Ее руки стащили его камис через голову. Мускулы на его торсе извивались от ее прикосновений, а воздух в комнате становился все более душным, более ощутимым. Когда губы Халида направились к шее Шарзад, а руки скользнули по животу к шнуркам ее шамлы, она знала, что он был прав.
Этот раз будет другим.
Беспрепятственное стремление; это было тело из воды и душа́ из пепла.
Шнурки ее шамлы были развязаны. Если это продолжится дальше, бесполезно считаться с такой вещью, как мысли. Она обязана спросить сейчас, пока пламя не поглотило ее.
– Скажи мне, – выдохнула Шарзад, пальцы которой сжимали его плечи.
– Что угодно.
Ее сердце подскочило, почувствовав укол чувства вины.
– Почему они должны были умереть?
Он замер в ее руках на мгновение, которое, казалось, никогда не закончится.
Затем Халид приподнялся над ней и уставился на Шарзад, лицо его застыло в ужасе.
Он увидел противоречие в ее взгляде.
Она узрела ужас в его глазах.
Молча он встал с кровати и направился к двери.
Взявшись за ручку, остановился.
– Никогда не поступай так со мной снова. – Слова были сказаны тихо и резко, наполненные неподслащенной болью.
Он захлопнул за собой дверь.
Нанесенный ему ущерб был ощутимым. Одна часть Шарзад почти наслаждалась его страданиями, осознавая, что они – результат поведения халифа, причина того, что он заставил мучиться стольких людей. Другая часть рвалась догнать его. Ведь Шарзад знала: Халида возможно победить, если она сделала это.
Шарзад зарылась лицом в подушки и начала всхлипывать.
Наконец ей удалось найти его настоящую слабость.
Ею была она.
"И я использую это; я узнаю, почему Шива должна была умереть.
Даже если это убьет меня".
* * *
Коридоры Талеквана были немы как могила.
И темны, как самые зловещие намерения.
Джахандар поднялся по лестнице, крепко сжимая сверток в левой руке. Факел в правой подрагивал с каждым осторожным шагом, отбрасывая тени вдоль неровных каменных стен.
С колотящимся сердцем он приоткрыл деревянную дверь в свою комнату и прислонился к ней, пока она, содрогнувшись с гулким стуком, не закрылась.
Убедившись, что никто не слышал, как он куда-то ходил, мужчина с облегчением вздохнул, прежде чем положить сверток на стол и запереть дверь.
Затем он достал кинжал из-под накидки.
Это был простой клинок. На первый взгляд, незначительный. Деревянная рукоятка с банальной резьбой. Слегка кривоватая и кованная черным железом.
Совершенно непримечательный, на самом деле.
Джахандар закрыл глаза и сжал кинжал в ладони.
Время пришло.
После более чем двух недель кропотливого изучения и утомительного перевода этот момент настал.
Сегодня ночью он узнает, выбрала ли его книга.
Сегодня он проверит, достоин ли он ее силы.
И снова мужчина подошел к свертку на его столе. Он развернул ткань.
Удобно свернувшись, в центре спал заяц с мягким рыжевато-коричневым мехом.
Его первое испытание.
Джахандар сглотнул.
Он не хотел, чтобы животное страдало. Казалось абсолютно несправедливым отнимать жизнь такого беззащитного существа столь отвратительным способом.
Но выхода не было.
Он должен сделать то, что необходимо. Ради его детей. Ради себя.
Он поднял кинжал и провел им по левой ладони одним быстрым движением. На следе от него выступила линия крови. Мужчина капал алой жидкостью на темное лезвие.
Как только его кровь покрыла лезвие кинжала, металл засветился горячим бело-голубым светом.
Глаза Джахандара заблестели.
Теперь следует завершить цикл.
Он втянул носом воздух, молча умоляя спящего зайца о прощении. Затем провел светящимся лезвием по его горлу.
Джахандар наблюдал, как яркая кровь маленького существа пролилась на кинжал и металл из пылающе-голубого стал огненно-красным.
Магия с лезвия поднялась в воздух, заполнив комнату жутким розоватым светом.
И наконец он опять прижал кинжал к ладони.
Сила потекла в открытую рану, необузданная и пугающая. Проходя по его телу, она обжигала, нагрев его до самых костей. Глаза Джахандара сверкнули, и темный клинок упал на пол.
Когда взгляд мужчины прояснился, все вокруг него казалось более резким, чем раньше. Усталость, которую он чувствовал минуту назад, была всего лишь далеким воспоминанием. Он выпрямился. Глубже вдохнул.
Почувствовал себя непобедимым.
Он наклонился и поднял кинжал с пола, протерев его поверхность о сверток ткани, лежащий рядом с неподвижным тельцем маленького зайца.
Джахандар задумался.
Затем махнул рукой над кровавой тушкой.
И она исчезла во всплеске холодного света.
Жестокая правда
Шарзад плохо спала в ту ночь.
Ее сны были наполнены видением улыбающегося лица Шивы и звуком дверей, захлопывающихся в черной пустоте. Голоса, наполненные болью и предательством, эхом отдавались в ее ушах.
После того как она раскрыла глаза, увидев утренний свет, Шарзад, перевернувшись, уткнулась лицом в подушку, чувствуя, как между ее плеч осело горькое изнеможение.
Веселый смех Деспины кружил вокруг нее, чистый, как колокольчик, и в равной степени раздражающий.
Шарзад застонала.
– Вы хотите еще поспать? – спросила служанка.
– Нет, – сказала она в подушку. – Это не поможет.
– Вы уверены? Потому что кажется, будто у вас был достаточно… безудержный вечер.
– Что? – Шарзад в замешательстве оторвала голову от шелка.
Весьма довольный взгляд Деспины был устремлен на шелковую занавеску, вырванную из ее крепления, которая лежала забытой грудой рядом с основанием кровати.
Румянец расцвел на щеках Шарзад.
– Хорошо справились, – поддразнила ее Деспина.
– Это не то, что ты подумала.
– Вы точно уверены? Ведь, если камис на вашей кровати принадлежит другому мужчине, значит, вы только что стали еще более интересной, чем были до того.
– Достаточно, Деспина! – В голосе Шарзад прозвучало предупреждение.
Деспина стояла подбоченившись, высоко подняв свои идеальные брови.
– Что случилось?
– Ничего.
– Извините, но эта ситуация и такая реакция не совпадают. – Собрав складки юбки в одну руку, Деспина подошла к основанию кровати и шлепнулась на ее край. – Что случилось? Расскажите мне.
Шарзад вздохнула от прокля́той настойчивости своей служанки.
– Всё.
– Вы не могли бы говорить более конкретно? В конце концов, секреты становятся намного полезнее, когда ими делятся, – промолвила Деспина дразнящим тоном.
– Лучше скажи это Халиду, – проворчала Шарзад. – Учитывая, что ты его предполагаемый шпион, он может на самом деле послушать тебя.
Выражение лица Деспины смягчилось в понимании.
– Халиф Хорасана уже давно ни к кому не прислушивался.
– Вероятно, и не будет. Не после вчерашней ночи.
Деспина скинула сандалии и села на кровать, скрестив ноги.
– Мы, женщины, много грустим, не так ли?
– О чем ты?
– Мы достаточно сильны, чтобы покорить мир с голыми руками, но при этом разрешаем нелепым мальчишкам делать из нас дур.
– Я не глупа.
– Нет, не глупа. Пока нет, – улыбнулась Деспина. – Но это неизбежно. Когда ты встречаешь того, кто заставляет тебя улыбаться так, как ты никогда до этого не улыбалась, плакать, как никогда до того не плакала… с этим ничего нельзя поделать, кроме как поддаться.
– Я… – Шарзад прикусила нижнюю губу.
– Можете говорить свободно, Шарзад. То, что вы скажете, останется в этих стенах.
Шарзад молчала.
Деспина придвинулась к ней.
– Когда я была маленькой девочкой, еще в Фивах, помню, как-то спросила у мамы, что такое рай. Она ответила: "Сердце, в котором живет любовь". Конечно, я захотела узнать, что представляет собой ад. Она посмотрела мне прямо в глаза и сказала: "Сердце, в котором нет любви", – Деспина изучала Шарзад, пока говорила.
Шарзад ответила ей испытующим взглядом, играя серебряными шнурками ее шамлы.
– Твоя мать кажется весьма мудрой.
– Она была такой.
Шарзад с осторожностью подбирала свои следующие слова:
– Можно спросить, что с ней стало?
– Она влюбилась в неправильного человека. Он обещал ей весь мир, а потом оставил ее ни с чем, кроме ребенка в животе.
– Мне искренне жаль, Деспина.
– А мне нет. Она умерла молодой, но счастливой, а тот человек не способен был сделать женщину счастливой. Богачи не знают, как жертвовать чем-то ради любви, потому что им никогда не приходилось делать это. – Последнее утверждение Деспины было явно суровым.
– Это оно? – мягко спросила Шарзад. – Ты беспокоишься, что Джалал поступит так же?
– Я не знаю. Он неизменно верен своей семье, но я до сих пор не видела, чтобы он проявлял такую же лояльность к множеству девушек, влюбленных в него. – Уголки голубых глаз Деспины напряглись. – Я всегда считала, что человека нужно судить по его поступкам, а не по тому, что о нем говорят другие. Но Джалал аль-Хури делает очень мало, чтобы опровергнуть слухи о нем.
– Такое поведение кажется мне семейной чертой.
– Да. Это так.
– Я не… – Шарзад осеклась на полуслове, перед тем как умоляюще взглянуть на служанку. – Деспина, ты знаешь? Если да, то, пожалуйста, расскажи мне. Почему Халид убивает всех своих невест?
Деспина уставилась на отброшенный клубок паутинного шелка у кровати.
– Я не знаю.
– Тогда что ты знаешь? Прошу, расскажи мне.
– Я живу в этом дворце уже шесть лет и всегда считала ибн аль-Рашида достаточно замкнутым, однако все же странно благородным. До событий этих последних месяцев он никогда не давал мне повода усомниться в его характере.
– Но как ты можешь продолжать служить королю, который убивает девушек без объяснения причин?
– Я попала в это королевство рабыней и не могу позволить себе роскошь выбирать, кому служить, – сухо ответила Деспина. – Халиф Хорасана вполне может быть монстром, но для меня он всегда будет обеспокоенным королем с добрыми намерениями.
– Добрыми намерениями? – зашипела Шарзад. – Скажи это семьям тех девушек, у которых он отнял жизни. Скажи это тем, кто их любил.
Деспина вздрогнула, и Шарзад отвернулась, в спешке встав с кровати, чтобы скрыть свою боль.
– Шарзад…
– Оставь меня.
Деспина схватила ее за запястье.
– Если вы о нем заботитесь хоть…
– Не забочусь.
– Хватит врать, вы, жалкая трусиха.
Шарзад вывернула руку, впившись взглядом в Деспину, перед тем как повернуться, чтобы уйти в вихре глянцевой парчи.
– Вы заботитесь о нем, – настаивала Деспина. – И поскольку для вас так важны секреты, я раскрою вам один.
Шарзад остановилась как вкопанная.
– Вы в безопасности, Шарзад аль-Хайзуран. С вами ничего не случится. Ведь я слышала от приближенных к нему, что любая попытка навредить вам будет восприниматься как посягательство на жизнь нашего короля.
Желудок Шарзад сжался.
– Вы понимаете, избалованная халифа? – продолжила Деспина.
Шарзад посмотрела на свою служанку через плечо, в непоколебимой тишине.
Деспина вздохнула.
– Под страхом смерти… Вы важны для него так же, как и его собственная жизнь.
Сирень и бушующая песчаная буря
Джалал отодвинул отчет в сторону и забарабанил пальцами по краю стола из мореного дерева.
– Вы где-то должны быть, капитан аль-Хури? – спросил Халид, не отрывая глаз от своей работы.
– Нет. Не прямо сейчас.
Джалал продолжил постукивать правой рукой по резному красному дереву, пристально глядя в лицо Халиду.
– Кажется…
– Я хочу, чтобы ты доверился мне, Халид.
Непроницаемый взгляд халифа метнулся к Джалалу.
– И что сподвигло тебя к такому внезапному желанию близости?
– Вчера шел дождь. У тебя наверняка очень много всего на уме.
Халид изучал Джалала с нарочитым спокойствием.
– У меня, как правило, очень много всего на уме.
– И что насчет дождя?
Халид положил свиток, который был у него в руках.
– Дождь – это всего лишь один из элементов грозы, – в целом намек на то, что предстоит.
– Как и всегда, ты – идеальное подобие мрачности.
– Как и всегда, ты – идеальное подобие пустого места.
Губы Джалала медленно изогнулись в дуге улыбки.
– Касательно Шарзад…
– Я не собираюсь обсуждать с тобой Шарзад. – Тигриные глаза на сей раз обожгли Джалала, в отличие от, как правило, присущего им холодного самообладания.
– Она, должно быть, напугала тебя прошлой ночью с новой силой. Молодец, моя госпожа.
– Достаточно, Джалал.
– Не будь таким чрезмерно встревоженным, брат. Вчера шел дождь. Тебе больше не нужно чувствовать себя виноватым, вдобавок ко всему остальному. Народ Рея не страдает напрасно из-за тебя. Так же, как из-за Шарзад, если на то пошло.
– Хватит!
При этой фразе все следы самодовольства Джалала исчезли. Линии ужаса появились на его лбу.
– Видишь? Я хотел бы, чтобы ты доверился мне. Ты явно чем-то озабочен. Возможно, даже напуган. Не надо жить в страхе, Халид-джан, ведь это не жизнь.
– Я не напуган. Я устал, а ты слишком самонадеян. В этом большая разница. – Халид опять вернулся к куче свитков перед ним. – Похоже, беспорядки на городской площади полностью прекратились?
– Конечно, они прекратились. Мы больше не казним их дочерей без всяких объяснений, – тотчас пробормотал Джалал.
Когда Халид не ответил, Джалал поднял глаза и увидел, что халиф вперил в него взгляд и при этом его левая рука сжата в кулак, а костяшки на ней уже побелели.
– Тебе обязательно всегда быть такой непримиримой сволочью? – потребовал ответа Халид гробовым шепотом.
– Будь справедлив. Я веду себя так, только когда того требует цель. Я, как известно, извиняюсь в зависимости от ситуации.
– Сомневаюсь, что ты имеешь какое-то представление об этом.
– Ты не единственный, кто страдает подобными сомнениями. Следует признать, ты несешь на себе основную тяжесть, но ты не одинок в этом. И ты берешь на себя гораздо больше, чем необходимо. Позволь мне помочь. Я охотно возьму на себя часть твоего бремени. Это то, что я пытался тебе сказать.
Халид оттолкнул от себя свитки и подошел к окну справа от него. Мраморная арка обрамляла полуденное небо над уголком многоуровневого сада ниже. Внизу цвела сирень, и ее чистый аромат смешивался с ветром, дующим обратно в альков, шурша разбросанными на столе страницами, дразня его.
Взгляд Халида подернулся пеленой. Вид блестящих черных локонов на атласном шелке и полуприкрытых ореховых глаз вспыхнул перед его взором. Халид запер ставни, но аромат бледно-фиолетовых цветков оставался, к большому его огорчению.
Джалал отметил раздражение Халида.
– Так теперь у тебя неприязнь к солнечному свету и цветам?
– Только к этому конкретному цветку.
– И что же он тебе сделал?
Халид твердо сохранял молчание, и глаза Джалала расширились в понимании.
– Прикажи садовникам вырубить его, – предложил Джалал через какое-то время, откинувшись на подушки.
– Нет.
Улыбнувшись самому себе, Джалал переплел пальцы на животе и уставился на мозаику алькова над ним.
– Халид?
– Ты все еще здесь?
– Я жду, пока ты мне откроешься.
Халид повернул голову к Джалалу и разочарованно вздохнул.
– Я могу ждать весь день. Как ты беззаботно отметил, городские беспорядки прекратились… на некоторое время. – Джалал скрестил лодыжки ног.
– Ладно. Тогда уйду я. – Халид подошел к дверям и распахнул их.
Джалал последовал за ним как тень с сомнительными намерениями. Когда Джалал начал насвистывать в куполообразный потолок из агата с синими прожилками, мускулы на челюсти Халида заиграли.
– Мы одной крови, сеид. Я так же упрям, как и ты. И тебе следует мне открыться, ведь рано или поздно ты почувствуешь, что вынужден избавиться от моих постоянных надоеданий.
После того как они прошли еще несколько шагов по полированному полу коридора, Халид взглянул на Джалала.
– Салим… хочет заехать в Рей на обратном пути в Амардху через две недели.
Джалал застыл как вкопанный.
– Этот джакеш? – выругался он. – Зачем?
– По-моему, это очевидно.
– Для тебя. Будешь так любезен пояснить?
– Шарзад.
Джалал помедлил, а затем рассмеялся с ощутимым презрением.
– Ну конечно. Джакеш Парфии хочет встретиться с новой халифой Хорасана.
– И он, несомненно, возьмет с собой Ясмину.
– Марг-бахр Салим Али эль-Шариф. – Джалал провел указательным пальцем поперек горла, словно предупреждая их приближающегося гостя. – Что ты намерен делать?
– Твой отец считает, я должен отослать Шарзад куда-нибудь, пока Салим здесь.
Джалал фыркнул.
– Ты не согласен? – спросил Халид.
– Да. Категорически.
Халид остановился.
– Почему?
Джалал повернулся лицом к нему.
– Потому что, если джакеш хочет увидеть будущее Хорасана, я не могу придумать ничего лучше, чем то, чтобы он увидел тебя с Шарзад аль-Хайзуран. Пусть узреет ту силу, которую она вселяет в тебя. Истину всего этого.
Халид изучал разгоряченное лицо Джалала.
– Ты, кажется, полностью в этом убежден.
– Так и есть. Так же, как следует и тебе, сеид. Верь мне. И поверь в это.
– В правильность всего? – На лице Халида появилось ироничное выражение.
– Да. В нее и в себя.
– Мы два весьма ненадежных человека, Джалал.
– Не согласен. Шарзад – чрезвычайно надежная девушка. Дерзкая и непредсказуемая – да, но твердая в своих убеждениях. Ты и в самом деле очень тяжелый и мрачный человек, однако всегда был непоколебим в этом, – ухмыльнулся Джалал.
– То есть ты предлагаешь, чтобы я бросил Шази на растерзание волкам?
– Шази? – ухмылка Джалала стала шире. – Честно говоря, мне жалко волков.
– Хоть на этот раз будь серьезнее.
– Я серьезен. По правде сказать, я бы развил эту затею немного дальше. Пригласи всех своих знаменосцев в Рей – каждого эмира. Дай им увидеть, что ты не твой отец. Что ты не те слухи, которые преследовали тебя в последнее время. Что ты – король, достойный их верности… с королевой, полной огня и надежды.
Уголки рта Халида приподнялись, хотя и совсем немного.
– О боже! Ты улыбаешься, Халид-джан? – поддразнил его Джалал недоверчивым голосом.
– Возможно.
Двое юношей продолжили свой путь по коридорам, пока не вошли в главный, где к ним присоединилась обычная свита телохранителей Халида. Когда они ступили на порог галереи под открытым небом, Халид резко остановился, его лицо помрачнело в предвкушении того, что ему предстояло.
Шарзад с Деспиной рядом с ней и раджпутом, плетущимся позади, проходила через ряд двойных дверей, ведущих к садам.
Заметив Халида, она, остановившись, повернулась на каблуках своих мягких туфель, заскользив в его сторону.