- Скажу вам, парни, я его видел! - сказал Биорк-Тумес, закатив глаза.
Он сидел на лежаке, опершись спиной в дощатую стену, а кучка мальчишек сгрудилась перед ним на полу. В жадных, расширенных зрачках отражался свет масляной лампы. Уши ловили каждое слово туора.
- Мы шли с грузом тианской шерсти в Атур. С нами были еще три кумарона и большой военный турон Короната - на случай пиратов. На четвертый день пути мы попали в штиль. Паруса висели, как желтые тряпки. Металл раскалился так, что впору было жарить на нем мясо. А палубу все время обливали водой, чтоб не вспыхнула.
Один из мальчиков хмыкнул. Туор строго взглянул на него:
- Ты не веришь мне?
Остальные тут же стали пихать скептика локтями:
- Дальше, дальше, Тумес!
- Мы поливали палубу из кожаных ведер каждые полхоры. Это работа, я вам скажу! Таир палит так, что волосы на голове начинают дымиться. Воздух - хоть ножом режь. Над водой стоит марево, будто ты сам - в воде!
Вдруг море, ровное, как лысина, закипело, вздулось бугром, огромным, как кумарон, лопнуло - и будто лес вырос: она! Щупальца - в шесть мин толщиной, не менее, а два длинных - храм обхватить могли бы - и еще осталось. Сама, как гора, а в горе - два глаза. Огромные! Ка-ак выбросит щупальце - да на наш кумарон!
Рассказчик сделал паузу и посмотрел на слушателей: у всех ли открыты рты? У всех.
- Но капитан у нас, как она к нам потянулась, он горшок с фламманетоном схватил - и прям на коготь, что у щупальца на конце. Огонь вспыхнул - зверюга щупальце и отдернула. А вторым - хвать за грот турона. И на борт его! Матросы так в воду и посыпались. А тварь корабль к себе подтянула, а людей малыми щупальцами подбирает. Это я говорю - малые, а так они - минов сорок. А мы стоим, смотрим - ветра нет, штиль. Один кумарон спустил карку, так тварь ее сцапала. А в карке шестеро гребцов было да младший кормчий. Хвала Уте, ветерок подул, тут мы по-тихому, по-тихому - и ушли. Капитан потом Уте весь барыш отдал. Так-то, парни. Море - это вам не яйца чесать!
- Слышь, Тумес, а правду говорят: тианские маги могут человека в быка превратить? - спросил один из мальчиков.
- Не видал, - сказал туор. - С магами не знался. А вот быков видел - не вашим чета.
- Это где ж? - спросил старший из подростков.
- Туран! - сказал Биорк. - Тур, по-ихнему, - бык, ваш торо. Народ диковатый. Лица - будто сплющенные, кожа желтая, как мокрый песок. А поклоняются богу-быку, как вы.
- Тор не бог-бык! - возразил один из ребят. Остальные поддержали его.
- Ну, будь по-вашему, - согласился Биорк. - И то: поглядишь на этих туранну - бог у них точно другой. Да не о нем речь. Земля там не как у вас: сады да поля - степь! Трава голубая, в человечий рост, а то и в два, верхушки белые, пушистые, как хиссунов хвост. Ветер подует - заволнуется, будто не трава, а вода морская, и барашки пенные поверху бегут.
- А что быки? - спросил кто-то.
- Не торопи. Траву эту джианхар зовут. Да. Представь: поднимаешься на холм и видишь - в голубой траве - темный поток. Туры. Быки, телята, коровы - огромное стадо. Тоже, как волны, колышутся. А за ними, в кругловерхих низких фургонах, - туранну. А уж быки! В холке - минов шесть!
- Брешешь! То есть не может быть! - воскликнул старший, и сам же испугался собственного возгласа.
- Клянусь рогами Тора! - серьезно сказал туор. - Шести минов.
- Да-а! - восхитился кто-то. - Нам бы такого!
- А что эти туранну, как они живут? - спросил щуплый подросток с торчащими ушами и добрым взглядом.
- Туранну? Живут. Быков пасут.
- А скажи, - осторожно поинтересовался лохматый толстогубый подросток. - Где ты так драться выучился?
- Отец научил, - сказал Тумес-Биорк после паузы.
- А отец твой кто? Воин?
- Умер, - буркнул Тумес-Биорк. И лег лицом вниз на жесткую постель.
Старший подросток отвесил лохматому затрещину.
- Огузок хриссы! - прошипел он.
Однако делать было нечего. Мальчики перебрались на другой конец комнаты и шушукались там еще с полхоры. Потом расползлись по своим ложам, и старший задул лампу.
- Войди! - произнес Нил, услышав звук гонга.
Дверь распахнулась, и аромат благовоний коснулся ноздрей воина. Он узнал вошедшую: жена Тага, та, что была на вчерашнем завтраке у Саннона.
"Как ее зовут?" - подумал Нил. Но вспомнил, что Таг сказал только: моя жена.
- Приветствую, торион! - сказала женщина. На ней была вишневая юбка с золотым узором. Косой край ее оставлял открытым левое бедро. Черная шелковая блузка закрывала левое плечо, а на правое была наброшена кружевная накидка из белой паутинной ткани. Длинный край юбки опускался ниже правого колена, а верхний исчезал под краем блузки, идущим наискось вниз от пояса с правой стороны до середины левого бедра женщины. Волосы конгаэсы были уложены в замысловатую прическу, походившую на крепостную башню. Овальные золотые головки булавок еще более подчеркивали это сходство. Маленькие уши и стройная шея женщины были открыты. Так же как и высокий гладкий лоб. Тяжелые золотые серьги почти касались плеч. Зеленые глаза, обрамленные длинными черными ресницами, казались еще огромней из-за умело положенного грима. Красная помада на пухлых губках блестела, как полированный металл.
Конгаэса улыбнулась Нилу.
- Приветствую тебя, прекрасная Конга! - вежливо сказал воин. - Господина моего нет. Не знаю, смогу ли я, его скромный слуга…
- Сможешь! - перебила женщина. Голос ее, низкий бархатистый, был как мурлыканье кошки. Большой и опасной кошки.
Женщина сбросила с плеча накидку и опустилась в кресло справа от Нила.
- Меня не интересует твой господин! - сказала она надменно. - Я знаю, что он сейчас цедит розовое хорское в доме Саннона и слушает его байки. И оба делают вид, что любят друг друга, как братья. А наш Начальник Гавани, он, конечно, смел, но… - женщина поглядела на Нила, - при этом хитер, как котоар, и вкрадчив, как…
- …ты! - сказал Нил, осклабясь и бесцеремонно разглядывая конгаэсу. И, поймав этот жадный тяжелый взгляд, женщина раздвинула алые губы и облизнула их быстрым язычком. Ее лицо, точеное, без малейшего изъяна, плавно сужалось к подбородку. Миндалевидные зеленые глаза ответили Нилу столь же откровенным взглядом.
- Мессира, - проворчал Нил, кладя руку на подлокотник ее кресла, - назови свое имя, чтобы мне не пришлось звать тебя госпожой!
- Я - такая же госпожа, как ты - слуга, торион! - Женщина коснулась руки воина. Камни драгоценных колец, унизывающие длинные тонкие пальцы, переливались в свете алебастрового светильника.
Нил резко придвинул кресло так, что оно оказалось напротив его собственного.
- А не боишься ты, женщина, что муж твой узнает? - спросил воин насмешливо.
- Этот фрокк? - воскликнула женщина. - Да он валяется, как дохлый слизень после того, как ты его отделал! Его и эту злобную тварь - Торона. - Глаза ее сузились. - Пусть узнает! - Женщина широко расставила колени и взялась руками за подлокотники: - Пусть посмеет вякнуть! Это со своими мудолизами он - торо! Я-то знаю, каков он! Сухтыр! Хриссова отрыжка! - Она вскочила с кресла и схватила Нила за уши. - Ты долго будешь болтать, торион?
Нил положил ладони на бедра конгаэсы, сжал их и поднял женщину в воздух. Та инстинктивно вцепилась ему в предплечья.
- Мне… больно! - выдохнула она.
- Потерпишь! - властно сказал воин, поднимаясь. Теперь подошвы кожаных плетеных сандалий женщины оказались в двух минах от пола.
Бицепсы Нила вздулись огромными буграми, но на лице не было ни малейшего следа напряжения - та же неподвижная маска и насмешливый взгляд из-под массивных надбровий.
- Так как же звать тебя?
- Тэлла… Отпусти!
- Хой! - крикнул Нил, подбрасывая ее в воздух и ловя на подставленную ладонь. - Я рад, Тэлла, что ты пришла! - Он покачал ее, сидящую на толстой руке, как на ветке дерева. - Я рад, но будешь ли ты рада - не знаю! - И он захохотал.
- Долго ты будешь так держать меня? - конгаэса одной рукой цеплялась за предплечье Нила, другой развязывала блузку.
- Ир! - воскликнул воин, подбрасывая ее (она вскрикнула испуганно и восторженно) и снова ловя. - У тебя такая крепкая попка!
- Не только попка! - Тэлла наконец освободилась от блузки и приподняла руками груди. Рискованная операция, если учесть, что она все еще балансировала на ладони Нила.
- Хой! - выкрикнул гигант и швырнул ее сквозь тростниковый занавес в соседнюю комнату.
Тэлла завизжала, охнула, упав на мягкое широкое ложе, служившее постелью Эака. Нил прыгнул вслед за ней, повалил на живот, задирая юбку, с треском разрывая ткань набедренной повязки.
- Нет! Нет! Не надо! Не спеши! - вопила женщина.
Но гигант не обращал на ее крики ровно никакого внимания. Триста мегов мускулистой плоти вдавили ее в ложе. Не в силах ни вскрикнуть, ни вздохнуть, она только полузадушенно всхлипывала. Когда он поднялся с нее, женщина со стоном перекатилась на спину и минту лежала так, раскинув руки и ноги и жадно ловя ртом воздух, пропитанный запахом ее собственного пота и влаги.
- Ты - сам Тор! - прошептала она, когда ей в конце концов удалось отдышаться.
Нил нависал над женщиной: огромное изваяние, белеющее в полумраке. Маска-лицо приблизилось к ней, и широкий рот накрыл перемазанные красной сладкой помадой губы. Жесткие ладони опустились на мягкие горячие груди, стиснули их. У Тэллы перехватило дыхание. Она извивалась и дрыгала ногами. Но гигант выпил весь воздух из ее легких и целую минту не позволял вдохнуть. А когда она, почти в беспамятстве, потеряв ощущение времени, тела, всего - только дышать, дышать! - поняла, что рот ее свободен, то даже не сразу ощутила, что Нил вновь овладел ею, и ее ноги уже обвили его, а сознание тонет в теплой волне, идущей от низа живота.
И снова она глотает ночной воздух, обессиленная, но не опустошенная, наоборот, чувствующая в себе силу. Будто семя, которое она приняла, жжет ее изнутри.
А Нил уже держит ее в объятиях, несет куда-то - и они вместе погружаются в теплую, смывающую пот воду. И Тэлла лежит на груди воина, а лицо Нила улыбается ей под пленкой воды. "Как долго он лежит там и не задыхается!" - думает она.
А вот Тэлла плавает над ним, а его губы касаются гладкого живота - ниже, ниже… Нил снова улыбается под водой - у женщин Конга на теле совсем нет волос - это ново для него. Так же как для Тэллы - его заросшая светлой шерстью грудь, жесткая поросль над чугунными мышцами брюшного пресса. И ее губы скользят по животу Нила, а он держит женщину за бедра, не пуская. Но она тянется, тянется… И вот то, к чему она стремится, само поднимается к ней.
Шумные волны с плеском ударяются о стенки ванной, когда Нил, огромный, могучий зверь, выбрасывается из воды, падает на нее, Тэллу, ускользающую… Разве от него ускользнешь?
Вот они, сухие, с чистой хрустящей кожей, лежат на мягкой прохладной ткани, а рассвет уже пробивается сквозь паутинную кисею оконных арок.
Рука Тэллы гладит выпуклую грудь воина.
- Еще, моя смуглая асунра? - спрашивает Нил.
- Довольно, мой Тор! - говорит она. - Я устала.
- Врешь! - смеется воин, ловит ее руку и прижимает к своим чреслам.
И Тэлла понимает: прав он. Нисколько она не устала, а втрое сильней, чем была до этой ночи. И знает Тэлла: это его сила. И знает, что родит сына, который никогда не увидит отца.
Разве такого удержишь рядом? Счастье - он сейчас здесь. Горе - ей так скоро надо уходить. Но у них еще две хоры…
- У нас еще море времени! - говорит она. - Целых две хоры!
А он снова смеется.
- Две хоры? Две хоры - всего один шаг! - И снова берет ее в себя. Нет, это она берет его. И две хоры, верно, только один шаг. Кто бы мог поверить?
А жадный Таир уже пьет ночную влагу. И Тэлла поднимается… И падает, потому что ноги ее - как та вода, что сейчас паром поднимается с глянцевых листьев. А Нил смеется, и относит ее в бассейн, и опускает в прохладную воду. А потом вынимает, раскладывает на мохнатых полотенцах, мнет, щиплет, гладит - и силы возвращаются.
Нил, уже одетый, помогает ей надеть праздничную одежду, подносит круглое зеркало. И Тэлла радостно улыбается, видя, что ночь, против обыкновения, не выпила краски ее лица. Что довольно лишь тронуть тушью ресницы - и ничто не сделает ее красивей. А справа она видит Нила и понимает - только слепой мог считать его уродом.
- Ты прекрасен, мой Тор! - шепчет Тэлла, притягивает голову воина к себе, целует глаза, губы, нос, щеку… - Ты прекрасен! Ты знаешь это?
- Знаю! - говорит Нил.
И Тэлла оказывается высоко над его головой, под самым потолком. "Я счастлива!" - думает она. А стены комнаты вращаются, бегут вокруг. Только запрокинутое лицо Нила неподвижно. И Тэлла смотрит на него сверху. Сверху! Нил опускает ее в кресло, обувает сандалии, ласково прикасаясь к маленьким ступням.
Они спускаются вниз, к ее носилкам. А ленивые носильщики дрыхнут в тени сантаны, забыв, кто они. И на их спящих физиономиях - довольные улыбки: прошлым вечером им принесли ужин, какого они не ели ни разу за всю свою короткую жизнь, и вдоволь темного вина. Тэлла не сердится на них, когда они встают, разбуженные Нилом. Почему раньше они казались ей такими сильными? Просто карлики рядом с ее возлюбленным! Носильщики трут опухшие веки.
- Хранят тебя боги, мой Тор! - говорит Тэлла. И, не стесняясь, тянется к его губам. И ей, конечно, не дотянуться, но Нил поднимает ее, прижимает к твердой, как мрамор, груди:
- Хранят тебя боги, моя Ута!
Тэлла покачивается на мягких подушках, а мысли ее блуждают, как накурившиеся веселого дыма морранские матросы. Никак не согнать ей с лица блаженную улыбку. Тэлла берет острую шпильку, смачивает ее духами и глубоко вгоняет в бедро. Больно, но улыбка упорно сидит на ее лице. Даже становится шире. "Неужели ты думаешь, что справишься со мной?" И тогда Тэлла вспоминает того, кто вчера послал ее к Нилу, жестокого, ненасытного в зле, как уранмарра, мужа своего, Тага. И улыбка сходит с ее лица, прячется внутрь. И она может спокойно войти в его спальню, пропитавшуюся запахом болезни.
Таг впивается в нее взглядом, обшаривает всю, до кожи, до того, что под кожей, щупает ее своими ледяными глазками, еще более липкими, чем потные руки.
- Ну? - хрипло говорит он.
Тэлла улыбается. Не так, как минту назад, а так, как должна улыбаться самка аскиса, прокусывая горло жертвы и всасывая свежую кровь.
- Он чист, - говорит конгаэса. - Он ненормальный, но он чист. И точно собирается в этот страшный Тонгор (верю, милый, что он не страшен для тебя). Сумасшедший, но не шпион. Я… - внезапно придумав - …обещала ему пропуск. Сказала, что добьюсь этого от тебя.
Таг недовольно морщится (кривись, кривись!).
- Должна же я была заставить его поверить! - говорит Тэлла. И, с гордостью: - И я добилась своего!
И муж, с кислой миной, но соглашается: да, ты умеешь добиваться своего. И внезапно спрашивает:
- Ну, ты хоть получила удовольствие?
Ледяные глазки-иголки шарят по лицу Тэллы. Тэлла растягивает губы:
- Он слишком велик для меня, - погладив впалую щеку мужа. - Слишком тяжел и груб. Но ты должен дать ему пропуск, будь он сам Хаом. Я обещала, и этот мужлан не должен считать меня лгуньей… Или что-нибудь заподозрить… (Вот довод специально для тебя, сухтыр!) Радуйся, что он вчера не убил тебя, поблагодари его хозяина, этот магрут - настоящий зверь! Тебе придется вознаградить меня.
- Вознагражу, - соглашается Таг. Скупость ему не свойственна. - И ты права, пропуск ему придется дать - сама отнесешь.
Тэлла делает гигантское усилие, чтобы не выказать радости, но безразличного выражения ей не сохранить, и она делает недовольную гримаску.
- Пошли слугу! - говорит она. - Это животное будет опять трахать меня. Я не смогу ему сопротивляться: ты знаешь, какие у него лапы?
Таг морщится: он знает.
- Нам придется немного потерпеть! - говорит он. (Мне, а не нам! Если бы дело касалось твоей дряблой задницы, ты не подошел бы и на арбалетный выстрел!) - Я подарю тебе ожерелье из больших изумрудов. Оно пойдет тебе, твоим очаровательным глазкам!
Тэлла молчит. Она знает: если она согласится только на ожерелье, хитрый Таг может подумать, что она запросила слишком мало.
- И карету из скорлупы тикки с упряжкой тагтинов!
Вот теперь довольно. Тэлла улыбается:
- Хорошо, милый, я сделаю. Но почему бы тебе не отправить меня к хозяину? Неужели ты думаешь, что я справилась бы с ним хуже, чем этот наглый Саннон?
Таг усмехается.
- Аристократ слишком красив! - говорит он. - Боюсь, ты потеряла бы голову прежде, чем доискалась бы истины. К тому же Саннон уже подсунул ему какую-то девку. Да и гостиница - более подходящее место для нас, чем дом Саннона. Хотел бы я знать, где строитель этого дома? И кто его сцапал?
- Разве ты не догадываешься? - лукаво спрашивает Тэлла. - Ты, такой проницательный…
- Догадываюсь, - сухо говорит Таг. - Но твой язычок слишком близко от твоих ушек!
Тэлла смеется:
- Ты шутишь дорогой! Тебе лучше?
Эак сжал коленями бока урра, и тот пошел плавной рысью вслед за урром начальника сенты. Два десятника скакали слева и справа от аргенета. Сдвоенные золотые мечи на рукавах их курток, наброшенных поверх тонких кольчуг, сверкали в лучах Таира. Позади, по трое, ехали солдаты эскорта, тридцать воинов.
Отряд выехал из Ангмара, миновал заставу, где Эаку отказали в проезде, и урры прибавили шаг. Волнистая равнина лежала по обе стороны неторопливо текущей Марры. Вдоль берега, на высоком берегу, росли деревья. Иногда дорога отступала от реки на полмилонги и больше, и тогда вокруг нее лежали возделанные земли. Иногда в отдалении можно было заметить двух-трехэтажные виллы, а однажды они целую лонгу ехали вдоль высоченного каменного забора.
- Что это? - спросил Эак десятника. Но тот сделал вид, что не услышал. Неожиданно забор прервался распахнутыми воротами, за которыми Эак увидел широкую белую дорогу, а дальше - огромный Дворец, куда больше, чем тот, что принадлежал ангмарскому Наместнику. Аргенет придержал урра, чтобы рассмотреть подробнее, но десятник хлопнул животное по крупу, урр прыгнул, и перед Эаком опять был сплошной каменный забор едва не в пятнадцать минов высотой. Сзади послышался топот клангов. Отряд всадников выехал из ворот. Воины на отличных тонконогих уррах обогнали их, преградили путь, Сотник взмахнул желтым флажком с гербом Конга: особый гонец ситанга. И всадники тотчас освободили дорогу и умчались обратно. Стена, обозначавшая владения сонангая, кончилась, и снова потянулись плантации сотты, софира, уинона, что рос на склонах пологих холмов. Сады низкорослых лиимдрео, плодовые рощи саисы, илоны, чьи колючие плоды в три четверти мина полны ароматной мякоти. Оросительные каналы уходили в глубь долины.