– Если уж на то пошло, то это вы ее привели. И почти сутки были с ней в контакте, – окрысился мужчина.
– Точно, – с энтузиазмом согласилась Лиза, – мы все под подозрением. А давайте нас заранее расстреляем? По подозрению. Как в Китае. Просто на всякий случай. К какой стеночке встать?! – почти прокричала девушка, демонстративно вертя головой в поисках подходящей стеночки. Как ни странно, никто не торопился ей возразить.
– Успокойся, – тихо бросил Никодим, – у тебя истерика.
– Конечно, у меня истерика, – неожиданно ровно ответила Лиза, – было бы странно, если бы ее не было.
Неизвестно, чем бы закончилась дискуссия, но в это время дверь открылась. Все как по команде обернулись туда. Доктор вышла, на ходу застегивая объемную сумку с красным крестом.
– Лиза, – позвала она, девушка с готовностью обернулась, – подежурь у дверей Ларисы, хорошо? Пусть несколько часов вообще не встает. Еду, воду – все носить. Полный покой. Я ей дала папаверин, должно помочь.
Лиза непонимающе уставилась на врача.
– Давление у нее подскочило, – объяснила та, – аж сто восемьдесят на сто двадцать! После родов это бывает. А она еще попрыгала – побегала. Поволновалась. Смерть матери… И пожалуйста – гипертонический криз в полный рост. Даже сосуды в глазах полопались. Ты молодец, что сразу меня позвала. Еще немного – и могли не откачать. А что тут за сборище? – удивленно спросила врач.
Люди торопливо расходились, стараясь не глядеть друг на друга, словно их застукали за чем-то нехорошим. И только Лиза стояла столбомми не отводила взгляда от Петра.
– Совпадение, – прошептала она. Но в голосе уверенности не было.
А Петр, кажется, ничуть не удивился.
– Я же тебе говорил – все дело в точном адресе. – Он подмигнул ей, встал и неторопливо вышел. А Лиза долго смотрела ему вслед, не в силах поверить в происходящее.
"Это на сколько же я попала, – озабоченно подумала она, – и в какой валюте? Волю первую мою я исполню как свою… Конгениально, Киса".
* * *
Никодим проводил Юлию Петровну долгим взглядом, а потом, вдруг извинившись перед Катей, ушел догонять докторшу.
– Простите, Юлия Петровна, но мне кажется…
– И правильно кажется, молодой человек. – Врач глянула через плечо Никодима на коридор. – Она заразилась. Я, конечно, точно не берусь утверждать. Мы этого вируса не знаем, но у нее давление скачет, и это не стресс. Это очень подозрительно, у нормального человека таких перепадов быть не может. Кровоизлияние – и верная смерть, – она понизила голос до предела. – Сосуды не железные, они просто не справятся с такой нагрузкой, да и сердце тоже…
– Вы думаете, что она… а ребенок?
– Боюсь, что и он тоже. Очень близкий контакт. Артем Алексеевич… – она узрела приближающегося коллегу.
– О чем шепчитесь? – сходу спросил тот. – Уж не о Ларисе ли?
Никодим и Петровна молча кивнули.
– Понимаю. – Артем Алексеевич, тоже ответил наклоном головы. – Нечего панику поднимать. Но что-то надо делать?
– Вы мне вот что еще объясните. – Никодим увлек докторов в подсобку. – Если зараза везде, то почему мы вторые сутки живы?
– Далеко не все, – грустно вздохнул Алексеевич. – Во-первых, вспомните ту сумасшедшею девицу, теперь вот Лариса кажется…
– У меня большая уверенность, – вставила Юлия Петровна, – и мальчик тоже.
– Так что… – врач развел руками, – жертвы еще будут. И как правильно вы давеча заметили, все зависит от индивидуальности восприятия.
– Я понял. Но что нам делать с Ларисой?
– Лучше всего ее изолировать.
– И ребенка?
– Другого выхода нет.
– С Демкой, может, все же повременим. – Никодим почесал бровь. – Даже если ваши опасении верны, то он не сможет никому навредить. Он еще малыш.
– Я, конечно, могу ошибаться, – Юлия Петровна наморщила лоб, – и дай-то Бог, чтоб так оно и было… но Ларису надо изолировать в любом случае, а ребенка взять под наблюдение. Молоко вы случайно из ресторана не прихватили?
– Сливки есть, – вспомнил Никодим.
– Пойдемте, покажете.
– Одну минуту, мне необходимо срочно позвонить, – извинился Никодим и трусцой побежал в диспетчерскую.
Он вновь вспомнил о Кошке. У охранника Степана должен быть работать сотовый.
* * *
Фальшивой улыбке доктора и ее заверениям, что "полежит и все будет в порядке" Лариса не поверила. Она вообще никому не верила. Не хотела. Мама… Паша… Паши нет, Лиза сказала об этом. Мама просила передать… якобы звонила и сообщила. А может быть, Лиза врет? Какой ей резон врать? Просто со злости? Может быть, она злая? Может быть, Лиза на Костю глаз положила, а Косте нравится она, Лариса. Тогда тем более незачем врать, что Паша умер. Тогда нужно говорить, что он жив…
Лариса совсем запуталась. Мысли то бежали с неимоверной быстротой, то падали куда-то в пропасть, и там, на дне, застывали неподвижной глыбой. Она крепко обняла голову руками и пыталась осознать все произошедшее с ней. Как во сне. В чертовом и нереальном сне. Вдруг она встрепенулась, испугавшись чего-то. Заводила по сторонам глазами. В груди сжался ком.
Но Демка вел себя необычно тихо, совсем не плакал, только смотрел на маму спокойно и серьезно, как будто что-то знал. И этот взгляд напугал Ларису. Она закрыла глаза и отвернулась от малыша. Прислушалась – тихо. Ни звука, такое ощущение, что уши заложило плотной ватой. До чего же все противно…
Девушка пыталась уловить изменения в себе. Пробуждающуюся ненависть к людям. Злость на врача, Лизу, друзей и даже Костю… нет, Пашу! Злость на маму, что обещала ее спасти, но так и не сдержала слово. Злость на всех! Особенно на тех, кто принес этот чертов вирус! Вирус… вирус!
Лариса заскрежетала зубами – и внезапно ее отпустило. Глубокий вдох, медленный выдох – злости больше не было. Улетучилась или, быть может, затаилась. Злость и ненависть ко всему живому отступила, но пришла ПЕЧАЛЬ.
Перед глазами отчего-то снова возникла картина: пацаны пинают по двору плюшевого медвежонка. И свой собственный отчаянный порыв – спасти! Спасти, во что бы то ни стало…
– Неправильно я тебя назвала, – тихо проговорила она, через силу улыбаясь сыну, – надо было Мишкой. Спи.
А Демка в сытой истоме и впрямь сомкнул веки и вскоре засопел. Лариса очень медленно извлекла из рукава нож…
По громкой связи снова зазвучала тихая музыка. Пела Алекс. Лариса прислушалась:
– Бывает ночь длиннее зимы,
И чей-то плащ уютнее дома.
Бывает так, что чьи-то слова
Звучат в тебе, как раскаты грома.
Бывает так – весь мир заодно,
Но это одно обжигает руки.
И сам себе сочиняешь письмо
О том, что боль будет легче скуки.
Лариса склонила голову на бок и уставилась в одну точку, с абсолютно отрешенным видом.
– Стань птицей, серым крылом.
Стань птицей с опорой на ветер.
Неба хватит на всех, и Бог
Держит его крепко-крепко…
Девушка встрепенулась, решительно закатала рукав и с силой взрезала голубую жилу. Вдоль. Чтобы наверняка.
Музыка стихла, за дверью не было слышно ни звука. Народ, умаявшись за день, спал. Лариса кинула прощальный взгляд на сына и устало закрыла налитые кровью глаза.
Глава девятая
На пути к разгадке
Пятнадцатое сентября, ночь, город Санкт-Петербург, улица Кирочная – и далее по ситуации.
Усталая чуть ли не насмерть, Кошка выползла из люка с буквами "ГК" на крышке. Маркировка, впрочем, могла быть абсолютно любая, при нашей безалаберности буквы ничего не значили. В данном случае она соответствовала назначению… ну, почти. Одна из горизонтальных отводок и в самом деле выходила в городскую канализацию, и Кошка, почти без раздумий, предпочла именно этот путь – грязный, но верный. "Парадный подъезд" вполне мог оказаться в подвале знаменитого здания на Литейном, из окон которого видно Магадан… А так, хоть и пришлось ползти по шкурнику, пугая своей перепачканной рожей местных кошек, но зато с выброской никаких проблем не было. "Коридоры кончаются стенкой, а тоннели выводят на свет".
Оттолкнув не без труда, сил почти не осталось, тяжелую, плотно пригнанную крышку, Кошка огляделась прижмуренными глазами, с удовольствием вдыхая упоительно свежий воздух (кто бы что понял – свежий воздух в центре Питера!). Сумерки только начали сгущаться, но тут, в тихом дворике, народу не было, да и окна практически не светились. "Комендантский час", – вспомнила Кошка и достала сигарету, о которой напрочь забыла под землей. И ведь не тянуло!
В который раз подивившись столь оригинальным вывертам психики, девушка попыталась сориентироваться. Двор как двор, таких в старом городе тысячи. Проходные во все стороны, с четырех– и пятиэтажными императорскими ветеранами. Хотя, по правде сказать, тупиков тоже хватало.
Она притаилась в тени фасада и аккуратно выглянула в арку. Пронеслись две или три машины с мигалками… она сделала еще пару шагов и узрела табличку на той стороне – улица Кирочная. Кошка поняла, что она опять оказалась молодчиной и умницей – выбросилась-то в аккурат в районе Литейного. Так что очень правильно она в сторону свернула. И очень вовремя.
Чтобы сориентироваться окончательно, она набралась смелости и вылезла на саму улицу. Быстрый взгляд направо-налево… Витрины магазинов и офисов в первых этажах зданий без зазывной иллюминации выглядели уныло. Спасибо хоть городское освещение работало. Но она все равно узнала место. Левее должна быть улица Маяковского. Прояснив свою диспозицию, Кошка убралась обратно во двор.
Достала мобильник. Он работал вполне исправно, и линеечка антенны светилась. Лера выбрала в меню телефоны экстренных служб, хотя некоторое время раздумывала: полиция, скорая или спасатели, а потом решила, что тупо позвонит всем, в таком деле лучше перебдеть, чем недобдеть. Раза с седьмого удалось дозвониться до полиции. Но диспетчер ее жестоко обломал:
– Ваша фамилия и адрес.
– Левандовская Валерия. В данный момент нахожусь на Кирочной, – дисциплинированно ответила Кошка, – здесь девушка с ножевым ранением, большая потеря крови.
– Вы уже позвонили в скорую помощь?
– Нет, я…
– Позвоните, – посоветовал бесстрастный женский голос, – мы поставим скорую в известность, но сейчас обстановка сложная, лучше, если вы тоже позвоните. И оставайтесь, пожалуйста, на месте. Ждите наших сотрудников.
– Сколько ждать? – нетерпеливо спросила Кошка.
– Не могу сказать, – ответила диспетчер, – вызовов очень много.
– Понятно, – буркнула Лера и набрала следующий номер. Скорая оказалась занята. И, послушав короткие гудки минуты полторы, Кошка сообразила, что, несмотря на всю многоканальность, занята она хронически. Третий телефон, набранный в отчаянии, ответил, но господа из МЧС со спокойным профессиональным сочувствием предложили совет по оказанию первой медицинской помощи. Сами приехать на вызов отказались – тоже были заняты…
– Чтоб вас запор одолел, сволочи!
Кошка зашипела и сбросила номер. Похоже, в Питере медленно, но верно воцарялась полная анархия.
Лера лихорадочно листала список, соображая, кто из приятелей-диггеров может жить поблизости. Вот, похоже, то, что надо – Володя Гест, ник – Скандинав. Как водится – "кличка по шерсти". Кошка его не любила, временами просто терпеть не могла – Скандинав был редкостным занудой. Но вот парадокс – доверяла ему вполне. Часто совсем не обязательно любить человека, чтобы понимать, что он за птица. Она набрала его телефон, услышала то, что и ожидала – мелодию Вагнера – усмехнулась. Как все же некоторые камрады предсказуемы… Мелодия все играла и играла, а ответа все не было и не было. Почему? Боги его знают. Конечно, Скандинав мог просто потерять телефон, но сердце тревожно сжалось.
Володя отозвался, когда она уже совсем отчаялась и собиралась отключиться. Голос его прозвучал в трубке на удивление бодро.
– Привет, Кошка. Прости, я был в душе. Что-то срочное?
– Срочное – это не то слово, – выдохнула Лера, – у меня на руках труп и тяжелораненая.
– Кто? – коротко спросил Скандинав изменившимся тоном.
– Джампер мертв. А у Сердца Мира проникающее ранение в печень.
– Сама цела?
– Вполне.
– Говори адрес.
Кошка с облегчением продиктовала свои координаты и подробно объяснила, как и куда идти под землей.
– Ты уж постарайся. Она там долго не протянет.
– Буду через пятнадцать минут, – бросил Скандинав. Не понадобился даже загадочный чемодан в качестве приза. Красивый девиз "Диггеры своих не бросают" часто оставался просто красивым девизом. Но иногда все же работал.
Что дальше? Как там говорила Люба – найти Алексея? Дедушка живет где-то в районе Пулково. Далековато… По понятным причинам метро полностью исключалось – с таким-то багажом. Сейчас там наверняка усиленные наряды тралят всех подряд. В Питере всегда, как какая-то хрень – в первую голову метро шерстят. Представив себе, как молоденький сержант достает из ее бэга пачки купюр с товарищем Берией, и как Кошка на вопрос "Где взяла" отвечает "Там, где надо", в метро она мгновенно расхотела. Почему-то она ничуть не сомневалась, что в обстановке зарождающегося хаоса как раз чекисты сохранят холодную голову, горячее сердце и тщательно отмытые передние лапы. Эти уцелеют даже в эпицентре ядерного взрыва, вон какие бункеры нарыли.
Бросив короткий взгляд в витрину, Лера убедилась, что ее шансы тормознуть попутку стремятся не просто к нулю, а к нулю абсолютному: камуфляжные штаны, разодранные на колене, тяжелые армейские берцы, свитер на голое тело, волосы перехвачены банданой, лицо в грязи и рюкзак на одной лямке… То ли воин Аллаха, то ли бомж с соседней помойки. Нет, даже если какой-нибудь отчаянный водила не испугается ее вида, то побрезгует запахом. Так что такси тоже можно исключить. Что еще? Трамвай? Маршрутка? Кошка ничего не имела против общественного транспорта, но он, похоже, ночью не ходил. Комендантский час, мать его… При всем богатстве выбора иной альтернативы не было – только топать эти километры пешкодралом, стараясь не влипнуть в историю. К утру, возможно, доберется.
И тут подал голос мобильник. Высветившийся номер ей ни о чем не говорил. Но Кошка все же решилась ответить.
– Да?
– Лера? Кошка, ты? – к своему безмерному удивлению она узнала голос старого приятеля.
– Никодим, ты?
– Я-я. Я свою трубу потерял… вот одолжил тут…
– Ну ты Настырный, – с теплотой в голосе ответила Кошка.
– Просто хотел узнать, как ты? – объяснил свой звонок Никодим. – Надеюсь, я не слишком поздно? Или не слишком рано? Ты ведь ночной зверь.
– А ты разве не на французской Ривьере? – хмыкнула Лера, представив себе Никодима, высокого, стильно одетого и с этакой фирменной улыбочкой "Прошу любить и жаловать таким, какой есть, лучше все равно не бывает".
Девушка невольно улыбнулась. При первом знакомстве Никодим производил впечатление жизнелюбивого раздолбая, но на самом деле был выдержанным, как французский коньяк, и надежным, как швейцарский банк. Что он и доказал, не забыв о девушке и позвонив в самый нужный момент.
– Увы, сейчас не до Ривьеры. Я в Питере.
– А мне нужно добраться до Пулково, – без обиняков сказала Лера, отложив реверансы до более подходящих времен.
– Аэропорт закрыт, – напомнил Никодим.
– Это рядом. И очень важно.
– Вопрос жизни и смерти? – фыркнул Никодим.
– Ну, где-то в эту сторону, – уклончиво сказала Лера. – Так ты поможешь? Ты вообще где?
– Ты удивишься, но примерно в нужном тебе районе, – сказал Никодим, и по его голосу Лера поняла, что он чем-то очень озабочен, если не сказать встревожен. – Мы в бизнес-центре на Внуковской, и, как бы это сказать, слегка заняты.
– Опаньки, – Лера аж присвистнула, – умеешь выбрать время и место для вечеринки, уважаю!
– А я вообще везучий, – отозвался Никодим, – так что приехать за тобой не смогу. Сам вот тебе позвонил на всякий случай. Если честно, думал, может, ты бы меня выручила транспортом. Но вижу дело швах. – Он немного помолчал. – Однако у меня есть идея. Ты где вообще ошиваешься?
Лера вздохнула и, в который раз за вечер, подробно обрисовала место своего пребывания.
– О'кей, – сказал приятель. – Залезь в какую-нибудь узкую щель и не отсвечивай. Я попробую еще одному знакомцу дозвониться. У него пока глухо, но ты жди.
– Жду.
Совет – забиться в щель поглубже – Лера поняла буквально и, оперативно вскрыв первый попавшийся люк, защемилась туда, задвинула крышку и устроилась внутри, как радистка Кэт. Только вместо двух младенцев у нее был внушительный рюкзак, а поверху шарились не гестаповцы, а менты, которых, с переименованием милиции в полицию, наверное, теперь следовало называть понтами. Изредка поглядывая на экран мобильника, чтобы отметить время, Лера занялась письмами.
…Читать чужую корреспонденцию нехорошо. Но ОЧЕНЬ интересно. Стоит начать с того, что неведомая Л. Н. Н. оказалась не какой-то Ларисой, Лидией и Людмилой – а Линой. Линой Николаевной Царевой. Понятно, что с такой фамилией ей в обществе рабочих и крестьян в скором времени светила большая и светлая Колыма, и это в лучшем случае. Так что она, выйдя замуж, поспешила сменить ее на "Никодимовскую". Хотя от Колымы это ее не спасло. Уже в конце тридцатых, на излете репрессий, ее супруг, профессор Илья Михайлович Никодимовский, за шпионаж в пользу Англии получил "десять лет без права переписки", что означало – расстрел. Самой Лине впаяли семнадцать лет лагерей неизвестно за что – ответа на этот вопрос письма не давали. "Жена врага народа", какой еще тут может быть ответ? А дети… Были у них дети, или не успели? Да нет, все в порядке, дети были, двое. Мальчик и девочка. Позвольте, а куда же они в таком случае делись? Переписка ответа не давала, видимо, осужденная Лина Никодимовская и ее корреспонденты и сами не знали, что случилось с детьми. Но, следуя логике, их должны были определить в детский дом.
Снова тихонько тяфкнул мобильник. На мониторе определился номер, с которого звонил Никодим.
– На связи.
– Еще ждешь? – спросил Настырный.
– А куда я денусь.
– Хорошо устроилась?
– Надежно. Держу оборону по кругу.
– Молодец! Теперь слушай – примерно через полчаса подъедет мой старый друг на синем "Опеле-Вектра". Номерной знак сто тринадцать.
– Счастливый, – прокомментировала повеселевшая девушка.
– Только имей в виду, он бывший армеец, старшина запаса. Опыт горячих точек и прочее… Так что при нем даже не пытайся демонстрировать свои любительские познания в ку-до или еще какой-нибудь джиу-джинсе. Он очень не любит, когда баба геройствует. Сядешь на заднее сиденье и прикинешься запасной канистрой для бензина, поняла? Стас тебя доставит в лучшем виде.
Поняла, чего тут не понять. Мужской шовинизм в полный рост. Впрочем, после такого похода Лера против него совсем не возражала. Лучше шовинист с машиной, чем феминистка не только без колес, но и в данный момент без задних ног.
– Хорошо, я жду.