- Не поможет, - согласился бритунец охотно. - Правда доказывается совершенно иными способами. Впрочем, мы говорили о странности твоих методов…
- Вот видишь! - торжествующе заявил Конан.
- Вернемся к делу, хорошо? Я хотел бы завершить мой рассказ о том, как я, благодаря моим знаниям и навыкам, отчасти почерпнутым из книг, отчасти приобретенным во время моего долгого путешествия, сумел спасти тебя и вернуть в человеческое обличье.
- О! - сказал Конан с неподражаемой интонацией.
Фридугис хмыкнул.
- Недурно, недурно. Ты очень неплохо держишься, если учесть, через какие испытания ты прошел. Итак, я разжился луком и стрелами. Их подарил мне дружественный туземец.
- Боги! Где ты отыскал в этих джунглях дружественного туземца?
- Ну, я поднес к его горлу кинжал, и он сразу сделался исключительно дружественным. Маленький, сморщенный мужчина в набедренной повязке. Охотился на белок.
- На белок?
- Этот зверек похож на белку. Точнее, очертаниями он немного напоминает белку, - добавил бритунец. - Размером он, правда, с кабана. На него-то и охотился маленький сморщенный мужчина в набедренной повязке. Он весьма охотно одолжил мне лук.
Фридугис поднял с пола короткий, сильно изогнутый лук, сделанный из гибкой ветки и укрепленный рогами оленя, и показал киммерийцу.
- Видишь? Стрелы я сделал сам. Просто остругал палочки. Главное - мне понадобился состав из листьев хура. К счастью, у меня есть свиток, где нарисованы эти листья, так что я отыскал их почти безошибочно.
- Почти? - оскалился Конан. Фридугис признал:
- Был небольшой риск ошибиться. Я все-таки не знаток растений. Но кое-что я знаю. Если бы я ошибся, ты бы всего-навсего остался бы кенокефалом навечно. Ничего особенного. К тому же, как я подозреваю, тебе нравилось быть крупным, хищным и кровожадным.
- Я и без того весьма кровожаден, - сказал Конан.
- Недостаточно, - отмахнулся Фридугис. - Кенокефал гораздо кровожаднее. Дальнейшее тебе известно, Конан. Я подстрелил тебя, сидя в кустах. Я подобрался к тебе, пока ты спал. Храпел ты на всю округу, нимало не заботясь о том, что тебя могут услышать. Сразу видно - царь зверей. Но человек все-таки хитрее любого зверя, даже царственного. Вот довод в пользу того, чтобы оставаться человеком, Конан.
- Ты выпустил в меня отравленные стрелы?
- Лекарственные, - поправил Фридугис. - Да. Теперь ты видишь, как я о тебе забочусь?
- Обо мне? - Конан скривил губы. - Полагаю, ты заботишься о своей побрякушке.
- Увы, - Фридугис развел руками, - эта побрякушка великолепнейшим образом заботится о себе сама. Без всякого, заметь, моего участия.
- Отвяжи меня, - попросил Конан. - Клянусь, я оставлю тебя в живых.
- Не могу, - сказал Фридугис.
- Почему? - оскалился киммериец. - Мало того, что ты меня ранил и притащил сюда волоком, так ты еще и держишь меня в плену! Учти, киммерийцы - народ злопамятный. Я запомню каждое унижение, которому ты меня подверг. Я проживу столько лет, сколько потребуется, чтобы отомстить тебе за все, чему ты меня подверг.
- Кстати, об унижениях, - понизив голос, сказал Фридугис. - Я не хотел бы, чтобы ты счел мои слова за издевательства, но… Ах, Конан, я даже не знаю, как подступиться к этому!
Он всплеснул руками, и киммериец не без удивления увидел, что отчаяние Фридугиса вполне искренне.
- В чем дело? - осведомился Конан грубовато.
- В том, дружище, что… Не сочти меня за негодяя… Прости. У тебя до сих пор не отвалился хвост.
- Что?!! - заорал Конан. Он рванулся так сильно, что лицо его залило темно-багровой краской, а веревки глубоко впились в тело. - Что ты сказал?
- Увы, это правда. Ты с хвостом. Я предлагаю…
- Под лед все твои предложения! - вопил Конан. - Сгори ты со своими предложениями! Пусть демоны Нергала порвут тебя, пусть дикари сожрут твои обнаженные кишки!
- Конан, - попробовал было взывать к рассудку белого человека Фридугис, - послушай меня. Я твой друг, я желаю тебе добра.
- Чтоб ты сдох! - надрывался киммериец. - Ты лжешь!
Он стукнул чем-то о лежанку. Какой-то лишней конечностью. И, сильно скосив глаза, Конан увидел длинный голый, недовольно шевелящийся хвост.
- Руби!!! - гаркнул Конан.
- Ты согласен? - обрадовался Фридугис.
- Да! - крикнул киммериец. - Руби его! И никому ни слова, понял? Можешь рассказывать о том, что Конан из Киммерии по несчастливой случайности превратился в монстра. В очень большого, очень хищного и жутко кровожадного монстра. Можешь написать и о том, как ты перехитрил монстра - в конце концов, ты ведь человек, а я был заколдованным зверем… Хотя и внушающим ужас заколдованным зверем! - добавил Конан быстро. - Но если ты когда-нибудь проболтаешься про хвост, я… я… Я убью твоих детей! - выпалил он.
- Помилуй, Конан! - возмутился бритунец. - Я дам тебе честное слово, и этого будет довольно.
- Руби, - сквозь зубы произнес варвар и не проронил больше ни звука.
Глава пятая
Младшие сыновья в поисках счастья
Сто зим тому назад началась эта история. В те годы бравый Хейрик, молодой бритунский дворянин, отправился на поиски приключений в Вендию. С ним было еще трое таких же, как он, молодых людей, полных надежды на лучшее будущее.
Что ожидало их в Бритунии? Мало хорошего, сказать по правде. Все они происходили из древних, но обедневших родов, все четверо - младшие сыновья. Так что если и оставались какие-то богатства у их родителей, то денег этих и земель едва-едва хватало на то, чтобы обеспечить старших.
Впрочем, четверо друзей не роптали. Они прекрасно отдавали себе отчет в том, что семейное имя должны обеспечивать старшие. А на их долю выпало нечто совершенно иное: путешествия в поисках богатства. Они начнут собственную жизнь и положат начало новым фамилиям - и знатным, поскольку ведут свое происхождение из древних семейств, и в то же время весьма и весьма состоятельным, поскольку в Вендии будут обретены несметные сокровища.
Идея принадлежала Туронису, самому младшему из четверых. Он же считался самым умным из друзей. Если Туронис и не умел читать (в те годы чтение было привилегией лишь жрецов), то, во всяком случае, он обладал редким даром находить для себя знающих собеседников.
Одним из таких собеседников стал Гафа, сын вендийской наложницы. Гафа жил в доме отца Турониса, трудился на конюшне и по большей части помалкивал. Отец Турониса не был доволен ни вендийской наложницей, ни ее потомством. Поэтому от вендийки он избавился давно, продав ее какому-то другому бритунскому землевладельцу; что до сына ее, то он был оставлен и вырос в доме - но и этот полувендиец не понравился хозяину. Он был некрасив, с грязновато-серой кожей, угрюм и к тому же проявлял нерадивость в любом деле, за которое брался.
Младший хозяйский сын от законной жены, тем не менее, выбрал Гафу себе в приятели и наперсники. Оно и неудивительно: к своему меньшому отпрыску отец относился с таким же равнодушием, если не сказать - с отвращением, как и к ребенку от наложницы.
Подростки подружились, и Туронис начал много времени проводить на конюшне в обществе Гафы.
Только со своим приятелем Гафа делался разговорчив. От него-то Туронис и узнал о чудесах Вендии. Гафа мог часами рассказывать о том, сколько в Вендии сокровищ, какая там изумительно красивая природа, какой красотой отличаются тамошние женщины и как они ласковы и податливы.
"Сокровища там рассыпаны на каждом шагу, - уверял Гафа. - Мне рассказывала мать, а уж она-то не ошибается. Она ведь была оттуда родом!"
Что ж, источник сведений, по мнению мальчиков, был вполне надежным. Вскоре уже все друзья Турониса знали о богатой Вендии, где все обездоленные - если у них достанет сил, нахальства, смелости и решимости, - обретут свое счастье.
К путешествию они готовились долго. Обсуждали детали, копили деньги, чтобы добыть верховых лошадей. Придумывали, где и как будут доставать припасы.
Время шло. Решено было дождаться, пока Туронису исполнится шестнадцать - отправляться в путь раньше признали опасным. Вряд ли родители станут слишком уж усердно разыскивать своих отпрысков. Напротив, вероятнее всего, что они будут рады избавиться от обузы в лице младших сыновей. Да и старшие братья вздохнут с облегчением. Но безопасность - прежде всего. Беззащитные мальчишки в пути подвергают себя риску: дороги, как рассказывал многознающий Гафа, кишат грабителями и работорговцами.
И вот настал день, которого они так ждали. Точнее, настала ночь - решено было выступать ровно в полночь.
Сказано - сделано. Пятеро путников вышли на дорогу. Их долгое странствие началось.
Они благополучно миновали Вилайет и вступили в незнакомые пределы. Та карта, которой обзавелись предусмотрительные подростки, как раз обрывалась на середине моря Вилайет.
Расспрашивая встречных, они нашли дорогу в Вендию. И, едва очутившись в пределах этой страны, которая была родиной его матери, заболел Гафа.
Его подкосила лихорадка. У него поднялся жар, он бредил, выкрикивал разные устрашающие слова.
Поначалу молодые господа принимали эти бессвязные речи за нечто существенное. Едва Гафа принимался бредить, как они обрывали всякие разговоры и начинали прислушиваться. Но стоило ли, право, напрягать слух и рассудок, чтобы, в конце концов узнать, что "нерасчесанная грива лохмата", "потные ноги воняют", "конь больно бьет копытом" или еще какую-нибудь "премудрость" в том же роде!
Наконец один из приятелей предложил оставить Гафу в каком-нибудь храме, препоручив его милости здешних богов.
Они всерьез стали обсуждать эту идею.
- С одной стороны, велика вероятность, что он и без того помрет, - сказал один. - С другой стороны, возможно, здешние боги проявят к нему больше милосердия, нежели мы. В конце концов, он ведь здешнее порождение. Даже странно, что он заболел, очутившись на родине своей матери! Мы-то остались здоровы. Это весьма странно.
В таком роде они рассуждали еще довольно долго и в конце концов согласились с идеей оставить Гафу в джунглях.
Они пронесли его на самодельных носилках весьма значительное расстояние, но все имеет предел: Гафа со своими глупостями, со своим тяжелым телом и жуткой прожорливостью (несмотря на болезнь, ел он крайне много), чрезвычайно всех утомил.
Поэтому молодые люди очень обрадовались, когда в густых тропических зарослях они увидели большой вендийский храм.
Это был один из тех грандиозных заброшенных храмов, каких много разбросано по всей Вендии. В этой стране, где растительность поглощает любую постройку в считанные луны, стоит только перестать вырубать деревья и кусты каждый день, трудно было понять: является ли храм и в самом деле заброшенным, или же здесь иногда бывают процессии? Возможно, ради ритуалов перед священными башнями расчищают; какое-то пространство, но затем, когда жертвоприношения заканчиваются, здание опять остается наедине с бесконечно разрастающимися джунглями.
Впрочем, друзья рассуждали недолго. Храм показался им надежным местом. Статуя божества, огромного толстого существа с гигантскими жировыми складками на животе и бедрах, с добродушно усмехающимся лицом и сложной конусовидной прической, выглядела ухоженной. Во всяком случае, у нее было отбито лишь одно ухо; второе, с неестественно длинной мочкой, красовалось на месте. И из непомерно длинных и толстых пальцев на всех шести руках, застывших в странных положениях, лишь два пострадали от времени.
Статуя была обвита лианами, и, судя по следам, не оставалось никаких сомнений в том, что ее облюбовали для своих игрищ местные мартышки. И все же здесь было как-то… уютно, что ли.
Туронис выразил общую мысль:
- Думаю, если мы препоручим Гафу этому добродушному каменному господину, то наша совесть будет совершенно спокойна. В конце концов, Гафа - дома, на родине своей матери. Он мечтал оказаться здесь все то время, что я его знаю, - то есть, практически всю жизнь. Бог выглядит вполне мирным и добродушным. Помолимся ему, как сможем, поднесем ему в дар тот хлеб, что у нас еще остался, и уйдем.
Так они и поступили. Гафа плохо понимал происходящее, он продолжал болтать ерунду, а глаза его подернулись странной пленкой.
Друзья-бритунцы торжественно простились с ним и ушли. Джунгли поглотили их.
И никто из них не видел, как каменный бог медленно повернул голову, и улыбка сошла с толстого каменного лица…
Спустя день или два они вышли к Рамбхе. В те годы дворец правителей Рамбхи еще сверкал белизной. Десятки слуг мыли белые стены дворца и отчищали барельеф, а также следили за сохранностью каждого украшения на стенах, дабы здание продолжало блистать своей невероятной красотой.
Жители Рамбхи и сто лет назад отличались высокомерием. Пожалуй, оно было даже большим, ибо им в те годы еще было чем гордиться. Чужестранцы не нашли там ни приюта, ни угощения. Как ни просили они, как ни сулили щедрое вознаграждение - все оставалось втуне. Вендийцы попросту не обращали на них внимания. Как будто еще одна стая обезьянок спустилась с ветвей и с воплями бежит через улицы города, - любопытно, но стоит ли пускаться в долгие содержательные беседы с обезьянками?
- Можно подумать, они нас попросту не видят, - высказался Хейрик, самый старший из четверых.
- Странный народ эти вендийцы! - воскликнул Битуриг, рослый юноша, выглядевший старше своих семнадцати. - Честно говоря, наш Гафа, хоть мы все и знали его с детства, всегда внушал мне нечто вроде ужаса.
- Скажи честно: смесь недоверия и отвращения, - добавил четвертый из путников, Агобард. - Теперь, когда он у себя дома и препоручен милостям своего же божества, я могу признаться в этом открыто. Вендийцы вызывают у меня странные ощущения. Мне все время кажется, что их не существует.
- Как это? - удивился Хейрик. С воображением у него обстояло хуже, чем у приятеля.
Агобард пожал плечами,
- Я и сам почти не понимаю… Когда я смотрю на вендийца, он представляется мне каким-то ускользающим… Как будто еще немного - и он попросту растворится в этом смуглом, дрожащем воздухе. Станет частью здешней влаги, здешней листвы или пыли… Как будто некая субстанция, из которой состоит вендийская почва, время от времени сгущается и порождает такие вот плотные видения. Прошу простить меня, - окончательно смутился Агобард, - если я изъясняюсь путано.
- Да нет, твоя мысль вполне ясна, - задумчиво проговорил Хейрик. - Я и сам думал нечто в том же роде…
Они покинули негостеприимную Рамбху и углубились в джунгли. Ни один из четверых не сомневался в том, что скоро они увидят сокровища. Недаром ведь мать Гафы сулила сыну богатство! Здесь, в глубине Вендии, стоит лишь хорошенько поискать, и бесценные россыпи окажутся прямо под ногами!
Лишь бы только они не превратились в глину, очутившись в человеческой ладони. На подобные штуки Вендия также была горазда - ведь она родина всяческих иллюзий. Недаром говорят, что чужестранцы страдают в Вендии помутнением рассудка!
- Только не мы, - уверенно произнес Хейрик, когда Битуриг высказал при нем свое подозрение. - Мы настолько здравомыслящие люди, все четверо, что сразу сумеем распознать, где иллюзия, а где реальность. И, кроме того, никакое помутнение рассудка нам не грозит, ведь все мы весьма неплохо переносим здешний климат.
Их путешествие по Вендии длилось уже почти луну. Джунгли обступали их со всех сторон. Они облепляли их, как мокрая туника. Первые признаки разочарованности начал выказывать Туронис. Он даже подумывал о том, что их решение оставить Гафу было ошибочным. Казалось, Туронис считал, что только Гафа обладал способностью вывести их к сокровищам.
Впрочем, пока что Туронис помалкивал. Хейрик читал мысли приятеля - что было нетрудно, особенно если учесть, что мысли Турониса, как правило, ясно отображались на его лбу, в складочке между бровями. Но до тех пор, пока слова не были сказаны, и, ни одна из мыслей Хейрика не прозвучала вслух, можно было делать вид, что все остается по-прежнему.
И, в конце концов приятелям повезло. В густых зарослях они наткнулись на груду огромных камней. Это были поистине гигантские камни, желтые, наполовину рассыпавшиеся в песок и все же внушительные и поневоле вызывающие почтение. Чтобы увидеть их целиком, человеку приходится отойти на десяток шагов, да еще и задрать голову.
Хейрик первым разглядел на этих камнях остатки резьбы. Некогда неведомые художники работали в джунглях, украшая эти камни барельефами.
Сейчас трудно было понять, какие именно сцены и картины изображались здесь. Но все еще оставались: в одном месте - часть уха и щеки округлого лица, в другом - фрагмент руки с изящно выгнутым мизинцем, в третьем - какая-то деталь украшения с узором в форме листьев…
- Некогда здесь был храм или дворец, - высказался Хейрик.
Остальные молча согласились с ним. Молодые бритунцы переглянулись. Глаза их сверкнули алчным блеском. Наконец-то они нашли то, ради чего предприняли столь долгое и отчаянное путешествие!
Как истинные сыновья Бритунии, они не бросились сразу искать спрятанные здесь сокровища. Нет, они для начала сделали привал и разбили лагерь. Затем перекусили. В последнее время им везло, и они сумели подстрелить несколько птиц, которых и поджарили сейчас на угольях костра, празднуя удачу.
И лишь хорошенько передохнув, друзья принялись за поиски.
Они обошли развалины, рассматривая каждый клочок земли под ногами, поднимая и оглядывая со всех сторон каждый камушек. Ничего похожего на драгоценности им до сих пор не попадалось.
Первый день закончился впустую. Однако это обстоятельство не смогло ввергнуть друзей в отчаяние. Они даже не слишком были обескуражены. В конце концов, никто не ожидал, что сокровища посыплются на них с неба или начнут вываливаться из мягкой вендийской почвы, едва только они ее копнут. Разумеется, нет! Необходимо лишь приложить некоторые усилия, и вот тогда…
Второй день оказался таким же бесплодным, как и первый. Но на третий им повезло. В сотый раз, обходя территорию древнего храма, Хейрик неожиданно споткнулся. Он выругался, но тотчас прикусил язык: наклонившись, молодой человек обнаружил, что в густой траве находится ступенька, которую он прежде не заметил. Об нее-то он и запнулся, когда бродил по храму.
Хейрик сел на корточки и руками разгреб траву и землю, очищая ступеньку. Несомненно, этот плоский камень не являлся обычным природным образованием: его отесывали человеческие руки. Хейрик снял слой дерна, навсегда при этом разрушив жизнь мириадов насекомых, которые выстроили под толстым надежным покровом свои таинственные крохотные дворцы и намеревались вывести там потомство. Увы! Жирные личинки, многообещающие куколки, подземные ходы и прочие чудеса архитектуры и фортификации - все погибло при появлении Хейрика. И, что самое ужасное, - великан-сокрушитель даже не подозревал о том, какое злодеяние он совершил.
Ибо Хейрик увидел вторую ступеньку, за ней - третью… Они уводили под землю. Позвав товарищей, молодой бритунец принялся освобождать подземный ход от наносов земли и травы. Работа заняла у друзей целый день, зато к вечеру они уже твердо знали, что отыскали вход в святилище, сокрытое от глаз непосвященных.
Они плохо спали эту ночь. Туронису привиделся Гафа. Гафа обладал шестью руками, он сильно растолстел и изъяснялся теперь важно и многозначительно. Гафа сказал Туронису:
- Моя погибель мне во благо, твоя же погибель - тебе на погибель.