Остальные как раз пошли в атаку. Сначала с флангов вылетела легкая конница, засыпая всех стрелами. Вархенн присел за бортом, прислушиваясь к бьющему в дерево граду стрел. Некоторые из них летели почти вертикально, а затем падали на солдат. Две стрелы, одна за другой, вонзились рядом с парнем. Еще одна отрикошетила от шлема и скользнула по кольчуге. Если бы Вархенн мог, то залез бы под воз.
Вдруг что–то оказалось над его головой. Подполковник опер кромку щита о борт, создав импровизированный навес. Второй офицер присоединился к нему и втроем они укрылись от стрел. По возам затопали тяжелые ботинки, вскоре вся баррикада была заполнена солдатами. Они укрылись за своими щитами так же, как и их командир, арбалетчики присели рядом или прятались под навесами. Град стрел начал утихать.
– Арбалетчики! Выстрел!
Двести стрелков появилось из укрытий в то время, когда к баррикаде приближались переворачиватели повозок. Прицелившись, солдаты дали залп в упор по лошадям. Десятки конских глоток заржали в один голос и упали, болты тяжелых арбалетов, предназначенные для пробивания латных доспехов, в большинстве случаев полностью исчезали в телах лошадей. После залпа арбалетчики повесили оружие за спину и бросились ко второй баррикаде. В бой вступила пехота.
Одновременно на возах могло разместиться не больше роты. Вторая стояла сзади и метала дротики, убивая или раня людей и животных. Солдатам не удалось остановить всех нападающих, десятки крюков застучало по бортам, десятки веревок натянулись и рывком потянули. Несколько повозок, ослабленных предыдущей атакой, перевернулось наружу, пехотинцев, не успевших соскочить, моментально уничтожили. В баррикаде появилось несколько проломов.
Вархенн уже отступал вместе с подполковником ко второй баррикаде и имел возможность вблизи подивиться эффективности имперской пехоты. По знаку командира заиграла труба и примерно половина солдат покинула баррикады, бросаясь бегом к проходу в частоколе. Рота, стоящая за ними, сомкнулась и закрылась щитами. Труба сыграла снова, и оставшиеся солдаты спрыгнули с баррикады и бросились назад. Стоящий отряд пропустил их и снова занял свое место. Гонец стоял рядом с подполковником, сразу же за тремя рядами пехоты. Второй отряд был за ними. Почему они не отходят? – успел он подумать в тот момент, когда в проломах появились первые всадники. Длинные копья были подняты вверх, по несколько всадников за раз въезжали внутрь. У них были кольчуги и шлемы, щиты с нарисованным символом тройной молнии, а их лошади носили тяжелые, стеганые доспехи. Императорская армия уже знала – знак молнии носила элита кочевников, Всадники Бури, личная гвардия Отца Войны всех се–кохландских племен. Единственные отряды всадников, которые могли атаковать мееханскую пехоту и разбивать их в лобовых атаках.
Без каких–либо колебаний всадники бросились к стене щитов. Залп дротиков смел нескольких из седел, ранил пару лошадей, а в следующий момент копья ударили в павезы. Их древки ломались, почти всегда ломались, но сила удара переворачивала солдат, отталкивала, ломала строй. В образовавшиеся бреши врывались лошади, оттесняя пехоту своим весом, а тяжелые сабли и топоры с длинными рукоятями гремели по шлемам и щитам. Солдатам не хватало пик, копий, рогатин и гвизарм, которыми можно было сражаться с конницей на расстоянии. Коротких мечей, хороших для близкого боя, когда противников разделяли дюймы, было недостаточно. Казалось, пехоту прижмут к заостренным кольям и уничтожат. В тот момент уже было около двух сотен конных, а через проломы спешили новые подкрепления.
Полковник оставался спокоен. Несколькими скупыми жестами он послал вперед десяток солдат для укрепления дрогнувшего строя. Дал знак в сторону второй баррикады. Брякнули арбалеты. Сто горящих болтов ударило в брошенную первую линию обороны, туда, где перед нападением разложили кувшины и бурдюки. Все они уже были разбиты или разрезаны отступающей пехотой, потому сложенные перед ними груды дерева и сухих веток тут же вспыхнули. Въезжающие в проломы лошади заржали, встали на дыбы и попятились от жара.
Арбалеты выстрелили еще раз, и десятки всадников, оказавшихся в ловушке внутри горящего полукруга, бессильно вылетели из седел.
– Щиты! Крыша!
Щиты пехотинцев в первом ряду поднялись над головой. Неожиданно нападавшие, которым уже казалось, что они пробились сквозь строй пехоты, очутились в непростой ситуации. Их лошади словно попали в зыбучие пески. Щиты пехоты создали ровную поверхность без зазоров, в которые можно было бы вогнать наконечник копья, а удары саблей и топором не имели видимых результатов. Несколько мгновений Всадники Бури отчаянно колотили в возникшую преграду, но вдруг один, второй, третий конь заржали и упали на землю. На глазах Вархенна под щиты проскользнули два солдата, державшие дротики обеими руками, как тяжелые копья. Быстро прошли между своими товарищами, добрались до лошади и нанесли двойной удар, чуть ниже стеганых доспехов. Животное захрипело, зафыркало, потоки яркой крови пошли из ноздрей и рта, и оно повалилось на землю. Его наездник был убит прежде, чем успел встать на ноги. Менее чем за полминуты все кочевники, попавшие вглубь строя, были мертвы. Так же, как и их лошади.
– Стена!
Линия выровнялась. Солдаты сомкнули ряды, между щитами не прошел бы даже кончик ножа. Мечи плашмя ударили по прочно окованным верхним краям павез и из трех сотен глоток раздался яростный, вызывающий рев. Семнадцатый Полк имел двухсотлетние традиции, был гордостью Восьмого Пехотного Соединения, потому никакие кривоногие конюхи не будут считать их мясом для затупления мечей.
Всадники Бури оказались в ловушке, с баррикады их без перерыва осыпали болтами, выцеливая фигуры с расстояния в пятьдесят футов прямо на фоне пожара. Сверху, со скал над проходом, также сыпался град болтов. Кочевники падали на землю сами или вместе с лошадью. Охваченные полукольцом горящих возов силы врага таяли на глазах. Последние несколько десятков всадников метались во все стороны, пытаясь выбраться из ловушки. Проломы в баррикаде были несколько ярдов в ширину, но перед большинством из них были сложены дополнительные кучи дров и ветвей, которые горели сейчас не хуже тех же повозок. Только в месте магической атаки дров не было, их сдуло вместе с фургоном. Именно там уцелевшие наездники искали выход.
Дарвен–лав–Гласдерн не мог им этого позволить.
– Рота! Вперед! Беглым градом!
Стоящие в первой линии разошлись, пропуская вторую роту. Солдаты умело сформировали свободный строй и начали атаку. Первая шеренга метнула свои дротики и остановилась. Вторая прошла сквозь них, дала залп, и также встала, третья, четвертая и пятая повторили атаку. В то время, когда последняя шеренга метала дротики, солдаты первой взяли щиты и вытащили мечи…
***
Велергорф прикрыл глаза и тяжело вздохнул:
– Клянусь яйцами Дикого Быка! Лучше описать я не смогу. Первая шеренга бросает дротики и останавливается, ее обходит вторая, бросает и встает, идет третья, бросает и встает… И так до последнего солдата. Беглый град, так они это называют, и только раз я видел такую атаку собственными глазами. У входа в долину Варес. Если хорошо выполнить этот прием, то последний дротик выбрасывается в тот момент, когда первый еще летит, и прежде чем противник очнется, рота смыкает строй и бьет его в полную силу. Так было и там. В тот день, когда показали се–кохландцам, что мы можем быть такими же жестокими и безжалостными, как они…
– А ты принимал участие в этой атаке? – спросил Кеннет.
Десятник усмехнулся.
– А как же. Я шел вперед вместе с подполковником, который командовал второй, вспомогательной ротой. Ничто не могло меня тогда остановить…
***
Солдаты прижали Молний к пролому. На этот раз ситуация изменилась, кочевникам некуда было деваться, дорогу им преградила стена огня с одним только узким проходом, через который они могли проходить поодиночке, ведь жар, исходящий от горящих фургонов сужал путь до нескольких футов. Град дротиков дал ошеломляющий результат – всадники и лошади падали, создавая клубок тел, метущийся в крови и грязи. Из двухсот Всадников Бури осталось меньше шести десятков, остальные были уже мертвы или умирали. Зажатые между горящими повозками, стеной щитов и мечей имперской пехоты, они перестали пытаться выбраться наружу, и развернули лошадей в сторону нападающих мееханцев. Длинные копья наклонились в сторону противника. Солдаты укрылись от них щитами и добрались до лошадей.
– Щиты! Крыша!
Щиты пошли вверх. Обученные сражаться лошади пробовали кусаться, вставали на дыбы, били копытами, но безрезультатно. Пехотинцы первой линии сосредоточились на удержании щитов на нужной высоте, в то время как вторая линия пошла в атаку. Солдаты проходили под щитами товарищей и добирались до лошадей, вбивая дротики и мечи в грудь или резали бабки. Стеганая броня не защищала от сильных ударов в упор, а обернутые вокруг ног кожаные ремешки не мешали лезвиям. Ржание и визг раненых лошадей слышали, наверное, и на вершине Лысицы.
Через несколько мгновений первый ряд упал на землю, пехота пошла вперед, на ходу добивая всадников и лошадей. Вархенн держался позади, понимая, что в сутолоке и тесноте прямого столкновения его топор будет только помехой. Все перемешалось, пехота, кочевники, животные. Часть всадников, чьи лошади были ранены, спрыгнули на землю и сражались пешими. Только в бою в толпе и тесноте мееханская пехота не знала себе равных. Тяжелый щит почти полностью прикрывал солдата, а под его прикрытием быстро и умело работал меч. Пехотинцы стремились к ближнему бою, к сокращению дистанции, когда не было никакой возможности размахивать тяжелой длинной саблей или топором. Они били щитами, сбивая противника с ног или ломая ему кости. Убивали быстро и умело, как только и могут профессиональные солдаты. Через несколько минут все было кончено.
– Назад! – приказал лейтенант.
Пехота отступила с поля боя, оставив на окровавленной земле две сотни мертвых кочевников. Насколько он мог видеть, только несколько солдат были ранены в прямом столкновении. Когда мееханцам удавалось навязать противнику свои правила боя, их обучение и вооружение превращало каждый отряд в машину смерти.
Приближался полдень, и пока победа была на стороне Семнадцатого.
– Так ты, выходит, не сражался?
***
– Не в тот раз, господин лейтенант. Я был сзади, и как дурак сжимал в руках топорище. Я бы им только мешал в толчее, с просьбой освободить мне место для замаха топором. Я ведь был гонцом, а гонец не прется в первые ряды. Но, – Велергорф криво улыбнулся, – я надеялся, может кто вырвется или еще что–нибудь…
– Кочевники должны были использовать свои шаманов.
– Я тоже над этим задумывался. Ждал в любой момент огненного дождя или орду вызванных из Мрака демонов. Но теперь–то я знаю, почему их берегли.
– Почему?
– Жеребник не просто шаман, он как наши великие боевые маги, как Венрис Окелан или Йовель–лес–Креаб. В битве они стоят больше, чем тысяча тяжелой кавалерии. А потеря каждого из них – это большой удар для армии. В том отряде, в начале боя с Семнадцатым и Двадцать Третьим, было одиннадцать Жеребников. Они потеряли трех. Потом, в короткой стычке при штурме баррикады, еще двух. Пока у нас были скорпионы, и, как они думали, какой–то маг в резерве, командир се–кохландцев не хотел ими рисковать. Для него меньшей потерей были триста Молний, чем один шаман.
Десятник до хруста в спине потянулся, и вопросительно посмотрел на Кеннета.
– Да, да. Знаю, Вархенн. Сбор! Через минуту выходим!
Отряд поднялся и построился в свободную колонну, с пленным во главе группы. Лейтенант посмотрел на него. Несмотря на получасовый отдых, шпион не выглядел лучше.
– Начнем с ходьбы. Побежим после Развилки – решил он.
Их ждали три мили марша. Солдаты сразу же собрались вокруг Велергорфа.
– Хорошо поработали.
***
Черный Капитан был на том же месте, откуда Вархенн ушел выполнять его приказы. В руках он все еще держал арбалет:
– Лучше, чем я представлял себе, – сказал он. – Они будут защищать вторую баррикаду?
– Так сказал подполковник. И просил передать: будет признателен за любой болт с нашей стороны. И он все так же считает, что беженцы поднимаются на гору слишком медленно.
– А дословно?
Вархенн смущенно опустил глаза.
– Он сказал: "Передай своему капитану, пусть стреляют всем, что есть, даже если придется использовать собственные головы. О, кстати, беженцы на дороге устроили перерыв на обед", – процитировал он.
– Хорошо. – Скупая, холодная улыбка искривила губы капитана. – Я послал на Лысицу всех, у кого нет арбалетов. Подгоним их. Иди сюда.
Вархенн подошел к краю обрыва.
– Смотри.
Первая баррикада медленно догорала. Вокруг нее высились груды трупов, истоптанная копытами земля выглядела как свежевспаханное поле, на котором проросли странные семена – стрелы, болты и дротики. На внутренней стороне горящего полукруга несколько десятков солдат поспешно собирали урожай, вырывая наконечники из земли и тел. В мееханской армии каждый снаряд был использован столько раз, сколько раз его можно заполучить обратно.
– Не туда. На них.
Вархенн оторвал взгляд от суетящихся солдат и посмотрел дальше. Кочевники готовились к новой атаке. И в этот раз была видна вся серьезность подготовки. Они разделились на четкие отряды, на глаз где–то по тысяче человек, между которыми без устали носились гонцы. Как минимум три группы в несколько сотен всадников удалялись в сторону ближайшего леса; в центре всей армии, внутри пустого пространства, совещалось около двадцати всадников.
– Сын Войны, несколько его командиров, и если глаза меня не обманывают, Жеребники. Они уже понимают, вход в долину с наскока взять не удалось, поэтому готовятся к серьезному бою. Если думаешь, что предыдущая атака была мощной, то увидишь, что здесь будет твориться через час.
– Зачем они это делают? Я имею в виду, господин капитан, зачем они пробиваются сюда? У них в руках целая провинция…
Кавер Монель сплюнул сквозь зубы:
– Ни хрена у них нет. Я поговорил с несколькими солтысами и бургомистрами. Пожары на горизонте – это не дело рук кочевников. Мы их зажгли. Таковы были распоряжения губернатора: уходить, оставив им пепелища и руины. Беженцы уничтожили все, что не могли взять с собой. Привезли в эту долину имущество, золото, серебро, драгоценности, дорогие ткани, привели лучшие племенные стада. За нашей спиной теперь добра больше, чем в императорской казне. И они, – он кивнул в сторону готовящейся к бою армии – хорошо это знают. К тому же видят, как все это уходит от них за Малый Хребет. Они хотят до вечера взять долину.
– Не возьмут.
Взгляд командира скользнул по лицу парня:
– Побывал внизу и загорелся боевым азартом, да? Пережил первую стычку без единой царапины и тебе кажется, что будешь жить вечно? Скажу тебе кое–что, парень. Эти солдаты сначала шли всю ночь и весь день, пока добрались сюда, на следующую ночь окапывались без продыху, а сегодня с самого утра воюют. Они уже смертельно устали, а к вечеру будут мертвы. Се–кохландцы от них не отцепятся, будут атаковать раз за разом, пока пехота от усталости не сможет поднять щит и меч. И тогда, возможно, ты окровавишь свое железо. А сейчас беги к подполковнику и скажи ему: у него не будет больше ни минуты покоя. Потом передай лейтенанту Кавацру: пусть увеличивает скорость. Даже если придется подгонять людей кнутом. Так же найди мага, на нем забой скота. Дьявол… мне нужно еще парочку гонцов, а у меня есть только ты. Тут каждый арбалет, а у входа каждая пара рук необходима… Ладно, ты справишься. Бегом!
– Так точно!