметь возможность отбить атаку этой проклятой парочки? Ведь Муртаг и Торн, как и сам Гальбаторикс, куда сильнее обычных Всадников.
– Да, мы обладаем значительным могуществом. И с помощью Сапфиры рассчитываем справиться с Торном и Муртагом или, возможно, даже одолеть их. Мы знаем, на что были способны Проклятые, и даже если Гальбаторикс действительно сделал Торна и Муртага сильнее любого из Проклятых, он, разумеется, никогда не сделал бы их равными по силе себе самому. И уж, по крайней мере, в этом случае его страх перед возможным предательством со стороны Муртага играет нам на руку. Даже трое Проклятых не смогли бы соперничать с нами, двенадцатью эльфами и драконом в придачу. А потому мы совершенно уверены, что способны противостоять натиску почти любого врага, кроме самого Гальбаторикса.
– Это вселяет надежду. С тех пор как Эрагон потерпел поражение в схватке с Муртагом, я постоянно думала, не стоит ли нам временно отойти и где-нибудь скрыться, пока Эрагон не восстановит и не укрепит свои силы. Твои уверения позволяют надеяться, что наше дело отнюдь не безнадежно. Мы, возможно, и не знаем пока, как нам убить самого Гальбаторикса, но до тех пор, пока мы не ворвемся в ворота его цитадели в Урубаене или же пока он сам не вылетит оттуда на Шрюкне, чтобы сразиться с нами в честном бою, нас ничто не остановит. – Насуада помолчала и продолжила: – У меня нет ни малейшей причины не доверять тебе, Блёдхгарм, но, прежде чем вы войдете в наш лагерь, я должна попросить вас разрешить одному из моих помощников прочесть ваши мысли, дабы получить полное подтверждение тому, что вы действительно эльфы, а не смертные, которых Гальбаторикс прислал сюда в ином обличье. Мне и самой крайне неприятно просить вас об этом, однако же нас донимают всевозможные шпионы и предатели, и мы просто не осмеливаемся верить вам или кому бы то ни было на слово. Поверьте, я вовсе не хочу вас оскорблять; просто война научила нас соблюдать определенные меры предосторожности. И вы, эльфы, окружившие все зеленое листвяное пространство лесов Дю Вельденварден защитными чарами, скорее других способны понять, почему я вынуждена так поступать. Итак, я снова спрашиваю, согласны ли вы на это?
Глаза Блёдхгарма сверкнули, точно у зверя, а зубы его показались Насуаде опасно острыми, когда он с усмешкой сказал:
– Деревья в лесу Дю Вельденварден по большей части покрыты иглами, а не листьями, госпожа моя. Но если так нужно, ты можешь подвергнуть нас любому испытанию, но предупреждаю тебя: пусть тот, кому ты поручишь провести его, будет очень осторожен и не погружается в наши мысли слишком глубоко, иначе он может лишиться разума. Опасно смертному блуждать среди наших мыслей; он легко может там заблудиться и тогда уже не сумеет вернуться в собственное тело. К тому же некоторые тайны эльфов не подлежат огласке.
Насуада хорошо его поняла. Эльфы уничтожили бы любого, кто осмелился бы вторгнуться на запретную территорию.
– Капитан Гарвен, – окликнула она своего верного стража.
С тем выражением лица, с каким человек шагает навстречу неумолимой судьбе, Гарвен вышел вперед и встал перед Блёдхгармом. Он закрыл глаза и сдвинул брови, пытаясь прочесть мысли эльфа, и Насуада, наблюдая на ним, даже губу от волнения прикусила. Когда она была еще совсем маленькой, одноногий человек по имени Харгроув научил ее скрывать свои мысли от тех, кто умеет их читать, а также блокировать и отражать откровенные мысленные атаки. Она неплохо овладела этими умениями, и, хотя ей никогда не удавалось самой установить с кем-то мысленную связь, она очень хорошо представляла себе, как это делается. И очень сочувствовала сейчас Гарвену, ибо ему предстояло решить очень трудную и очень деликатную задачу, ибо это было связано со странной природой эльфов.
Склонившись к ней, Анжела шепнула:
– Лучше б ты мне, а не ему приказала в мысли эльфов проникнуть. Это было бы куда безопаснее.
– Возможно, – кивнула Насуада. Несмотря на бесценную помощь, которую травница постоянно оказывала и ей самой, и другим варденам, она все же чувствовала себя в обществе Анжелы несколько неуверенно и зачастую не решалась довериться ей в решении достаточно серьезных вопросов.
Гарвен предпринял еще несколько попыток прочесть мысли эльфов, а потом глаза его вдруг широко распахнулись, и он резко выдохнул воздух. Шея и лицо капитана покрылись пятнами, зрачки сильно расширились, словно в темноте. А Блёдхгарм, напротив, казался ничуть не встревоженным; шерсть его лежала гладко, дыхание было ровным, и слабая довольная улыбка таилась в уголках губ.
– Ну? – нетерпеливо спросила Насуада.
Казалось, Гарвен не сразу расслышал ее вопрос, а затем с трудом произнес:
– Он не человек, госпожа моя. В этом у меня сомнений нет. Нет ни малейших сомнений…
Насуада была и довольна, и одновременно встревожена столь странным ответом. А Гарвену она сказала:
– Ну что ж, хорошо. Переходи к следующему.
Теперь Гарвену требовалось все меньше и меньше времени, чтобы заглянуть в мысли эльфов, и на последнего он потратил всего секунд шесть или семь. Насуада все это время глаз с него не сводила; она видела, как постепенно белеют его пальцы, становясь какими-то бескровными; как западает кожа у него на висках, точно втягиваясь внутрь. Вид у Гарвена к концу этой проверки вообще был несколько расслабленный, как у человека, плывущего под водой.
Выполнив свою задачу, Гарвен вернулся на прежнее место, но став за это время совершенно другим человеком. Исчезла, точно растаяв, его обычная решительность и даже некоторая свирепость, сменившись мечтательным выражением, свойственным людям, которые ходят во сне. А когда Насуада спросила у Гарвена, хорошо ли он себя чувствует, он ответил ей таким спокойным и равнодушным тоном, что она поняла: душа его сейчас где-то далеко-далеко и блуждает по залитым солнцем полянам в таинственном эльфийском лесу. Насуаде стало не по себе, но она все же надеялась, что Гарвен сумеет прийти в себя. Если же нет, то ей придется попросить Эрагона или Анжелу, а может, и обоих вместе исцелить его. А пока, решила она, пусть Гарвен отдохнет; в таком состоянии ему не место среди Ночных Ястребов. Ничего, Джормундур подыщет ему какое-нибудь простое занятие, чтобы он, по крайней мере, смог насладиться теми видениями, которые оставило в его душе это вынужденное соприкосновение с разумом эльфов.
Горюя об этой потере и злясь на себя, на эльфов, на Гальбаторикса и на Империю за то, что подобная жертва оказалась необходимой, Насуада лишь с огромным трудом заставила себя сохранить учтивую речь и мягкие манеры.
– Когда ты говорил об опасности, Блёдхгарм, тебе бы следовало упомянуть, что даже те, кто все же возвращается в свои тела, не могут избежать определенных изменений! – сдерживая гнев, сказала она.
– Госпожа моя, я отлично себя чувствую, – сказал Гарвен. Однако этот протест был столь слабым, что вряд ли кто-то его заметил, и слова верного капитана лишь подхлестнули бешеный гнев Насуады.
Шерсть на загривке у Блёдхгарма встала дыбом.
– Если мне не удалось достаточно ясно выразиться до испытания, то я прошу прощения. Однако же не вини нас в том, что произошло; мы не можем противостоять собственной природе. И себя тоже не вини, ибо мы живем в век всеобщей подозрительности. Разрешить нам пройти в лагерь без проверки было бы непростительной беспечностью с твоей стороны. Весьма жаль, что подобный неприятный инцидент должен был омрачить нашу историческую встречу, но, по крайней мере, теперь ты можешь испытать облегчение, ибо убедилась, что мы именно те, кем и представлялись тебе сначала: эльфы из Дю Вельденвардена.
Новая волна его мускусного запаха достигла ноздрей Насуады, и она, хоть в душе ее и бушевал гнев, почувствовала, как расслабляется ее тело, как ее охватывают странные мысли о будуарах, убранных шелками, о бокалах с вишневой наливкой, о печальных песнях гномов, которые столь часто разносились по пустынным залам Тронжхайма. И она несколько растерянно промолвила:
– Как бы мне хотелось, чтобы Эрагон или Арья были здесь, ибо уж они-то могли бы заглянуть в ваши мысли, не опасаясь, что утратят рассудок.
И она снова почувствовала колдовское воздействие исходившего от Блёдхгарма запаха, и ей вдруг почудилось, что она погружает пальцы в его роскошную гриву и перебирает ее… Она пришла в себя, лишь когда Эльва потянула ее за левую руку, заставляя нагнуться пониже, и сказала ей хриплым шепотом:
– Шандра. Сосредоточься на вкусе шандры обыкновенной.
Последовав ее совету, Насуада призвала на помощь прошлогодние воспоминания, когда на одном из пиров короля Хротгара ей довелось есть пирожки с шандрой. Одна лишь мысль о кисленьком вкусе этой ягодной начинки заставила ее проглотить слюну, и она тут же отвлеклась от соблазнительного мускусного запаха, исходившего от Блёдхгарма. Пытаясь скрыть свою растерянность, Насуада сказала:
– Моя юная компаньонка хотела бы знать, почему ты выглядишь столь отлично от других эльфов. Должна признаться, что и мне это было бы любопытно понять. Твой облик весьма далек от того, как мы обычно представляем себе ваш народ. Может быть, ты будешь так любезен и откроешь нам причины твоего несколько более звериного, что ли, облика?
Блёдхгарм пожал плечами, и от этого шерсть на нем вся пошла переливчатыми волнами.
– Мне мой облик нравится, – сказал он. – Некоторые сочиняют стихи о солнце и луне, другие выращивают цветы, или строят великолепные здания, или сочиняют музыку. И хоть я весьма высоко ценю все эти разнообразные виды искусства, но все же, на мой взгляд, истинная красота заключается в волчьих клыках, в пятнистой шкурке лесного кота, в глазах орла. Вот я и взял себе все эти атрибуты. В следующем столетии я, возможно, утрачу интерес к наземным животным и сочту, что все самое лучшее воплощено в животных морских, и тогда я покрою себя чешуей, превращу свои руки в плавники, а ноги – в хвост и исчезну в волнах морских, и меня никогда больше уж не увидят в Алагейзии.
Если он просто рисовался, как представлялось Насуаде, то внешне ничем этого не проявил. Как раз напротив, он был настолько серьезен, что ей даже показалось, что он над ней подшучивает.
– Все это в высшей степени интересно, – сказала она. – Но я надеюсь, что потребность превратиться в рыбу не возникнет у тебя в самом ближайшем будущем, ибо ты нам нужен на суше. Разумеется, если Гальбаториксу взбредет в голову превратить своих верных рабов в акул и морских коньков, тогда, конечно, заклинатель, который способен дышать под водой, и нам, возможно, окажется полезен.
Двенадцать эльфов неожиданно рассмеялись, и все вокруг наполнилось звуками их чистого легкого смеха, и птицы на милю окрест вдруг дружно запели. Звуки их песен и птичьего чириканья напоминали звуки падающей на хрустальную поверхность воды. Насуада невольно улыбнулась и увидела вокруг такие же улыбки, они светились даже на лицах ее стражей. Даже двое ургалов, похоже, улыбались. А когда эльфы умолкли и весь мир вновь погрузился в бессловесность, Насуада испытала такую же грусть, какая бывает, когда исчезает приятный сон. Глаза ее даже на несколько мгновений заволокло слезами, но слезы вскоре высохли, да и грусть прошла.
Впервые за все это время улыбнувшись – и тем самым явив свой истинный лик, одновременно прекрасный и пугающий, – Блёдхгарм сказал:
– Для нас будет честью служить такой умной, способной и находчивой женщине, как ты, госпожа Насуада. Как-нибудь на днях, когда позволят твои многочисленные обязанности, я с радостью научу тебя нашей игре в руны. Не сомневаюсь, ты будешь потрясающим противником.
Столь внезапная перемена в поведении эльфов напомнила Насуаде то слово, которым гномы иногда характеризовали эту расу: капризные. Когда она была ребенком, это слово казалось ей почти безобидным – оно лишь подтверждало ее представление об эльфах как существах, которые переходят от одного наслаждения к другому, точно феи в саду цветов, – однако теперь она поняла, наконец, что именно хотели сказать гномы этим своим определением: "Осторожней! Берегись! Ибо никогда нельзя точно знать, что именно сделает эльф в следующее мгновение". Насуада тихонько вздохнула, огорченная тем, что ей, видно, вновь придется искать общий язык с группой существ, явно намеренных манипулировать ею в своих интересах. "Неужели жизнь всегда настолько сложна? – с грустью думала она. – Или это я сама притягиваю всякие сложности?"