– А он знать-то будет, что нас с ними нет?
– Будет, не сомневайся. У водяного тоже свое чутье имеется – не хуже волчьего.
Разбуженный Добрыня Ядрейкович таким вестям не обрадовался. Яромир не стал говорить ему о водяном и караконджалах – не поверит, пожалуй. А коли поверит, так то еще хуже – не восхотел бы распрощаться с беспокойными попутчиками.
Так что Яромир просто сказал, что появились у них с Иваном дела срочные, надо еще кое-куда заехать, поэтому они временно отлучатся, а у Олешья нагонят. Не против ли почтенный боярин?
Почтенный боярин был против. Две пары рабочих рук, две пары сильных ног – здесь, на порогах, ему это было куда как нужно. Но был он Ивану с Яромиром не начальник, приказывать не мог, так что поворчал малость, да рукой махнул. Только сказал, чтоб кота Баюна тоже с собой взяли – а то здесь за ним присматривать некому, все в хлопотах. Сбежит еще в лес пушистый.
Яромир не возражал. Его и то обрадовало, что Добрыня не догадался спросить, на чем они с Иваном поедут.
Кони-то все здесь остаются.
Глава 16
Выехали еще затемно. Не выспавшийся Иван трясся на спине волколака, как куль с овсом, кренился то на одну, то на другую сторону. Более-менее продрал очи только под утро, когда Яромир перемахивал один из Змиевых валов. Широко зевая, княжич проводил взглядом длиннющий извивающийся холм и проворчал:
– Это чего там земля так вздыбилась-то? Сама собой или насыпал кто?
– Да пес его знает… – безразлично ответил Яромир. – Говорят, Никита Кожемяка змия запряг и вспахал. Хотя врут, наверное…
– А ты с ним встречался, с Никитой-то?
– Смеешься? Мне и восьмидесяти годов еще нет, а Кожемяка уж лет двести как помер.
– Да я и не знал, когда он вообще жил-то. В стародавние времена… а когда они были, стародавние-то? Мне, что древнее двадцати лет – все стародавнее…
Берег Днепра остался далеко позади. Яромир бежал прямо на полудень, по Дикому Полю. Здесь зима вовсе пока не настала – ветра холодные задували, трава вся пожухла, но снег землю еще не покрыл. Ровная желтая степь, куда ни погляди.
– Яромир, а Яромир, – подал голос заскучавший Иван. – А в степи тоже свой дух есть? А то в лесу леший, в поле полевик… а в степи?
– А в степи – степовой.
– Добрый?
– Да как и лешие с водяными. Раз на раз не приходится.
Иван поежился, крепче вцепляясь в серую шерсть. Разных духов он за последние месяцы повстречал немало, только хорошего от них что-то не видал.
По счастью, степовой им на пути не встретился. То ли его Кащей на злое дело подбить не сумел, то ли просто не приметил он двух путников. Степь-то – она ого какая!..
Встретился зато путеводный камень. Здесь пролегала граница Киевского княжества, дальше начинались земли дикие, ничейные. И прямо посреди Дикого Поля, меж нескольких блестящих валунов высилась плоская плита с вырезанными буквицами. Яромир замедлил ход, с интересом уставился на них. Иван приложил ладонь ко лбу, прикрываясь от солнышка, и медленно прочел:
– По первой дороженьке ехать – убитым быть. По другой дороженьке ехать – женатым быть. По третьей дороженьке ехать – богатым быть.
Надо сказать, дорожек впереди почитай что и не было. Были заросшие травой тропки, почти невидимые. Яромир окинул их задумчивым взором и сказал:
– Ну что, Иван, думай, по какой нам дальше ехать.
– Так… – почесал в затылке Иван. – Та-ак… Первая, другая и третья… Та-а-ак… А какая из них какая?
– Хороший вопрос, – кивнул Яромир. – Обычно, конечно, слева направо считают, но кто его знает – вдруг это жид писал или сарацин? Им справа налево привычнее.
– Не, – помотал головой Иван. – Быть не может. Сарацины дикие и писать не умеют, а жид если что и напишет, так наврет с три короба.
– И то верно, – согласился Яромир. – Так по какой поедем?
– По средней, – пожал плечами Иван.
– Почему?
– Ну так нам же на полудень. Русское море там.
– Разумно, – хмыкнул Яромир.
Когда путеводный камень остался за спиной, волколак рассудительно молвил:
– Я так думаю, по левой дорожке мы бы к половцам приехали. Там, и верно, убить могут. А по правой – за Прут и прямо в заморские королевства, ко всяким венграм и валахам. Им наемники всегда нужны, так что там добрый вой и в самом деле разбогатеть может.
– А на средней-то тогда чего, на средней?! – заерзал Иван.
– Ну вот проедем подальше, сами и увидим.
Не один час после того они ехали и добрались наконец до полноводной реки. Яромир сказал, что это Буг – от него уж и до моря близко. Завтра уж, верно, достигнем.
Буг оказался рекой бурной, порожистой. Воды аж белы от клокочущих бурунов. Иван с Яромиром некоторое время двигались по левому берегу, а потом встретили удобный брод и решили перебраться на правый – там позеленей показалось, привольнее.
На правом берегу и устроились на ночлег. Подкрепились подстреленным по дороге зайцем, накормили ворчащего Баюна и стали укладываться. Яромир отхлебнул водицы из лагунца и пообещал, что завтра уж они будут на морском берегу.
Но лечь спать не успели – заметили вдали всадника. Тот летел по степи, как орел по небу – гордо, красиво. И путников он явно тоже заметил – двигался аккурат к ним.
– Это кто там скачет? – приложил ладонь ко лбу Иван.
– Половец, видать, – раздумчиво ответил Яромир. – Или… или Верховой. Надеюсь, не Верховой.
– А это кто еще?
– Да тоже дух, степной. Его еще Вестником кличут. С ним встречаться лучше не надо, а то беды не миновать.
По счастью, всадник оказался не Верховым. Когда он подъехал ближе, стало видно, что это человек. Стройный, ладно сложенный, в хорошей одежде. На ногах сапожки с околышем, на голове шелом луковкой. Нижняя половина лица прикрыта платком, но судя по верхней – парень совсем юный. Кожа белая, а глаза синие, точно пара сапфиров.
– Мир твоему дому! – окликнул всадника Иван.
Тот молча спрыгнул с коня, не удостоив княжича ответом. Из седельной сумки достал весьма странный набор предметов – птицу, мышь, лягушку и пять стрел. Молча, меряя Ивана суровым взглядом, всадник протянул все это ему.
Княжич взял диковинные подарки и пару секунд изумленно моргал, но потом его лик прояснился. Широко улыбнувшись, Иван сказал:
– Понял, не дурак!
Он вытащил из-за спины лук, крякнул и что есть силы подбросил лягушку в воздух. Пока та летела, Иван молниеносно наложил одну из дареных стрел на тетиву, натянул ее и тут же спустил. Мигом позже лягушка шлепнулась на землю – пронзенная насквозь.
– Ну вот, мишеней уже только две, а попыток еще целых четыре! – радостно воскликнул Иван.
Яромир залился хохотом и даже Баюн в котомке издал мяучащий смешок. Зато незнакомый всадник изумленно хлопал глазами, глядя на содеянное Иваном. А когда тот изготовился подбросить таким же образом мышь, он торопливо воскликнул:
– Ты неправильно меня понял, витязь!
– Да как же тебя понять, коли ты не говоришь ничего? – укоризненно спросил Иван.
Всадник гневно сверкнул очами и поведал, что здесь, по эту сторону Буга, находится застава. Чужинцам здесь не рады и шастать где ни попадя им не дозволено. Либо повертывай назад, либо выходи на честной двобой – иначе никак.
– Эх, видно, это все-таки третья дорожка… – огорчился Иван. – Где убиту быть…
– Ну это мы еще поглядим, – спокойно сказал Яромир. – Нас-то двое – нешто не сладим?
– Двое на одного? – презрительно фыркнул всадник. – А стыд глаза не выест?
Иван аж покраснел от возмущения и потребовал, чтобы Яромир сидел в сторонке и не вмешивался. Он этого мордофилю и один грязь есть заставит! Ишь, нашелся тут оголтелый!
Яромир хмыкнул, хотел было что-то сказать, но передумал и молча отошел. Иван же вытянул из ножен Самосек и расставил ноги пошире.
Всадник медленно взялся за саблю. Очень-очень медленно положил ладонь на рукоять… а потом как выхватит, да как начнет махать! Полоса булата мелькала, точно стрекозиные крылья, свистела диким ветром.
Но и Иван был не лыком шит! Кладенец всегда успевал дернуться, всегда ухитрялся отразить удар. Побольше, потяжелее этой половецкой сабли, не такой быстрый, зато поумнее иных людей, он верно служил хозяину.
Сеча длилась не так и долго. Восемь только раз столкнулись меч с саблей, восемь только раз выбили со звоном искры. А на девятый – сабля вылетела из рук всадника и вонзилась в землю. Тот и сам не удержался на ногах, рухнул на одно колено – с такой уж силой шарахнул Иван.
Гордый собой княжич приставил Самосек к груди побежденного и спросил:
– Живота или смерти?
– Живота, живота! – взмолился всадник.
Иван убрал меч в ножны и помог всаднику подняться. Тот смотрел на него очень странно – как на неведомую зверушку. Яромир тем временем подобрал его саблю и внимательно разглядывал, пробуя заточку ногтем.
– Добрый клинок, – похвалил он. – Удары кладенца выдержал. Красное железо?
– Оно, – вздохнул всадник. – Пусть хорошо тебе служит… как мне служило…
– Да я с оружием-то особо не вожусь, – отказался Яромир. – Оставь себе.
Иван кивнул. Всадник захлопал глазами еще изумленнее и до последнего не верил, что ему вернут драгоценную саблю.
Но ее вернули. И коня тоже оставили. Яромир только и потребовал, что обещать свободный проход. Это всадник пообещал с охотой, по-прежнему неотрывно таращась на лыбящегося Ивана.
– Тебя зовут как, витязь? – спросил он.
– Иван я, сын Берендея, – гордо ответил княжич.
– А какого ты, Иван, роду-племени?
– Княжеского! – еще горделивей ответил Иван. – Из тиборских князей мы!
– Княжеского?.. – с еще большим интересом уставился на него всадник. – Правда?..
– То ли врать стану!
Всадник стянул к шее платок, что прикрывал нижнюю половину лица. На губах его играла странная улыбка. Он в последний раз окинул Ивана задумчивым взором, а потом гикнул, свистнул и одним махом запрыгнул в седло.
Уже пришпоривая коня, незнакомец крикнул княжичу звонким голосом:
– Приезжай в наш стан, Иванушка! Там свидимся!
– Эй, погоди, тебя самого звать-то как?! – окликнул Иван, но всадник уже скакал прочь во весь опор.
Яромир насмешливо покачал головой. Пыль от конских копыт еще не улеглась, и он легко мог настичь беглеца, обернувшись волком. Но к чему? Пусть себе скачет куда вздумается.
Тем более, что в свои права уже вступает ночь…
Наутро они вновь отправились в путь. Огромный серый волк мчал по степи во весь дух, следуя точно по запаху вчерашнего всадника. Иногды поодаль являлись другие всадники, явные его сородичи, но близко не подъезжали. Едва завидев, на ком восседает младой княжич, разворачивали коней и пускались наутек. Яромир насмешливо скалил им вслед зубищи, да пуще прежнего перебирал лапами.
Давно привыкший к такой скачке Иван держался за шерсть только одной рукой. Другой он злил Баюна, теребя ему усы и каждый раз успевая отдернуть палец. Огромный котенок клацал пастишкой, шипел и обещался насочинять про Ваньку-Дурака таких сказок, чтобы и спустя тыщу лет дети малые ржали над его глупостью!
Но через некоторое время впереди показалось становище, и Иван оставил баловство. Рот его сам раззявился при виде этакой картины.
Нет, само становище ничего такого уж дивного не представляло. Просто множество шатров, расседланные кони, повозки, люди вооруженные.
Шатры все, правда, яркие, нарядные, узорами расписанные. Точно сплошь князья да бояре собрались, без гридней да холопов. Но это не диво.
Кони тоже все сытые, холеные, гривы и хвосты расчесанные, у многих цветы заплетены. Сбруя вся ладная, чистая, седла красивые, уздечки позолоченные и посеребренные. Но и это не диво.
Да и повозки хороши – колесики красным выкрашены, дышла зеленым, сверху навесы полотняные, а то дорогого сафьяна. Но и это тоже не диво.
А вот что дивом оказалось – так это люди! Все с оружием, с саблями и луками, иные в броне, в шеломах, очами грозно поводят, подбочениваются этак-то – видно, что до драки охочи.
Но при этом все как один – бабы.
Как есть бабы. Лица гладкие, безбородые, волосья длинные, спереди титьки торчат. Есть постарше, есть помоложе. Есть дурнушки, но есть и пригожие. Иные так вовсе милей зорьки ясной.
– Яромир, это кто ж такие?.. – пихнул Иван в бок уже обратившегося человеком оборотня.
– Да поляницы же, – равнодушно ответил тот. – Богатырки. Не слыхал, что ли?
– Слыхал, да… думал, враки все!
– Ну а вот и нет, как видишь. Их, правда, мало уж осталось на свете – но вот, видишь, кочуют еще кое-где.
Появление княжича с волколаком незамеченным не прошло. Две поляницы уже скакали навстречу, а доскакав – выставили копья.
Ан приглядевшись – подняли их кверху и обменялись странными взглядами.
– Ты ли княжич Иван, сын Берендея? – спросила одна.
– Я он самый и есть! – подбоченился Иван. – А вы откуда меня знаете, красавицы?
Поляницы снова переглянулись и хихикнули. Развернув коней, они бросили гостям:
– За нами идите. Царица Синеглазка лицезреть вас желает.
Шагая по стану поляниц, Иван только и делал, что вертел головой. Все тут было ему удивительно. А сотни вой-девиц, в свою очередь, таращились на него – одни с неприязнью, а то даже с отвращением, но другие с озорством, живым огнем в глазах. Проходя мимо, Иван то и дело слышал сдавленное прысканье.
Поляницы мало походили на привычных ему боярышень, смердок и посадских дев. Повадки, жесты – не полностью мужские, но и не совсем женские. Плечи у всех расправлены, выи гордо вздернуты, почти у каждой на поясе сабелька вострая. Видно, что искусны и железом махать, и из лука стрелять, и на коне скакать. Руки-ноги крепкие, пальцы грубые, намозоленные.
Но при этом одежа чистая, ладно сшитая. Глаза у многих подведены, брови насурьмлены. Волосы по спинам струятся или в косы заплетены. На шапочках колты висят звездочками – зернью и чернью украшенные. Душистыми маслами веет, ароматами сладкими.
Яромир вел с одной из сопровождающих вежественную беседу. Та взирала на волколака с неприкрытым интересом, словно невзначай задевала ногой его плечо, но говорила грубо, отрывисто, явно желая не показаться учтивой.
– Слышал я многое о вашем племени… – задумчиво молвил Яромир. – Да только вижу, что многое неправда…
– Например? – спросила поляница.
– Ну, например, слышал я от одного грека, что вы-де себе правую грудь обрезаете…
– Это за каким еще псом? – выпучила глаза поляница.
– Ну чтоб из лука удобнее было стрелять.
– Ага. А половцы, наверное, себя оскопляют – чтоб удобнее было на коне скакать, – насмешливо фыркнула поляница.
– Наврал грек, значит.
– Наврал. Или, может, встретил какую одну калечную и решил, что у нас все такие. А так-то мы еще умом не рехнулись – сами себя уродовать.
Иван покивал. Ему тоже показалось, что всем народом этакое проделывать – ахинея дикая. Но его самого тоже волновал один вопрос, и он наконец его задал:
– А где у вас мужики-то все?
– Нету, – резко оборвала поляница. – Нам и без них хорошо.
– А… а как же вы плодитесь-то? Или вы все тут безотцовщины, ветром надутые?
Поляницы переглянулись и сдавленно зафыркали. Одна снисходительно сказала:
– Отцы у нас есть, без того никак. И все они – сильные мужи. Только имен их мы не знаем. И у наших дочерей отцы тоже будут сильные мужи. Только имен их мы им не скажем.
– Эвона как загадочно-то, – хмыкнул Яромир. – А с сыновьями вы что делаете? Они ж у вас тоже должны рождаться, нет?
– Когда-то их быстро и безболезненно умерщвляли, – ответила поляница. – Но те добрые времена давно прошли – теперь мы либо отсылаем их к отцам, либо оставляем людям, согласным о них заботиться.
– Это кому?
– Ну вот в монастырях всегда берут сирот на воспитание…
– Эк вы жестоко-то с младенцами!
– А кому сейчас легко?
Поляницы привели Ивана с Яромиром к самому большому шатру. Лазурно-синий, с тяжелыми кистями, он выделялся среди остальных, словно конь среди ослов. Кустодии у входа не было – только девочка-отроковица прибирала мусор.
Одна из поляниц заглянула внутрь и что-то тихо сказала. Ей так же тихо ответили, и гостям дозволили войти.
Внутри было не так роскошно, как в княжеских палатах. Но все же богато – парчовые подушки, столик с диковинными плодами, дорогие одеяния, высокий медный сосуд с длинной трубкой. Конец оной держала во рту хозяйка шатра – при виде вошедших она отняла его от губ и выпустила струю ароматного дыма.
Верно, это и была царица Синеглазка. Рослая, статная, крепкая телом и пригожая ликом, облаченная в шелковое платье, она восседала на куче подушек, внимательно глядя на Ивана с Яромиром.
Точнее, только на Ивана. Небесной синевы очи не отрывались от васильковых же глаз тиборского княжича. Яромир рядом с ним был что пустое место – царица его толком и не замечала.
– Пришел, значит… – звонким голосом произнесла она. – Исполать тебе, княжич…
Голос показался Ивану знакомым. Да и лик царицы тоже. Где-то он явно ее видел… только где?
– А мы с тобой раньше нигде не встречались? – молвил он, морща лоб.
– Конечно, встречались, как же!.. – рассмеялась Синеглазка. – Недавно совсем!
– Э-э-э… – пуще прежнего задумался Иван. – М-м-м… Ы-ы-ы… Ну ты хоть намекни!
– Да ты смеешься, что ли? – обиделась Синеглазка. – Уже забыл, с кем вчерась сражался, что ли?
– Не, того витязя-то я помню… слушай!.. – ударил себя по ладони Иван. – Точно же!.. Ты ужасно на него похожа! Прямо одно лицо!
– Это потому что я…
– …Его сестра, да?! – догадался Иван. – Ты его сестра?!
– Нет! Ты что, совсем дурак?!
– А, прости! Ты его мама?
– Я. Тебя. Убью, – очень тихо произнесла Синеглазка. – Зарежу ножом.
– Да что я такого сказал-то?! – возмутился Иван.
– Ванька, да это ж она сама и была, – насмешливо сказал Яромир. – Ты что, вчерась не понял, что с бабой бился?
– Не-а… – раззявил рот Иван. – Я думал… э… думал, то богатырь был. А… а ты чего ж не сказал?!
– Думал, ты и сам догадался. Прости, переоценил.
Синеглазка еще некоторое время глядела на Ивана недобро. Но поняв, что он не прикидывается, а в самом деле не распознал в ней вчера женщину, успокоилась и даже слегка повеселела. Хлопнув в ладоши, она призвала в шатер других поляниц – те накрыли богатый стол, принесли вина и закуски. Синеглазка объявила, что сегодня прекрасный княжич Иванушка и слуга его Яромир – ее дорогие гости.
Яромир немного призадумался, поскреб в затылке, но потом махнул рукой. До морского берега уж недалече – завтра всяко доберутся. А струг новгородских гостей пока-то по Днепру спустится… Они, верно, только сегодня пороги миновали – а после них еще три дни сплавляться.
Тем более, что пир сразу пошел весело. Поляниц в царский шатер набилось столько, что рукой не махни – обязательно какую заденешь. Синеглазка сразу усадила Ивана подле себя и лично его потчевала. Обмакивала куски вареного мяса в чашу с соленой водой и вкладывала дорогому гостю прямо в уста, ласково при этом улыбаясь. Иван поначалу морщился, ерепенился – не дите, мол, малое! – но потом попривык и кушал покорно.