Животное сотника было отлично вышколено. Урр не встал на дыбы, не ускакал прочь, а лишь зарычал и попятился, понукаемый всадником, но не в силах совладать с собственным ужасом. Эак бросился к нему. Сотник взмахнул мечом, и белый клинок встретился с дымчатым конгским лезвием. Одновременно с этим тонкий кинжал Эака, проткнув бедро сотника, разрезал артерию. В пылу схватки конгай даже не заметил раны. Он рубанул Эака еще раз, промахнулся, завертелся вокруг на рычащем урре, пытавшемся сначала схватить Эака, но получивши от него по носу, оставившего эти попытки. Эак уворачивался от меча сотника и выжидал. Он видел, что пятнистая шерсть на боку и светлый мех на брюхе урра уже пропитались кровью наездника. Эак не слишком торопился, но и особенно медлить ему не стоило: несколько солдат выбрались из оврага и бежали к нему. Эаку нужен был урр. И он получил его! Сотник покачнулся в седле, его рука с мечом повисла, меч вывалился из нее, и аргенет схватил конгая за поясной ремень, одновременно двинув кулаком по морде зверя, снова попытавшегося укусить. Сотник вывалился из седла. Прежде чем испуганный урр успел отпрянуть, Эак взлетел на его спину. Взмах - поясной ремень лопнул, и сотник тяжело упал на траву. Эак сжал колени, и урр быстрей стрелы помчался вперед. Раненый командир - вот все, что досталось подбежавшим солдатам. Десятник злобно выругался: урр сотника был одним из лучших в Ангмаре. Попробуй догони его!
* * *
- Это ты, Хуран?
- Я, кенсит.
- Что девушка?
- В грезах, кенсит. Она приняла слишком много.
- Брюхо Хаома! Когда, ты говоришь, Имх сможет заняться ею?
- Я этого не говорил, кенсит, но думаю, за хору-другую до захода Таира она перестанет путать сон с реальностью. Но еще долго не будет чувствовать боли.
- Я недоволен, Хуран!
- Твой слуга сожалеет об этом. Но позволь напомнить: не мне ты доверил эту службу.
- Мой воин - опытный человек. И он нужен мне: не сей между нами вражды!
- Я - твой слуга, кенсит! Но позволь мне напомнить также, что есть еще один воин, которому может не понравиться, если с девушкой будет поступлено неаккуратно.
- Я еще не потерял памяти, Хуран. Надеюсь, ты позаботишься о том, чтобы возможные ошибки наших храбрых и, без сомнения, верных ситангу друзей не огорчили слуха никого из Исполняющих Волю?
- Господин может быть уверенным. Значит ли это, что я могу передавать свои пожелания другу господина, как пожелания самого кенсита?
- Хм… Пока нет. Но если ты будешь предан мне, Хуран, ты не будешь обойден.
- Кенсит более добр ко мне, чем я сам.
- Да, это так. Полагаюсь на тебя, Хуран. Ступай.
* * *
Этайа коснулась струи итарры, и инструмент отозвался ласковым переливом.
"Почему ты никогда не поешь, светлейшая?" - вспомнила она вопрос, задаваемый многими.
"Разве моя игра несовершенна? - спрашивала она тогда. - Разве ее недостаточно для гармонии? Пение не сделает ее лучше".
"Пение сделает ее другой, не менее прекрасной", - говорили наиболее искушенные в убеждении.
"Да, другой, - соглашалась Этайа. - А мне дорого то, что есть".
Это было неправдой. Вернее, той правдой, что скрывает истину. Но что еще она могла сказать? Будь Эак сейчас рядом с ней, он узнал бы, почему она не поет. Но Эак был далеко. И Нил, знавший о ней намного больше, чем его сениор, тоже был далеко. И Биорк. Если не считать слуг, один лишь старик купец из Ариона был сейчас в гостинице. Нет, и купца тоже не было. Но они уже идут. Этайа еще раз тронула струны. Шаги слышались в коридоре: даже мягкие маты не в состоянии заглушить топот солдатских сандалий. Вот они уже сопят у двери. Сейчас один из них ударит в гонг. Или просто распахнет непрочную дверь. Этайа взяла следующий аккорд и запела…
Покрытый пылью и пеной, падающей из пасти, обагренный кровью скакун Эака вылетел на отрезок дороги, ведущий к заставе. Стражники прервали игру, вскочили, увидели желтый флажок гонца, все еще привязанный к голове урра, и поспешно бросились отодвигать решетку. Когда один из них признал Эака, было уже поздно. Урр вихрем промчался мимо. Воины растерянно смотрели, как садится облако пыли, поднятое всадником.
Старший опомнился первым. Выкрикивая проклятия, он устремился к высокому дереву. По деревянной лестнице конгай вскарабкался на верхушку, где был установлен сигнальный аппарат. Серия вспышек, отраженных зеркалом лучей Таира, полетела в сторону Ангмара.
Всадник на хрипящем урре вынесся на раскаленную ангмарскую площадь, едва не опередив лучи гелиографа. Сопровождаемый криками шарахающихся ангмарцев, понукая зверя, всадник поскакал в сторону Гавани.
Гавань Севера, цепь высоких причалов, скопище судов и суденышек, заполнивших устье Марры, была грязной, шумной и веселой.
Нил уже почти две хоры шатался по пирсам вдоль высоких берегов Марры. Он успел поболтать с сотней человек: матросов, носильщиков, шлюх, портовых пьяниц. Распил кувшин скверного морранского вина с портовыми стражниками (самые осведомленные люди в порту: брать мзду - большое искусство) и узнал имена всех капитанов и кормчих, что покинули Гавань в начале сестаис. Узнал он также и имя капитана большого кумарона, что должен был отплыть вверх по реке будущей ночью. Перебрасываясь шутками, добродушно переругиваясь с теми, кто мешал ему пройти, Нил отыскал нужное судно.
Кумарон стоял под погрузкой. Уровень воды в Марре уже упал, и край палубы кумарона был почти вровень с настилом пирса. Два десятка носильщиков, сгибаясь под тяжестью кулей, сновали туда-сюда. Узкие сходни качались и жалобно скрипели под босыми грязными ногами. Коренастый кормчий, приземистый, багроволицый, с внушительным носом и могучим брюхом, суетился тут же. Сортировал груз, орал, раздавал тумаки. Здоровенная фляжка на его поясе была наполовину пуста. Толстые короткие ноги, до колен заляпанные грязью, легко носили могучий торс с места на место. Нил остановился поодаль, наблюдая.
"Светоч Марры", новое двухмачтовое судно, пригодное не только к каботажу, но и к морскому дальнему плаванию, было пришвартовано к одному из самых чистых причалов. И носильщики, набивающие сейчас его трюм, были одними из самых крепких в порту. Двое из них как раз в этот момент волокли, сопя и переругиваясь, огромный тюк. Кормчий подбадривал их восклицаниями. Груз был тяжел. Едва грузчики вступили на сходни, один из них потерял равновесие… Кормчий с воплем вцепился в тюк… Все трое вместе с ношей наверняка оказались бы в грязной воде, если бы Нил не подскочил к ним и мощным рывком не забросил тюк на палубу кумарона.
Кормчий вытер короткопалой рукой заливший глаза пот, уставился на грудь Нила, что была как раз на уровне его глаз.
- Хо! - воскликнул конгай в восхищении. - Однако ты - силач, кусай меня в задницу!
Нил хмыкнул. Кормчий отошел на шаг и воззрился на сплющенный нос гиганта.
- Торион! - вскричал он. - Люблю торионов! Эй вы, ленивые слизни, бычий член вам в желудки! Шевелись! Шевелись! На, торион! Выпей, торион! Ты сейчас спас мне три ару, торион! Нет, не три - пять, кусай меня в задницу! На, пей, торион! Это не какая там хриссова блевотина из Морраны! Хлебни, хлебни! - и втиснул флягу в руку Нила. Великан по обыкновению ухмыльнулся, в два глотка опорожнил фляжку и вернул хозяину. Тот присосался к горлышку… И крайнее изумление отразилось на одутловатом лице.
- Пуста, кусай меня в задницу! - сказал он почти тихо. - Нет! Пуста! - заорал он. - Эй, торион! Ты все вылакал, кусай меня в задницу! Ты вылакал полфляги крепкого вина старого Гана-Асихарры, кусай меня в задницу! На! - Он ткнул короткую толстую руку. - Старый Асихарра твой друг отныне! Клянусь титьками Тауры, ты пьешь лучше старого кормчего! Выпить бы нам прямо сейчас. - В хриплом басе кормчего появились нежные нотки. - Нет, не могу. Эти блудливые пожиратели травы разворуют груз!
Асихарра задумался.
- Нет! - Он дернул себя за золотую серьгу. - Слово моряка, мы выпьем с тобой, торион! Вон идет мой сынок! Мой Филон! Выпьем крепкого винца за здоровье ситанга. И за наше с тобой, торион! - Он ткнул кулаком в живот Нила.
- Эй, старик, - насмешливо сказал Нил. - А кто тебе сказал, что я пойду пить с тобой?
- Ты отказываешься? - возмутился кормчий.
- Конечно! Я уже выпил твоего винца. И довольно! Нет, я не пойду с тобой, старик. Это ты пойдешь со мной. И выпьешь моего винца!
Толстые губы кормчего растянулись в улыбке.
- Шутник? - сказал он. - Шутник, кусай меня в задницу! Согласен! Но если ты еще раз назовешь меня стариком, попробуешь вот этого! - Кормчий показал кулак. - Будь ты хоть сам Тур, торион, кусай меня в задницу!
- Согласен, Асихарра! - сказал Нил и побренчал монетами в кармане.
- Эй, фрокки! Шевелись! Шевелись! Уснете, яйца отвалятся! - закричал кормчий носильщикам, которые, заметив, что он отвлекся, заметно сбавили пыл.
Невысокий плотный конгай в синей куртке, с крайтом на кожаном поясе, подошел к ним. Он был похож на кормчего, но, разумеется, у него не было ни бочкообразного брюха, ни столь заметных следов возлияний на лице.
- Приветствие! Филон! - представился конгай, протягивая короткую, ластоподобную, как у отца, руку.
- Нил! Приветствие! - Филону было иров, пожалуй, около тридцати пяти. В отличие от отца, он выглядел спокойным, немногословным. Но Нил заметил, как оживились и шибче засновали носильщики при его появлении.
Конгай внимательно оглядел Нила с ног до головы. И остался доволен осмотром.
- Я взял бы тебя младшим кормчим! - произнес Филон. В его устах это было высшей похвалой. - Иди, отец, отдохни! - ласково сказал он. - Я найду тебя в "Дохлой рыбине", верно?
- А где же еще? - удивился Асихарра. - Ты пригласил меня, торион?
- А то! - Нил еще раз звякнул монетами.
"Дохлая рыбина" оказалась чистым приземистым домиком с крепкой мебелью и огромным чучелом саркула над очагом. Пахло пряным мясом иллансана, вином, моряцким потом, к которому примешивался легкий запах травки. Несмотря на ранний час, таверна была полна. Здесь были представители большинства народов Асты, у многих в ухе блестела сережка Владыки морей. Судя по виду: осанке, одежде, оружию - большинство из присутствующих были не простыми матросами, а старшими и младшими кормчими с туронов, кумаронов, ангун и иных судов, нашедших приют в ангмарской гавани.
Раскланиваясь едва ли не с каждым из сидящих за столиками, кормчий проследовал в угол зала, к черному резному изображению Уты на стенной панели. Там стоял стол, с которого слуга уже смахивал пыль и крошки.
Асихарра уселся на прочный шестиногий табурет и ткнул коротким пальцем в винное пятно на несвежей скатерти. Слуга тотчас убрал скатерть, а второй служка уже бежал за новой. Кормчего знали в "Дохлой рыбине".
- Крепкого морского! - велел Нил.
Глиняный кувшин с вином и пара маленьких деревянных плошек тут же появились на столе. Гигант плеснул в чашки вина, и новые приятели опорожнили их с подобающим уханьем.
- Недурно! - произнес кормчий, причмокнув толстыми губами.
Слуга поставил перед ними горшочки с дымящимся рагу.
- Откуда ты взялся, торион? - спросил кормчий, отправляя в рот порцию смешанного с овощами мяса. Нил решил, что обычай молчания во время еды свойствен только здешней верхушке общества. - Да ты можешь не отвечать, коли не хочешь, - невнятно произнес кормчий. Он хлебнул вина и закусил лепешкой из сотовой муки.
- Да нет, - сказал Нил. - Что мне от тебя таиться? Только ты не поверишь.
- Я?! - Асихарра поперхнулся рагу. - Да я столько видел в этом сраном мире, что поверю даже в лысину Хаома, кусай меня в задницу! Валяй говори!
- Тонгор! - сказал Нил. - То, что со мной было, - чухня в сравнении с тем, что со мной будет: я иду в Тонгор!
Кормчий перестал есть и очень серьезно посмотрел на Нила.
- Ты - здоровенный бугай! - сказал он. - Пожалуй, здоровше тебя я в жизни никого не видел. Но в Тонгоре с тобой точно - будет! И потом будет! Но без тебя!
- А почем ты знаешь? Ты был там, что ли?
- В Тонгоре не был. Был в Туге. Ходил с товаром. Видел этих… - Нил весь обратился в слух, - …тонгорцев. С виду-то они люди как люди. Тощие, не очень чтобы сильные. Шкура темная, потемней моей. Веет от них нехорошим. - Кормчего передернуло. - Гордые, скрытные. В Туге болтали, кто в их страну войдет, сразу отправляется к их богу, Хаору. И путешествие это… кха-кха… неприятно. Что еще скажу: был у нас случай. Купец из Морраны, тоже тварь паскудная, недомерял торговцу ткани. Может, обманул, может, просто ошибся, дело людское. Так тонгорец этот схватил меч и разрезал бедняге брюхо до самого позвоночника. Так-то! - Кормчий покачал головой. - Нет, торион, в Тонгор я тебе не советую. Хочешь сдохнуть - иди на юг, и все тут!
- Однако ж ты плавал в Туг-на-Излучине, - сказал гигант. - И живой.
- То - Туг! - сказал моряк. - Да, ходил! Больше не пойду, кусай меня в задницу! Хоть и навар получил неплохой - не пойду. Скверная там торговля, торион.
- Ну, мне и здесь жизни не будет, - беспечно сказал Нил.
- А что так, торион?
- Поломал я тут одного борца… Торон ему имя… Знаешь?
- Ой-хой! - воскликнул кормчий. - Конечно, Асихарра знает Торона! Весь Ангмар знает Торона! Поломал? - Кормчий нежно и восхищенно таращился на Нила. - Ха! Чуял я, что здоров ты, торион, но ты и меня удивил! Удивил! Но тут ты прав, торион, - жизни тебе в Ангмаре не будет, кусай меня в задницу! Он же хранитель тела самого душителя Тага, перец ему в мошонку! Уж Таг тебя не оставит, торион!
- А то! Я и этого самого Тага немножко… помял, - сказал Нил скромно.
- Герой! - сказал кормчий тише. - Жаль, шкуру твою натянут на столб. Сильно помял?
- Вроде нет, но он же хлипкий. Разок встряхнул - глазки и закатились.
- Да, торион! - сказал кормчий. - Пожалуй в Тонгоре тебе самое место. Сматываться тебе отсюда надо так быстро, чтоб тебя еще вчера здесь не было. Как же тебя еще не сцапали, торион? Ты ж прогуливаешься, почитай, на самом виду?
Нил потупился.
- О! - радостно вскричал Асихарра. - Пойдешь со мной. Ночью. Ночью мой "Светоч" отходит. Точно, в самый раз. Со мной пойдешь, торион! Все! Теперь только спрятать тебя до ночи.
- Я не один, - сказал Нил.
- Да? - огорчился моряк.
- Со мной мой господин, мой отец и женщина.
- Ой-хой! - с чувством произнес кормчий, и рука его потянулась к кувшину. - Тебя одного я еще мог бы вывезти без пропуска. Но четверых… Тем более женщину. А кто твой господин?
- Моряк. Его дядя - командующий Южной эскадрой Короната.
- Что?!
- Эак Нетонский. Аргенет Старшей Ветви.
- Ага… - сказал кормчий растерянно. - Понял… - Хотя было очевидно, что он совершенно ничего не понимает. - Я-то думал: с чего это простой торион схлестнулся с Тагом? Но ты, парень, все же молодец, что прибил эту тварь, Торона. Подлый был человек!
- Он жив, - сказал Нил.
- Зря. Уж этот бы тебя не пожалел. Сколько народу перебил. И на арене, и так, походя. Чего ему было бояться - за ним Душитель! Нет, ты его зря не задавил… А эти, сдается мне, - за тобой, кусай меня в задницу!
В таверну вошли человек шесть солдат во главе с десятником. Десятник поманил к себе хозяина:
- Эй, мясо! Иди сюда! Мы тут кой-кого ищем.
Хозяин, пожилой, толстый, со щекастой угодливой физиономией, поспешил к воину, но один из гостей схватил его за руку:
- Не торопись, Момон! - и десятнику: - Ты что здесь распоряжаешься, железнобрюхий, хуруг тебя дери?
Десятник уставился на говорившего, здоровенного моряка со здоровенным мечом и здоровенным шрамом через все лицо. Десятник заколебался - трое сотрапезников меченого глядели на него в упор. Плечи у них были пошире, чем у самого десятника, а глаза… Ему расхотелось с ними ссориться. Пожалуй, он так и ушел бы вместе со своими вояками, но тут в таверну ввалились еще два десятка солдат и стражник осмелел.
- Копченый огузок! - бросил он презрительно. - Не мешай слугам ситанга!
- Все! - сказал моряк, поднимаясь. - Или ты унесешь отсюда свои вонючие потроха, или я помогу им проветриться.
Десятник вновь заколебался: не менее тридцати моряков, полностью разделяющих взгляды обладателя шрама, вооруженных и не слишком почитающих ситанга…
Но тут один из солдат заметил Нила: трудно было его не заметить!
- Там, там! - заорал солдат, тыча пальцем.
Нил хотел встать, но Асихарра удержал его:
- Сиди, торион. Без тебя обойдется. Дай и другим побыть героями! - И Нил остался сидеть.
Десятник тоже увидел Нила, и радость сделала его лицо еще менее симпатичным.
- Слово ситанга! - заорал он и выхватил меч.
Одновременно десятки прямых лезвий и мечей и волнистых лезвий крайтов покинули ножны.
Свистнула арбалетная стрела и впилась в ягодицу десятника. Он вскрикнул.
- Я сказал тебе, что проветрю твои кишки! - сказал человек со шрамом на лице. И точным ударом ниже кирасы рассек стражнику мышцы живота. Десятник схватился за живот. Кровь струилась между пальцев и капала на пол. Лицо его приобрело серый оттенок. Солдаты сгрудились вокруг начальника, выставив вперед мечи. Атаковать они не решались - на каждого приходилось по меньшей мере по одному опытному бойцу. Десятника подхватили, чтоб он не упал.
Еще одна арбалетная стрела оцарапала ухо солдату, стоявшему впереди. Это решило дело: стражники ретировались.
Взгляды обратились к Нилу.
- Он немного повздорил с Душителем! - сказал Асихарра.
- Да, - ухмыльнулся гигант. - Я немного… придушил его. И он обиделся.
- Не врешь, белолицый? - спросил один из моряков. - Душитель никогда не ходит без мордоворота Торона!
- Торона он тоже немного… Как ты сказал? - Асихарра обернулся к Нилу: - Помял?
- Хочу выпить с тобой! - сказал моряк со шрамом, протискиваясь сквозь обступившую Нила толпу. - Выпить с тобой - честь. Мой кумарон уходит в море Урт завтра. Утром. Платы я с тебя, ясное дело, не возьму.
- А почему ты, Рубец? - возмутился худой длинный моряк с кривым носом и блестящими навыкате глазами. - Мой кумарон тоже уходит завтра утром. И Тиан лучше Атума!
- А потому я, - отозвался кормчий, - что я уже поил своего весельчака, - он похлопал по рукояти меча, - когда ты еще выцеживал свою тридцатую кружку.
- Тихо! - рявкнул Асихарра так, что зазвенели кувшины над головой трактирщика. - Я его привел сюда - со мной он и уйдет, кусай меня в задницу!
- Если б я мог, - сказал Нил, - я пошел бы с каждым, торионы. Нигде я не видел столько достойных мореплавателей, храни вас Ута! Хозяин! - Он повернулся к трактирщику, голова его на полмина возвышалась над макушкой самого рослого из моряков. - Хозяин, чашу! Хочу, чтоб вы все стали моими кровниками!
Чаша появилась на столе. Нил опрокинул в нее кувшин с вином, медленно-медленно провел кинжалом по предплечью. Кровь из ранки капнула в чашу. Асихарра чиркнул крайтом по руке - и его кровь смешалась с кровью Нила. Кормчий со шрамом стал третьим. Через десять минут вино пополам с кровью тридцати семи моряков разошлось по их желудкам. Нил разбил чашу о стену, и дружный рев вырвался из трех дюжин глоток.