После некоторой истерики, которую устроили гражданские, специальное оборудование на сани выгружали я и механик челнока, немолодой энсин с механическим протезом вместо левой руки. Точнее, он командовал парой небольших роботов, а я принимал у них ящики с инструментами и аппаратурой и грузил на сани. Яйцеголовые недовольно крепили свое оборудование, обматывая узлы скотчем и пристегивая эластичными стропами. Кстати, не так уж и много этих ящиков было, всего на шесть саней – как раз на всех по одним санкам. Правда, включая профессора и Сэма. А начальство ящики таскать вряд ли будет.
Как всегда, мой флотский опыт был прав, и санки в пещеру Сэм с профессором не потащили. Вместо этого пришлось вязать две пары санок, которые потащили я и самый здоровый из ассистентов профессора.
– Ну, господин ссыльный. И где этот ваш управляющий контур? – ехидно и требовательно спросил меня профессор, едва я затащил свою пару санок в пещеру, сидя на одном из камней, которые мы с ребятами в прошлый раз притащили поближе к очагу.
– Где именно сам контур – не знаю. – Я усмехнулся, глядя, как наливается нехорошей кровью лицо чиновника от науки. – Но вот наш проводник знает.
И я показал на возникшую за плечом профессора призрачную фигуру старого кошколюда.
Профессор с помощниками резво подскочил, оборачиваясь. Какое-то время он просто впал в ступор, разглядывая проводника, а потом резко развил деятельность.
Вокруг прозрачной фигуры были развернуты приборы, ее просвечивали, замеряли напряженность поля. Фотографировали, снимали на видео, брали пробы воздуха (для чего, непонятно)… короче, яйцеголовые при деле.
Эта волокита вокруг кошколюда, с хитрой усмешкой наблюдаюшего за суетой, продолжалась почти три часа, после которой профессор подошел к нам с Брауном, уселся на кинутую на камень пленку и с благодарностью взял протянутую Сэмом кружку с кофе.
– Спасибо. Это что угодно, но не голограмма. Это намного больше похоже… – Тут профессор замялся.
– Похоже на призрак, вы это хотели сказать? – Я окунул в кофе кусочек сухаря. И вытащив, обмакнул размякший сухарь в дробленый сахар, после чего с удовольствием откусил кусок.
– Да. Но это ненаучно! – Профессор возмущенно воззрился на меня.
Я рассмеялся. И вновь макнул сухарь в сахарницу. Нет, я понимаю, что так в принципе некультурно. Зато очень вкусно. А сахарница моя личная. Как и запас колотого кленового сахара.
Так и сидел, грыз сухарь, пил кофе под злое сопение профессора и укоризненное качание головой Брауна.
– Так. – Я ополоснул кружку в озере и положил ее на рюкзак. Вытащил из кобуры револьверы, проверил их, после чего повесил через плечо сумку-мародерку, подхватил винтовку и встал. – Ну что, пойдемте, профессор, покажу вам здешний управляющий центр. С собой возьмите одного ассистента и оружие прихватите. – И пояснил, глядя в удивленное лицо главного яйцеголового: – Тут еще два входа кроме этого. Ну или выхода, если вам так больше нравится. Поторопитесь. С вашими шаманскими плясками вокруг призрака скоро стемнеет, топать в темноте по некрополю – удовольствие ниже среднего.
– Матвей, это экспедиция Ордена. – Сэм с усмешкой перебросил мне пару фонарей. Конечно, не штурмовых армейских, но вполне нормальных туристических. С хорошей батареей, с мощными излучателями, а не то убожество с ручным приводом, которое у меня в сумке на поясе. – И держи еще.
Сэм встал, откинул крышку одного из ящиков и достал оттуда FNXX-50 во вполне приличной поясной кобуре и три поча с запасными сороказарядными магазинами.
– Привыкай, ордынец. А то совсем дикарем стал. – Сэм усмехнулся и хлопнул обалдевшего меня по плечу. – И не забудь режим маскировки включить. Но лучше – в городе не носи вообще. Ты достаточно неплохо и с шестизарядниками обращаешься.
– А… – Я хотел было заикнуться насчет длинноствола.
Впрочем, Сэм меня понял.
– Нет. Длинных стволов мы не носим. Их не спрячешь. – Мой начальник усмехнулся. – Но ты что-то стал тормозом. Надевай оружие – и веди ученых, а то они тебя линчуют.
Хмыкнув, я нацепил кобуру с пистолетом и почи с магазинами и повел чуть ли не приплясывающего от нетерпения профессора вверх, в некрополь.
Минут двадцать я вел его и его ассистентов мимо останков Прошлых. Хранитель то появлялся, то исчезал, но зажженная им на полу синяя полоса никуда не исчезала и уверенно направляла меня дальше, вглубь пещеры.
Уже давно мы прошли освещенный участок, и сейчас лучи мощных фонарей рвали густую, почти осязаемую тьму, выхватывая иногда то очередной камень с останками, то кусок колонны, то часть стены, сверкающую выложенной мозаикой.
– Далеко еще? Не заблудился ли ты? – Профессор уже пятый раз спросил меня об этом за прошедшие пять минут. Еще бы, нервничает. Сюда не добивает связь со станцией, соответственно нет ретранслятора. И мы можем общаться через "сетку" только в нашем маленьком дружном коллективе. – Учти, я сразу включил запись под протокол!
– Почти пришли. – Я свернул в узкий коридор и, пройдя пару метров, подошел к стене. Коснувшись светящегося силуэта ладони, я активировал освещение. Резко вспыхнул зеленоватый свет, идущий от широких полос под потолком. – Минутку.
И пока яйцеголовые моргали и тушили фонари, я проделал ту же операцию с массивной каменной дверью. С легким скрежетом она отъехала в сторону, открывая нам путь в здешний центр управления. Или, как мне назвал это место Хранитель, артефактную.
Несколько отполированных каменных плит, похожих на панели управления, на металлических опорах стоят вдоль одной из стен. Около них пара окаменевших кресел из какого-то дерева. Вдоль стены напротив пара диванов. Тут все сложнее – то ли пластик, то ли кожа – за прошедшие тысячелетия все-таки сгнили. Или сгнила, если обшивка была все-таки кожаной.
У дальней стены материализовался Хранитель и молча смотрел на суету, которую учинили яйцеголовые.
Ну а я отошел в сторонку и, бросив на пол специально прихваченный кусок войлока, уселся. После чего вытащил из своего рюкзака завернутый в пергамент бутерброд, термос и принялся перекусывать. А что, ученые на меня ноль внимания, что-то говорят на своем сверхзаумном наречии. И похоже, они тут зависли надолго.
Хм, а вообще жарковато тут стало, надо бы чуть убавить температуру.
Что я и сделал, встав, и, отодвинув одного из ассистентов, подошел к панелям. Положив руку на крайнюю слева, я активировал рунные цепочки, которые загорелись на поверхности ярко-зеленым огнем. И чуть убавил температуру поступающего сюда из вентиляционной шахты воздуха.
Под ошеломленное молчание яйцеголовых я прошел к своему углу и вновь уселся на кошму.
– Вы чего замерли? Хотели изучать – изучайте. Вечно с вами я сидеть не намерен.
– Как вы это сделали? – после долгого молчания спросил профессор. – Как вам это удалось?
– Я же написал в отчете – мне дали допуск к управлению всеми уцелевшими системами клана Ним-рруммел. Этот некрополь является официальным местом упокоения членов этого клана, и потому я могу управлять системами жизнеобеспечения. Точнее, системами климат-контроля и безопасности. – Я налил себе еще немного кофе. Поглядел на хмурого ученого и продолжил: – Я также в этом же отчете примерно набросал схемы действия этих артефактов. Да, я знаю, что это противоречит тому, что мы знаем. И именно поэтому я называю все эти приборы и механизмы артефактами. Более того, я почти уверен, что наши приборы смогут засечь процессы, но или не помогут, или очень слабо помогут нам разобраться в них.
Понимаете, это не просто похоже на каменную плиту. Это и есть плита. Базальт. Но его структура была каким-то способом изменена и стала похожа на наши системы управления по функциональности. Но при этом она совершенно иная по конструкции и действию. Это же касается всевозможных артефактов, похожих на наши по функциям. Одинаковое предназначение – и совершенно иное исполнение.
Мне не хватает знаний, чтобы объяснить это, профессор. Можете назвать это магическим воздействием, можете еще как-то обозвать. Но это ваша работа, а не моя. Кстати, Прошлые тоже далеко не все могли это делать, примерно один индивидуум на пять-десять тысяч особей.
– Я буду требовать у руководства серьезного систематического изучения ваших способностей в лабораторных условиях, сержант. Даю слово, что эти исследования вам не повредят. Готовы ли вы оказать нам в этом помощь? Работа будет проведена на станции Ордена, естественно.
– Если вы возьмете меня туда вместе с женами и моей голованой, то почему бы и нет? – согласился я, внутренне возликовав. Если это получится, я вновь окажусь в космосе! И я не очень беспокоюсь за исследования: вряд ли меня разберут на кусочки. А вот прожить с полгодика-годик на станции – неплохо. – Но меня, иначе как после снятия приговора, на станции и корабли силовых структур Федерации не допустят. А потому постарайтесь снять с меня судимость, проф. Тогда поговорим всерьез.
– Это не быстрый процесс. Минимум пара месяцев. А реально – полгода-год. Но я займусь этим, обещаю. А пока мои ассистенты будут снимать показания приборов, будьте добры, укажите мне границы своего клана. – И профессор взял один из больших планшетов, выведя на экран карту земель вокруг Великой. – Держите.
Он протянул мне стилос и внимательно следил, как я обрисовываю границы владений клана Прошлых.
– Вот владения этих кошаков. – Я хмыкнул, поглядев на очерченный немалый кус земли. В него, кстати, и крупный город входил. – Видите, тут, в этой долинке, было центральное имение клана. Да-да, именно тут. Я здесь шел в начале осени и нашел эспаду. Как оказалось, она принадлежала главе клана. Я, кстати, умудрился о нее порезаться. И моя жена, Вера, как-то передала мне остатки воспоминаний самого главы, его последний бой. Я не знаю, это активировало микрочастицы или что-то другое, как вообще они оказались совместимы со мной, но все дело именно в этой эспаде. В результате мне стала подчиняться уцелевшая техника клана.
– А тот планшет, который активировала ваша жена? Он ведь настроен именно на нее, вы не можете его включить? – поинтересовался щуплый парень. С обритой налысо и изукрашенной татуировками головой, кстати.
– Да, его активировала Вера. Но, насколько я потом сумел разобраться, разрешение на активацию дал я. Та кошка, из Прошлых, тоже была из нашего клана.
– Это не кошки. – Профессор неторопливо уселся в раскладное кресло, которое ему установили ассистенты сразу после того, как разобрали аппаратуру и вещи. – Это люди. Просто генномодифицированные. Те останки, мимо которых мы шли, – они все принадлежат людям. У нас достаточно подтвержденных генетических исследований, чтобы утверждать это. Более того, сержант, они могли иметь с нами общее потомство.
– Ни хрена себе… – Я тоже уселся на непонятно как сохранившийся стул.
Какое-то время я молчал, глядя на уверенную суету ученых, а потом спросил профессора:
– А почему их не клонировали? Пусть клонирование человека запрещено, но ведь тут исключительный случай?
– А для чего, сержант? Понимаете, клон не становится автоматически тем, кем он был до взятия образцов. Обычно это просто тупое создание с некоторыми инстинктами. С уровнем интеллекта как у тупой черепахи, агрессивное, бесполезное для чего-либо, кроме изъятия органов. Потому никто и не возражает. Проще вырастить необходимый орган отдельно, – опять вступил в пояснения тот же паренек. Хотя какой это парень, девка это. Просто голос прокурен и сисек почти нет. – Так что будут тупые болваны с хвостами и ушами.
В этой комнате мы сидели еще часов пять. Точнее я не засекал, потому что к завершению работ я и профессор наклюкались нашего, городского вискаря. Очень он профессору понравился. Ну а что, у нас его делает один из тех парней, которые этому чуть ли не с пеленок учатся. Рональд Данни, из семьи потомственных делателей виски.
Убил Рон одного за другим пятерых воздыхателей своей подруги и получил пожизненное. Правда, подруга, по его словам, плакала на суде, жалела, что вела себя как последняя шлюха, но поздно. И Рону тут еще минимум двадцать годов париться, и ей облом, нет жениха-миллионера.
Короче, я из пещеры вышел сам, а вот профа вытащили под белы ручки его помощники.
Сэм только головой покачал, глядя на это безобразие.
А я втихую сунул бритой девице еще один пузырь: у меня их всегда с собой пара штук. Мало ли, пригодятся. Вот и пригодились – профессор стал здорово разговорчив к завершению пузыря.
– Ты понимешь, сержант, нам наплевать на эту планету, на этих вымерших нэков, на ваши потуги что-то отыскать. Но вот на то, что генетическая линейка на этой планете почти один в один с Землей, и цивилизация тут хоть и с какой-то магической хренью, но при этом очень высоко технологически была развита целую тысячу лет назад… А точнее, намного раньше: самый старший механический артефакт мы датировали трехтысячелетней давностью. Ты представляешь, что это значит? Чего киваешь башкой, совершенно не представляешь. Ни хрена себе не представляешь. Да эти все артефакты, эта гребаная магия, или как там эта хрень называется, – ничто по сравнению с этим. И пока мы хоть немного не поймем, в чем дело, карантин с этой планеты снят не будет. Самое странное то, что они даже не пытались выйти в космос, нет ни одного даже близкого подобия космодрома, вообще. А они точно могли бы это сделать. – Профессор попытался торжественно махнуть рукой, но в результате ткнулся носом мне в плечо и захрапел.
Так его, готового, и вытащили. Ладно хоть носилки у нас были, а большинство аппаратуры ученые оставили в комнате управления.
То еще зрелище было, похоже. Вокруг кладбище, темно, торжественно, тихо настолько, что каждый шорох гремит, лучи фонарей выхватывают из тьмы множество постаментов с останками, и пьянющий проф на руках у своих яйцеголовых помощников, пытающийся петь какую-то развеселую песенку.
Призрак немного потаскался за нами, но, похоже, ему это явно надоело. Впрочем, он передал мне еще пару образов-инструкций, но, чтобы расшифровать их, надо посидеть дома с карандашом и бумагой, последовательно вызывая те образы, которые возникли у меня в голове, записывая их и решая ребус. Но, как известно, орешек знания тверд!
Перелет до фермы был будничен, и вскоре я опять стоял на пороге своего дома.
Но на этот раз были отличия. Герда. Ее лапа наконец-то зажила, и псина-голована передавала мне радость встречи изо всех своих немалых радостных сил. Закончились наши обнимашки в сугробе, куда я с ней свалился и откуда нас, смеясь, вытаскивали Вера и Шейла. Вера тащила меня, Шел, сама сидя в сугробе, обхватила за шею и не пускала ко мне Герду.
Вот с этих пор меня моя голована никуда без нее не отпускала. Разве на ночь оставляла с женами, наши игрища для Герды были совершенно неинтересны. Как мне однажды она передала – столько энергии, чтобы сделать потомство. Паразитка, шутки юмора еще шутит.
Пара дней после моего возвращения была практически спокойной. Рутина в участке, где я занимался в основном бумажными делами, которые свалил на меня Илья, один раз пришлось с ребятами растаскивать пьяную драку в кабаке. Ну как растаскивать… там мужики уже черта не испугались бы. Пришлось выстрелить в опустевший зал молотым перцем. Ну да, есть тут такое ноу-хау, вместо слезоточивого газа. На ствол дробовика надевается бумажный цилиндр – и стреляешь холостым патроном. В результате в комнате сплошная взвесь из молотого красного перца с табаком, дышать невозможно совершенно, даже самому обдолбанному. Глаза слезятся, слюни, сопли, легкие горят. Короче, часть скрутили на выходе, а часть собрали в самом кабаке, с пола. Потом отвезли в мыльню, где по одному их полоскали. Эти водные процедуры, кстати, тоже за их счет, потом судья к штрафу добавит. Как и использованные фильтры для древних противогазов, в которых мы их собирали.
Наутро третьего дня меня около околотка перехватил Федор, имеющий задумчивый вид.
– Привет, друже, переговорить надо бы, – пожав мне руку, сказал он.
– Здорово. – Я поправил шапку, глянул на поземку вдоль улицы и предложил Бирюкову: – Федь, пошли ко мне домой? Там спокойно посидим, поговорим. У нас Грессия сегодня и Кетлин должны быть, их Вера с Шел пригласили. Точно что-нибудь вкусненькое есть. А может, и с Кетлин помиришься?
– Да я с ней и не ругался, это она на меня чего-то надулась. – Федя пожал плечами и вместе со мной залез в подъехавший возок. Но сначала туда заскочила довольная Герда. Она меня сейчас никуда не отпускает. А то мало ли что?
Дома на самом деле было шумно. Четыре веселые девчонки – это много шума и смеха, гора всяких вкусняшек на столе, всевозможные игрушки на небольшой елке, которую они хором наряжали.
Нас троих тоже встретили весело, накормили, напоили и убежали на улицу, забрав Герду. Вера с Грессией сделали несколько китайских фонариков, и вот сейчас они решили их запустить.
– Здорово у тебя, весело, – хмыкнул Федор, глядя в окно на швыряющих друг в друга снег девушек.
– Женись – и у тебя весело станет. – Я усмехнулся и сунул ему стакан с бренди. Глянул на улицу.
Там, наряженные в шубки и шапочки, в валенках, украшенных яркой вышивкой, играли девушки. Не только наша четверка, но присоединилась и пара соседских девчушек, совсем молоденьких. Герда металась между ними, гулко гавкая.
Наконец мои жены и их подруги успокоились и принялись священнодействовать с воздушными шарами, склеенными из старых газет. Я, кстати, четыре вечера возился с ними, пока собрал каркас из тоненько порезанных тростинок.
– Тут такое дело, Матвей. Я думаю, надо нам с тобой организовать экспедицию до некрополя, за артефактами. Смотри, сейчас устроим заваруху в Щучьем – точно не до них станет. У тебя в участке спокойной жизни не будет. Я, сам знаешь, пока там не разгребем, и не вернусь оттуда. – Федя глянул в окно на поджигающую свечи Шейлу. – Не жалеешь, что передал права на все золото в обмен на платеж за Шел?
– А? – Я сначала не понял вопроса, а потом усмехнулся. – Федь, золото дело наживное. А такие девчонки, как Вера и Шейла, – они бесценны. Знаешь, мне сейчас не просто жить нравится. Мне очень нравится жить. Тьфу-тьфу. – Я сплюнул через левое плечо и постучал по деревянной раме.
Одним глотком допив бренди, я взял бутылку и налил себе и Федору.
– В некрополь, говоришь? Я не против, Федь, но нужна команда хотя бы из пяти человек.
– Какая команда? – спросила, вваливаясь в дом, Грессия.
– Спортивная, – усмехнулся я, глядя на раскрасневшуюся на морозе девчонку.
– Потом расскажешь. Пошли на улицу, меня Вера отправила. Не получается у нас свечи зажечь, ветер спички задувает. Ну, Матвей, ну пошли, ну пожалуйста!
– Ну пошли. – Я усмехнулся, одеваясь. Федор тоже решил выйти, подышать свежим зимним воздухом. Накинув трофейную куртку и выйдя на веранду, я сделал маленький факел из щепки, намотав на нее тонкую конопляную веревку и обмакнув в керосин.
– Ну, что тут у вас не горит? Ветра же почти нет! – Я, сунув факел Грессии, схватил в охапку обеих жен и, приподняв, закружился с ними, после чего рухнул в глубокий сугроб. Прямо с Верой и Шейлой. Визгу было!