Смерть в саду золотых масок - Дуглас Брайан


Форез - самый настоящий неудачник, он нобиль без богатства. Дабы заполучить наследство от своего дяди, Форез отправляется в Кхитай за маской, надев которую человек навсегда исчезает. Но в его планы вмешивается Конан…

Сегодня лорд Форез был поглощен тяжелыми раздумьями. Причин для мрачного настроения имелось у него предостаточно. Сумеречное состояние, в которое была погружена душа молодого лорда, отнюдь не являлось той обычной для уроженца Бритунии легкой и беспричинной меланхолией, которая нападает то и дело, - от дурной ли погоды, от скверной ли встречи на улице, а то и просто от некрасивого лица экономки, имевшей неосторожность нстретиться лорду, пока тот, облаченный в туранский халат с прорехой на локте, проснувшись поздно, бродит по дому в тщетных поисках выпивки.

Нет, дурное настроение лорда Фореза имело давнее и прочное обоснование. И заключалось оно именно в том, что Форез имел несчастье уродиться лордом.

- Был бы я, скажем, просто каким-нибудь селянином, - говорил он своему отражению в плохо отполированном медном зеркале, купленном у старьевщика. Отражение брезгливо, с омерзением кривилось. - Да, да, - Форез наставительно грозил ему пальцем, - и копался бы себе в земле, выращивая какую-нибудь репу… Тьфу!

Он плюнул, попал отражению в глаз и заботливо отер плевок рукавом.

- Прости. Или, положим, если бы мои родители были торговцами тряпьем. Вроде того бедолаги, который всучил мне тебя за два ломаных гроша. Большего ты, впрочем, и не стоишь… Жил бы себе в чумазой лавчонке, не умел бы читать, только подсчитывал бы денежки, медяшку к медяшке - и так доковылял бы себе до старости. Никаких забот, никакой печали!

Он демонстративно вздохнул, поправил на груди рубашку из шитого атласа. У плеча рубашки красовалась прореха, зашить которую не представлялось возможным: ветхая ткань расползалась под иглой.

- Нет, - продолжал лорд Форез, - меня угораздило родиться именно лордом! И именно моих родителей! Как будто богам охота была посмеяться… Впрочем, их коварство широко известно. Я даже говорить об этом не буду. И вот мой достопочтенный родитель, вместо того, чтобы продать меня кочевникам в жестокое и невыносимое рабство, отдает в обучение дяде Эмбриако. Превосходно!

Мой милый дядюшка, богатый, как кхитайский император, и с такими же причудами, охотно берет к себе племянничка. Растит его. Кормит отборным зерном, точно призового голубка в своей любимой голубятне. Воспитывает… Тьфу! Обучает владеть мечом и все такое. А книги… Великие боги, какие у достопочтенного Эмбриако есть книги! В богатейших окладах. С рисунками. Даже с позолотой, кажется. И любую из этих книг я в состоянии прочесть, ибо дядюшка - чтоб его сожрали духи! - обучил меня грамоте.

А дядин сад! Как истинный пожилой чудаковатый бритунец дядя Эмбриако - коллекционер. Каких только диковинных деревьев нет него в саду! Для него специально привозят растения со всего света. Да на одних только садовников он тратит больше, чем иной земледелец - на свои поля вкупе с рабами, их обрабатывающими. Развел оранжереи, чтобы его драгоценные кустики, видите ли, не мерзли. А другие растения, ну надо же, привезены из суровых северных краев, так дядюшка нарочно держит двух рабов, чтобы те в жаркие дни обмахивали их листики опахалами. Было бы ради чего… Какие-то облезлые, чахлые, кривобокие деревца с маленькими листьями и крохотными цветочками. Но нет, они - важная часть дядиной коллекции, и он беспокоится о них больше, чем о родном племяннике.

Среди деревьев у него выстроены беседки. Не для бесед, понятное дело. Там у дядюшки собрание диковин. Статуэтки, фигурки, маски, ритуальные ножи и копья, какие-то набедренные повязки, снятые с убитых людоедов и проданные дядюшке за бешеные деньги пришлыми авантюристами. Все это расставлено по хрустальным полкам, развешано по стенам, инкрустированным костью и драгоценными породами деревьев… Ля-ля-ля… Словом, дядюшкин сад - это нечто. Туда даже водят гостей его величества, когда в Бритунию прибывает особо важная делегация. От короля приходят специальные люди и просят дядюшку устроить у себя прием. Ну, каково?

И вот, после всего этого… меня выдворяют в родительский дом. Потому что матушка моя, извольте видеть, испустила дух. От горя, как утверждают соседи, но лично мне кажется, что от беспробудного пьянства. Что до отца…

Тут лорд Форез сжимает кулаки, не в силах продолжать.

Ибо Форез-старший покончил с собой, когда понял, что окончательно спустил все свое состояние. И добро бы он его, скажем, проиграл какому-нибудь отдельному, заранее известному лорду. Тогда оставалась бы надежда. Отыграться, выкупить имущество - убить этого лорда, в конце концов! Но нет, судьба распорядилась иначе.

Деньги Фореза уходили постепенно, к разным людям, по мелочам. Он проигрывал их, он покупал совершенно ненужные вещи, которые потом ломались. Затем у него сгорел дом, и вся семья вынуждена была перебраться в маленькую лачугу на окраине Пайрогии. Остатки денег они пропили.

В свое время бездетный Эмбриако охотно взял к себе маленького племянника. Форез-старший и его супруга наивно полагали, будто дядя обеспечит их сына и устроит хотя бы ему безбедное существование. Плохо же они знали своего родственника!

У дядюшки Эмбриако, кроме Фореза, имелось еще несколько племянников. И все они так или иначе претендовали на наследство. А у Фореза, кроме всего прочего, был скверный нрав, так что в один далеко не прекрасный день между юным Форезом и дядей Эмбриако произошел весьма неприятный разговор.

Призвав к себе племянника (сына двоюродной сестры, чтобы быть уж совсем точным), Эмбриако произнес:

- Я хотел бы знать, дорогой Форез, правда ли то, о чем говорили вчера в доме графа Сабрана.

- Что именно? - потягиваясь с нарочито нахальным видом, вопросил Форез. - Обо мне рассказывают самые разные вещи…

Тогда эта рубашка из шитого атласа была совершенно новая. Она сверкала и переливалась в свете масляной лампы, которая горела на столе, освещая стакан вина, блюдо с фруктами и кольцо с дорогим камнем, несомненно, женское, ибо предназначалось для очень тонкого пальчика.

- Ты знаешь, о чем я! - рассердился Эмбриако. - Ты соблазнил дочь графа.

- Она сама соблазнилась, дядюшка, - при воспоминании о девушке Форез невольно облизал губы. - Ты даже не представляешь себе, как испорчены бывают эти так называемые невинные юные аристократки.

- Граф имел со мной весьма неприятную беседу, - продолжал Эмбриако.

- Если он хочет, чтобы я женился на его дочери, то я согласен, - тотчас сообщил Форез. - Она премилая штучка. Такая сладенькая!

Он засмеялся.

- И приданое у нее тоже весьма сладенькое, - добавил Форез после паузы. - Так что передай графу, что я завтра же готов…

- Граф велел сказать, - перебил дядюшка Эмбриако, - чтобы ты не приближался к его дому и на три полета стрелы!

- Не может быть! - Форез даже подскочил от неожиданности. - Я ведь ее обесчестил! Дядя! Это несправедливо… Я обихаживал ее больше месяца. Потратил на нее кучу карманных денег, которые ты так милостиво выдавал мне… Я находил для нее разные заморские диковины. Я даже нашел способ уложить ее в постель. Клянусь всеми богами, я лишил ее невинности и теперь готов жениться!

- Милый мой Форез, - сурово ответил Эмбриако, - ты плохо представляешь себе ситуацию. Ты - сын дурных родителей, которые поспешили избавиться от тебя, чтобы не испытывать беспокойства за твою судьбу. Они препоручили тебя мне…

- Ну да, - охотно поддержал Форез. - Что тут непонятного? Ты обеспечишь мое будущее. Разве это не так, дядя?

Эмбриако пожал плечами.

- Ты не единственный мой родственник. Кроме того, пока я жив, - а я еще долго буду жив, учти это, - я могу прекратить давать тебе деньги в любой момент.

- Но ведь ты не сделаешь этого? - пробормотал Форез.

- Еще как сделаю! - заявил Эмбриако.

- Но дядя… Я же сказал, что обесчестил…

- Можешь не носиться с этим подвигом. У девушки такое приданое и такое безупречное происхождение, что она найдет себе выгодного мужа при любых условиях. Даже если останется с целым выводком маленьких бастардиков, которых ее отец, граф Сабран, не успеет утопить в реке.

- Клянусь Бэлит! О чем ты говоришь, дядя?

Дядя схватил племянника за плечо и сильно толкнул.

- О том, что ты сейчас же соберешь свои вещи и покинешь мой дом! Не пытайся убить меня. Я предполагаю, что ты совершишь несколько покушений в надежде получить наследство.

- Ну, дядя… - беспомощно промямлил Форез. Однако глаза его горели ненавистью, и Эмбриако хорошо понимал значение этого взора.

- Я сообщил городским властям, и правителю, и начальнику сыска, о наших с тобой отношениях. Если я умру при подозрительных обстоятельствах, ты будешь первым, кого повесят.

Мне обещали, что виселицу установят прямо на моей могиле.

- Боги! Дядя! Ты жесток.

- Всего лишь предусмотрителен, - сказал Эмбриако.

И вот Форез с двумя сундуками, набитыми под завязку красивой одеждой, покинул дядин дом и перебрался в жилище своих покойных родителей.

- Если бы я не был лордом, - бормотал он, - если бы у меня не было богатого дядюшки, который не собирается умирать и наделять меня наследством… А ведь существуют еще и другие наследники! И ни одного из них я и пальцем тронуть не смею.

Это печалило его больше всего. Голодая, отказывая себе во всем, Форез поначалу старался держаться молодцом. Он по-прежнему бывал в обществе и посещал прежних знакомых. Это продолжалось недолго - пока его роскошная одежда не пообносилась. После этого он перестал показываться в богатых кварталах и стал избегать людей, с которыми прежде водил знакомство.

Единственная мысль засела у него в голове: как извести дядю и наследников-конкурентов таким способом, чтобы никому не вздумалось заподозрить в покушении Фореза?

Часами бродил он по Пайрогии, заходя иной раз в самые опасные воровские кварталы. Там его не трогали - многие знали опустившегося лорда и если не сочувствовали ему (вряд ли обитатели воровского дна были способны на сострадание), то, во всяком случае, понимали: с этого человека взять нечего.

А Форез присматривался к встреченным головорезам. Те хлебали скверное пойло прямо из бутылей или из битых кружек в грязных тавернах, бахвалились друг перед другом, затевали стычки и задирали безобидных с виду прохожих - иной раз нарываясь на еще более жутких убийц, нежели они сами.

Казалось, ни одно дело, даже самое отвратительное, не вызвало бы у них затруднения. Но… Как убить Эмбриако и двоих других претендентов на его наследство? Зарезать из-за угла? Кто бы это ни сделал, подозрение в любом случае падет на Фореза. Отравить? Задушить? Сжечь вместе с домом? Выманить дядюшку в загородную поездку и организовать "несчастный случай" - скажем, с обезумевшей лошадью, которая ни с того ни с сего понесет и сбросит всадника в подходящую пропасть?

Нет, нет, нет…

Форез был близок к отчаянию, когда в трущобах Пайрогии встретил одного кхитайца.

Это был очень старый, очень оборванный кхитаец. Он сидел на обочине и уныло, безнадежно просил милостыню. Ему почти не подавали. И не потому, что жители Пайрогии такие уж бессердечные скоты, вовсе нет! Большинство из них попросту не замечало крохотного старичка в серых штанах и серенькой рваной рубахе, с плоской шляпой, привязанной к голове веревочкой, и с погасшей тонкой трубкой в редких желтых зубах. Казалось, этот человечек слился с мостовой.

Форез обратил на него внимание потому, что споткнулся о его ноги. Выругавшись, лорд-неудачник наклонился и вдруг встретился взглядам с пристальным взором очень узких раскосых глаз. В первое мгновение Форез испугался: кхитаец показался ему каким-то демоном, порождением тумана и болезненного воображения. Затем "демон" заговорил.

- Ты опрокинул моя чашка, - сообщил он. - Ты рассыпал моя деньга.

Форез действительно вывалил на мостовую те три или четыре медяка, что лежали на донышке плоской чашечки, стоявшей у ног нищего. Он поддал ногой по чашке, и она разбилась.

- Ты разбил моя чашка, - бесстрастно сказал кхитаец.

- Ну и плевать! - объявил Форез.

Он вознамерился было идти дальше, но крохотный нищий подпрыгнул, вскочил на ноги и вдруг оказался прямо перед Форезом, загораживая ему дорогу.

- Ты уходишь от моя, - сказал он. - Так не годится.

Форез попытался отшвырнуть его, но не тут то было. Старичок словно прирос к мостовой. Он показался обнищавшему лорду чугунным, так он был тяжел.

- Что тебе надо? - сдался Форез.

- Я хочу деньги, - сказал нищий.

Форез подбоченился, запрокинул голову и oглушительно расхохотался. Его безрадостный смех прозвучал глухо. Были уже сумерки, и туман быстро сгущался на улицах города. Даже эхо, казалось, оглохло здесь, в узком, точно ущелье, переулке.

- Что тут смешная? - осведомился нищий

- Смешная тут то, что у меня самого нет денег, - ответил Форез. - Позволь мне идти своей дорогой.

- Нет, так не годится, - кхитаец покачал головой. - Почему у такая важная лорд нет деньга?

- Потому что дядя Эмбриако выгнал важная лорд из дома, а родители этого важная лорд - жалкие неудачники и пьяницы, и я надеюсь, что теперь, когда они умерли, все демоны преисподней терзают их плоть своими гнилыми зубами! - взорвался Форез.

- Так не годится, - сказал кхитаец. - Нельзя так говорить о родители. Родители надо почитать. Умершие надо почитать.

- Если бы они оставили мне приличное наследство, я почитал бы их от всей души, - заверил Форез своего странного собеседника.

Тот качал головой, точно заведенный.

- Нет, нет. Такие, как ты, никого не почитать. Даже если бы было наследство.

- В любом случае, его нет, так что и говорить не о чем.

- Всегда есть о чем, - сказал кхитаец. - Расскажи мне о дядюшке.

И Форез, сам не зная, почему это делает, привел нищего старика-кхитайца в свой нищий дом, усадил там на единственный стул, а сам устроился на полу. Хотя, если подумать, умнее было бы сделать все наоборот: кхитайца, привыкшего сидеть на циновках, следовало бы разместить на полу, а самому сесть на стул.

Но Форез хотел быть гостеприимным, и кхитаец оценил это. Он стоически сидел, выпрямившись на стуле, хотя к концу разговора у него страшно разболелась спина.

А разговор получился весьма примечательный.

- Для начала расскажи, кто ты такой, - потребовал Форез. - А то ты все обо мне знаешь, а я о тебе - только самую малость.

Кхитаец прищурился, хотя поначалу казалось, что его глаза не смогут сузиться еще больше.

- А что ты про меня знаешь?

- Ну, что ты - кхитаец. Что ты - нищий.

- Почему нищий? - удивился кхитаец.

- Разве ты не просил милостыню? - удивился, в свою очередь, Форез.

- Может быть, - сказал кхитаец. - Но я не нищий. Я очень-очень богатый. - Он приложи палец к виску. - Вот здесь. Я имею много знания.

- Отлично! - воскликнул Форез не без яда. - Что-то я не вижу, чтобы это знание тебя кормило или давало тебе кров над головой!

- Сейчас увидишь, - обещал кхитаец.

- Кроме того, ты - старик, - продолжал Форез.

- Это точно, - на сей раз кхитаец не стал возражать.

- Что еще я должен знать о тебе?

- Что я могу тебе помочь…

Форез напрягся.

- Каким именно образом?

- Я знаю, как убить несколько человек. И никто не поймет, почему это случилось, - сказал кхитаец бесстрастно. - Все будут только недоумевать.

- Невозможно! - воскликнул Форез. - Я размышлял над проблемой день и ночь несколько лет, и все без толку. Ни один наемный убийца…

- Ты так глуп! - вскричал кхитаец, ерзая на стуле.

Форез пропустил оскорбление мимо ушей. Он видел, что кхитаец очень возбужден. И это волнение поневоле передавалось молодому человеку. Неужели нашел? Неужели сейчас он услышит о способе устранить и дядюшку, и кузенов?

- Ты должен ехать в Кхитай, - сказал после паузы старик.

Форез поперхнулся. Многое он ожидал услышать, но только не это!

- Должно быть, ты выжил из ума, - сказал Форез устало. - Как я поеду в Кхитай? У меня нет денег.

- Будешь обольщать женщин, - старик гаденько хихикнул. - Говорят, ты это умеешь.

- Кто говорит?

Форез огляделся по сторонам, словно ожидая увидеть сплетника прямо здесь, в своей маленькой убогой комнатушке.

- Твои вещи, - пояснил старик. - Ты считаешь себя красавцем. Если тебя умыть, причесать и одеть, то так, наверное, и покажется многим глупым женщинам. Мне неважно, как ты поедешь в Кхитай. Я расскажу тебе какую вещь ты должен там найти.

Они проговорили почти до рассвета. Форез то верил старику вполне и принимался рыдать от счастья, то вдруг его охватывали сомнения, и тогда он метался по комнате и рвал на себе волосы. Старый кхитаец наблюдал за ним с тихой улыбкой. Что-то забавляло нищего в том, как ведет себя молодой, вспыльчивый лорд, которого угораздило родиться бедным.

Наконец солнце пробило туман лучами-копьями, и на улицах стало светло. Заглянул отважный маленький лучик и в хибару Фореза. Старик-кхитаец дремал на стуле, свесившись набок и уронив голову на грудь, а молодой лорд сверлил его взглядом и грозно кусал себе губы. В конце концов он заговорил:

- Ну, хорошо, положим, я поверю тебе и соглашусь… Но тебе-то какая польза от всего этого?

Кхитаец дернулся на стуле, встрепенулся, как птица, которую потревожили, и заморгал.

- Я только глупая старая кхитаец, - сообщил он. - Я хочу жить твой дом, есть твой пища и просить мой милостыня на улицах Пайрогии

Форез покинул Пайрогию пешком и двинулся на восток. В небольшом городке на самой границе Бритунии он нанялся охранником в караваи, направляющийся к Турану. Его охотно взяли. Охранников не хватало, а время поджимало. Купцы торопились доставить товар в Туран, где их уже ждали; в случае опоздания хорошая партия тyранских ковров могла уйти к конкурентам. И как на грех накануне вечером двое охранников передрались, и один убил другого.

Разумеется, убийца был передан городским властям, так что теперь караванщиков охраняло всего три человека.

Фореза наняли охотно, но… за половинную плату. Молодой лорд на собственной шкуре убедился в том, что среда наемников обладает такой же строгой иерархией, что и аристократическая. Может быть, даже более строгой. Человека со стороны, без рекомендаций и знакомств, принимают крайне неохотно, ему не доверяют и задирают - до тех пор, пока ему не представится случай доказать свою компетентность.

Однако выхода не было. Форезу требовалось попасть на восток. Молодой, сильный, обученный владению оружием, он вполне полагался на собственные силы.

Жизнь вскоре преподнесла лорду первый урок. На первом же ночлеге Форез, следуя давней привычке, забрал себе самый удобный матрас из всех, что имелись в телеге с припасами и пожитками странников, и устроился на ночлег под телегой. Вдруг дождь? Форезу совершенно не хотелось промокнуть.

Дальше