Небо виднелось плохо. Море тоже скрывалось задолго до небозема. Остров Буян утаен вечными туманами, и даже просто отыскать его – дело непростое.
– Ау-у!.. – робко позвал Иван, глядя на стену темного леса. – Ау-у!..
Никто не отозвался. Только Яромир шикнул и велел не полошить остров раньше времени. Все равно ни людей, ни обычного зверья на Буяне не водится. Только птицы перелетные залетают на пути к зимовке.
Зато в изобилии оказалось разных плодов. Прямо у воды начиналась малая рощица, в которой чего только не росло! Иван, у которого уже кишки скрутило с голодухи, жадно принялся рвать и шамать все подряд.
Больше всего здесь было армянских яблок, что похожи на оранжевые сливы. Мелкие, но очень сладкие и сочные. Еще нашелся крупный, но кисловатый дикий виноград. И какие-то странные ярко-алые плоды – с толстой прочной шкуркой и множеством крохотных зернышек внутри. Иван весь изгваздался, пока расковыривал.
– Это что за овощ, Яромир? – спросил он.
– Яблоки зерненые. Только это не овощ, а фрукта.
Иван, такого слова не знавший, пожал плечами и забросил в рот целую жменю сладких алых зернышек. Главное, что не отрава.
– Вот вроде зима уже, а тепло как! – порадовался он, скидывая мятель. – На острове Буяне всегда так тепло?
– Да здесь просто уже теплые края начинаются, – пожал плечами Яромир. – Тут зимы вовсе не бывает. Полгода лето, потом три месяца осень – а за ней сразу весна.
– У как! – завистливо протянул Иван. – И снега, что ли, совсем не бывает?
– Бывает, на границе осени и весны, но лежит всего несколько дней. Причем даже не каждый год.
– Хорошо им тут… – вздохнул Иван. – Не мерзнут… Хотя мы зато в снежки играем и снежных баб лепим.
Он съел еще несколько армянских яблок, швырнув косточки через левое плечо, встряхнулся, потянулся и сказал:
– Ух, какое вкусное-то все, сочное!.. Слышь, Яромир, а траву здесь есть нельзя ли?
– Можно, – пожал плечами Яромир.
– Можно?!
– Конечно, можно. Если ты корова.
Иван, уже выдравший целый пук травы, шумно засопел, отряхнул руки и спросил исподлобья:
– Ну так что, когда пойдем дуб-то искать? Как там было-то… Сначала камень Алатырь найти, потом от него три версты на восход… верно?
– Верно, верно, – кивнул Яромир. – Только к Алатырю нам пока рано ходить. Запастись вначале кое-чем нужно. Не то сожрет нас Кащеева стража с потрохами.
– Запастись?.. Чем запастись? У меня, вон, меч есть. Чего нам еще?
– Меч – дело хорошее, – согласился Яромир. – Только тут у нас на кон шибко много поставлено. Наверняка действовать нужно. Так что вначале в лесочке погуляем, травок всяких насобираем.
– Что за травок-то? – не понимал Иван.
– Всяких. Волшебных.
– Волшебных?!
Яромир объяснил, что остров Буян – место по-настоящему дивное. И одно из его чудесных свойств – всякого рода волшебные травы, цветы и плоды произрастают здесь в редком изобилии. А многие из них в грядущих начинаниях ох как пригодятся!
Правда, заполучить их так же непросто, как и в любом другом краю.
– Готовься, Ванька, этой ночью спать не ложимся, – вздохнул Яромир. – Будем урожай собирать. Без этих травок дюже сложно будет… да и с ними тоже.
Иван почему-то думал, что Буян-остров – он совсем маленький. Мол, высадился, подпрыгнул повыше – там уж и противоположный берег видать. Ан нет. Оказалось, что немало земли-то на Буяне. Яромир сказал, что в ширину он имеет поприщ как бы не десять, а в длину – так и все двенадцать. За день, пожалуй, можно обойти весь по кругу, но устанешь немало.
И леса на этом острове росли раскидистые, дремучие. Многие деревья Иван не узнавал, а иные вроде и узнавал, но все равно будто впервые видел.
На многих висели плоды – иные мелкие, невзрачные, а иные и спелые, сочные. Только Яромир велел все подряд не есть – иные фрукты Буяна колдовством напоены. Уши ослиные вырастут, или еще что недоброе приключится.
Сам Яромир охотился только за теми растениями, о которых все знал доподлинно. С коими имел дело раньше или слышал рассказы бывалых людей. Изыскивая их, он говорил Ивану, что знахарские травы очень важно правильно собирать, сушить и хранить.
Например, корни выкапывать лучше осенью, после опадания листьев. Сразу же очищать от земли и обмывать холодной водой. А вот стебли надо собирать в начале лета, когда полностью распустились листья и завязались бутоны. Цветы следует рвать полностью распустившиеся, а плоды и семена – зрелые.
– Но здесь, на Буяне, время года всегда одно и то же, – сказал волколак. – Так что тут малость попроще будет. Но все равно аккуратней надо.
Пока что Яромир вообще ничего не сорвал. Принюхивался только к некоторым цветочкам, приглядывался. Иван громко пыхтел, таща на горбу скарб. Хорошо хоть, Баюна Яромир дозволил выпустить, и тот теперь бегал по зеленой травке, словно обычный дворовый котейка. Убежать он здесь далеко не убежит – с острова-то.
– На Купальскую ночь цветут многие особые травы, – негромко говорил Яромир. – Папоротник-цвет, разрыв-трава, одолень-трава, сон-трава, тирлич-трава, ревун-трава, трава колюка… да не перечесть. Иные нам очень пригодятся.
– Так то ж на Купальскую, – заморгал Иван. – Это еще почти полгода.
– Остров Буян – место заветное. Здесь все эти травы цветут круглый год. Так что смотри по сторонам лучше, не пропусти чего.
Иван и так смотрел во все глаза. Вечерело, солнце клонилось к закату, в лесу становилось все тенистей, и из теней доносились странные шорохи, шепотки… И вправду – заветное место.
– Слышь, Яромир, ну вот про папоротник, одолень и разрыв я слышал. А прочие для чего? – спросил Иван. – Тирлич – это что за трава такая?
– Тирлич – злая трава, колдовская, – ответил волколак, роясь под осинкой. – Если ее соком натереться, можно на краткое время вернуть молодость, да еще и летать сможешь, аки птаха. Тирлич ведьмы пользуют всячески. Нам оно ни к чему.
– А мне б только в удовольствие в поднебесье полетать… – расплылся в улыбке Иван.
– Ведьмачом стать надумал? Зря, баловство это. Тирлич-траву ты лучше не трогай, добра от нее не бывает.
Вышли на укромную полянку. Деревья здесь почему-то склонялись к одному месту, описывали правильный круг. Точно блюдо зеленое кто положил.
А в самом центре стоял деревянный идол. Очень старый по виду, но целехонький – без гнили, без трухи. Макушку вовсе увенчивал венок из свежих цветов – причем положили-то явно давно, трава вокруг высокая, никем не примятая. Однако увядания – ни следочка.
Изображал идол непонятно кого. Усатого Перуна или златовласого Даждьбога Иван узнал бы – помнил их по капищу на холме. Но тут рожа совсем незнакомая – неясно даже, мужик или баба.
– Вот, видишь? – кивнул на него Яромир. – Это он самый и есть, Купало. Летний бог. Вы, крещеные, его зачем-то Иваном прозвали, но вообще-то он просто Купало, без еврейских имен. Это его остров, волшебный.
– А тут что, живет кто? – спросил Иван, озираясь. – Поклоняется ему?
– Живет… – хмыкнул Яромир. – Жить-то тут никто не живет, а вот обитать кое-кто обитает… Не люди только. Ты не волнуйся – если мы их не тронем, то и они нам зла не сделают. Им до нас дела нет… до живых-то…
Иван вздрогнул, по спине пробежал холодок. Но расспрашивать подробней почему-то не захотелось.
На этой самой полянке, рядом с идолом Купалы, Яромир нашел целых три из искомых травок. И первой заладил собирать траву колюку. Выбрал местечко, где уже выпала вечерняя роса, выложил широкий круг из сребреников и принялся рвать внутри него.
– А колюка – это что за трава? – спросил Иван, тоже собирая указанные стебельки.
– Колюка – стрелковая травка, – объяснил волколак. – Если дымом от нее окурить стрелу, мимо цели уже не пройдет.
– Важное растение! – одобрил Иван. – А еще тут что есть? Вот это вот что такое?
– Трын-трава, – сказал Яромир, осмотрев зубчатые листочки. – Она нам без надобности.
– А что с нее? – спросил Иван.
– Страха лишает. Ничего бояться не будешь.
– Так это же хорошо! – обрадовался Иван.
– Ничего хорошего. Силы-то с нее не прибавляется. И бессмертным тоже не становишься. Так вот ты совсем бесстрашный возьмешь да и кинешься на медведя с голыми кулаками – и что с тобой будет? Или вовсе в пропасть шагнешь – высоты ж теперь не боишься. Не, трын-трава – она скорей вредная, чем полезная. Ее только воям перед битвой жевать хорошо.
– Ну все равно давай нарвем! В запас! Мало ли где пригодится!
Яромир пожал плечами. В трын-траве лично он большого проку не видел, но запас кармана не дерет – пущай княжич собирает, если хочется.
Набив туго кисет колюкой, Яромир еще побродил вокруг полянки, пошарил там и сям, потом вздохнул, уселся и сказал:
– Нет, рано еще. Ждем полуночи. Разрыв-трава раньше не расцветет.
Полуночи ждали долго. Иван вытребовал у Баюна очередную сказку, Яромир следил, как удлиняются тени, и жевал травинку.
Но вот наконец поднялась луна. Яромир посмотрел на звезды, понюхал некий как раз распустившийся белый цветок, хрустнул костями и сказал:
– Все, полночь подходит. Начинай косить. На которой траве коса переломится, та и есть разрыв-трава.
– Давай косу, – протянул руку Иван.
– Какую косу?
Иван и Яромир молча вытаращились друг на друга. Косы, понятное дело, не было ни у того, ни у другого. Иван понятия не имел, что та понадобится, а Яромир… Яромир как-то и позабыл совсем о такой малости. Это ж просто коса, она в каждом дворе есть.
– Эхма… – досадливо почесал в затылке волколак. – Вот незадача-то внезапно…
– Может, Самосеком? – предложил Иван.
– Не пойдет. Кладенец разрыв-трава может и не переломить. А коли переломит, так то еще хуже – без кладенца останешься.
– Может, ножом тогда твоим?
– Нож у меня тоже не на дороге найденный. Я ради него с бабой-ягой сворился – а теперь за просто так ломать стану?
– Ну-у-у… тогда я не знаю.
– Ладно, рви траву просто охапками, да в копны складывай! – торопливо велел Яромир. – Иначе разрыв сыщем.
Иван лениво принялся рвать. Яромир сердито прикрикнул:
– Да побыстрей рви! Разрыв-трава всего пять минут цветет – потом увянет!
– Так ты б раньше про то сказал! – огрызнулся Иван, но руками задвигал расторопнее.
Часов у Яромира не было – ни солнечных, ни водяных, ни песочных. Так что он просто размеренно считал про себя, а как дошел до трехсот – махнул рукой, бросая в копну последний пучок травы. Если разрыв еще не найден – срывать его уж бесполезно, следующей ночи придется ждать.
Но вообще волколак с княжичем нарвали травы изрядно. Будь тот же Баюн не котом, а козой – то-то радость ему бы случилась. А на полянке с идолом Купалы разрыв должен расти в изобилии – Яромир отчетливо видел приметы.
– Бери все и пошли, – велел Яромир, сгребая нарванную траву в котомку.
– Куда? – спросил Иван.
– Речку искать. Или ручей хотя бы.
Речка на Буяне нашлась. Крохотная совсем, узенькая, чуть ручья поболе, но все же речка. Яромир издали заслышал журчание.
Иван первым делом зачерпнул пригоршней и с наслаждением отхлебнул. Вода была чистая, свежая, студеная. Аж зубы заломило. Семенящий рядом Баюн тоже наклонился и принялся лакать.
Утолил жажду и Яромир. А потом принялся горстями кидать в речку нарванную траву – и пристально на нее таращиться. Долгое время ничего особенного не происходило… пока одна травинка не отстала от своих товарок! Все плыли, как подобает, по течению, а эта вдруг против!
– Ага! – гаркнул Яромир, тут же ее хватая. – Вот она, разрыв-трава!
Иван подошел посмотреть. Ну… на вид разрыв была травой как травой, обычной. Разве что листочки крестиками, а цвет словно огонек горит. Но это присмотреться если – а кинь в общую кучу, так и не различишь.
– Ну что, теперь-то все, спать пойдем? – зевнул Иван.
– Скоро уже, – заверил Яромир. – Еще вот только по бережку походим малость – тут тоже кой-чего полезное сыскать можно…
Ходить и впрямь пришлось недолго. Может, еще минут пять только и прошло – а Яромир заметил в лунном свете водяную траву, похожую на кувшинку. Такие же плоские листья и белые цветочки.
– Давай-ка, Вань, нарви ее побольше, – попросил Яромир.
Сам, однако ж, остался на берегу. Иван, которому было уже лениво, да и спать хотелось все сильнее, проворчал, что он-де урожденный княжич, Рюрикович, а ему все спокою не дают.
– Мог бы и сам ножки-то замочить, – буркнул Иван, неохотно снимая лапти и подвертывая порты. – Ишь, холопа себе нашел.
– Да я бы с удовольствием, только мне этой травы даже касаться нельзя, – объяснил Яромир. – Я от нее сразу… захвораю. Сил лишусь или даже в обморок упаду.
– Это чего так?! – отдернул уже протянутую руку Иван. – Она что, ядовитая?!
– Для тебя нет, не бойся. Одолень-трава одолевает нечистую силу и недуги. Человеку от нее только польза, а вот нечистой силе – вред.
– У, нечисть! – покосился на Яромира Иван.
– Я только по рождению нечисть, а по правде – добрый человек. Но одолень не разбирает – трава, она и есть трава, у ей разумения нету.
Собирая одолень-траву, Иван заметил еще какое-то растение. Оно торчало уже не в воде, а у воды, цвело желтыми кувшинчиками.
– Это что такое, Яромир? – спросил он.
– Адамова голова, – ответил волколак. – Она нам тоже пригодится, побольше нарви.
Иван послушно принялся дергать и адамову голову. Яромир глянул и помотал головой:
– Да ты не цветы рви, цветы бесполезны. Стебли и корень. Из стеблей можно сварить отвар, чтобы тебя нечисть не трогала, а если корень держать при себе – сможешь распознавать мороки.
– Ну сразу бы так и сказал…
Когда в котомке оказался целый ворох одолень-травы и адамовой головы, Яромир наконец смилостивился, дозволил ночевать. От речушки далеко отходить не стали – развели костерок тут же, на бережку. Яромир поймал пару рыбех, запек их в золе – напитались сами и кота накормили. Баюн свою долю сожрал сырьем, с чешуей и костями, жадно урча.
– Ну что, будем отвар варить? – спросил Иван, окуривая стрелы дымом травы колюки. – Чтоб нечисть не трогала.
– Отвар этот я варить не умею, – мотнул головой Яромир. – Ты корень оторви и при себе держи, а вот стебли мы прибережем. Бабе-яге доставим, а она уж наварит. И трын-траву ей же отдадим.
– Ладно. А еще что-нибудь собирать будем?
– Да все полезное вроде собрали… – задумался Яромир. – Цвет папоротника нам без надобности, к Кащеевому сундуку он дороги не покажет… Так что все. Сегодня отдыхаем, завтра пойдем дуб искать.
– Ух, берегись, Кащеюшко! – воодушевленно погрозил кулаком Иван. – Недолго тебе осталось, до завтрева только!
– Ты шкуру-то медведя неубитого делить не спеши, – хмуро глянул Яромир. – Чует сердце, простым завтрашний день не будет…
Глава 23
Закатилось солнышко, и Василиса Премудрая захлопотала по хозяйству. Человеком, женщиной она теперь была только ночами – с первыми лучами зари вновь надевала лягушачью шкурку. И то ладно, что сейчас зима – ночи длинные, день короткий. Обычно она в это время дремала в ушате, полном мокрой травы.
Буря Перуновна, новая наставница Василисы, говорила с ней мало и редко. Иногда давала задания, иногда чему-то учила, но большую часть времени просто лежала на печи, таращась в потолок слепыми очами. Не поймешь, жива или мертва. Левая половина ее тела – с сухой рукой, костяной ногой – в это время становилась призрачной, еле видимой. Старуха словно частично переходила в Навь.
Василиса ухаживала за ней, как за родной бабушкой. Но Буря Перуновна в ее услугах не особо нуждалась. Ела не каждый день и по чуть-чуть, до ветру почти не ходила, одежу ни разу еще не переменяла. Как будто впрямь не совсем уже живая.
К тому же у нее были и другие помощники, незримые. Не раз Василиса замечала, что где-то в избе или рядом с ней за время ее отсутствия что-то меняется. То голик на другом месте стоит, то пролитая вода сама собой исчезает, то у порога невесть откуда кринка с молоком появляется. Заботился кто-то еще о бабе-яге, участие принимал. То ль домовой, то ль духи какие нечистые.
А может, то просто ее ведьмины чары действовали. Доподлинно Василиса не знала, а спрашивать не смела.
Впрочем, трудиться ей все равно приходилось изрядно. Незримые слуги помогали все-таки мало, лениво. За ночь Василиса успевала и в избе прибраться, и воды наносить, и дров наколоть, и ужину состряпать, и посуду вымыть, и белье постирать. И у нее еще оставалось времени, чтоб поткать, да повышивать. Час за часом Василиса чесала крапивную кудель и шила из нее рубахи. Веретено и прялка у бабы-яги были старые, но в дело еще гожие.
И конечно, бывшая княгиня старалась учиться. С жадностью перенимала скупые слова наставницы, читала ветхие, рассыпающиеся книги в деревянных переплетах, для собственного развлечения варила разные зелья. Пыталась сшить себе новую шапку-невидимку взамен отнятой Тугарином, но с этим пока не преуспела. Негде оказалось взять черную кошку… да и любую другую.
Баба-яга своей чернавке ни в чем не препятствовала. Лежала себе на печи, да и лежала. За день если раз спустится – уже много.
И вот сегодня как раз спустилась. Крутя кривым длинным носом, старуха прошамкала:
– Чую, чую дух бесовскый… Гостенечки ко мне пожаловать собираютса, незваны да непрошены…
У Василисы что-то екнуло внутри. Здесь, в дремучей чаще, она чувствовала себя в безопасности… да только не в полной.
– Што, девка, боишса? – ощерилась беззубым ртом баба-яга. – Не бойса-та раньше времени. Не Кашшей то. Ему суды ходу нет, не пушшу.
– А кто же там, баушка? – пролепетала Василиса, глядя в щелочку.
– Да вот сама шшас увидиш… Он вон уже, на опушке, шшас покажетса…
Василиса приникла к мутному оконцу, поморгала, а потом нахмурилась. Из-за деревьев вышел незнакомый ей сутулый дед в белой шубе. В одной руке он держал палку, в другой – плетку-семихвостку. Замерз совсем, видать – посинел весь, в бороде сосульки висят.
– Да он же босой!.. – ахнула Василиса, приглядевшись. – Кто это, баушка?
– То ли не распознала? – крякнула баба-яга. – Лучше гляди, девка, лучше. То ж Карачун, леший старый.
Вот теперь Василисе и вправду стало страшно.
Карачун обвел древнюю чащу злющим взглядом. Вот она – граница его владений. Дальше – вотчина сводного брата, Студенца. Туда Карачуну хода нет… ну как нет… если очень восхочется, то есть, но только в другое время. Сейчас Студенец зело на Карачуна сердит, шагу к себе ступить не дозволит.
Но ему туда и не надо. Он уже почти пришел. Тяжело опираясь на палку, Карачун бороздил сугробы, проваливался на каждом шагу и нюхал, нюхал воздух. Взятый далеко в болотах след привел его сюда – и здесь он заканчивается.
– Люты морозы, глубоки снеги… – бормотал Карачун себе под нос. – Люты морозы, глубоки снеги…
Бродил-искал Карачун уже давно, долго. Устал, притомился. Насколько уж способен устать зимний дух-буранник. Поиски эти выводили его из себя, бесили до умопомрачения, хотелось уж бросить все, да вернуться домой, в берлогу.