Пересечение миров, перекличка эпох на небольшом клочке земли, среди пыльных афганских гор. Год службы поручика Российской императорской армии Александра Бежецкого заканчивается в плену у инсургентов, откуда ему помогает бежать, жертвуя собой, неизвестно как пробивший границу реальностей Вадим Максимов, нынче рядовой, а в недавнем прошлом нерадивый студент, загремевший в Афган по устиновскому набору. Но, видно, на поручика у Господа действительно имелись виды, потому-то он и не умер от жажды, голода или случайной пули в горах, вышел к своим и вывел тех, кто оказался с ним вместе. По возвращении в Кабул он оказывается участником куда более масштабных и драматических событий, чем бой на затерянном перевале. И уже иные эпохи отправляют к нему своих гонцов.
Содержание:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - ПЕРЕКАТИ-ПОЛЕ 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ - НАД ПРОПАСТЬЮ 21
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ - ИМПЕРСКИЙ РУБЕЖ 43
Примечания 58
Андрей Ерпылев
Кровь и честь
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПЕРЕКАТИ-ПОЛЕ
Сподобился б Господь наш мир перевернуть!
Причем - сегодня же, чтоб я успел взглянуть,
Как Он решил со мной: иль имя зачеркнуть,
Иль дать ничтожному - в величие шагнуть.
Омар Хайям
1
- Куда собрался, шнурок?
Старший сержант Перепелица проявился из темноты, как призрак, и чувствительно ткнул Вадика кулаком в плечо, заставив парнишку боязливо втянуть голову в плечи. Затурканный первогодок боялся "дедушку" как огня, больше, чем молоденького - года на два старше него самого - лейтенанта-взводного. Да, пожалуй, больше, чем страшных "духов", видеть которых воочию ему еще не доводилось ни разу.
Вадим Максимов был призван в ряды "несокрушимой и легендарной" по весне, а сюда, выполнять интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан, прибыл с последним пополнением. Там, в Союзе, он только-только начал обвыкаться с непривычной армейской жизнью, втягиваться, так сказать, а тут… Нет, на гражданке, в кругу друзей, студент Максимов, выпив пивка, нередко сокрушался, что вот где-то "там" пацаны воюют, подвиги совершают разные, гибнут даже, а они тут, в тылу, сдают зачеты, сбегают с пар, кадрят девчонок - вот бы, мол, тоже… Недаром говорят: Бог исполняет любое желание. Правда, в этот раз посредником выступил неуступчивый преподаватель деталей машин… И, поди ж ты: вместо какого-нибудь стройбата повезло угодить прямо сюда, в Афган.
- Шо, язык проглотил?
- Я… это…
- До ветру, шо ли? - зевнул сержант. - Тогда иди… Только не сразу за бруствером сидай, душара! Подальше отойди, а то засрали все вокруг - не продохнуть.
- А это…
- Не ссы! Мин нет, - ухмыльнулся Перепелица. - На тропке, в смысле. В сторону - ни-ни, а по тропке можно. Автомат где?
- Да я на минутку…
Сержант молча намотал на кулак ворот Вадикова мятого "хабэ" и, дыша табачным перегаром, приблизил свое лицо к лицу отшатнувшегося солдата.
- Ты шо, душара, охренел? Без ствола не то что до ветру нельзя - спать с ним надо, как с телкой. В обнимку. И тискать при этом, как кралю. Мухой слетал за автоматом, шнурок!
Пинок растоптанной кроссовкой в поджарый зад лишь придал бойцу ускорение…
Глотая слезы, парень спускался по скользким камням к руслу высохшего ручья. Очередная обида от своего же ровесника, может быть, даже младше на несколько месяцев - Вадика сорвали с третьего курса политеха. А сколько их еще впереди? Ведь ему только предстоит стать "молодым", потом "черпаком" и лишь через год - "стариком". Как прожить этот год?
Хотя и в расстроенных чувствах, рядовой не забывал смотреть под ноги, благо до рассвета оставалось совсем чуть-чуть и видимость уже была приличной. Слишком уж памятна была судьба ефрейтора из их взвода - Вадик так и не узнал его фамилии, - зацепившего ногой растяжку и отправленного "вертушкой" в тыл с оторванной по колено ногой и так нашпигованной осколками другой, что ребята шептались: "Безногим останется…" А уж чего-чего, а возвращаться домой калекой или вообще запаянным в цинковый ящик Максимову не хотелось - слишком мало он пожил на свете…
Вадик так живо представил себе эту картину, что едва не поскользнулся на большом плоском валуне и не сверзился с кручи на дно ущелья, до которого оставалось еще солидно.
"Блин! Так шею бы и сломал, козел!.. - ругнулся он про себя. - Смотри в оба, чудило…"
Максимов глянул через плечо и увидел сержанта, внимательно наблюдавшего за ним сверху.
"Он что, так и будет смотреть? - досадливо подумал солдат. - Тоже мне - нашел кино…"
Парень за месяцы, проведенные в армии, успел избавиться от многих гражданских предрассудков, но стыдливости, привитой интеллигентными родителями, так и не смог преодолеть. Одно дело - справлять малую нужду одновременно с двумя десятками мужчин, а совсем другое - сверкать голым задом на глазах у кого-то. Поворачиваться же спиной к темному ущелью, куда еще не успел добраться рассвет, хотелось еще меньше. Мало ли что может таиться там, в предрассветной темноте?
Застава располагалась в абсолютно пустынном месте - над дорогой близ необитаемого кишлака. Кого тут можно было опасаться, оставалось тайной, но стоило посмотреть в бинокль на закопченные развалины, уже кое-где поросшие колючей травкой, обгорелые остовы сгоревших дотла бензовозов-наливняков и ржавую громаду танка, бессильно уронившего хобот орудия на каменистый склон, как предосторожность далекого командования переставала казаться излишней. Когда-то здесь шел жаркий бой… Да и высотка, господствующая над ущельем, была очень и очень удобна - сама просилась: "Займи меня, служивый". С нее простреливался большой кусок дороги, а сама она, в свою очередь, была недосягаема с других вершин. Разве что из орудий. Душманы, видимо, все это знали великолепно, поэтому никакого беспокойства с их стороны взвод не ощущал.
"Может быть, тут…" - неуверенно огляделся Вадик и сразу же увидел местечко, где можно было не опасаться ни зоркого ока сержанта, ни удара в спину: укромную расселину, скрытую от посторонних глаз кустиком, напоминающим пучок колючей проволоки, застрявшей в камнях.
За ним и устроился солдат, наколов на один из длинных шипов тщательно сберегаемую для таких случаев газетку.
Странное дело: пока спускался по склону, казалось, что еще один шаг - и случится конфуз, а тут - как ножом обрезало. А все - питание всухомятку, сказала бы бабушка, пользующаяся в семье Максимовых непререкаемым авторитетом, и, наверное, была бы права. К тому же из глубины расселины чувствительно дуло и как раз в то место, о котором не принято упоминать в приличном обществе.
"Что там, - недовольно подумал солдат, застегивая штаны. - Вентилятор, что ли? Несет, как из морозильника…"
Держа автомат наготове, он крикнул вполголоса в темноту, на всякий случай:
- Есть тут кто? Отзовись!
Тьма молчала, и Вадик несколько осмелел.
- Гранату кину! - пообещал он, но темнота и к этой угрозе осталась безучастна. Наверное, знала, что никаких гранат у парня с собой нет.
"А вдруг там подземный ход? - подумал Максимов. - А выходит почти к нашей заставе. Ночью "духи" подкрадутся и нас всех тепленькими перережут… Надо взводному доложить…"
Но только он собрался вскарабкаться наверх, как родилась новая мысль:
"А если там нет ничего? Просто выемка в скале и тупик. Вот смеху-то будет… И Перепелица, гад, больше всех изгаляться станет… Нет, надо самому проверить. Хотя бы возле входа…"
С этой мыслью Вадик протиснулся мимо колючего куста и оказался в полной темноте.
"Подсветить бы чем…"
Осторожно нащупывая ногами, куда наступить, солдат продвигался все дальше и дальше от входа, стараясь не отрывать от неровной стены локтя - он где-то читал, что из любого лабиринта можно выйти, если держаться одной рукой за стену. Увы, руки сжимали автомат…
Вадим так и не понял, что произошло: земля ушла из-под ног, сердце пропустило удар - и скованный ужасом парень кубарем полетел в темноту…
* * *
Солнце клонилось к западу, уже касаясь нижним краем синей гребенки леса на противоположной стороне протоки. Саша сидел тихонько, как мышка, уставившись на поплавки, замершие, словно впаянные в крохотный пятачок чистой воды между листьями кувшинок. Он боялся лишь одного. Что папа сейчас докурит сигарету, затушит окурок в сырой траве и скажет, как обычно: "Ну что, сынок - десятком килограммов больше, десятком - меньше… Давай-ка будем до дому собираться…" Такая уж у него была присказка, пусть в проволочном садке плавал всего лишь пяток тощеньких окуньков или плотвичек.
Но папа пока никуда не торопился, и можно было надеяться, что вожделенная рыбалка продолжится до самой темноты, когда уже невозможно будет различить поплавки на воде. Разве важен улов, если можно вот так посидеть рядом с отцом, которого офицерский сын видел очень и очень редко, рос, по словам бабушки, "безотцовщиной при живом отце"? Почти не говоря друг с другом, мужчина и мальчик, тем не менее, проводили весь день в общении…
Павел Георгиевич плавным движением положил руку на комель удилища, и Саша вообще превратился в камень. Клюет…
Мягкая потяжка на себя, и гибкий бамбук сгибается дугой, только натянувшаяся струной леска зигзагами режет спокойную, вроде бы даже густую на вид воду.
- Саша… - одними губами произносит отец, мальчик срывается с места, хватает большой подсачек и несется с ним обратно: раз уж папа позвал, значит, чувствует, что там, на другом конце лески, ходит не самая мелкая в этих местах рыбка.
- Только осторожно!..
Затаив дыхание, мальчик заводит сетчатый мешок в самую гущу травы и осторожно поднимает… Вот оно! В переплетении скользких плетей и листьев отчаянно бьется слитком червонного золота рыбина…
- Товарищ лейтенант!.. - папа легонько теребит замершего в восхищении Сашу за плечо. - Товарищ лейтенант!..
"Почему он так меня называет? Ведь это он лейтенант, а не я… Да, старший лейтенант Бежецкий, Павел Георгиевич… А я школьник. Только что закончил шестой класс…"
- Пап, ты чего? - оборачивается Саша к отцу.
Но тот уже каким-то непостижимым образом преобразился в молодого веснушчатого парня, совершенно незнакомого… Почему незнакомого? Это же старший сержант Перепелица, "комод" его взвода…
Саша сел и огляделся. Куда подевалась заросшая камышом и кувшинками протока? Один унылый камень вокруг. А вместо черенка подсачека в руках - знакомый в мелочах "АКМС" с вытертым до белизны воронением.
- Товарищ лейтенант!..
- Чего тебе, Перепелица? - с силой потер лицо ладонью Александр, прогоняя остатки сна: солнце уже светило вовсю, хотя и не набрало еще всей своей прожекторной мощи, и все равно скоро нужно было вставать.
- Э-э-э… - замялся солдат.
- Не мямли!
- Максимов пропав…
Сон мигом слетел с офицера.
- Как пропал? Что ты мелешь?
- Пропав, - чуть не плакал сержант. - До ветру пийшов и зник, нибы чорты його забралы, - окончательно перешел он на родную "мову".
- По-русски говори, - буркнул сквозь зубы лейтенант, лихорадочно соображая, что делать: такое ЧП с ним случалось впервые. - Пошли, покажешь…
- Вин туда он спустився, - показал грязным пальцем сержант вниз, на жиденький кустик, прилепившийся к отвесной скале близ пересохшего русла ручья: откуда он брал воду, одному Богу было известно. - Я ему кажу: "Сидай тут, за бруствером", а он: "Стесня-я-яюсь!.." - противным тонким голоском, совсем непохоже, сымитировал он речь Максимова.
"Врет! - подумал Бежецкий. - Врет, паразит! Будто не слышал я своими ушами, как он материл солдат, загадивших весь склон! Ишь, чистоплюй хохлацкий! Ну, надраишься ты у меня сортиров, когда в расположение вернемся!.."
Ему вдруг так захотелось врезать кулаком в эту противную конопатую харю с бесцветными, как у поросенка, ресницами, что только усилием воли он пересилил это желание. Но в глазах, видимо, что-то мелькнуло все-таки, потому что солдат как-то съежился, испуганно глядя на офицера своими белесыми, как у мороженого судака, глазками.
- Смотри, Перепелица! Если не дай бог… - Он не договорил и полез через выложенный из плоских камней бруствер.
- Вы куда?
- На кудыкину гору! Топай за мной, Маша-растеряша!.. Стоп! Разбуди Киндеева - будет за старшего!
- А я?
- А ты - со мной! И моли Бога, чтобы Максимов просто заблудился…
- Та де там заблукаты!
- Слушай, Перепелица! Не зли меня… А ну - вперед!
Солдат и офицер осторожно, чтобы не вляпаться в следы жизнедеятельности взвода, обильно усеивающие склон (Саша и сам не раз тут отметился - что поделать, если отдельных офицерских ватерклозетов не обеспечили), спустились вниз.
- Ну и куда он делся? - спросил офицер сникшего сержанта: между скалами имелся проход - узкая щель, вероятно, проточенная когда-то бежавшим здесь водным потоком, но протиснуться в нее не удалось бы и кошке, не то что человеку.
- Я ж кажу: наче на небо ангелы виднеслы!
- Ты уж определись, Перепелица, ангелы или черти, - буркнул лейтенант. - И вообще: нечего тут разводить поповщину! Комсомолец ведь, мать твою…
Он снял с одного из шипов, обильно, будто и впрямь колючую проволоку, усеивающих кустарник, клочок бумаги.
- "…ния двадцать шестого съезда КПСС…" - прочел он. - Наша газета. Максимов тут был, точно.
Рискуя уколоться, Александр отвел одну из ветвей и разглядел глубоко уходящую в тело скалы расселину.
- А это что такое?
- Нимаэ там ничого, - пожал плечами Перепелица. - Глухый кут.
- Чего-чего?
- Ну, это… тупик.
- Какой такой тупик?
- Ну, два-три повороту крутых и стинка.
- Стинка… Дал бы я тебе стинку!
"Все ясно, - с горечью подумал он. - Достал "дед" салагу, тот и не выдержал. Забился в эту нору, ствол под челюсть…"
Перед глазами так ясно предстал скорчившийся в темном закутке труп солдата под широко обрызганной черной запекшейся кровью скалой, что Саша помотал головой, чтобы отогнать видение. Нечто подобное он видел еще там, за речкой, в Союзе, когда их, зеленых "лейтех", замполит водил показывать покончившего с собой "молодого", затурканного "стариками", грозя карами небесными, если будут потворствовать дедовщине. Неужто и тут то же самое? Максимов, бывший студент, как нельзя более подходил в качестве мишени для таких вот "стариков", как Перепелица.
- Стой здесь! - приказал он сержанту, с отвращением глядя в его бегающие глаза. - Я сам схожу, посмотрю что почем.
Но тусклый луч фонарика не натыкался в глубине ни на что, заслуживающее внимания. Офицер уже удалился по извилистому, овальному в сечении ходу метров на десять от входа, миновав не три, а целых пять поворотов, а тупика все не было и не было. Проглядеть ответвление было невозможно: глаза быстро привыкли к рассеянному свету, струящемуся из устья пещеры, и в фонаре, собственно, уже не было нужды. Везде гладкий, словно отшлифованный камень, лишь на самом дне хода, в покатом желобе скопилось чуть-чуть камешков и песка.
- Иди сюда! - крикнул вполголоса Александр, не рискуя чересчур повышать голос: кто знает, на чем держатся эти стены.
- Навищо?.. Зачем, то есть? - послышался голос сержанта.
- Иди сюда, кому говорят!
Бормоча что-то про себя, то и дело чиркая прикладом автомата о стены, Перепелица приблизился, опасливо поглядывая на потолок. Он явно трусил.
- Ну и где твой тупик? - указал ему фонариком офицер в темный зев хода. - Врал ведь, признайся?
- Був глухый кут, - стоял на своем упрямый хохол, прячущийся за свою "мову", как за крепостную стену. - Може трохы дали?
- Дали, дали… Дал бы я тебе! А сквозняк откуда, если там тупик?
Из хода действительно дул ровный ветерок.
- Не можу знаты. Був глухый кут!
- Тьфу ты, пропасть! - в сердцах плюнул себе под ноги лейтенант и прошел дальше, светя себе под ноги фонариком: чем дальше от входа, тем темнее становилось вокруг. В спину ему, едва не наступая на пятки, сопел сержант.
- Е… - вырвалось у Бежецкого, когда на очередном шаге желтый крут канул куда-то вниз и пропал. - Вот ни хрена себе!..
Он стоял на краю резко уходящего вниз склона.
- Был тут этот скат, а? - спросил он через плечо.
- Ни… Тупик був, а скату николы не було…
Опершись о стену и переведя фонарик на самый дальний свет, офицер долго шарил размытым лучом по крутому склону, пока метрах в пятнадцати не различил что-то непохожее на камень.
- Глянь, Перепелица, что это там?
Тот долго вглядывался и наконец неуверенно произнес:
- Тряпка, мабуть…
- Мабуть, мабуть… - передразнил его Бежецкий. - Шапка это максимовская, вот что! - Он для наглядности похлопал ладонью по "афганке" на стриженой голове сержанта. - Там он, внизу…
- Может, живой еще, - разом забыл про "мову" взволнованный Перепелица. - Спуститься бы…
Лейтенант в затруднении почесал в затылке…