Что касается Орфея и Эвридики, они были слишком влюблены, чтобы это заметить. На банкете жених пел так проникновенно, что все собравшиеся пустили слезу.
У них должен был быть самый романтический медовый месяц в истории. К несчастью, все испортил один преследователь. Вы, должно быть, подумали, что я имею в виду поклонника Орфея, но нет. Оказалось, у его жены тоже был сумасшедший фанат.
Многие годы божество по имени Аристей пытался привлечь внимание Эвридики. Может, вы помните его из прошлой главы - сын Кирены? Если нет, ничего страшного. Он был богом пчеловодства и сыроварения. Не самый главный персонаж.
Так вот, он был без ума от Эвридики, но она понятия не имела о его существовании. Когда она вышла за Орфея, Аристей впал в отчаяние. Эвридика совершила страшную ошибку! Зачем она стала женой лучшего музыканта в мире, когда могла стать женой бога сыра? Аристей был обязан открыть ей глаза.
Как-то днем во время их медового месяца Эвридика и Орфей отдыхали на красивом лугу. Орфей захотел поиграть на лире, потому что даже великим музыкантам нужно практиковаться, и Эвридика решила прогуляться одна.
Большая ошибка.
Аристей, прячась за кустами, последовал за ней. Он дождался, когда Эвридика удалилась на полмили от луга, затем выпрыгнул перед ней и заорал:
- Выходи за меня!
О чем только Аристей думал? Видимо, все дело было в том, что единственной ролевой моделью женщин для него была его мама Кирена, а она сентиментальностью не отличалась. Первого своего мужа она пленила, когда убила льва. Второго пытаясь отрезать тому голову. Может, Аристей решил, что, если будет действовать агрессивно, Эвридика наконец его заметит.
Она его заметила, о да. С криком девушка бросилась прочь.
В девяти случаях из десяти, когда кто-то вдруг прыгает на вас с воплем "Выходи за меня!", позвать на помощь и убежать - это отличная идея. Но для Эвридики было бы лучше, если бы она просто врезала Аристею по лицу. Он все-таки был богом сыра, он бы наверняка расплакался и поспешил скрыться.
Но Эвридика запаниковала. Она не видела, куда бежит, и рванула прямо через высокую траву, угодив в гнездо ядовитых змей. Гадюка впилась клыками в ее лодыжку, и молодая женщина рухнула как подкошенная.
К тому моменту, когда Ариетей ее нагнал, Эвридика уже посинела. Он заметил отползающих от нее гадюк - самых ядовитых из всех змей Греции. Ее яд наверняка уже достиг сердца Эвридики.
- О, жала пчел, - пробормотал Ариетей.
Он был не самым могущественным богом. Наверное, он мог спасти ее, обратив в королеву пчел или в аппетитную головку мюнстерского сыра, но, прежде чем он успел что-то предпринять, неподалеку раздался голос Орфея, зовущего жену по имени. Должно быть, музыкант услышал ее крики.
Аристей не хотел, чтобы его обвинили в смерти Эвридики. Иначе никто больше не купит на базаре его мед и сыр! И он трусливо бежал.
Орфей нашел тело возлюбленной. Его сердце было разбито. Он прижал ее к себе и заплакал. Песней музыкант попытался вернуть ее к жизни. Когда это не сработало, он обратился к гадюкам, что собрались вокруг на звуки его голоса, чтобы те укусили его и он смог бы отправиться за женой в Царство Мертвых. Змеи лишь посмотрели на него: "Нет, ты нам нравишься.Ты красиво поешь".
Плохо понимая, что происходит, Орфей похоронил Эвридику на лугу, где они пережили последние счастливые мгновения вместе. Затем Орфей взял лиру и пошел куда глаза глядят, изливая горе в музыке.
Несколько дней подряд он пел так, что у всех разрывались сердца. Вспомните самый грустный момент своей жизни, а теперь представьте, что эта грусть увеличится в сотню раз. Вот так бы музыка Орфея воздействовала на вас.
Целые города рыдали. Деревья сочились каплями сока. Облака изливались потоками соленого дождя. На Олимпе Арес плакал, уткнувшись в плечо Гефеста. Афродита и Афина сидели в обнимку на диване в пижамах, уплетали шоколадное мороженое и ревели. Гестия бегала по тронному залу, предлагая всем коробки с салфетками.
Орфей исполнил самое длинное и грустное соло за всю историю музыки. И пока он играл, никто ничего не мог делать. Весь мир скорбел, но и этого музыканту было мало.
- Смерть Эвридики несправедлива. Я отправлюсь в Царство Мертвых, - решил Орфей.
Когда кто-то из твоих близких умирает, это сложно пережить. Поверьте, мне приходилось терять друзей. И все же... большинство из нас учатся жить дальше. Иного выбора просто нет.
Орфей не смог отпустить Эвридику. Он должен был вернуть ее, и ему было плевать на последствия.
Возможно, вы думаете: плохая идея. Это точно плохо закончится.
Вы правы.
С другой стороны, я сочувствую Орфею. Я столько раз едва не терял свою девушку, что мне даже думать об этом не хочется. Если бы она умерла, я сделал бы все, что в моих силах, чтобы ее вернуть. Схватил бы свой меч, отправился бы во дворец Аида и... И, скорее всего, поступил бы так же необдуманно, как Орфей, за одним исключением - я бы не пел. Я не пою.
В Царство Мертвых ведет много путей - расселины в земле, выходящие на поверхность подземные реки, уборные Пенсильванского вокзала. Плачущая лесная нимфа указала Орфею на большой завал камней, что скрывал за собой туннель во владения Аида. Орфей сыграл на лире, и камни покатились в стороны, открыв крутой спуск в глубь земли.
Он шел во тьме, играя так чудесно, что ни один призрак или демон не посмел его остановить. Наконец он вышел к берегу реки Стикс, где Харон рассаживал свеженьких мертвых на своей переправе.
- Эй! - рявкнул Харон при виде Орфея. - Вали назад, смертный! Тебе здесь не место!
Музыкант затянул раздирающий душу кавер на "Daydream Believer".
Харон упал на колени.
- Это... это же наша песня! Я был еще совсем молоденьким и мечтательным демоном. Она была прелестной юной зомби. Мы... Мы... - он разрыдался. - Ладно! - паромщик вытер слезы. - Залезай! Не могу противостоять твоей жутко грустной музыке.
Когда они плыли через Стикс, печальные мелодии Орфея заставили нескольких мертвых душ выпрыгнуть за борт и развеяться в небытии. Может, им не нравились старомодные шлягеры.
У входа в Эреб Орфей ущипнул струну, и.железные ворота распахнулись, задрожав петлями перед мощью его лиры. Гигантский трехголовый сторожевой пес Цербер припал к земле и зарычал, готовый разорвать смертного нарушителя на кусочки.
Орфей сыграл заглавную тему из "Старого Брехуна". Цербер завыл и, скуля, перевернулся на спину. Орфей шагнул в ворота.
Он шел по полям асфоделей, пробуждая души своей музыкой. Обычно они представляли собой бессмысленно бормочущие серые тени, не помнящие даже, как их зовут, но песни Орфея всколыхнули в них воспоминания о мире смертных. На несколько мгновений они вернулись в человеческий облик и заплакали от счастья.
Звуки лиры достигли полей наказаний. Три фурии, самые беспощадные садистки Аида, забыли о своих обязанностях. Они сели в кружок и громко зарыдали, затем провели групповой психотерапевтический сеанс, где обменялись комплиментами огненным хлыстам и кожистым крыльям друг друга. Тем временем проклятые души получили передышку. Сизиф сел на своем холме, забыв о камне. Тантал мог наконец дотянуться до еды и напитков, но его слишком поглотила музыка, чтобы он это заметил. Ребята на дыбах растерянно спрашивали: "Эй? Меня тут вроде пытать должны? Есть там кто-нибудь?"
Орфей и во дворец Аида зашел, не переставая играть. Тяжеловооруженные стражники-зомби не попытались его остановить. Они последовали за ним по коридорам, сухо хныча, точно не могли вспомнить, как это: плакать.
В тронном зале царь и царица мертвых обедали. У Аида спереди на черных струящихся одеждах был желтый слюнявчик с омаром. Вокруг трона из костей были рассыпаны пустые панцири ракообразных. Персефона жевала подземный светящийся салат из дворцового сада. Ее платье было в желто-серых тонах, как спрятавшееся за зимними облаками солнце. Она сидела на троне, сплетенном из сухих ветвей гранатового дерева.
Увидев подошедшего к его трону нарушителя, Аид поднялся.
- Что все эго значит? Стражники, уничтожить этого смертного!
Но сложно выглядеть угрожающе, когда у тебя с подбородка капает масло, а на груди слюнявчик с мультяшным омаром.
Орфей затянул "Stalking Monster" Дюка Эллингтона.
Аид разинул рот и бухнулся назад на трон.
- О! - захлопала Персефона. - Дорогой, это наша песня!
Аид никогда не слышал, чтобы Дюка Эллингтона исполняли так красиво - так пронзительно, болезненно и по-настоящему, точно этот смертный музыкант дистиллировал жизнь Аида со всеми ее горестями и разочарованиями, со всей ее тьмой и одиночеством, и превратил ее в музыку. Бог сам не заметил, как заплакал. Он не хотел, чтобы музыка заканчивалась.
Наконец песня Орфея подошла к концу. Зомби вытирали глаза. Призраки вздыхали в окнах тронного зала.
Владыка Царства Мертвых собрался.
- Что... Чего ты хочешь, смертный? - его голос дрожал от эмоций. - Зачем ты исполнил эту душераздирающую мелодию в моем доме?
Орфей поклонился.
- Владыка Аид, я Орфей. Я здесь не как турист. Я не хотел вторгаться в твои владения, но моя жена Эвридика недавно скончалась раньше положенного срока. Я не могу жить без нее. Я обязан был прийти и просить вернуть ее.
Аид вздохнул, снял слюнявчик и прикрыл им тарелку.
- Столь исключительная музыка и столь банальная просьба. Молодой человек, если бы я возвращал души всякий раз, как кто-то того бы пожелал, мои коридоры бы опустели. У меня бы не осталось работы. Все смертные умирают. Это не обсуждается.
- Я понимаю, - сказал Орфей. - Рано или поздно все души окажутся в твоих руках. Я ничего не имею против. Но не так скоро! Я потерял свою родственную душу меньше чем через месяц после нашей встречи! Я пытался смириться с болью, но не смог. Любовь сильнее самой смерти. Я должен забрать жену назад в мир живых. Либо так, либо убей меня, чтобы моя душа воссоединилась с ней здесь.
Аид нахмурился.
- Что ж, твое убийство я могу организовать...
- Муж. - Персефона положила руку на предплечье Аида. - Это так мило, так романтично. Тебе не напоминает это, через что ты прошел, чтобы завоевать мою любовь? Ты тоже играл не совсем по правилам.
Аид покраснел. Его жена знала, о чем говорит. Аид похитил Персефону и вызвал всемирный голод из-за вражды с ее матерью Деметрой. Аид мог быть очень милым и романтичным, если того хотел.
- Да, моя дорогая, - сказал он, - но...
- Пожалуйста, - попросила Персефона. - Дай Орфею хотя бы шанс доказать свою любовь.
Аид не мог возражать, когда она смотрела на него своими большими прекрасными глазами.
- Хорошо, мой гранатушек. - Он повернулся к Орфею: - Я позволю тебе вернуться в мир смертных с твоей женой.
Впервые за эти дни Орфей ощутил позыв сыграть что-нибудь веселенькое.
- Спасибо, милорд!
- Но при одном условии, - продолжил Аид. - Ты утверждаешь, что твоя любовь сильнее смерти. Теперь тебе придется это доказать. Я позволю духу твоей жены следовать за тобой по Царству Мертвых, но ты должен будешь верить, что она идет за тобой по пятам. Силы твоей любви должно хватить, чтобы вывести ее наружу. Не оборачивайся и не смотри на нее, пока вы не окажетесь на поверхности. Если ты взглянешь на нее хотя бы одним глазком, прежде чем ее коснется свет мира смертных, ты вновь ее потеряешь... и на этот раз навсегда.
У Орфея пересохло в горле. Он оглянулся, надеясь заметить в тронном зале хотя бы намек на присутствие духа своей жены, но вокруг были лишь.высушенные лица стражников-зомби.
- Я... Я все понял, - сказал он.
- В таком случае уходи, - приказал Аид. - И, будь так любезен, никакой музыки по дороге назад. Ты мешаешь нам тут работать.
Орфей покинул дворец и пошел тем же путем, каким пришел, - через поля асфоделей. Без музыки, на которой можно было сфокусировать внимание, он осознал, как же в Царстве Мертвых страшно. Вокруг него шептались и переговаривались привидения. Они прикасались к его рукам и лицу своими холодными прозрачными кистями, моля сыграть на бис.
У него дрожали пальцы. Ноги подкашивались.
Он не знал, следовала ли за ним Эвридика. Вдруг она потерялась в толпе? Что, если Аид жестоко его разыграл? Орфей пришел в Царство Мертвых охваченный горем. Теперь у него появилась надежда. Ему было что терять. Это оказалось куда страшнее.
У врат в Царство Мертвых Цербер завилял хвостом и заскулил, прося исполнить тему из "Старого Брехуна". Орфей продолжал идти. На берегу Стикса ему послышались позади легкие шаги по черному песку, но уверенности не было.
Паромщик Харон ждал в своей лодке.
- Обычно я не беру пассажиров на другую сторону, - сказал он, опершись на весло. - Но босс сказал, тебя можно.
- Моя жена... Она позади меня? - спросил Орфей. - Она там?
Харон уклончиво улыбнулся.
- Подсказывать было бы нечестно. Пора отправляться.
Орфей шагнул на борт. По спине, точно полчища муравьев, бегали мурашки, но он не отрывал взгляда от темных вод до самого противоположного берега, пока Харон греб, мурлыча себе под нос "Daydream Believer".
Орфей начал подниматься по крутому туннелю назад в мир смертных. Шаги отражались эхом от стен. Один раз он услышал позади некий звук, похожий на тихий вздох, но, возможно, ему просто почудилось. А этот запах жимолости... это духи Эвридики? Его сердце разрывалось в груди от неопределенности. Она могла быть прямо за ним, только руку протяни... эта мысль была сладкой и в то же время мучительной. Все силы уходили на то, чтобы не оглядываться.
Наконец он увидел впереди выход из туннеля и теплый дневной свет за ним.
"Еще несколько шагов, - сказал он себе. ― Не останавливайся. Пусть она присоединится ко мне в лучах солнечного света".
Но воля трещала по швам. В ушах прозвучали слова Аида: "Ты должен верить. Силы твоей любви должно хватить".
Орфей остановился. Он никогда не верил в собственные силы. В детстве отец постоянно его ругал, называя слабым. Если бы не музыка, Орфей был бы никем. Эвридика никогда бы не полюбила его. Аид не согласился бы отправить ее назад.
Как Орфей мог быть уверен, что силы его любви будет достаточно? Как он вообще мог быть уверен хоть в чем-то, кроме своей музыки?
Он подождал, надеясь услышать позади еще один вздох, надеясь снова уловить аромат жимолости.
- Эвридика? - позвал он.
Ответа не было.
Орфей почувствовал себя одним на всем свете.
Он представил, как Аид и Персефона веселятся, что он, такой глупый, повелся на их розыгрыш.
"О боги! - восклицал бы Аид. - И он на это купился? Что за болван! Передай мне еще одного омара, будь добра".
Что, если дух Эвридики не следовал за ним? Или, что еще хуже, она стояла прямо позади него и молила о помощи? Это ведь он должен был вывести ее назад в мир смертных. Вдруг он шагнет под солнечный свет, оглянется и увидит, как она падает назад в Царство Мертвых, а туннель рушится? А что, очень в духе Аида.
- Эвридика, - позвал Орфей опять. - Пожалуйста, скажи что-нибудь.
Он услышал лишь тихое эхо собственного голоса.
Лишь одну вещь музыкант не может вынести - это тишину. Орфей запаниковал. И обернулся.
В паре футах позади него, все еще в тени туннеля, на расстоянии броска камня от солнечного света стояла его прекрасная жена в том самом платье из голубого газа, в котором он ее похоронил. Ее лицу только-только начал возвращаться румянец.
Их глаза встретились. Они потянулись друг к другу.
Орфей взял ее за руку, и ее пальцы обратились в дым.
Она растворялась в воздухе, но на ее лице не было осуждения... лишь сожаление. Орфей попытался ее спасти. Ему не удалось, но она все равно его любила. Понимание этого вновь разбило ему сердце.
- Прощай, моя любовь, - прошептала она. И исчезла.
Крик Орфея стал самым немузыкальным звуком, который он когда-либо издавал. Земля содрогнулась. Туннель разрушился. Мощный порыв ветра вынес музыканта в мир, подобно застрявшей в горле и выплюнутой конфете. Он заорал и забил кулаками по камням. Попытался сыграть на лире, но пальцы точно налились свинцом. Вход в Царство Мертвых был закрыт навеки.
Орфей не шевелился семь дней. Он не ел, не пил, не принимал душ, в надежде, что жажда или вонь собственного тела убьет его, но не сработало.
Он молил богов Царства Мертвых забрать его душу, но ответа не получил. Он поднялся на самую высокую скалу и спрыгнул, но ветер подхватил его и мягко опустил на землю. Он отправился на поиски голодных львов. Звери отказывались его убивать, змеи - кусать. Он пытался разбить голову о камень, но камень обратился в пыль. Этому парню в буквальном смысле не позволяли умереть. Мир слишком сильно любил его музыку. Все хотели, чтобы он продолжал жить и играть.
Наконец, опустошенный, отчаявшийся, Орфей побрел назад, на родину во Фракию.
Если бы его история на этом завершилась, это был бы трагический финал, так?
Ой, нет. Стало еще хуже.
Орфей так и не оправился после смерти Эвриди-ки. Он отказывался встречаться с другими женщинами, исполнял только грустные песни, игнорировал дионисийские мистерии, которые сам же помог организовать. Он хандрил и портил всем настроение во Фракии.
Если ты пережил страшную трагедию - к примеру, собственными глазами наблюдал, как твоя умершая жена превращается в дым, большинство людей поймет, что у тебя есть полное право впасть в депрессию. Они будут тебе сочувствовать. Но через какое-то время ты начнешь их раздражать: "Хватит уже, Орфей! Вернись на грешную землю!"
Я не утверждаю, что это самый чуткий способ встряски, по таковы уж люди, и особенно если этими людьми являются менады.
За прошедшие годы Орфей успел сблизиться с последователями Диониса. Он организовал их фестиваль, его папа был ветераном Индийской войны. Но в конце концов менады возмутились, что Орфей больше не посещал их вечеринки. Он был самым завидным женихом во всей Фракии, но отказывался с ними флиртовать, пить и вообще едва на них смотрел.
Мама Орфея Каллиопа пыталась предупредит!, его об опасности, но сын не слушал. Он не покидал город. Ему было все равно.
Наконец злость менад достигла пика. Однажды ночью, выпив больше, чем обычно, они услышали, как Орфей играет на лире в лесу - очередную песню о трагической любви и безутешности. Его сладкозвучный голос взбесил менад до крайности.
- Ненавижу этого парня! - взвизгнула одна. - Он больше с нами не зависает! Превратился в нудную плаксу!
― Давайте его убьем! - закричала другая, что было стандартным решением большинства проблем для менад.
Они бросились на звуки лиры.
Орфей сидел у реки, мечтая утопиться. Он видел приближающихся менад, но продолжал играть как ни в чем нс бывало. Смерть его не пугала. Он сомневался, может ли умереть в принципе. Сначала менады бросали в него камни, но те падали на землю. Затем они перешли на копья, но ветер сносил их в сторону.
- Что ж, - сказала одна из менад. - Видимо, придется брать дело в свои руки. - Она растопырила пальцы с длинными заточенными ногтями. - Леди, в атаку!
Их дикие вопли заглушили музыку Орфея. Они накинулись на него все скопом.