* * *
На следующий вечер, когда уже начинало смеркаться, Конан подошел к окраине базара, где ему была назначена встреча. Из оружия он взял с собой только кинжал, да и то так, на всякий случай, поскольку Фархид намекнул на то, что дело предстоит легкое, без кровопролития.
Площадь была пустынна. Конан огляделся в поисках подельников, но рядом никого не было. Вдруг послышался тихий свист и затем варвар услышал, как его шепотом зовут:
- Эй, киммериец!
Он обернулся и увидел, что из-за угла ему машет рукой невысокий замориец, один из членов шайки.
- Иди за мной, - велел тот, и они отправились в ближайший к площади дом, где уже собрались грабители во главе со своим предводителем. Слон исподлобья глянул на Конана, в глазах его горела плохо сдерживаемая ненависть.
- Слушайте внимательно, - приказал Фархид и продолжил: - Вчера купец Гиндорус привел караван с шелком из Кхитая. Часть товара перенесли в сарай, что находится за лавкой Рыжего Шарипа. Сегодня Косой проверил, охраны нет - Рыжий надеется на свои решетки и городскую стражу. Это нам на руку.
- Слон и новичок пойдут со мной и Петухом, а Челюсть и Косой, - ткнул рукой Фархид в двух разбойников, - отправятся на тот конец базара. Вы двое, - он указал на следующих членов шайки, - идете на этот конец. Если услышите стражу, подайте сигнал - этому-то, надеюсь, вас учить не надо. Пока я не скомандую, на стражу не нападать. Лучше будет, если мы все сделаем тихо, и тогда завтра ночью спокойно перенесем товар в другое место. Все поняли, бездельники? Чтобы не было как в прошлый раз! Крюки приготовили? - Он погрозил кулаком в направлении заморийца, приведшего Конана. - Еще раз сделаешь такую ошибку, зарежу! - пообещал он, и по выражению лица предводителя было понятно, что зарежет - как пить дать зарежет.
- Ну, пошли! - скомандовал он. - Все остальные ждут здесь! Да поможет нам Бел!
Дозорные, прижимаясь к стенам домов, поспешили на свои позиции, а четверо во главе с Фархидом пересекли площадь и направились к глинобитному забору с кованой железной дверью.
Изгородь была локтей пятнадцать в высоту, и даже Конан с его ростом вряд ли достал бы до верха, хотя и мог прыгнуть очень высоко. Вор по кличке Петух снял с пояса веревку, на конце которой киммериец заметил медный блестящий крюк, и, сделав несколько вращений правой рукой с зажатым в кулаке концом веревки, хорошенько размахнувшись, выпустил его. Петля с крюком описала полукруг, крюк зацепился за верхнюю кромку забора. Фархид подергал конец для проверки надежности.
- Пошли! Сначала ты, Петух.
Тот повиновался; упираясь ногами в стену и подтягиваясь на веревке, вор быстро взобрался наверх изгороди.
- Теперь ты, Слон, - приказал главарь.
Слон таким же образом, правда гораздо менее проворно, очутился наверху. Веревка под весом его туши натянулась как струна, но выдержала. Фархид и Конан взобрались последними. Бросив конец веревки внутрь двора, они спустились вниз.
- Вот оно, - указал главарь на стоящее в конце дворика небольшое здание с дверью, забранной решеткой из толстых стальных прутьев. В слабом свете луны тускло отсвечивал замок величиной с баранью голову. - Давай, - кивнул он Слону.
Тот вытащил из-за пояса металлический стержень, и, просунув его в дужку замка, попытался повернуть. Петля не поддалась.
- Крепкая, Нергал ее побери! - выругался Фархид. - Попробуйте-ка вместе, - сказал он киммерийцу.
Вдвоем с варваром дело пошло значительно лучше. Повращав рычагом несколько раз вперед-назад, они почувствовали, что петля, на которой висел замок, изогнулась; еще несколько движений - и она с тихим скрежетом переломилась. Конан сорвал замок, повернул решетку на петлях и дернул за ручку двери.
- И там замок! Клянусь Белом, нам повезло: товару, наверное, много, - удовлетворенно потер руки главарь. - Давай, Петух! - приказал он.
Петух вытащил из-за пояса несколько железных предметов, похожих на спицы, которыми в Киммерии женщины вяжут из шерсти теплые вещи, и, склонившись к двери, начал свою работу. Он вставлял свои железки в замочную скважину одну за другой и пытался отомкнуть замок. Тот, однако, не поддавался.
- Что там у тебя, вшивый ублюдок? - набросился Фархид на взломщика. - Опять не можешь? Я всегда говорил, что у тебя руки растут из задницы. Давай быстрей, а не то я, клянусь Белом, могу рассердиться.
- Подвинься-ка, - предложил Петуху Конан. Тот повиновался, киммериец отклонился назад и, выпрямив ногу, со страшной силой ударил в то место, где находился замок. Доска треснула, варвар ударил еще раз - и дверь рухнула внутрь сарая.
- Неплохо, - хмыкнул Фархид. - Теперь тебя, Петух, можно и на Серые Равнины отправить - ты нам больше не нужен.
Замориец от таких слов посерел лицом - видно было, что он напуган до смерти.
- Не бойся, шучу, - успокоил его главарь. - Давай иди.
Тот послушно юркнул в дверной проем и исчез внутри. Через секунду раздался глухой стук, хриплый вопль, и все стихло. Конан едва успел отпрянуть, скорее почувствовав движение воздуха, чем увидев какую-то тень. Во двор влетел огромный черный пес, с горящими яростью глазами. Промахнувшись, зверь развернулся на задних лапах и беззвучно, как призрак, вновь бросился на киммерийца.
- Мастаф, - в один голос выдохнули Фархид и Слон, в ужасе прижавшись к стене. Конану приходилось видеть таких собак. Это были не какие-то сторожевые шавки, заливающиеся лаем при малейшем шуме, - натасканные на убийство бойцы, с челюстями, способными в одно мгновение перекусить руку или шею, беспощадные и не чувствующие боли.
"Лучше бы пять стражников, клянусь Кромом!" - мелькнуло в голове у Конана. Он сделал движение в сторону и прикрылся решеткой - быстроте движений варвара мог бы позавидовать даже пес-убийца. В прыжке он налетел на препятствие и, сильно ударившись мордой, упал на песок, однако мгновение спустя вскочил и вновь прыгнул на варвара, намереваясь вцепиться в горло.
Киммериец успел выхватить кинжал и, прикрывшись левой рукой, правой нанес удар в бок своему противнику. Клинок, видимо, наткнулся на кость, поэтому, слегка отброшенный ударом, мастаф вновь прыгнул - по-прежнему не издавая ни звука, отчего все происходящее выглядело еще более ужасно. Это было похоже на поединок не с живым существом, а с каким-то магическим порождением Темных Сил. Слон и Фархид, объятые ужасом, не сделали ни малейшей попытки помочь киммерийцу в борьбе с шандаратским псом.
Однако Конан уже не нуждался в их помощи. Второй выпад был точен, хотя мастаф и успел вцепиться мощными клыками в его руку. Однако сжать челюсти у пса уже не хватило сил. Кинжал вонзился в его грудь по самую рукоятку, и только тогда зверь издал первый звук, оказавшийся предсмертным хрипом.
"Слава Крому, он был один, - подумал киммериец. - Что там стая волков, с ними было справиться куда легче", - вспомнил он недавнюю схватку на гиперборейской равнине.
Они вошли в помещение и, когда глаза привыкли к темноте, увидели на полу в луже крови тело Петуха. Мастаф вырвал ему горло.
- Нергал с ним, - равнодушно произнес Фархид, к которому вернулся его прежний начальственный тон. - Зажги факел, - приказал он Слону, - и давайте за дело.
Тот повиновался. Когда факел разгорелся, они увидели, что помещение доверху набито тюками с материей.
- Смотрите внимательно, нам нужен только шелк, - предупредил главарь. - И пошевеливайтесь!
Втроем они быстро вынесли по нескольку тюков и сложили их вдоль забора. Фархид повторил тот же прием с крюком, который недавно выполнял несчастный Петух, и, взобравшись на верх забора, тихо свистнул. Услышав ответ от своих дозорных, он склонился к ожидавшим его распоряжений Конану и Слону и скомандовал:
- Слон, залезай наверх, а ты, киммериец, будешь кидать ему тюки, да побыстрее - надо успеть до обхода стражи.
Работа закипела, и скоро кучка тюков уже лежала вдоль забора с внешней стороны. Теперь предстояла не менее важная часть воровского Дела: надо было, стараясь не попасться на глаза стражникам, обходившим ночью этот квартал, перенести добычу в тот дом в конце базара, где они встретились. Конечно, если бы стражники их увидели, грабителям пришлось бы расправиться с ними - но тогда надо было уничтожать весь дозор, а это не всегда получалось, в стражу тоже набирали не одних лопоухих и безруких. Ночные старания могут пойти насмарку - что толку грабить, если наутро весь город будет знать, что произошло и где спрятана добыча.
В этот раз Бел-покровитель повернулся к шайке воров Фархида лицом. Главарь подозвал на помощь еще двоих, и впятером они достаточно быстро перенесли все тюки с шелком в потайное место.
- Удачно, клянусь богами, - радостно потирая руки, ухмыльнулся Фархид, - теперь неплохо бы и пропустить по кувшинчику винца. Я угощаю. А ты неплохой боец, из тебя, пожалуй, выйдет толк, - похвалил он киммерийца. - Быстро ты расправился с мастафом. Жаль, что он не на меня напал, иначе конец был бы еще более скорым, - не преминул добавить предводитель шайки.
"Да уж, - подумал про себя варвар, - тебя бы он загрыз гораздо быстрее, чем я его зарезал". А вслух с почтением в голосе произнес:
- Конечно, клянусь Кромом, ты, наверное, уже много раз побеждал таких свирепых псов, а мне еще только предстоит научиться у тебя этому.
- Но прежде, чем идти к Абулетесу, - вдруг спохватился Фархид, - ты, киммериец, и ты, Слон, уберите куда-нибудь то, что осталось от Петуха. Лучше, если никто не узнает, что там были мы.
Тем же путем, как и в первый раз, они перелезли через забор, завернули несчастного Петуха в кусок ткани, перетащили на улицу и отнесли к каналу, благо он был рядом.
Конан сделал несколько шагов от берега, и вдруг все вокруг заволокло красноватым туманом. Падая на пыльную песчаную тропинку, он почувствовал острую боль в спине, в голове пронеслись, сталкиваясь друг с другом обрывки мыслей: "…надо повернуться назад… что это?… Обернись, обернись!… Нет сил… конец… все…"
Да, замориец может улыбаться и кланяться: "Все хорошо, почтеннейший, все хорошо", а стоит чуть зазеваться, тут же этому почтеннейшему и нож в спину…
- Вот так, вонючая киммерийская падаль, это тебе за вчерашнее, - криво улыбаясь и вытирая о безрукавку Конана кинжал, пробормотал Слон. - Мы своих обид не прощаем. А тебя теперь сожрут бродячие псы!
* * *
Он бежит, спотыкаясь и падая, вновь встает и продолжает карабкаться по каменистым обломкам. Лай приближается, кажется, его вот-вот настигнут… Последние ступени, заветная дверь, он хватается за ручку, дергает, дергает - никак не открыть… Вожак стаи делает прыжок, он бьет по оскаленной морде, которая брызжет бешеной слюной прямо в его лицо… Дверь распахивается, он судорожным движением проскальзывает внутрь, поворачивается, чтобы запереть засов…
"Вот и ты, киммериец!" - не голос человека, но рык зверя. Он поворачивает голову - поздно, уже ничего не сделать: огромное копье вонзается ему в спину… адская боль…
…Эта боль продолжает терзать его, он не может даже спокойно прилечь, чтобы чуть-чуть перетерпеть, превозмочь ее. Их много, может быть, десятки, может, сотни. Свирепые, в черных коротких гладиаторских туниках, они хватают его, перебрасывают от одного к другому, и каждый бьет по ране - это уже невозможно вынести, нет таких человеческих сил, кажется, что он сейчас лопнет, как бычий пузырь. В мозгу вспыхивает яркий, ослепительный, сжигающий свет… и наступает желанная прохлада, вокруг роща из раскидистых деревьев. Тропинка извивается среди громадных, замшелых стволов…
…Шум базара, в глазах рябит от потока людей и лошадей. Громкий спор торговцев, не разобрать слов, только эхо разносит звон колокольчиков… Огромная толпа калек окружает его. Все они кричат: слепые и паралитики, карлики и прокаженные бросаются к нему и не дают проходу, они ползут по дороге между ног его лошади, оглашая воздух воплями и молитвами; покрытые ужасными запыленными язвами, они идут и идут, сгорбленные, высохшие, безобразные и страшные. Он бросает монеты, но тщетно - хрипя и давя друг друга, его стаскивают с лошади, и вновь невыносимая боль застилает все вокруг…
…Зигзаги молнии вспыхивают все чаще и чаще, лошадь несется во тьме под ливнем, оглашая воздух испуганным ржанием, грива развевается по ветру. Вокруг бескрайние поля, покрытые песком и пеплом.
- Серые Равнины!.. Великий Кром!
…Впереди огонь. Вот он ближе и ближе. Ливень стих, и буря как будто уже пронеслась. Возле костра фигуры людей, вид которых не предвещает ничего хорошего. Пламя освещает их черные лица и белоснежные зубы. Белый пахучий дым поднимается к небу - это дым жертвоприношений. Они не видят его. Чья-то тень колышется вместе с пламенем костра, ее причудливые очертания растягиваются по темной земле. Языки огня бросают свой отсвет на темную женскую фигуру, извивающуюся в танце. Какая-то птица подлетает к ней, взмахивает своими черными крыльями и садится вдали, испуская жалобный стон.
Однорукий старик с кожей цвета ореха отделился от остальных и выжидает, когда киммериец приблизится, глаза его свирепо сверкают.
- Вот он! - кричит старик. - Хватайте его!
Огромного роста черный разбойник в мокром платье, вода струится с его одежды, вытаскивает нож. Толстые губы его расплываются в ухмылке. Он сбрасывает блузу; на его обнаженном торсе, словно выточенном из черного камня, еще блестят капли влаги.
Вся шайка вдруг поворачивается к киммерийцу и бросается на него, они цепляются за его руки, одежду, волосы скрюченными пальцами, стаскивают с коня, волокут по песку.
- В котел его, падаль вонючую! - раздаются вокруг яростные и неистовые крики. Старик поворачивается к нему и смотрит горящими от ненависти глазами. Его козлиная бородка трясется от гнева.
- Будет чем заплатить Нергалу!
- Постойте! - Женщина, только что самозабвенно отдававшаяся танцу, подбегает к ним, и вся эта крикливая и алчущая крови шайка вдруг стихает и почтительно склоняется перед ней. Ее власть столь велика, что они безропотно отдают ей истерзанного пленника и, что-то бормоча себе под нос, исчезают в кромешной тьме. Прохладные, ласковые руки касаются его разгоряченного лица, и он вдыхает сладостный аромат благовоний. Постепенно, как бы мерно покачиваясь на волнах, он погружается в сон, лихорадочный и тревожный…
- Наконец-то очнулся, - произносит тихий, ровный и нежный голос. - Благодарение Митре, будет жить.
Конан открыл глаза и увидел распахнутое окно, зеленую листву, сквозь которую пробивались розоватые лучи утреннего солнца, и склоненное к нему лицо женщины из сновидения, нежное и печальное. Ее губы шевелились, но дальнейших слов он уже не разобрал и вновь провалился в сон - на этот раз глубокий и освежающий.
Глава четвертая
Выздоравливал он быстро. Могучий организм пересилил рану, которую предательски нанес ему вислоносый замориец. Слон метил прямо в сердце, но лезвие его ножа, скользнув по перевязи, отклонилось, и это спасло киммерийцу жизнь. У него еще хватило сил в полубеспамятстве доползти до какого-то дома, стоявшего неподалеку от канала.
На его счастье хозяйка еще не спала и, услышав стоны, выглянула на улицу. Вид красивого юноши, истекающего кровью у порога ее дома, не оставил женщину равнодушной. Она крикнула служанок, и вчетвером они с трудом приволокли киммерийца в дом.
Женщине, подобравшей Конана, было уже лет двадцать пять, но она выглядела свежо и молодо. Ее покойный муж был вором, таким же, каким намеревался стать киммериец, но ему повезло меньше - погиб в схватке со стражниками несколько лет тому назад, и теперь вдова жила одна с тремя преданными служанками. Кое-что ей досталось от мужа; кроме того, она занималась врачеванием и даже немного волшбой: бабка обучила ее в детстве некоторым магическим заклинаниям, и теперь она предсказывала судьбу, отвращала сглаз и порчу и настолько преуспела в этом ремесле, что не только жители ближайших кварталов, но и богатые купцы и вельможи обращались за помощью к умной прелестной женщине, щедро одаривая ее золотом и драгоценностями.
Киммериец пролежал в беспамятстве целых пять дней. Денияра - так звали его спасительницу-и ее служанки все эти дни не отходили от его ложа, готовили отвары из трав, окуривали целебным дымом, меняли повязки с вендийским бальзамом, и смерть отступила.
Через несколько дней после своего пробуждения Конан уже мог самостоятельно принимать пищу и даже приподниматься. Силы быстро возвращались к юному варвару. Прошла еще седмица, рана затянулась, и киммериец решил, что вполне может покинуть этот дом - тем более что у него руки чесались найти этого ублюдка Слона и выпустить ему кишки. Его даже не так интересовало отомстить именно за этот подлый удар в спину, как хотелось избавиться от мерзкого ощущения, которое не покидало его с того самого момента, когда он пришел в сознание.
"Лопоухий болван! - не переставал укорять он себя. - Какой же из меня воин, а тем более вор, если каждый шелудивый осел может подойти ко мне со спины и ударить ножом! Великий Кром, спасибо, что не сильно наказал меня, а только испугал".
Мысли варвара занимали еще три вещи. Первая - почему Ши Шелам не ищет его, вторая - что, кроме отмщения своему обидчику, надо бы с этой шайки еще получить свою долю. А она должна быть немалой. Не оставлять же ее просто так этому ублюдку Фархиду - Конан был уверен, что Слон без позволения вожака вряд ли мог решиться на убийство новичка. И третья - он вспомнил, как старик из Вендии говорил ему, что пока с ним этот меч, который он называл "Спящим Злом", его, Конана, будут подстерегать беды и несчастья. Возможно, кинжал, предательски всаженный в его спину, - как раз и стал наказанием за то, что он не внял совету мудреца?
Но самое главное: киммерийцу казалось, что, пока он не отомстит обидчику и не потребует свою долю, он не сможет чувствовать себя прежним - ловким, смелым и сильным. Это чувство было столь всепоглощающим, что он даже не замечал, что рядом с ним все эти дни находится несколько на редкость привлекательных женщин. Ухаживая за ним, принося ему еду и питье, служанки старались как бы ненароком прижаться к нему бедром или грудью, а в их взглядах сквозили нежность и обещание исполнения любых желаний. Раньше у Конана при одной мысли о женщинах вскипала кровь, а сейчас даже все их прелести, которые были едва прикрыты легкой тканью - наступило лето и было жарко, - не вызывали у него интереса.
- Ну вот, повязка больше не нужна, - сказала Денияра, осмотрев его рану в последний раз, - еще немного, и ты будешь совсем здоров.
- Я уже в порядке, - твердо возразил киммериец, - и решил, что пора мне убираться отсюда. Клянусь Белом, у меня очень много дел!
- Не сомневаюсь, что у такого отважного мальчика дел невпроворот, - улыбнулась хозяйка. - Тебя никто не удерживает, но если кроме мускулов ты имеешь еще и голову, то послушай меня и останься здесь еще на два-три дня. Тебе надо набраться сил. Выпей это снадобье, оно должно помочь.
Кровь бросилась варвару в голову - никогда еще женщина не осмеливалась разговаривать с ним подобным образом, но он вспомнил, как нежно и заботливо она и ее служанки ухаживали за ним, когда он был совсем плох, и устыдился своего гнева.
- Ну что ж, пару дней, пожалуй, еще можно, раз ты так считаешь.