На мне скрестились взгляды соучеников – любопытствующие, ожидающие, тревожные. Аманда тоже не отводила от меня глаз, на ее лице было странное выражение.
– А кто я тебе? – медленно произнес я. – Я тебе не муж, не брат. У меня на пальце есть твой перстень, но он не более чем часть древней традиции, которая не дает тебе никакого права что-то требовать у меня. Тем более – убить кого-либо, пусть даже растение.
– Хорошо, я не требую, – уже менее агрессивно сказала Рози. – Я прошу у тебя, как твоя будущая жена – а я ей стану, чтобы ты себе ни думал о традициях. Так вот, я прошу – доставь мне радость, убей это недоразумение. Неужели подобная просьба от близкого тебе человека так трудна в выполнении? Нас с тобой ждут годы, которые мы проведем вместе, мы будет делить с тобой поровну и победы, и поражения. Давай не станем начинать наш совместный путь с пустяковой ссоры.
– В самом деле, фон Рут, – подала голос Эбердин. – Ты же мужчина, тебя просит женщина, так соответствуй.
– Нет, – твердо ответил я. – Он живой и забавный. Я не хочу его убивать. И потом – Рози, он ведь все правильно сделал. Он признал в тебе хозяйку, мою избранницу, и так показал свою к тебе приязнь.
Взгляд Аманды моментально стал колючим, как игла. Ну да, я же сказал: "мою избранницу". Не стоило этого делать, но сказанного не воротишь. Или это из-за того, что я по своей всегдашней привычке пытаюсь договориться, а не рубануть сплеча? Не знаю, но факт остается фактом – Аманда опять на меня зла, вон, даже отвернулась.
Что примечательно – Рози вместо того, чтобы заулыбаться, еще сильней нахмурилась. Что опять-то не так? Боги, как же это все сложно, сколько нервотрепки с этими женщинами.
– А как его зовут? – спросил вдруг у меня Карл. – Этого твоего чудика? Надо ему имя дать, что ли, если он тут жить останется.
Фальк уже все решил за всех, он к подобным вопросам подходит просто.
– Зовут? – я опешил. – Не знаю.
– Назови Филом, – посоветовала вдруг Магдалена. – У нашего короля при дворе был менестрель, Филом звали. Это недоразумение чем-то на него похоже – беспокойное, зеленое и пауков ест.
– А ваш менестрель что, зеленый был? – изумилась Агнесс. – И пауков ел?
– Многие подозревали, что он как раз зеленым был от того, что ел то, чего нормальные люди сроду кушать не станут, – доверительно ответила ей Магдалена. – Но король ему благоволил: тот пел красиво и непонятно.
– Фил – так Фил, – пожал плечами я и снова обратился к Рози: – Вот видишь, теперь его совсем уж убивать нельзя.
– Хорошо, – как видно, де Фюрьи уже взяла себя в руки, а потому лицо ее снова стало добрым, а на губах гуляла улыбка. – Как скажешь.
После этого я понял, что далеко от себя Фила отпускать не стоит, ибо в этом случае за его жизнь и гроша не дашь.
– Фон Рут, делай что хочешь, только чтобы в спальне этого Фила не было, – потребовало сразу несколько девушек одновременно.
– Мы добрые, но, если что – сожжем его ко всем демонам, – добавила от себя Магдалена. – И совесть меня лично мучать не будет.
– Разболтались вы совсем, – внезапно сказал Ворон. – Занимаетесь всякой ерундой.
Мы все дружно притихли, тон наставника был не просто настораживающий, он был пугающий.
– Горя вы не нюхали, – продолжал Ворон. – Много я вам воли дал.
Он замолчал, мы тоже боялись подать голос.
– С завтрашнего дня плотно начинаем заниматься только боевой магией и лекарскими науками, надо вас загружать по возможности плотно, чтобы времени на блажь всякую не оставалось. Смена дисциплин через день. В понедельник вы друг друга калечите, во вторник приводите друг в друга в порядок, – наконец продолжил наставник. – Занятия с утра до вечера. Сначала немного теории, а потом практика. Причем закат солнца не повод для остановки учебного процесса, ночной порой вы должны работать так же эффективно, как и при солнечном свете. А может даже и лучше, ночь наше время, время магов.
Вот теперь я уверен в том, что нас ждет война. Вопрос – как скоро он нам об этом скажет и все ли присутствующие отправятся с ним в сторону Западных Гаваней.
А может, не все, а только лучшие поедут? Я-то к ним точно не отношусь…
Глава восьмая
Время шло, а Ворон ничего нам про отъезд из замка не говорил, Гарольд с Карлом даже несколько раз прошлись на мой счет, выдавая шуточки вроде: "Фон Рут у нас глазастый, может увидеть даже то, чего нет".
Ради правды, в основном проявлял остроумие Карл, Монброну было особо не до веселья – Ворон наотрез отказался разговаривать с ним по поводу возможности покинуть замок на время. Либо насовсем уходи, либо больше не морочь наставнику голову. Когда же Гарольд начал настырничать и приводить какие-то доводы, то наставник, который в этот момент размышлял о чем-то своем, запустил в него первым что под руку подвернулось, а именно – подсвечником. Попасть не попал, но Гарольд после этого окончательно обозлился на белый свет. И домой не пустили, и по самолюбию чуть не вдарили. Причем мне лично было непонятно, что его опечалило больше – запрет на отъезд или невозможность хоть как-то поквитаться за брошенный в него подсвечник. Последнее, правда, было решительно невозможно, сама мысль о том, чтобы сцепиться с наставником вызвала резкое неприятие практически у всех нас. У кого (например, у меня) сработал инстинкт самосохранения, у кого вбитые с детства догмы – учитель не оскорбляет и не унижает, он наставляет тебя на путь истинный, а потому неприкасаем. Так что не до оттачивания остроумия было Монброну.
Впрочем, времени на шутки у нас всех почти не оставалось, учились мы и в самом деле на пределе сил – как умственных, так и физических. Ворон как с цепи сорвался, заставляя нас усваивать массу материала, в основном практического характера, он не жалел ни нас, ни себя. У меня было ощущение, что если нам ещё удается ухватить немного времени для сна, то он и вовсе не спит.
На эту мысль меня навел тот факт, что он как-то назначил мне индивидуальное занятие на три часа ночи.
Штука в том, что если лекарское дело и точечные вкрапления других дисциплин мы изучали все вместе, то боевой магией Ворон в последнее время занимался с каждым только индивидуально и очень не одобрял, если кто-то совал нос в чужие записи или рвался поглазеть на практикум во дворе. Его расхожей фразой стало:
– Что хорошо для одного, то фатально для другого.
Причем с кем-то он занимался очень плотно, назначая занятия буквально через день, а с кем-то провел всего пару уроков – и все. Например, Агнесс де Прюльи буквально не вылезала из его кабинета и учебного зала, а со мной наставник поработал два часа, дал несколько советов по поводу того, что кровь надо беречь и налегать на словоформы, которые могут ее заменить – и на этом все.
Впрочем, вру. Еще он посоветовал не забывать кормить Фила и раз в неделю давать ему с десяток капель своей крови. Но – не больше и не чаще. Каков от него прок он мне не объяснил, но дал понять, что растение я сотворил не только забавное, но и полезное.
И на этом все! Больше он меня к себе не приглашал.
Да не очень-то и хотелось. Хотя – снова вру. Хотелось бы. Если честно – да попросту обидно. Что, я дурнее той же Эбердин? Но вот она за предновогоднюю неделю дважды побывала на личных занятиях, а я ни разу.
Мало того – я для Ворона вообще как будто не существовал, за последнее время он ко мне и обратился-то только один раз, на практических занятиях по исцелению ожогов. Предложил меня немного подпалить, чтобы, значит, меня потом лечили.
В общем – обидно. И еще – непонятно. Если я, к примеру, попал в опалу, то для этого ведь должна быть причина? Не скажу, чтобы их не было вовсе, особенно в моем случае, но надо же понимать, о какой именно идет речь.
Рози, правда, говорит мне, что я дую на воду и зря себе этим всем голову забиваю. Ее вот тоже Ворон своим вниманием обходит, было у них два занятия по полтора часа – и все, больше она ему неинтересна. Вот только, в отличие от меня, она усматривает в этом не отрицательные, а сугубо положительные стороны. Мол – наставник плотно работает с теми, кто менее смекалист, кто без его помощи не сможет достичь в профессии хоть чего-то. А те, кто богами в темечко поцелован, то есть умен и талантлив – им дополнительные и индивидуальные занятия не нужны, им просто задал верный вектор движения, да и все. Знай потом раз в месяц контролируй прогресс.
Ее версия для самолюбия была, бесспорно приятней, чем осознание того, что наставник махнул на меня рукой. Кстати – подтверждений ей можно было найти немало. В число тех, кто активно работал с наставником, вошли Карл, Жакоб, Мартин, Эль Гракх, Агнесс и еще несколько человек из тех, кто звезд с неба не ловил. А та же Аманда, насколько я знал, наведывалась к Ворону не чаще чем я или Рози.
Впрочем, про Аманду я теперь знал не так и много. Она ни с того ни с сего начала избегать нашего общества, отделываясь от собеседников общими фразами или вовсе не отвечая им. Среди учеников Ворона наивных детей с самого начала почти не было, а те, что имелись, до своей первой весны в статусе студиозуса не дожили. Так что в замке обитали люди взрослые, которые прекрасно понимали, что если не хочет человек общаться, то и не надо. У каждого своя жизнь, и он вправе прожить ее так, как этого ему самому хочется.
Я, правда, как-то поймал ее вечером в одном из переходов замка, прижал к стене и попробовал выяснить что к чему, но она на мои вопросы только беззвучно смеялась, причем этот смех был больше похож на плач. А еще – отворачивала лицо в сторону, не желая глядеть мне в глаза, а может, и вовсе смотреть на меня.
Поняв, что ей мои разговоры нужны как покойнику сапоги, я перестал у нее что-либо спрашивать, но все же посоветовал не отворачиваться от друзей совсем. Мы ведь дерьма уже совместно хлебнули немало и невесть что дальше будет. Не чужие мы теперь друг другу.
Тут она, все так же глядя в сторону, спросила у меня:
– Ты сейчас кого имеешь в виду?
– Всю нашу компанию, – по возможности миролюбиво произнес я. – Ну, и нас с тобой, понятное дело.
Видно что-то не то сказал, так как после этих слов она дернулась в моих руках (я все еще прижимал ее к стене) и буквально прорычала:
– Нет никаких "нас с тобой". Понял? Нет – и не было. Просто мне надо было с кем-то потерять эту трижды никому не нужную невинность, вот и подвернулся ты, дуролом из Лесного Хлева.
– Края, – пробурчал я. Не знаю, сколько в этих словах правды, сдается мне, что немного, но все равно обидно. – Чего сразу "дуролом"? Я же с тобой по-человечески поговорить хочу.
– Идиот! – простонала Аманда, освобождаясь от моих рук. – Одно хорошо – забеременеть от тебя невозможно. Нельзя тебе размножаться, фон Рут. Этот мир и так несовершенен, но все-таки надо дать ему шанс.
– Да пошла ты! – не выдержал я в конце концов. У меня, знаете ли, тоже нервы не канаты. – Живи ты как знаешь! Вот только ты не забывай, что никого и ничего кроме друзей у тебя больше нет. А по твоему нынешнему поведению и их скоро не будет, один гонор останется. Тьфу! Фил, за мной!
И я, повернувшись спиной к замолчавшей и (вот чудо-то), вроде как хлюпающей носом Аманде, направился к выходу из коридора.
И все, с тех пор я больше с ней не общался. Зато, неожиданно для себя и к неудовольствию Монброна, сблизился с Рози, мы частенько с ней вели разговоры, причем умудряясь обходиться без колкостей и словесных ловушек. Она наконец-то определилась с приоритетным для себя разделом магии, который оказался достаточно близок к тому, чем занимался я. Были у нас с ней некие точки соприкосновения в дисциплинах, скажем так. Рози прельстила рунная магия. Специальность была редкая и очень специфичная, требующая невероятного вложения сил и времени в процессе изучения, но зато обещающая немалые дивиденды в будущем. Оказывается, рунные маги были единственными из нашей братии, которым Орден Истины официально разрешил занимать должности при дворе. Почему, отчего – даже Ворон сказать не смог. Но, тем не менее, это было так. Как по мне – ввиду их бесполезности в реальной жизни. При дворе – да, они могли пригодиться, но в бою или чем-то подобном – это вряд ли. А так – да. Устроить потеху для венценосца и его двора, заставив руны вечерней порой извергать разноцветные снопы света или лечить потешные хвори у фрейлин – самое то для рунного мага. То есть – бытовая и неспешная магия.
При этом требующая огромного терпения и прилежания, на мой взгляд, совершенно неоправданного. Я честно скажу – не ожидал от своей суженой подобного, серьезно.
Я вообще не знаю – спала ли она в те предновогодние дни. По-моему – нет. Мы все тогда были как загнанные лошади, многие не выдерживали напряжения, даже пара потасовок случилась на нервной почве. Рози же при этом всегда была свежа, бодра и привычно остроумна. Правда, иногда остроумие переходило в язвительность, не без этого, но определенных рамок она никогда не переступала.
По хорошей традиции, большинство её острот доставалось Аманде, особенно с того момента, как мой Фил стал оказывать ей свое расположение.
Уж не знаю почему, но растение-ошибка, к которому потихоньку привыкли все соученики, испытывало теплые чувства кроме меня только к одному человеку – к Аманде. Симпатию свою Фил выказывал весьма оригинально, например, как-то притащил ей в постель пяток дохлых пауков. Еще он весело выбегал ей навстречу в темных коридорах и кидался в ноги или в обеденный час мог лезть ей на колени, оплетая голени девушки своими подросшими ветвями.
Все это давало Рози невероятное количество тем для шуток, особенно учитывая то, что оба их объекта были ей одинаково неприятны. В отношении Фила даже можно было употребить слово "ненависть". Смерти его суженная у меня больше не требовала, но я отлично осознавал, что если ей представится случай, то она Фила непременно собственноручно прибьет.
Аманде же все эти шутки были безразличны изначально, ближе к Новому году же, как я и говорил, она вовсе замкнулась в себе, никак не реагируя ни на кого из нас.
– Дура! – в сердцах сказала ей наконец Фриша. – Оно ведь как бывает – если ты плюнешь в собратьев по цеху, то они только посмеются. А вот если они плюнут в тебя, то ты утонешь.
– Плюйте, – безразлично пожала плечами Аманда. – И вообще – что вы все от меня хотите? Мы все подмастерья, мы все вместе, пока учимся. Я бы сказала, что мы попутчики. Так что не подменяйте понятия, мы не семья и никто никому ничего не должен. Получим посохи – и у каждого своей путь в этой жизни.
– Так тому и быть, – непривычно серьезно сказал Карл. – Фриша, пусть она живет так, как хочет, что тебе до нее и что ей до нас? Не нужны ей те, кто спину прикроет в скверный час? Пусть будет так.
Он развернулся на каблуках и вышел из кабинета на втором этаже, где мы обычно собирались нашей маленькой компанией в тех случаях, когда у нас неожиданно образовывалось немного свободного времени. Такое случалось редко – но случалось.
Следом за ним кабинет покинула и Аманда, аккуратно прикрыв дверь. Больше с тех пор она сюда не заглядывала.
– Плохо вышло, – всхлипнула Агнесс, которая стала среди нас своей. – Неправильно.
– Как раз все случилось так, как и должно было, – Гарольд качнулся на стуле. – Она всегда предпочитала быть одна, с детства. Не вижу причин мешать ей, Карл прав. Хочет жить своим умом – пусть будет так. Тем более, что у нас теперь есть ты, де Прюльи. Раньше внесение нотки хаоса в происходящее было привилегией Грейси, теперь это ложится на твои плечи.
А после настал Новый Год.
Если честно, то мы бы его и прозевали, настолько нам было ни до чего, кроме учебы, если бы Тюба, заснеженный и краснолицый, не втащил в обеденную залу огромную елку и не скомандовал:
– Столы-то отодвиньте, по-другому она не встанет.
– Батюшки! – охнула Сюзи Боннер, отрываясь от своей книжки, в которой уже была исписана половина листов. – Нынче же пресветлый праздник!
Запах хвои и снега, запах праздника как-то моментально сбил с нас привычную сосредоточенность, которая сопутствовала началу утренних занятий.
– А танцы вечером будут? – Рози изобразила пару изящных "па". – Я бы не отказалась. Ей-ей, с этой магией я скоро забуду, что девушка и что изначально была рождена для веселья и радости.
– Никто никогда не знает, для чего он рожден, де Фюрьи, – Ворон, как всегда, появился неожиданно, на этот раз – со стороны кухни, об этом говорил кусок ветчины, который он держал в руках. – Истинное предназначение любого живущего на этом свете открывается в тот момент, когда он подходит к смертному порогу. Вот тогда он точно может сказать, что именно было главным деянием в его жизни. Нет смысла врать себе в смертный час.
– А если смерть застанет его врасплох? – спросила у наставника Луиза.
Надо заметить, что голос де ла Мале, тихий в прошлом году, стал звучать куда более громко. Не знаю, что тому было причиной – успехи, которые были несомненны, то, что она поверила в себя или то, что у нее появились друзья. Возможно – все сразу. Но если бы мне предложили назвать имя того, кто в этом замке находится по праву и на своем месте, то это было бы имя малышки Луизы.
– Тогда ему не повезло, – Ворон понюхал ветчину и откусил сразу половину. – И так бывает. Боги все одно разберутся, для чего он жил. На то они и боги.
– Что вы за люди такие? – Рози шикнула на Фила, который подошел к ней слишком близко. Мое растение, как я и говорил раньше, стало в замке своим, и подмастерья обращали на него внимания не больше, чем на кошку. – Я им про танцы, они мне про жизнь и судьбу. Наставник, ну давайте хоть эту ночь проведем весело и задорно.
– Де Фюрьи, сколько я тебя ни учил четким формулировкам, все впустую, – Ворон положил недоеденную ветчину на тот стол, который не стали двигать. Проще говоря на свой собственный. Где теперь буду сидеть я, мне неизвестно, теперь на месте моего стола стоит елка. – Что конкретно ты имела в виду? То, что мы с тобой проведем эту ночь весело и задорно? Или что ты проведешь эту ночь в увеселениях с кем-то другим, хоть бы вот даже с фон Рутом?
– Вообще-то я имела в виду всех нас, – Рози подошла ко мне и взяла меня под руку. – Но вариант, в котором фигурирует фон Рут, мне тоже нравится.
– Не знаю, какой из тебя выйдет маг, но вот политик из тебя получился бы отличный, – как-то даже с уважением произнес Ворон. – Каждое слово в свою пользу обращаешь. Молодец. Да, фон Рут, ты ей не верь. Обманет она тебя.
– Знаю, – отмахнулся я залихватски, поддерживая шутливую беседу и радуясь, что наставник обратил на меня внимание. – Но уже как-то к ней привык.
– Тебе жить, – без улыбки сказал Ворон. – И как там еще? Не вижу причин мешать тебе в этом.
Какие знакомые слова. Может, и не дословно произнесено все, что тогда говорилось в кабинете, но тем не менее.
– Да, хозяин, – Тюба с удовлетворением посмотрел на ель, совместными усилиями закрепленную посреди зала, и подошел к Ворону. – Вам же письмо просили передать.
Он покопался в карманах своего длинного овчинного тулупа, достал оттуда пергаментный свиток, скрученный в трубочку и запечатанный сургучом, причем по-хитрому – он был обмотан шнурком, с которого коричневая сургучная лепешка с оттиском и свисала. Не знаю, насколько подобная мера надежна, но смотрится и вправду внушительно.