– Ты рассказать. Всё. Копья, кони. Дорога. Охрана. Водопой. Всё, всё рассказать.
Короткий, слегка изогнутый клинок в языках пламени… Лека не может отвести взгляд. И не должен, наверное? Он ведь взаправду боится, вот и нечего скрывать страх.
– Говорить! – Вождь поднимается на ноги, смотрит Леке в глаза. – Копья?
– На твою долю хватит!
– Копья? – повторяет ордынец, хищно оскалившись. И прижимает раскаленное лезвие к щеке дерзкого пленника. – Ты говорить, падаль!
Лека невольно дергается, уходя от ожога. Вождь кочевников, скалясь, хватает его за волосы.
– Ты скажешь моему брату! Сколько копий, сколько коней?
Я не должен молчать сейчас, отчаянно думает Лека, это неправильно, как-то надо по-другому, не терпеть молча! Но кричать… нет, нет! Не может же он, в самом деле, визжать под пыткой, позабыв совсем остатки гордости!
– Держись, парень! – Неприкрытый приказ в голосе Минека помогает опомниться. Не до гордости! Он играет труса – и сейчас испортит всю игру. Юрка уже плакал бы в голос, размазывая сопли.
Больно… глаза полны слез… эх, Лека, ты играешь труса, но плачешь ты по-настоящему!
– Он скажет, – говорит ордынец кочевнику, и лающие звуки чужой речи вдруг напоминают Леке об ивах на берегу Кудрявки. – Быстро скажет.
Да, соглашается про себя Лека. Скажу. Как доволен ты, вождь, встретив труса, как веришь ты в свою власть, снова раскаляя нож, как сыто щуришься, глядя в огонь… как я тебя ненавижу! Тебя, и себя, каким ты меня видишь, и Минека, приказавшего мне стать трусом! Господи, меня ведь не от боли мутит… Держись, парень! Держись, принц! Заставь его поверить. Табун при десятке охраны в Лисьей… и надо знать, как подойти, чтобы успеть раньше и не оставить следов. Я понимаю, да! Так надо. Но почему именно я?…
– Говорить!
Чуть ниже первого ожога. Теперь Лека вскрикивает. Ноги подкашиваются. Кочевник держит за волосы, не дает шевельнуть головой, но и упасть не дает… оскал ордынца заслоняет мир и колышется, плывет перед глазами…
– Говорить! Копий?
Говорить?
– Т-три сотни, – с трудом размыкает губы Лека. Заведомая, наглая ложь.
Вождь смеется. Снова окунает клинок в огонь. И держит долго. Так долго, что Лека пугается всерьез. А вынув, берется левой рукой за пояс пленника и шепчет:
– Правду, падаль! Быстро!
– Молчи! – гневно кричит Минек.
Спасибо, вяло думает Лека. Спасибо, Минек. И выкрикивает в ответ:
– Сам молчи! Полста копий, полста! Коней по два! Хватит, слышишь, хватит! Я скажу, скажу!
– Предатель, – орет Минек. – Дерьмо, погань трусливая!
И хохот вокруг…
– Охрана?
– Караул на стенах! И ловушки вокруг!
– Ловушки?
– Ямы дерниной прикрыты, с кольями… – Лека всхлипывает. Господи, до чего тошно! – И "ежи" в траве. Один только проход, к воротам.
– Водопой?
– На Лисью балку гоняем. Десяток в охранении…
– Правда? – вкрадчиво переспрашивает кочевник. – Десяток? И проход покажешь?
– Покажу, – обреченно шепчет сломавшийся пленник. – Утром только… недавно я здесь, заплутаю ночью.
– Утром, – презрительно скалится ордынец, – чтобы твои увидели?
– Не увидят… там балкой пройти можно, вербы прикроют… выйдем с другого берега… в камыши…
– Хорошо! – Ордынец презрительно отталкивает пленника, садится к костру. – Хорошо, брат мой. Эти земли будут твоими.
Лека падает… садится, мотает головой… оглядывается на Минека. Лицо ветерана расплывается, сквозь слезы не видно… Хорошо, что можно не скрывать слез. Если он останется жив, сможет ли вспомнить спокойно, каково это – играть предателя?
3. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Я рассеянно тру щеку. Больно было – сохрани Господь! Но Лека стерпел – а с ним и я. Наверное, у меня тоже глаза полны слез. И хорошо, что Серж не видит меня сейчас. Хорошо, что как раз сегодня подошла его очередь стоять у ворот… и что ко мне не приставили кого другого… и что придет он не раньше, чем через пару часов.
Вот она, значит, – служба на южной границе…
Я тру щеку и думаю: о заставе, о Серже, и главное – о том, надолго ли еще хватит мне сил. Пожалуй, хватит… глотнув воды, я беру со стола амулет Серого.
4. Серега, воин Двенадцати Земель
– Что? – спрашивает Ясек.
Я мотаю головой. Черт его знает, что из сна вырвало. Только сердце колотится часто-часто, не хватает воздуха, и тело просит движения – любого, лишь бы сбросить внезапное напряжение.
Вскочил. Перевел дыхание. Ясек нашаривает штаны, сон ушел из его глаз мгновенно, сменился привычной внимательной сосредоточенностью. А я стою, но в глазах ночь, и кажется – бегу. Через силу, в отчаянии…
– Лека?
Тревожный толчок в сердце вместо ответа. Что с ним? Что с тобой, Лека?
Злая боль обжигает щеку. И длится, длится…
– Что? – зло кричит Ясек. – Что, Серый?
Нас обступают, мы перебудили всех, оказывается.
– Его схватили, – шепчу я. – И пытают.
Ясек тащит меня куда-то, я не очень-то соображаю, куда, потому что снова – боль, и я занят болью, я принимаю ее в себя – Леке нужнее, наверное, силы.
– Капитан!
– Что случилось? Сережка? Что с ним, Ясек?
– Амулет, капитан! Их амулеты! Пытают Леку…
Капитан отводит мою руку от лица, касается щеки:
– Сережа, с тобой все в порядке. Очнись. Ты нужен здесь.
Я растерянно моргаю. Мы в комнате капитана, сам капитан одет и при оружии, Ясек в одних штанах, а я так и вовсе…
– Ясек, поднимай парней. Пришли ко мне Афанасия. Принеси Серегину одежду. А ты, Серега, рассказывай. На, выпей.
Я пью, расплескивая, тепловатую воду. Руки трясутся. Так… вдохнуть – выдохнуть… глубже… еще глубже.
– Что рассказывать, капитан? Проснулся, вот и все. Мы ведь не мысли читаем друг у друга, просто чувствуем. Сначала была тревога… нет, не тревога! Не знаю…
– Ты понял, что с Валерой что-то не так?
– Да! А потом… – Я касаюсь щеки и невольно разглядываю ладонь. Чистая. – Потом как обожгло. Больно, аж в глазах потемнело. Сейчас легче.
– Потому что я тебя отвлек?
– Не только. Мне кажется, его сейчас не трогают.
– Сережа, ты ведь его чувствуешь? Что именно? Страх, тревога, злость?
Я вслушиваюсь в ощущения, пытаюсь нащупать Леку по тонкой ниточке чар братства. Страх и тревога есть, но они – мои. А на том конце…
– Я не пойму, капитан… не понимаю. Он не боится совсем, но он… будто ждет чего-то – ну, тяжелого, что ли… противного, вот! Ему выть сейчас хочется. Капитан, что мы делать будем?
– Что ж там стряслось? – бормочет капитан. – Ведь не тот парень, чтоб сломаться…
– Ни за что, – говорю я. – Головой готов ответить.
– Может, исхитрился на Лисью навести? – спрашивает Афоня. С ним вместе прибежали два других десятника и лейтенант.
– А толку? Нас там нет. Да теперь уж и не будет. Он ведь должен Серегин амулет в расчет принять?
– Там ловушки, – говорит Афоня. – Уж что я о Леке в первый черед подумаю – что решит хоть так ордынцев ослабить. Чтоб нам меньше досталось. Так что или даем сигнал в крепость и ждем за стенами, или тишком выдвигаемся на Лисью в засаду. Зуб даю, парень их с балки туда подведет. Да еще и время до свету протянет.
И погибнет, если там будет пусто, думаю я. А если нет… наверное, тоже?
Ясек подает мне одежду. Торопливо натягиваю штаны, рубаху, сапоги, пристраиваю потайные ножи, застегиваю пряжки тяжелой куртки…
– Сережа, а где они, ты не чувствуешь?
– Нет, капитан.
– Что думаешь, Толик?
– Что думать, – фыркает лейтенант. – На крепость надеяться… Может, там сейчас не знают, кому вперед помогать? Знать бы точно, что на Лисью пойдут – так и думать нечего. А ну как мы на Лисью, а орда – на заставу?
– Капитан, я могу в разведку, – предлагаю я. – Или вовсе ненароком к ним попасться… и на Лисью навести, чтоб уж точно. Наврать, что на заставе нынче из гарнизона сотня ночевала, так небось не сунутся.
– Сейчас! – Капитан ожег меня взглядом, сулящим по меньшей мере десяток внеочередных дежурств. – Ты мне здесь нужен со своим амулетом.
– Зачем? – нахально возражаю я. – Вам я только и скажу, жив он или нет, что от этого изменится? А там… вдруг…
– Какое "вдруг"! – взрывается капитан. – Легче станет твоему Леке, когда тебя тоже пытать начнут?
– Не легче, – признаю я. – А только почему они должны меня пытать? И так ведь все расскажу. А может, я Леке помочь успею? Может, мы вообще сбежим!
– Сергий, я тебя на стенах оставлю! И потом так с тобой поговорю…
– Говорите, только не оставляйте! Капитан, вы же знаете, мы братья, вы знаете, что он для меня сделал! Заставе все равно, кто где, а ему… ему, может, моя помощь дозарезу нужна!
– Да брось, пусть едет! – Афоня примирительно трогает капитана за плечо. – С него в засаде толку не будет, изведется весь. Молодо-зелено, что взять… а ведь придумал хорошо. Так уж точно орду прижмем.
– Давайте я с ним поеду, – суется Ясек. – Пригляжу за мальчишкой. Опять же – дозоры у нас парные, к чему лишние вопросы…
Лейтенант коротко смеется:
– Ну и новобранцы нам подвалили! Братство святого Карела, а не новобранцы. Не поедешь! Каждый человек на счету, а я тебя в бою видел.
– И не спорь! – Капитан досадливо морщится. – Некогда спорить. Один поедет, гонцом… Можем же мы к соседям гонца послать? Значит, так… Орда, конечно, тебя перехватит. Не скажу, что это верная гибель, ордынцы пленников зазря не убивают. Военная добыча как-никак, домой вернутся, продать можно. Так что выручим. Если раньше не нарвешься по дурости по своей. Правило первое: наткнешься на засаду – разворачивайся и драпай. Ты понял, Сережка? Не за палаш хвататься, а драпать! Задача – добраться до Лисьей балки с погоней на хвосте. Только не быстрее нас чтобы… ну, хоть на полчаса позже рассвета!
Киваю. Капитан смотрит мне в лицо, пристально и… оценивающе?
– Правило второе: если попадешься, не строить из себя труса. Не с твоей рожей такие фортеля вырисовывать. Ордынцы не дураки, вполне способны понять, что их тянут на засаду. Ясно?
– А… как тогда?
– Ох, Сережка… оставайся лучше. Я Викася пошлю, у него получится.
– Ну уж нет! Викась там Леку не найдет! Вы скажите как, капитан. Я сделаю.
– Это называется "играть героя", – вздыхает капитан. – Очень просто и очень опасно. Сначала показать им свою стойкость, а потом сделать вид, что тебя осенило, и начать нагло врать. Чтобы поняли, что врешь. Чтобы ты их тянул к заставе, а они все больше понимали, что тянешь в ловушку. Чтобы ни в грош тебе не верили, но чуяли – что-то знаешь важное. А потом, когда – предел… понимаешь ты? – выпустить будто случайно: "Только не к Лисьей". И – вырубиться. Всерьез. Чтобы попинали еще, поняли – без толку, и взялись за другого с четким указанием: Лисья.
– Понимаю, – тяну я.
– Ну и как я пацана на такое отпущу?!
– А что, если пацан, так не воин? – Я усмехаюсь сквозь продравший внутренности холод. – Я смогу. Мой отец на такие дела ходил. Ничего, жив.
– Отец, говоришь? – Афоня задумчиво скребет щетинистый подбородок.
– Ну да. Так что представление имею… справлюсь, честно.
– Ладно! – Капитан машет рукой. – Будь по-твоему. Не запирать же тебя, в самом деле… и язык подвешен, и соображаешь быстро… горяч только. Справишься, верю. Только вот еще что. После… не дури, ясно? Притихни. Не лезь на рожон. Дай нам время выиграть бой и прийти вам на выручку. Понял, новобранец?
– Все когда-то были новобранцами, капитан. Взаперти опыта не наберешься. И вы ж сами сказали: им пленных убивать резона нет. Военная добыча. Да я еще, может, и не попадусь…
– Попадешься, – вздыхает капитан. – И в оборот возьмут, мало не покажется. Хорошо ведь возьмут, с твоей-то бесшабашной рожей. Оставайся. Викася пошлю, у него рожа подходящая, самое то для торговли секретами. Без тебя найдут твоего Леку.
– Ну уж нет. Без меня-то его найдут, но со мной его найдут быстрее. И, капитан, почему обязательно попадусь? Может, удеру. А и попадусь, – я чувствую, что голос мой начинает звенеть от обиды, – не слабак, справлюсь.
– А ты не обижайся! Были уже такие… обидчивые.
Ох, как я вспыхиваю… но молчу. Верю – были. Ведь и в нашей жизни случалась такая пакость – Юрик… А попади такой сюда, да к ордынцам? Да и обижаться новобранцу на поседелого на службе капитана? Глупо!
– Ладно уж… хорош друг друга уговаривать, только время теряем. Ты все понял, что я тут говорил?
Я пожимаю плечами:
– Понял, капитан… чего не понять. Или на хвосте к Лисьей вывести, или…
– Горе ты мое, Серега! Попадаются же такие… Не лезь на рожон, понял? Чем дольше жив будешь, тем больше у нас надежды тебя спасти. Ну… с Богом! Шагом до Сухоярки и – к Лисьей.
Предрассветная степь… с той тишиной, что опускается на землю перед рассветом, не сравнится никакая другая. Нет тишины чище. Впереди – Сухоярка, а за спиной разбавляют сумерки первые, пока невидимые солнечные лучи. Мы любили когда-то скакать по степи перед рассветом, но – навстречу солнцу. Тогда рождение нового дня не обещало ничего плохого. Ни ордынских засад впереди, ни…
Ордынцы выткались из ночи внезапно, словно предрассветная тишина вобрала в себя их приближение. Я даже не успеваю понять, что происходит! Просто руки стягивает аркан, и очутившийся вдруг совсем рядом ордынец хватает за повод моего коня, а другой, смеясь, сбивает с моей головы шапку – мелькнула перед глазами сабля, крутнулась в жилистой руке, заставив отшатнуться назад. Гогот. Свист, рывок в галоп… Уф, ну хоть в седле удержался!
Никогда бы не поверил, что могу так легко и просто угодить в плен!
Ну что ж, ладно. Поиграем…
Так, везут к стойбищу… а слева, от стойбища к солнцу, неторопливой тенью в рассветном мареве ползет отряд. Навстречу солнцу… ага, к Лисьей! Значит, кто-то из наших, Лека или Минек, сработал как надо.
И, значит, зря я подставился арканам степняков… на одного хорошего стрелка ослабил ждущий в Лисьей отряд.
Ордынец осаживает коня, мой пленитель дергает аркан, я спрыгиваю наземь и оказываюсь в тесном кольце не скрывающих торжества кочевников.
Прямо передо мной стоят двое. Один – воин на вершине зрелости, в той поре, когда не утрачены еще силы и хватает уже опыта правильно их употребить. Вождь ордынцев, судя по солнечным амулетам в косах и родовой татуировке на щеках. Второй постарше. Осанка и взгляд полны достоинства, и стоит бок о бок с ордынцем, как равный. Перья совы в косах, тотемный знак кочевья. Выходит… меня осеняет, на миг я забываю о происходящем. Ордынцы знали, куда шли! Их здесь ждали! Наверное, разведали, что смогли, и дали знак. То-то Геша давеча божился, что кочевники за заставой следят!
– Добрая добыча, но слишком уж легкая, – кричит своим ордынец, и они визжат в ответ, а я невольно сжимаю кулаки. Он прав, попался я бездарно! – Хорошее начало! Солнце дарит нам удачу!
Я перевожу взгляд за спины вождей. Ордынцев не видно, только кочевники. Женщины, детвора, старики… есть и молодые парни, но что-то их мало. Видно, почти все воины ушли с отрядом ордынцев. Наших ждет суровый бой.
– Мне нравится этот сопляк, – говорит вдруг кочевник, ткнув в меня пальцем. – Отдай его мне.
– Рано ты заговорил о дележе!
– Я обещал сыну. Мальчишка не хочет терять времени даром, но он почти ничего еще не умеет. Ему надо учиться. А у этого, гляди, взгляд храбреца.
Ордынец, хохоча, взлетает на коня.
– Что ж, пусть берет! Пусть попробует узнать у него что-нибудь. Все равно, что! Ты прав, этот пленник с характером. Если у твоего сына получится совладать с ним, он станет хорошим вождем! А не получится с этим, пусть берет другого, мне не жалко.
Я не показываю виду, что понимаю их. Но страх меня пробирает нешуточный.
– Бери его, сын! – Кочевник толкает меня к долговязому мальчишке, стоящему чуть в стороне. Так толкает, что я падаю на колени у его ног.
Стоящие рядом пацаны ржут, но сын вождя остается серьезным.
– Ты слышал, мальчик? – Ордынец обращается теперь прямо к нему. – Можешь попытать силы на другом. У нас, хвала Солнцу, хватает пленников, а скоро будет еще больше!
– Я попробую с этим, вождь, – решительно отвечает парень. – Благодарю за щедрый дар.
– Мне нравится твой сын, брат! – Ордынец машет рукой. – Вперед! Нас ждет славная добыча!
Я провожаю их взглядом. Не подавитесь добычей…
– Ты хочешь жить, падаль? – Он хорошо говорит по-нашему, сын вождя.
– Не родился еще человек, который не хотел бы жить, – усмехаюсь я в ответ.
Капитан велел "играть героя".
Но капитан хотел одного – чтобы ордынцы пошли к Лисьей. Они пошли. И время как раз, ловушка уже насторожена. А эти сопляки просто развлекаются со мной, играют во взрослых воинов. И в любой момент могут вместо меня взять другого. А это будет нечестно. И потом… а ну как другим окажется Лека? Я ведь так и не знаю, кто ведет ордынцев к Лисьей…
Ничего, посмотрим! Есть другая хорошая игра, как раз для таких случаев… называется "играть шута".
– Ты расскажешь о заставе. Всё.
– Ага, всё и еще немножко! Слушай, парень, на черта тебе наша застава, давай я лучше расскажу, где тут самое большое стойбище сусликов.
Я успеваю отвернуть голову, приняв удар вскользь. И ною:
– Слушай, ну чего ты сразу бить? Сказал бы просто, сусликами, мол, не интересуюсь. Я б тебе тогда совиную нору предложил. А то вон как перья пообтрепались, стыдоба…
На этот раз он пресекает мою уловку. Железный кулак впечатывается мне в нос… кажется, я и хруст слышу перед тем, как отрубиться… но второй удар почему-то приводит меня снова в чувство. Из носа течет кровь, я сглатываю и как можно четче произношу, глядя прямо в яростно сощуренные глаза:
– Ну и ходи в облезлых перьях, недоносок.
Всё. Дело сделано, теперь он не примется за другого, не сломав меня. Развлечение вам обеспечено, парни! Я уж постараюсь, чтоб его хватило до подхода нашего отряда.
Тревога Леки касается меня через амулет. Я отвечаю мысленной улыбкой. Ничего, брат мой! Может быть, мы погибнем пленниками, оба, ты и я, но погибнем весело. Уж лично я собираюсь повеселиться!
Сын вождя пошептался с дружками, и меня выпутывают из аркана. Пояс с ножнами, правда, сняли раньше… осторожные, прах их забери. Все правильно, вспомнил я рассказы Вагрика, раз пленнику все равно не сбежать, незачем ему лишний почет. А возомнит себя на полпути к свободе – что ж, тем смешнее. Ну, я-то не буду выставлять себя неумным сопляком. Развязали – ладно, понимаю, вы сильнее. Вот только не знаете вы, сильные, каково развлекаться со слабым, прекрасно знающим, чем вас можно оскорбить.
– Раздевайся.
Я медленно и внимательно оглядываю столпившихся вокруг парней. И очень озабоченно спрашиваю:
– Слушай, ты ведь не заставишь меня любиться с кем-нибудь из этих малолеток?
– Куртку, – брезгливо цедит сын вождя. – И рубаху. Нам неинтересно смотреть на то, что ниже.