Согласно поэме, падение человека отделило его от божественности, и на протяжении многих веков он был вынужден бороться за воссоединение с Богом. Человеческая душа в поэме Блейка утратила целостность и была обречена восстанавливать каждый отдельный элемент по пути к божественности, что находило подтверждение в прочитанных Юлием мифах о Гипетских гробницах. Эти легенды говорили о расчленении древнего бога Озириса в самом начале времен и о долге человечества собрать воедино все отдельные части, чтобы снова достигнуть духовной целостности.
В работах Блейка Юлий обнаружил передовые идеи свободомыслящих философов, совершенно нехарактерные для подчиненной условностям эпохи. Блейк не мог противостоять реакционным силам, не слушавшим доводы логики, и был вынужден прибегнуть к уловкам образного мышления и облечь идеи в покровы мистики.
Он стал нежеланной персоной и раздражал власть имущих, побуждая людей следовать своим страстям, чтобы не сдерживать духовный рост, и изменить жизнь.
"Знание - это просто чувственное восприятие, - с улыбкой прочел Юлий строки из книги. - Терпимость - это источник всего, что есть в Человеке, а интеллект только сдерживает нашу природу. Достижение величайшего наслаждения и испытание болью есть конечная цель всей жизни".
12
В гордыне нет места безупречности
Рай
Бесконечно
Снова все места за круглым столом Гелиополиса были заняты. Огромный амфитеатр освещался только стоящей в центре стола лампадой и факелами на золотых постаментах статуй. Лишь второй раз в жизни Саул Тарвиц прошел через Врата Феникса, но он сознавал, как сильно изменился с тех пор, как был впервые принят за столом Братства.
У Врат стоял лорд Фулгрим в пурпурной тоге, украшенной стилизованными изображениями феникса, вышитыми золотой нитью. Его длинные волосы были прижаты венком из золотых листьев, а на поясе висел новый меч с серебряной рукоятью. Примарх персонально приветствовал своих капитанов и поздравил с благополучным возвращением в Братство, чем произвел неизгладимое впечатление на каждого Астартес. Личное внимание, оказанное таким великолепным воином, до сих пор вызывало в груди Тарвица приятное волнение.
Капитан Второй роты Соломон Деметр сидел напротив, и, когда Тарвиц, Люций и лорд-командир Эйдолон прошли сквозь Врата Феникса, он приветственно кивнул Саулу. Рядом с капитаном Деметром молча сидел печальный Марий Вайросеан, а Юлий Каэсорон, по другую сторону от Деметра, громко рассказывал о сражениях с ксеносами Диаспорекса, сопровождая речь энергичными жестами, чтобы продемонстрировать какой-нибудь особо удачный удар.
Капитан Каэсорон рассказывал, как он вместе с примархом отбил у защитников капитанскую рубку корабля-гибрида, и тут Тарвиц уловил в глазах Соломона Деметра раздраженный блеск. Тарвиц уже слышал, что первыми ворвались в рубку именно воины капитана Деметра.
Рядом с креслом примарха сидел лорд-командир Веспасиан, и его глаза при виде благополучно вернувшихся воинов искрились добродушным весельем. Тарвиц улыбнулся в ответ, он и в самом деле очень устал и был рад снова оказаться среди своих братьев, поскольку миссия на Убийце оказалась изматывающей. Мегарахниды оказали жестокое сопротивление, и Лунные Волки тоже в какой-то мере его утомляли.
Тарвиц посмотрел на Эйдолона и тотчас вспомнил напряженную перепалку между лордом-командиром и капитаном Торгаддоном, прибывшим на поверхность Убийцы во главе штурмгруппы Лунных Волков. Хоть Тарвиц и был связан с Эйдолоном клятвой верности, он не мог отрицать удовлетворения от сцены, когда несокрушимый Тарик Торгаддон поставил лорда-командира на место. Позднее Эйдолон сумел восстановить хорошие отношения с Лунными Волками и Воителем, но до сих пор старался не упоминать о своих ошибках на Убийце и прочитанной Торгаддоном нотации.
Люцию тоже не удалось провести время рядом с Лунными Волками без неприятностей. Поединок с Гарвелем Локеном в тренировочной камере преподнес ему столь необходимый урок смирения, в результате которого у мастера меча оказался сломан нос. Несмотря на все старания апотекариев, кость срослась неправильно, и безукоризненный профиль Люция, по его мнению, был безвозвратно испорчен.
Наконец Врата Феникса закрылись, Фулгрим занял свое место за столом и протянул руки к курильнице.
- Братья, - заговорил он, - именем огня приветствую вас снова в Братстве Феникса.
Все собравшиеся воины повторили жест примарха.
- Мы вернулись к огню, - ответили они хором.
- Как я рад снова видеть вас, сыны мои, - заговорил Фулгрим, одаривая каждого из воинов сияющей улыбкой, которая освещала душу Астартес. - Прошло много времени с тех пор, как наш орден собирался, чтобы поведать друг другу о храбрости и благородстве наших братьев, но мы снова все здесь, целые и невредимые, и направляемся навстречу новому заданию в малоизученной области космоса. Наши астропаты немного могут рассказать об этих местах, но их трудности нас волновать не должны, мы с радостью воспользуемся шансом продвинуться дальше по пути совершенства.
Тарвиц заметил возбуждение в глазах примарха и ощутил, как оно тотчас передалось ему и зажгло огонь в крови. Даже в самые яркие моменты примарх никогда так сильно не излучал энергию, весь его облик говорил, что Фулгрим наслаждается каждым словом.
- Наши возлюбленные братья вернулись после выполнения миротворческой миссии. Я знаю, как им хотелось бы получить часть славы, обретенной нами в сотрудничестве с Железными Руками, но эти воины и сами стяжали лавры - им выпала честь сражаться против злобных ксеносов бок о бок с Астартес Воителя.
Тарвиц припомнил ход военных действий на Убийце. Как мало было достоинства и величия в поспешной высадке десанта на поверхность, как и молниеносных яростных атак мегарахнидов. Война была жестокой, утомительной и кровавой, и слишком много воинов нашли свою смерть под грозовыми небесами этого мира. Из-за ошибок Эйдолона в ней не было ничего заслуживающего славы, пока не появились Лунные Волки и не приложили свои силы.
А потом прибыл Сангвиний, и Тарвиц не мог без восторга вспоминать, каким великолепным было зрелище сражавшихся рядом Воителя и примарха Кровавых Ангелов. Они оба представлялись ему могущественными богами войны. Вот это было достойно славы, и одержанные ими победы восстановили честь Детей Императора.
- Может, лорд-командир Эйдолон порадует нас рассказом о битве? - предложил Веспасиан.
Лорд-командир встал и коротко поклонился.
- Я расскажу, если вы пожелаете слушать, - сказал он.
Ответом ему стал хор одобрительных возгласов, и Эйдолон улыбнулся:
- Как сказал лорд Фулгрим, на Убийце мы завоевали великую славу, и я покорнейше благодарю вас, мой господин, за разрешение отправиться на спасение наших братьев - Кровавых Ангелов.
Тарвиц при этих словах удивленно заморгал. Он хорошо помнил, что в то время никто не осмеливайся произнести слово "спасение", поскольку оно означало бы поражение Кровавых Ангелов. На орбите планеты допускалось упоминание лишь о "подкреплении".
После нашего прибытия на Сто сорок - двадцать стало ясно, что командующий Сто сороковой экспедицией Матаниал Август не имеет достаточной проницательности, чтобы вести борьбу. Узнав о скором прибытии Воителя, я повел наших воинов на поверхность Убийцы, чтобы обезопасить зону приземления и приступить к спасению Кровавых Ангелов, которых Август так недальновидно отправил с умиротворяющей миссией.
Если предыдущие слова Эйдолона сильно удивили Тарвица, то теперь, услышав столь искаженные факты, он был просто шокирован. Да, Матаниал Август отправлял свои отряды в опасную зону, пока у него не закончились воины, но на решение Эйдолона высадиться на поверхность Убийцы до прибытия Лунных Волков повлияло отнюдь не благородство, а нежелание разделить славу с элитой Воителя.
Эйдолон продолжал рассказ, описывая первые схватки и последующий разгром мегарахнидов, прилагая все усилия, чтобы возвеличить роль Детей Императора в финальном сражении и преуменьшить вклад Лунных Волков и Кровавых Ангелов.
Как только он закончил, раздались громкие аплодисменты и удары по столу - так собравшиеся воины приветствовали славную победу и подвиги воинов во главе с Эйдолоном. Тарвиц оглянулся на Люция, пытаясь определить его реакцию на откровенное хвастовство Эйдолона, но лицо его друга оставалось непроницаемым.
- Отличный рассказ, - высказался Веспасиан. - Возможно, позднее мы услышим и о героизме твоих воинов?
- Возможно, - нехотя ответил Эйдолон, но Тарвиц уже понял, что этих рассказов общество никогда не дождется.
Лорд-командир не допустит ни одного слова, противоречащего его версии событий на Убийце.
- Легион может гордиться тобой, Эйдолон, - произнес Фулгрим. - И все твои воины заслуживают похвалы за вклад в победу. Имена погибших будут выгравированы на стенах церемониального зала перед Вратами Феникса.
- Вы оказываете нам большую честь, лорд Фулгрим, - поблагодарил его Эйдолон и занял свое место.
Фулгрим кивком принял его благодарность:
- Пусть отвага лорда-командира Эйдолона перед лицом опасности будет примером для всех нас, и я хочу, чтобы его рассказ стал известен всем воинам. Но мы собрались здесь еще и для того, чтобы спланировать будущие сражения, поскольку Легион не может почивать на лаврах и жить прошлыми победами. Мы всегда должны стремиться вперед, навстречу новым испытаниям и новым врагам, только так мы сможем доказать свое превосходство.
- Мы оказались в районе космоса, о котором почти ничего не известно, но мы рассеем тьму светом Императора. Здесь есть миры, созревшие для принятия Имперских Истин, и наш долг - привести их к Согласию. Мы направляемся к одному из таких миров, и в честь грядущего покорения я нарекаю его Двадцать восемь - четыре. Позже мы поговорим о том, чего я жду от каждого из вас, а сейчас давайте отпразднуем победу отличным вином!
При этих словах Врата Феникса отворились и в Гелиополис хлынула толпа слуг в простых бледно-кремовых хитонах, несущих амфоры с вином и полные подносы изысканно приготовленного мяса, свежих фруктов, сладостей и великолепной выпечки.
Тарвиц с изумлением наблюдал, как вереницы слуг расставляют вино и кушанья на столы вдоль стен Гелиополиса. Праздновать победу еще до того, как сражение выиграно, было в традициях Детей Императора - так они поддерживали уверенность в своих методах ведения войны, но столь роскошный пир казался Тарвицу проявлением непомерной самоуверенности.
Вместе с другими капитанами он подошел к столам и налил кубок вина, стараясь не встречаться взглядом с Эйдолоном, чтобы не выдать своего неодобрения его оценкой войны на Убийце. Рядом с ним шагал Люций со слабой усмешкой на красивом лице.
- Здорово он все повернул в рассказе об Убийце, а, Саул?
Тарвиц кивнул и оглянулся, чтобы убедиться, что их больше никто не слышит:
- Конечно, это… довольно своеобразный взгляд на события.
- А, в любом случае кого это волнует? - воскликнул Люций. - Если слава завоевана, пусть она лучше достанется нам, чем проклятым Лунным Волкам.
- Ты до сих пор злишься на Локена за свое поражение в тренировочной камере?
Лицо Люция потемнело.
- Локен не победил меня, - бросил он.
- А мне помнится, я видел, как ты лежал на спине после схватки, - заметил Тарвиц.
- Он сплутовал и нанес удар не по правилам, - возразил Люций. - Предполагалось, что между нами будет благородный поединок на мечах. Когда мы в следующий раз скрестим клинки, я непременно одержу верх.
- Если только до тех пор он не придумает новый трюк.
- Ничего не получится, - фыркнул Люций. Надменность приятеля в очередной раз поразила Тарвица, и он понял, что узы их дружбы значительно ослабли. - В конце концов, Локен просто незаконнорожденный грубиян, как и все прочие Лунные Волки.
- И Воитель тоже?
- Ну, конечно нет, - поспешно ответил Люций. - Но вот остальные ничуть не лучше варваров Русса, неотесанные, без намека на манеры и совершенство, присущего нашему Легиону. На Убийце, кроме всего прочего, было доказано наше превосходство над Лунными Волками.
- Наше превосходство? - раздался рядом чей-то голос.
Обернувшись, Тарвиц увидел, что рядом с ними остановился капитан Соломон Деметр.
- Капитан Деметр, - приветствовал он офицера, наклоняя голову. - Для меня большая честь снова с тобой встретиться. Прими мои поздравления по поводу захвата капитанской рубки командного корабля Диаспорекса.
Соломон улыбнулся и придвинулся ближе:
- Благодарю, но на твоем месте я удержался бы от таких выражений. Не думаю, чтобы лорд Фулгрим был доволен восхвалениями Второй роте. Но это так, между прочим. Я подошел сюда не для того, чтобы выслушивать похвалы в свой адрес.
- А для чего же? - спросил Люций.
Соломон не обратил внимания на его вызывающий тон:
- Капитан Тарвиц, во время повествования Эйдолона о войне на Убийце я за тобой наблюдал, и мне показалось, что лорд-командир рассказал не обо всем, что там происходило. Мне бы хотелось услышать твою версию событий, если ты понимаешь, о чем я говорю.
- Лорд Эйдолон описал кампанию так, как он ее воспринимает, - нейтральным тоном произнес Тарвиц.
- Ну же, Саул! Ты не против, если я тебя буду так называть? - спросил Соломон. - Со мной ты можешь быть откровенным.
- Почту за честь, - искренне ответил Тарвиц.
- Нам с тобой обоим известно, что Эйдолон выдающийся хвастун, - продолжал Соломон, и Тарвиц поразился откровенности капитана.
- Лорд-командир Эйдолон для вас старший по званию офицер, - вмешался Люций. - И было бы неплохо об этом помнить.
- Я разбираюсь в субординации! - огрызнулся Соломон. - И кстати, я старше тебя по званию. Прошу об этом не забывать.
Люций поспешно кивнул, а Соломон продолжил начатый разговор:
- Так что же в действительности произошло на Убийце?
- Только то, о чем рассказывал лорд-командир Эйдолон, - быстро ответил Люций.
- Это правда, капитан Тарвиц? - спросил Соломон.
- Ты посмел назвать меня лжецом? - возмутился Люций, и его рука метнулась к рукоятке меча, сработанного на Урале в кузницах клана Террават, еще во времена Объединительных войн.
Соломон заметил этот жест и, расправив плечи, повернулся к Люцию лицом, словно ожидая нападения. Если капитан Деметр был выше Люция, шире его в плечах и, несомненно, сильнее, то мастер меча был более поджар и скор. Тарвиц попытался прикинуть, кто одержал бы победу в такой схватке, но был благодарен судьбе, что она никогда не сможет состояться.
- Я помню, как ты пришел сюда в первый раз, Люций, - сказал Соломон. - Тогда я увидел в тебе задатки отличного офицера и превосходного воина.
Люций расцвел от удовольствия, но Соломон еще не закончил:
- Теперь я вижу, что ошибался. Ты всего лишь подхалим и льстец, не уловивший различия между совершенством и превосходством.
Тарвиц увидел, как лицо его приятеля сделалось багровым, а Соломон продолжал:
- Наш Легион сражается за чистоту помыслов, равняясь на Императора, возлюбленного всеми, но мы не должны стремиться стать таким, как он, поскольку Император - единственный и неповторимый над всеми нами. Не спорю, наши доктрины порой делают нас в глазах остальных надменными и запальчивыми, но в гордыне нет места безупречности. Никогда не забывай этого, Люций. Урок закончен.
Люций напряженно кивнул, и Тарвиц видел, что ему требуется все самообладание, чтобы не дать гневу вырваться наружу. Краска исчезла с лица Люция, уступив место бледности.
- Благодарю за урок, капитан. Могу лишь надеяться, что когда-нибудь я преподнесу тебе такой же.
Соломон лишь улыбнулся, а Люций коротко поклонился и развернулся, направляясь к Эйдолону.
Тарвиц с трудом удержался от усмешки.
- Ты же понимаешь, что он никогда этого не забудет, - предупредил он Соломона.
- Вот и отлично, - ответил Соломон. - Возможно, он что-нибудь усвоит.
- Я бы не стал на это рассчитывать, - усомнился Тарвиц. - Он не из тех, кто быстро учится.
- В отличие от тебя, не так ли?
- Я стараюсь служить в полную силу своих способностей.
Соломон рассмеялся:
- Надо отдать тебе должное, ты очень тактичен, Саул. Знаешь, при первой встрече я принял тебя за обычного линейного офицера, но теперь начинаю думать, что ты способен на великие дела.
- Благодарю, капитан Деметр.
- Соломон. А поскольку наше собрание закончено, я думаю, мы с тобой можем поговорить.
Красивее планеты, чем Двадцать восемь - четыре, Соломону еще никогда не приходилось видеть. С орбиты поверхность выглядела совершенно мирной; цветущая суша перемежалась кристально-голубыми океанами, а в атмосфере белели спирали легких облаков. Поступившие данные разведки свидетельствовали о том, что воздух планеты пригоден для дыхания и не тронут загрязнениями промышленных выбросов, как в большинстве миров Империума, давно превратившихся в кошмарный промышленный ад. Кроме того, на планете не было обнаружено никаких признаков разумной жизни.
Для официального признания мира приведенным к Согласию придется подождать более детальных сведений, но пока, если не принимать во внимание один объект, похожий на древние развалины, мир выглядел совершенно необитаемым.
Короче говоря, он был совершенным.
Четыре штурмкатера приземлились на высоких скалах над устьем широкой долины. Над ними вздымались величественные горные вершины, покрытые снежными шапками. Как только осел поднятый кораблями песок, Фулгрим вывел своих воинов на поверхность нового мира, который следовало вернуть в объятия Империума.
Пока Юлий и Марий следили за высадкой своих людей, Соломон вышел из штурмкатера и с надеждой осмотрел горизонт. Лорд Фулгрим вышел вместе с Юлием, а позади Мария спустился с трапа Саул Тарвиц. Астартес рассыпались по периметру зоны высадки, обеспечивая безопасность, но Соломон уже понял, что такие предосторожности не требовались. Здесь не было никого, кроме них, и не чувствовалось никакой угрозы. Этот мир как будто уже принадлежал им.
Сенсоры доспехов вскоре подтвердили, что атмосфера пригодна для дыхания, и Соломон тотчас снял шлем. Прикрыв глаза, он сделал глубокий вдох, наслаждаясь вкусом воздуха, не прошедшего сквозь бесчисленные фильтры и очистители.
- Ты должен оставаться в шлеме, - заметил Марий. - Мы еще не уверены, что воздух пригоден для дыхания.
- Судя по показаниям датчиков, все в порядке.
- Но лорд Фулгрим еще не снял своего шлема.
- И что?
- Ты должен ждать, пока он не подаст пример.
- Марий, мне не нужен лорд Фулгрим, чтобы определить пригодность воздуха, - сказал Соломон. - И с каких пор ты стал таким занудой?
Марий ничего не ответил, а лишь отвернулся к воинам, выскакивавшим из штурмкатера с еще ворчавшими двигателями. Соломон покачал головой и устроил шлем на сгибе локтя. Пройдя к краю скальной площадки, он остановился и окинул взглядом простирающуюся внизу долину.