- Морганы, - повторил я. - Красные тени. Треверсы. Мастера Тотемов. И самые главные - Слотеры.
- Правильно, - сказал дядя. - Еще один вопрос, мальчик, - и можем идти… Почему мы ненавидим Слотеров?
Я знаю. Я должен помнить! Если бы так не болела голова…
- Потому что… они…
- Мальчик, это простой вопрос. Успокойся. Сосредоточься. Ты знаешь ответ. Почему мы ненавидим Слотеров?
- Потому что враги… - Я вспомнил. Конечно! - Слотеры разрушили Джотту!
- Правильно, - сказал Маран. - Разрушили Камень-Сердце… - В голосе Марана была печаль, словно Джотта был дорогим ему человеком, а не каменной глыбой. - А теперь - самое интересное. Ты готов?
"Нет, - подумал я. - Оставьте меня в покое!"
- Приключения начинаются, - сказал дядя. Он снял с пояса и протянул мне серебряную фляжку. - Сделай три глотка. Это снимет боль.
- Это заклинание? - спросил я.
- Лучше. Это бренди.
Когда Уто вытащил сундук из шкафа и, повинуясь указаниям графа, открыл тяжелую крышку - что-то изменилось. У шкипера возникло ощущение, что кроме них с Тасселом в комнате есть кто-то еще…
Кто-то не слишком дружелюбный.
Граф, сидя на кровати, закутался в одеяло. Через томительную паузу он склонил голову - словно приветствуя старого знакомого… и ощущение исчезло. Уто перевел дыхание.
В сундуке была книга в обложке красного бархата. Были коробочки различной формы и склянки с жидкостями. Связка церковных свечей - черных и белых. Бутыль зеленого стекла, в таких обычно держат крепкую выпивку. Несмотря на жару, бутылка казалась запотевшей…
И еще там была высушенная крошечная голова в запаянной колбе.
Можно было догадаться, подумал Уто. Смутное время диктует свою моду. Аристократы увлекаются магией дикарских островов, а варвары носят шляпы…
Шкиперу вспомнился тот рыцарь из Лютеции, который путешествовал с целой бандой гейворийцев. Варвары были в фиолетовых камзолах и в шляпах, украшенных стигмами. Словно цивилизованные люди! Если мартышек нарядить в человеческую одежду, они все равно останутся мартышками. Держались варвары нагло и вызывающе. Ладони вечно на рукоятях мечей. Еще бы! Лютецианец им многое позволял. Ублюдок.
И ехал дворянин, кажется, в этом же вагоне.
Уто огляделся. Верно. Только в соседней комнате. Она вроде бы сейчас пустует.
- Д-дай, - сказал Тассел.
Шкипер повиновался. Бутыль была холодной и очень тяжелой - словно вместо вина туда залили ртуть.
"У меня в поезде - колдун, - подумал Уто. - А я все хотел дотянуть до Китара…"
Тассел глотнул из запотевшей бутыли. Тут же выпитое полилось ему на грудь.
Попадая на кожу, темная жидкость превращалась в пар.
- Х-хаос п-по… п-по-ддери, - сказал граф. Губы у него дрожали. Заикался граф все сильнее.
"Всего лишь контузия? - подумал Уто. - Всего лишь?"
- Как твоя голова? - спросил Маран через полчаса.
Я ответил: "Хорошо, дядя". Когда я открыл фляжку - пахнуло горячим металлом. Первый глоток обжег губы. Остальные - едва не сожгли горло. В желудке набух раскаленный шар. Я стонал и плакал.
А потом шар взорвался.
И мне стало лучше.
- В незнакомом месте, - учил Маран, поднимая фонарь повыше, - всегда держись левой стены.
В пятне тусклого света видна грубая кирпичная кладка. Фонарь масляный, самый простой, потому что другие здесь бесполезны. Как ни странно, подземелье Логова - одно из самых немагических мест Ура, Блистательного и Проклятого…
Вернее, здесь магия работает не так, как было задумано.
Слишком древнее святилище, объяснил Маран, когда мы начали спуск. Под Логовом еще до взрыва существовал целый подземный город. Веками здесь добывали камень для постройки верхнего замка. В получившихся катакомбах размещали лаборатории и склады ингредиентов.
А вслед за своими пробирками потянулись и маги.
Мы шли практически в полной темноте. Фонарь Маран взял скорее для моего спокойствия, чем для собственного удобства. Шел дядя размеренно, ориентировался уверенно. Потом вообще передал фонарь мне. Тот был тяжелым… но я почувствовал себя лучше.
Вот свернули за угол.
И увидели свет. Настоящий солнечный свет!
Я стоял ослепленный и обрадованный. В тот момент я даже не вспомнил, что мы с Мараном находимся глубоко под землей.
- Портальная Стрелка, - сказал Маран. - Только не вздумай залезть в одно из этих окон, мальчик.
- Почему?
Они выглядели так привлекательно.
- Ну, во-первых, ты умрешь, - сказал дядя. - Или превратишься в урода. Положим, задница на месте головы тебя не пугает… Пугает? - Дядя посмотрел на меня, усмехнулся. - Смотри-ка. Во-вторых, даже уроду не стоит падать с такой высоты.
- Высоты?
- Подойди и увидишь, мальчик. Да… если попробуешь сунуть руку - не проси ее потом тебе приделать.
За первым окном - высоким, арочной формы - был день. Ясное небо и легкие прозрачные облака. Никакой земли не видно. Только шпили каких-то башен. Вот если бы взобраться повыше… Но как? Помня слова дяди, я опасался даже прикоснуться к позеленевшей бронзовой решетке. Глаза болели от яркого света.
Подошел Маран, посмотрел, хмыкнул. И не успел я опомниться, как оказался у него на плечах.
Теперь я увидел землю. Словно окно было в высокой башне - я смотрел сверху на площадь большого города. Площадь жила, клокотала и двигалась. Беззвучно кричали разносчики газет и уличные торговцы. Проехал големобиль - герба не рассмотреть, но, наверное, это спешил по своим делам кто-то очень важный. Шли люди. Из-за угла появилась карета, кучер в круглой шляпе…
Появились два стражника в синих камзолах, с алебардами в руках. Потом я посмотрел выше и увидел вдали темный замок, над которым плясали черные молнии. Стоп. Это же… обиталище Слотеров?!
- Ты видишь Ур, Блистательный и Проклятый, - сказал дядя. - Полуденное окно выходит на Мясничную площадь. В этом окне всегда день и всегда двенадцать часов. Но только для того, кто смотрит. Даже когда в Уре ночь - здесь все освещено полуденным солнцем. А вот людей ночью нет, если не считать случайных прохожих… Смешно, мальчик. Вор крадется в темноте - а здесь его видишь как на ладони.
- А другое окно? Маран хмыкнул.
- Рассветное окно. Бесполезное! В Полуденное хоть можно шпионить за кем-нибудь. А в том… - Он махнул рукой, - Никто не знает, куда оно ведет.
И он со мной на плечах подошел к Рассветному. Оно было ниже и проще. Проем четырехугольной формы, без всяких украшений. Выложен красным кирпичом - потемневшим и растрескавшимся от времени.
- Окна - древнейшие порталы из существующих в Уре, - объяснял маг. - В мое время их было больше… Давай, мальчик, смотри, и пойдем дальше.
Логово столетиями достраивалось и расширялось. А потом, в один прекрасный момент, взрыв уничтожил верхний замок, а на месте подземной части образовалась гигантская воронка. Уцелела старая часть катакомб и Западное крыло.
В портальной Стрелке осталось два окна из двадцати восьми.
В одном из них был залитый солнцем Ур, Блистательный и Проклятый, - город колдунов и некромантов, город, в котором Древняя кровь чувствовала себя как дома.
В другом окне был виден морской берег в неведомой стране… И самый ошеломительный рассвет в моей жизни.
- Ч-что сслу-ч-чилось? - спросил граф.
"Вот оно", - подумал Уто. Неприятно засосало под ложечкой. Шкипер взял стул, поставил рядом с кроватью. Сел, перевел дыхание и - начал рассказывать. Граф слушал. Губы у него дрожали. Тассел, кажется, этого даже не замечал.
Шкипер закончил рассказ. Посмотрел на графа. Тот молчал. Затем поднял руку и коснулся повязки. Принялся ее разматывать.
- В-вон! - сказал Тассел, не глядя на шкипера.
Уто встал и подумал: "Тассел, ты такой же ублюдок, как все аристократы… но, в отличие от остальных, ты имеешь на это право".
Рассвет на морском берегу в неведомой стране. Рассвет, словно нарисованный на дощечке вишневого дерева и покрытый лаком… Волны набегали на берег и откатывались назад, слизывая песок - расслабленно, в томительной истоме. "Не очень ш-ш-ш и хотелось, - говорили они, - В другой ш-ш-ш раз". Море в свете зари казалось черным и густым, как сантагское вино.
У самой кромки прибоя, на возвышенности, торчало сухое дерево, похожее на рыболовный крючок.
- Пошли, мальчик, - сказал дядя. - Потом насмотришься.
- Чертог тысячи голосов, - сказал Маран, понизив голос. Но все равно казалось, что кто-то повторяет сказанное - только громким шепотом. В темных углах затаились тени и - дразнятся:
Тысячи, тысячи, тысячи, тысячи…
Голосов, голосов, сов, сов, голо, сов, совголосов…
Повторяли мужские и женские голоса. Голоса детей. Старчески дребезжащие. С иноземным акцентом. Шепелявые. С присвистом. С чудовищным шипением, словно гортань, породившая эти звуки, не была человеческой. С рычанием. С яростью. С болью. С ненавистью. Голоса, в которых звучала смертная тоска умирающего…
…С-О-О-ОВ!
Добавился еще один голос. Был он настолько низок и раскатист, что, казалось, от него вибрируют кости. Звук идет из земли. Входит через пятки, темной широкой волной поднимается от ног к голове. Накрывает. И - странное дело - я почувствовал себя лучше. Расщелина в затылке не стала меньше - но словно отдалилась, накрытая приливом.
Я судорожно вздохнул.
- Почему мы ненавидим Слотеров? - спросил Маран.
…слотеров, слотеров, слоте…
- Потому что они разрушили Камень-Сердце, - ответил я уверенно. Не так уж давно я это повторял.
- Правильно. Но… не совсем так. Чей голос, как думаешь, ты слышал?
Низкий и такой раскатистый, что, кажется, вибрируют кости…
- Это был голос Джотты.
- Но Джотта умер! - Я еще не понимал. Маран усмехнулся:
- А остальные голоса, по-твоему, принадлежат живым?… Да, мальчик, да. В этом Чертоге эхо отвечает голосами мертвых. Поэтому его еще называют Чертогом тысячи ответов.
…ответов, ответов, отве… ответов… …ВЕТ-О-ОВ!
- Джотта - Камень-Сердце - сосредоточие силы нашего клана, - продолжал Маран. - Всего нашего опыта. Когда-то Джотта был простым охранным камнем. Шли столе тия, он собирал голоса и воспоминания - и превратился в самостоятельную личность… А потом Джотта умер. Взорвался. Как взорвались и умерли Камни Морганов и Треверсов. Слотеры что-то сделали - я не знаю что. Но это уничтожило Камни. Мы, оставшиеся в живых, собрали осколки Джотты вместе. Так возник Чертог тысячи голосов.
- Но при чем тут я?
…ты, ты, ты, тытыты, ты… ТЫ-Ы!
- В каждом из нас живет Талант, - сказал Маран, - Первородная связь Древней крови с хаосом. И наступает момент, когда Талант начинает прорезаться. Это больно, тяжело и опасно. У тебя болит голова, мальчик? Перед глазами все плывет?
Когда был жив Джотта, Талант проявлялся в детях с самого рождения… По чуть-чуть. По капельке хаос просачивался в ребенка - и овладение Талантом шло легко и естественно. Я родился с Талантом, мальчик. Все Слотеры до сих пор рождаются с Талантом. Кэр-Кадазанг, их Камень-Сердце, помогает в этом…
А нам помогает мертвый Джотта - когда пуповина, тянущаяся к хаосу, разбухает и ноет, как больной зуб. То есть мы все делаем сами.
Потом вам, молодому поколению, придется долго учиться, чтобы ваши Таланты развились в полную силу…
- Может, пойдем дальше? - спросил я с надеждой.
- Мы уже пришли, мальчик.
Я съежился. Маран смотрел на меня в упор. В зеленоватом свете его лицо казалось зловещим.
- Когда ты выйдешь отсюда - ты будешь что-то значить на весах клана, - сказал Маран. - Или не будешь… Или вообще не выйдешь - существует и такая возможность… Давай, мальчик! Твой брат недавно обрел Талант. Теперь твоя очередь.
Гэвин. Скучный серьезный Гэвин, который не играет больше в оживление игрушек?
И я никогда больше не увижу Короля-Дурмана? Буду смотреть на зеленого человечка - и мне будет все равно: побьет он или нет Повелителя Ужасов, которого сделал Фер?
Это и значит - обрести Талант? Не хочу.
- Не хочу, - сказал я шепотом.
…хочу, хочу, не хочу, надо, надо, мальчик ришье, мальчик, надо…
Я ждал темной широкой волны, которая собьет меня с ног - но Джотта молчал. Расколотое и уничтоженное, но все еще живое, сердце клана отказывалось отвечать.
Я ждал.
Маран молчал.
И тогда я набрал в грудь воздуха и закричал:
- Не нужен мне этот проклятый талант! НЕ НУЖЕН!
По катакомбам прокатилось эхо. Сотни голосов ответили мне:
Нужен, нужен, ну ну ну… жен, жен…
А Маран смотрел на меня, и было в его глазах… сожаление? насмешка?
Понимание.
Глава 4 КИТАР
Паук
- Рино, посмотри! Какой ужас! Он весь в змеях! - Женский голос спицей вонзился в уши.
- Это ритуальные рисунки южных варваров, - пояснил другой голос, мужской и низкий. - Они делаются особой краской на коже, и стереть их никак невозможно. Никак! И потом, дорогая, это не змеи. Больше похоже на паутину.
Я с трудом разлепил один глаз (другой заплыл слишком сильно) и посмотрел на говоривших.
Это была благообразная парочка: суховатая девица и держащий ее под руку усач со шпагой. Женщина - наверняка дочь какого-нибудь провинциального дворянина, который уже отчаялся выдать "деточку" замуж. Оно и понятно, при ее внешности - одна надежда на приданое. Судя же по тому, как женщина одета, о богатом приданом можно забыть.
Простые горожанки иной раз щеголяют в более роскошных нарядах.
Мужчина - из той же "оперы", только его дела идут, кажется, еще хуже. Камзол ветхий, кружева оборваны, плюмаж на шляпе - одно название. Даже непременный знак благородного происхождения - золотая цепь, кажется какой-то жидкой. Этот ободранный кот, из всех достоинств которого усы наиболее примечательны, уже не помышляет о выгодной женитьбе. Каждый день кусок хлеба и стакан вина - ему вполне достаточно.
В общем, понятно. Китар, провинция, глухомань.
Все эти детали было не так-то легко разглядеть одним глазом, к тому же из сточной канавы, куда меня сбросили сволочи из борделя, но до того, как стать Пауком, я был кем-то еще… кем-то, кто хорошо умел оценивать свои жертвы.
Жертвы?
Я был гол, ранен, у меня не было ни оружия, ни денег. Зато у воркующей парочки кое-что имелось. И я не испытал ни малейшего смущения при мысли о том, что это можно отнять. Уже стемнело, вокруг - ни души. Очень удобно. Проблема заключалась лишь в том, что справиться со мной было легче, чем с ребенком.
- О, Рино! Он жив! Он смотрит на нас? Пойдем, пойдем отсюда скорее! Сейчас этот варвар начнет молить о помощи. Ты же знаешь, мое бедное сердце этого не выдержит!
- Не волнуйся, дорогая, его так отделали, что…
Я попытался встать. Тело отчаянно протестовало, мышцы стонали, нутро горело, но я стиснул зубы. Я встану. Пауки удивительно живучи.
На левой руке два пальца были сломаны, но именно ею я взялся за кстати подвернувшийся камень. Правая ведь вообще не слушалась.
- Видишь, как он смотрит? У него недобрый взгляд, Рино! - Женщина потянула кавалера за собой.
Тот нарочно уперся.
- Сдается мне, варвар получил недостаточно полный урок хороших манер. Но это всегда можно исправить.
Дворянин театральным жестом потянул шпагу из ножен… даже оружие у него было никудышное…
Камень ударил усача точно в лоб, прервав движение в тот момент, когда клинок покинул ножны наполовину. Кавалер округлил глаза, потом губы, словно собираясь протянуть удивленное: "о-о-о?", затем повалился, едва не утянув с собой даму. Женщина закричала и бросилась прочь, путаясь в юбках. Второго камня у меня не было, а жаль. Сейчас эта горластая дворяночка поднимет на ноги всю городскую стражу!
Я кое-как вылез из канавы, подобрался к своей жертве. На лбу у бедолаги - огромный кровоподтек, но жилка на шее бьется. Это хорошо. Не люблю убивать, пока меня не вынудят.
Раздевать бесчувственное тело искалеченной рукой, к тому же левой - самое трудное дело, какое только можно себе представить. И все же я справился. Правда, за это время меня раз пятнадцать должна была повязать городская страна мое счастье, Китар - маленький провинциальный город, с десятком вечно пьяных стражников на всю округу. Если бы не Свинцовая тропа, по которой монотонно тянут поезда исполинские големы, Китар, скорее всего, остался бы обычной деревней. А так - город: станция, бордель, две церкви. Все как положено.
Церковь! Одна эта мысль придала мне сил. Собрав волю в кулак, я пошел. Черная церковь находится рядом со станцией. Главное, дойти, не свалиться где-нибудь. Если бы не Тотем, взявший на себя часть боли и надежно закрепивший сломанные кости, я, скорее всего, умер бы по дороге. Но Тотем помогал, и я брел, тащился, плелся, едва сдерживая стоны. При каждом шаге невидимые иззубренные лезвия проворачивались у меня в животе. Каждый вдох пронзал легкие железной "кошкой". Должно быть, именно так чувствуют себя грешники в аду, когда их перетаскивают из котла в котел на раскаленных крючьях.
Не пройдя и половины пути, я истратил весь запас ругательств и проклятий, известных… кому же известных? Кем был тот, кто стал Пауком?
Неважно. Это уже давно неважно.
Наверное, висельник бредет к эшафоту быстрее, чем брел я. И все же цель приближалась.
До Черной церкви я добрался в полуобморочном состоянии. К этому времени дворянка должна была поставить на уши всю городскую стражу, но, видно, на мое счастье, сегодня стражи были не просто пьяны, а пьяны просто удивительно. Иначе что им стоило прочесать город и схватить едва ковыляющего, перемазанного кровью "варвара" в лопнувшем на спине камзоле?
Впрочем, повезло мне не только со стражей. Чистым везением было и то, что громилы из борделя отволокли меня достаточно далеко, чтобы паучьи инстинкты оставили шлюху. В противном случае она нашла бы меня и разорвала бы горло.
А может, инстинкт и не оставил "паучиху". Может быть, ее просто побоялись развязать. В любом случае мне повезло - очнулся раньше, чем они на это решились.
Черная церковь нависла над улицей огромным уродливым пауком. Подойдя ближе, я почувствовал наше родство, и на какое-то мгновение мне стало легче.
Перед храмом Тьмы и Первородного Зла был небольшой загон для скота и птицы, рядом примостилась лавка торговца. Кровавые жертвоприношения… куда без них?
Мало что известно о тех временах, когда люди отказались от тотальной войны с темными силами и согласились на сосуществование. Это было на заре времен - ни дат, ни имен тех, кто был в числе первых, заключивших договор. Только смутные предания… Впрочем, кому есть дело до преданий?
Главное, что это полезно.
Черные церкви - зло одомашненное, приспособленное к нуждам и потребностям смертных. Зло не хаотичное, но упорядоченное, собранное в конкретных местах. Зло, принимающее добровольцев и довольствующееся этим… по крайней мере, так кажется на первый взгляд.