Донья Долорес, супруга Фуэнтеса, слушала очень внимательно. И не переставала удивляться: как может существовать такое государство? Куба, управляемая ее мужем по прежним, еще испанским рецептам, едва сводит концы с концами. Там тоже требовались перемены, но дон Иниго предпочитал ничего не усложнять. Не платят налоги? Послать карательный отряд и изъять недоимку. Мало продовольствия? Ввести новый побор для крестьян - натуральным продуктом. А если прячут - снова послать карательный отряд. Гора доносов? Чего там время тратить, разбираться: всех в крепость, и дело с концом… Почему же эта донья Алина, безродная пиратка, считает нужным работать над законами и строго соблюдать их исполнение? Почему не поступает как прочие властители, для которых их положение зачастую не более чем весьма прибыльное местечко? Ведь их государства худо-бедно, но живут. А это… Донье Долорес стало страшно. Но едва она раскрыла рот, чтобы задать этот вопрос вслух, как заметила хмурый взгляд мужа. Дон Иниго безмолвно приказывал ей молчать.
- Господа, вы не думайте, будто мы навязываем вам свое понимание слова "успех", - Галка словно прочитала ее мысли и ответила на незаданный вопрос. - Рецепт этого блюда для каждой страны будет иным. И у нас много чего не сходится, масса проблем - крупных и мелких. Но все-таки… Все-таки есть кое-что общее.
- То, что некоторые образованные люди называют благом общества, - произнес дон Хуан. - Которое вы, сеньора, не мыслите без блага отдельных людей, составляющих общество. В этом мы с вами единомышленники, однако вы поймете меня, если к этому благу Юкатан пойдет иным путем. У нас иная история, иная культура. Мы уже не сможем жить по законам предков - принятие нами христианства есть данность, которую невозможно ни отрицать, ни переоценить. И все-таки мы никогда не будем похожи ни на один христианский народ Европы.
- Повторюсь - у каждого свой рецепт успеха, - согласилась с ним Галка.
- Однако у вашего пути есть слабое место, сеньора. Темные невежественные люди - та самая безликая толпа, которая кричала Пилату: "Распни его!" - не способны оценить по достоинству никакое благодеяние. Они будут думать только и исключительно о себе. Они в конце концов заплюют, истопчут и растерзают все, что вы для них сделали, если кто-нибудь злонамеренно начнет внушать им, будто они и есть цвет и величие страны, а вы подавляете их свободу. Так поступал Кортес. Так поступал Писарро. Так, к великому моему сожалению, поступали и мои предки… Вы заботитесь об образовании, но насыщение ума знаниями еще не есть воспитание. Даже весьма образованный человек может в душе оставаться невежественным дикарем. За примером далеко ходить не надо - достаточно заглянуть в гости к послу Англии.
"В корень зрит, - подумала Галка, сразу вспомнив читанные еще в родном мире книги и собственные наблюдения. - Совершенно прав мужик, без живой души и самый умный человек будет хуже пещерного дикаря".
- На это потребуется время, - сказала она. - Много времени и сил. Нужно не пожадничать и не полениться вложить их в образование и воспитание сейчас, зато потом отдача будет колоссальная. Но кое-что в этом направлении мы уже делаем.
- На это может не хватить целой жизни, сеньора, - покачал головой Фуэнтес. - Непосильная задача.
- Для одного человека - да.
- Иными словами, вы намерены положить всю свою жизнь на то, чтобы совершить один только первый шаг? Не слишком ли высока цена?
- Я свою жизнь так дорого не ценю, - холодно усмехнулась Галка. То, что она знала о положении дел на Кубе, теперь находило вполне логичное объяснение: у дона Иниго, кажется, началась пресловутая "звездная болезнь".
Джеймс легонечко коснулся пальцами ее руки: знак "немного остыть". Он все прекрасно видел, и тоже сделал выводы из поведения дона Иниго. По его мнению, вступать с этим доном в пререкания пока было еще рановато…
- У нас в таких случаях говорят: "Гладко было на бумаге, позабыли про овраги. А по ним ходить".
- Тогда зачем ты сгладила острые углы, Эли?
- Я дала тонкий намек, вполне достаточный для понимания. Дон Хуан - умный человек, поймет без разъяснений. А вот дон Иниго… Тоже как будто умный, но мнит о себе, как король Франции.
Джеймс грустно улыбнулся.
- Думаешь, он станет тыкать тебя носом в наши проблемы? - спросил он. - У него ведь тоже воруют, строят всевозможные махинации… Правда, наше воровство не сравнится с подобным бедствием на Кубе, однако вряд ли дон Иниго удержится от соблазна напомнить о самом факте воровства в Сен-Доменге.
- "Кто сам без греха…" - хмыкнула Галка. - Хотя ты прав: этот кинет камень даже если будет рогат и хвостат аки черт.
- Но как же тогда быть с нашими воришками?
- Джек, а наша система сейчас действует так, что под пресс не попадают либо честные люди, либо настолько хитрозадые пройдохи, что их способности не грех использовать на благо страны, - со смехом сказала миссис Эшби. - Поверь, любимый, таких очень мало. Потому можно использовать зло во благо - насколько это возможно в наших условиях.
- Мой милый политик, - Джеймс ненавязчиво положил ладонь на ее едва заметный живот. - Кажется, на сегодня лимит государственных дел исчерпан. Или нет?
- Пока нет, - Галка со всей своей нежностью улыбнулась мужу, хотя запасов этой самой нежности у нее было не так уж и много. - Я тебе сейчас одно интересное письмецо покажу. Надо обсудить в узком кругу и сделать выводы.
4
Странное место. Как будто самый обычный колониальный город, и в то же время кое-что было не так.
В прежние, счастливые времена Хуанито доводилось бывать в Сантьяго-де-Куба - когда сопровождал обоз с зерном или ездил покупать рабов. И тоже видел обычный колониальный город. Пусть и красивый. Третий раз увидеть Сантьяго ему довелось во время штурма. И тогда этот красивый город пылал, а на улицах валялись трупы. Но ни в том, ни в другом, ни в третьем случае он не чувствовал никакой странности. Все было естественно настолько, насколько это было возможно. Равно как и в иных кубинских городах, не исключая саму Гавану. А здесь… Хуанито Перес, правая рука дона Команданте, второй человек на ныне независимой Кубе, едва скрывал свое замешательство. Почему в пиратской гавани, которой стал старейший в Новом Свете испанский город, процветает торговля - можно понять. Но зачем им понадобилось закладывать новое здание университета? Ведь есть же старое, еще испанское! Или они рассчитывают, что в скором времени старый университет не сможет вместить всех студентов? Зачем строят новое жилье, тоже можно догадаться: переселенцы из Европы едут и едут, надо их где-то размещать. Большинство приезжих расселяли по периферийным городам, но и в столице их оседало немало. Но благоустройство улиц, площадей, садов и скверов… Зачем это морским разбойникам? Хуанито не уставал задавать себе этот вопрос, но только побывав в Сен-Доменге лично, смог найти ответ.
Морские разбойники задумались о будущем.
Хуанито знать не знал о понятии "уровень жизни", но видел этот самый уровень, что называется, воочию. Дело было не только в ухоженных улицах. Дело было в самих людях. Ни в одном кубинском городе, ни до, ни после французского завоевания, Хуанито не видел, чтобы на улицах вообще отсутствовали люди в драных обносках. Здесь даже самые бедные были одеты прилично. Даже рабы щеголяли в дешевых "бумажных" штанах и рубахах! Впрочем, при наличии в Сен-Доменге хлопковых плантаций и собственных ткацких мануфактур это как раз неудивительно. Удивительно другое. Вот только сейчас он зашел в большой богатый магазин - прицениться. И застал там двух кумушек, бойко щебетавших по-французски. Хуанито почти ничего не понял, кроме одного: эти две красотки были женами матросов, служивших на сторожевиках. Дамочки, и без того небедно одетые, покупали шелковые ленты. В какой стране мира матросские жены могут себе такое позволить?.. Откуда это? Только из-за обилия пиратской добычи? Они ограбили Алжир, взяли "серебряный флот" и до последнего времени перехватывали все испанские суда, какие им попадались на глаза. Но если бы они тут же пустили все эти ценности в оборот, маисовая лепешка стоила бы как хорошая рыбачья лодка с парусом. По самым приблизительным прикидкам Хуанито - а он сейчас заведовал казной Кубы, - пиратами было спущено в тавернах не больше двадцатой части прошлогодней добычи. Где же деньги? Может ли быть, чтобы они согласились упрятать большую часть добычи в подвалы крепости, дабы не спровоцировать катастрофическое вздорожание всех товаров?
Да, может. Если делать все с умом. Еще один ответ, который Хуанито нашел в этом городе.
Но почему, черт подери, этого не делается на Кубе?
Проходя по какой-то новой улочке, Хуанито внезапно услышал доносившуюся откуда-то сверху перебранку. Ругались, кажется, по-голландски, если он ничего не напутал - с голландцами пока сталкивался мало. Задрав голову, Хуанито увидел двух строителей, бурно выяснявших отношения прямо на стене строящегося дома. Явился начальник, наорал на обоих. Рабочие, поворчав, снова принялись укладывали кирпичи… "Когда же в Гаване в последний раз строился новый дом? Кажется, еще до французов, - с горечью думал Хуанито. - Почему дон Иниго затеял никому не нужную и чертовски дорогую постройку линкоров и не вкладывает ни песеты хотя бы в ремонт городских зданий? Если так пойдет и дальше, то скоро у нас не будет ни линкоров, ни домов…" А Фуэнтес и впрямь вложил немалые деньги в строительство двух линкоров нового образца. Только Хуанито представления не имел, на какие шиши дон Команданте собирается завершать их постройку и закупать для них баснословно дорогие стальные пушки. И вообще… Иной раз Хуанито ловил себя на мысли, что готов придушить своего некогда всеми уважаемого и любимого командира. То есть команданте из него был отменный, а вот руководитель государства - или "президент", как он теперь велел себя именовать - совершенно никакой. И что с этим прикажете делать, дамы и господа?
"У свободы горький вкус, - думал Хуанито, возвращаясь в гостиницу, где остановилось кубинское посольство. - Здешние пираты тоже это знают не понаслышке, но они хоть что-то делают. Получается у них или не получается, но делают же, не опускают руки! А мы? Куба бедна не потому, что не грабит корабли, а потому, что ею управляют через задницу… Нет. Надо что-то делать, пока вся наша дерьмовая постройка не обвалилась на наши же головы!"
Глухое раздражение, подспудно накапливавшееся в его душе весь последний год, теперь искало выход…
"Надо в церковь сходить, прямо сейчас, - подумал Ариета, перекрестившись. - Поставлю перед образом Мадонны самую большую свечку, какая там найдется - в благодарность за избавление от беды".
А с чего все началось-то? Если разобраться - с сущего пустяка…
…Новая лодка, вдвое больше прежней. Два расторопных работника: француз и негр-вольноотпущенник. Ариета за год с небольшим заработал столько, что теперь мог себе позволить настоящую роскошь - новую лодку и наемных работяг. Не с дочкой же в море ходить. Все-таки четырнадцатый год Хосефе пошел, совсем уже барышня. Да и учиться ей надо, а не рыбу потрошить. Девочке не повредит. Тут это вполне возможно, не то что в испанских колониях, где девчонке не светило ничего, кроме судьбы безграмотной рыбацкой жены. Матильда, земля ей пухом, не умела ни читать, ни писать. Даром что из благородной баскской семьи. Ариета вон тоже с грехом пополам свое имя на бумаге выводит. А учился бы - мог бы выйти в офицеры…
Что там гадать - чего было, чего не было, чего могло или не могло быть… Так или иначе он свою судьбу переменить уже не может. Поздно. А девочка может. Если захочет, конечно. В этом Сен-Доменге поселенцев пока маловато, а образованных людей - вовсе наперечет. Выучится дочка - станут к ней уважительно обращаться "сеньорита Ариета", или того лучше: "госпожа учительница". Ведь заговаривала уже про такое дело. Что ж, дело и впрямь доброе, и работа уважаемая, доходная. Учитель-то раза в три больше него имеет, а ведь он - один из самых успешных рыбаков Тортуги! Даже среди местных французов и то владельцев таких лодок пока по пальцам пересчитать можно, а уж из бывших кубинцев крепко на ногах стоят разве только Ариета да испанец Роблес. Прочие зарабатывают по мелочи и с того живут. А что? Даже на верную сотню ливров в месяц можно спокойно кормиться. По сравнению с кубинскими заработками это целое богатство. Да только Ариете сотни мало. Лодку купить надо? Надо. Старая-то прохудилась совсем. Приодеться надо? Надо. А как же - в лохмотьях, что ли, ходить? Дочку одевать, обувать, кормить. Опять же - бумагу теперь покупать надо, перья, чернила; одна грифельная досочка в целую дневную выручку обошлась. Скоро Хосефе книжки всякие захочется читать, а это снова расходы, и немалые. Образованная, она ведь не только учительницей стать может. С образованием и родовым гербом ей прямая дорога в офицерские жены!.. Ну и что, что тут офицеры порой вовсе безродные случаются. Взять хоть того же губернатора, Жана Гасконца. Или этого… как бишь его… Анри Блезуа, кажись? Ходит тут, здоровается вежливо, и на Хосефу все поглядывает. Даром что мужику под тридцать. Фамилии нет, одно прозвание - значит, родом из такой глухой деревни, где фамилий отродясь не водилось, только клички. А в капитаны выбился. Значит, далеко не дурак. У кого клепок в голове не хватает, тут в капитанах не засиживаются. Девчонка за таким мужем точно не пропадет, пусть он француз, пират и вдвое ее старше… Ну да чего там гадать. Рано ей еще про замужество думать. Вот годика через два - в самый раз. А там поглядим, что это за Блезуа такой, и стоит ли за него свою девочку отдавать.
Оба работника - и француз Базиль, и негр Симон - испанского языка почти не знали. Хорошо, что Ариета за год научился хоть немного болтать по-французски, иначе как бы он с парнями объяснялся. Оба были удивительно схожи характерами, несмотря на абсолютное несходство лиц. Базиль, загорелый до бронзовой смуглоты, отличался длинными, связанными в хвостик белесыми патлами, блекло-голубыми глазами и мелкими чертами лица, выдававшими уроженца Нормандии. Черная как смола физиономия Симона с приплюснутым широким носом и толстыми губами говорили о том, что этот парень тоже ведет свой род не с Эспаньолы. Если верить самому Симону, он и правда родом прямиком из Африки, был привезен сюда с родителями и половиной племени на невольничьем корабле. Недавно воспользовался возможностью подработать денег на строительстве новой верфи Кайонны и выкупился… Оба парня были немногословны, неглупы и работящи. Потому быстро сдружились. Куда хуже у них обстояло дело в общении с хозяином-баском. Ариета знает: случись что в море, парни из кожи вон вылезут, чтобы его спасти. Но вот дочь свою он бы, скажем, за Базиля не выдал. Нет… Парни управлялись с парусом, Ариета сидел на руле. А по правому борту уже виднелись родные берега. В корзине трепыхалась свежепойманная рыба: не с пустыми же руками к родичам в гости идти. Судя по слухам, нелегко у них сейчас, после французского владычества и войны. Да и новые власти не торопятся нормальную жизнь налаживать. То ли не умеют, то ли им и так хорошо. Словом, не грех будет родне помочь, хоть и дальняя та родня. Мало кто тут уже помнит семейство Ариета, уехавшее пятнадцать лет назад - Хосефы еще и на свете-то не было! - аж под Гавану.
Ветер ослабел и переменился на юго-западный. Лодку стало сносить к берегу намного раньше, чем рассчитывал Ариета. Да и водицы бы в бочонок набрать надо, пить хочется. Пришлось приставать к берегу… То, что они там увидели, не могло не напугать: рыбачья деревушка была сожжена. Ни дать ни взять, в тот самый день, как тут побывал карательный отряд французов. И восстанавливать жилища явно никто не собирался. Ариета, велев работникам сторожить лодку, побродил немного по окрестностям. Заглянул в колодец на предмет наполнить бочонок. Но в окрестностях не было видать ни единой живой души, а в колодце вместо воды… Уж на что Ариета, видевший результаты налета французов на свою деревню и гибель старшей дочери, должен был быть привычен, и то его едва не стошнило. Французы, видать, перебили всех жителей деревеньки до единого, а трупы свалили в колодец. Что и говорить, поделом они получили, когда герильерос умыли их кровью в Сантьяго… Делать нечего: рыбаки несолоно хлебавши сели в лодку и отчалили. До вечера было еще далековато, может, в соседних деревушках больше повезет? Милях в десяти к западу они наконец увидели тонкий дымок, поднимавшийся над ветхими крышами наскоро слепленных хибарок. Значит, не всех французы перебили или заставили уйти! Ариета на радостях повернул лодку в бухточку… Чужие, совершенно незнакомые ему люди. Хмурые, оборванные и вооруженные. "Ты тут бывал раньше, что ли?.. А лодку такую хорошую где взял? А-а-а, заработал и купил… Не иначе как у ладронов шлялся и сам ладроном заделался. А ну выворачивай карманы!" Короче, еле ноги унес. Если бы не Базиль с Симоном, валяться бы ему с дырой в черепе где-нибудь на бережку. Хорошо, что капитан Блезуа надоумил его пуститься в это путешествие с парочкой пистолетов за поясом и работников вооружить… С тяжелым сердцем Ариета направил лодку дальше. Будь что будет, а деревню, в которой родился, он проведать обязан.
Хвала Пресвятой Деве, опасения Ариеты не оправдались: родная деревня не была ни стерта с лица земли, ни населена разбойниками. И встретили там вполне по-родственному, хоть и мало кто уже помнил его в лицо. Ариета с работниками вытащили из лодки корзины, деревенские зарезали поросеночка и, порывшись в прикопанных запасах, достали с десяток бутылочек вина. Женщины напекли свежих лепешек и начался пир… Глядя, как родичи налегают на рыбу, Ариета не удержался от вопроса: в море-то ходите или забыли дорожку? "Да какое там море, Антонио, - вздохнул староста, его двоюродный дядя по отцу. Тоже Ариета, только Фернандо. - Тут с каждой лодки такой налог дерут - без штанов останешься. Как живем? Огородами и живем… Разбойники? Да, тут их кругом полно - злые, голодные. Как приохотились чужой кровью на жизнь зарабатывать, так и забросили все прежнее - кто пахоту, кто ремесло, кто рыболовство. Спасибо, сеньор Трухильо - помнишь его, альгвасила нашего? - сразу им перцу всыпал, дорожку сюда быстро позабыли… Ты… это… уважь старика. Все ж добро делает, отблагодари чем можешь". Ариета клятвенно пообещал на рассвете сходить в море, поймать несколько жирных тунцов и лучшего отнесли сеньору Трухильо. А потом до поздней ночи рассказывал родственникам о своем житье-бытье в Сен-Доменге.