- Сейчас, сейчас… Я не знаю, кто ты на самом деле, Конан, но думаю, что не простой охранник - иначе откуда бы тебе стало известно о серебряной пчеле… И… И о том, что мы направлялись в Акит… Да, наверное, для тебя не существует тайн… Так давай же поедем вместе! Серебряная пчела обеспечит нам долгое и спокойное существование, а золото… О, золота полно там, куда мы едем. И могу уверить тебя, нам хватит его до конца наших дней!
- А кто повез барахло?
- Как?.. - Ган Табек выпучил глаза и в изумлении уставился на варвара. - Как "кто"? Гури, конечно! Племянник Нассета.
* * *
- Я думал, тебе известно все. - Он покачал головой и улыбнулся. - Ты провел меня, северянин. Меня, шемита, сына знаменитого Эбеля! Что ж, неплохо…
- Гури… - не слушая его, задумчиво протянул Конан. - А почему в Акит?
- Там живет его дед - отец отца. Может, слышал о Затейнике Бездомном?
- Слышал.
- Вот он и есть дед Гури. Он терпеть не может Нассета, а тот его. Так и ненавидят друг друга всю жизнь… - Ган Табек вдруг запнулся и замолчал.
- А дальше? - спросил Конан, которому в этой истории что-то тоже показалось странным.
- Погоди… Кто подослал тебя к Эбелю? Уж не Насеет ли?
- Да, через Гури, - нехотя ответил варвар, отлично понимая, что скрывать уже нечего.
- Но почему тогда он не сказал об этом мне? Круглая физиономия Гана Табека побагровела от злости и огорчения.
- Пес… - прошипел он сквозь зубы. - Всех надул…
- Всех надул, - эхом повторила Илиана. - Кроме меня.
- Что? - Ган Табек поглядел на нее удивленно.
- Кроме меня! Ты, дурень, отдал ему сафьяновую коробочку да еще рассыпался в благодарностях! Не видать бы нам сейчас пчелы, если б… если б…
- Говори толком, - приказал Конан, отшвыривая в сторону опустевший за время беседы кувшин.
- Слушай, северянин, - торжественно начала Илиана, явно весьма и весьма довольная тем, что главная роль перешла от мужчин к ней. - Мы давно решились бежать от Эбеля, очень давно. Для этого несколько лун тому назад Ган Табек якобы по неосторожности свалился с лошади вниз головой и лишился разума - разумеется, тоже якобы. Пин сам чуть не сошел с ума, пытаясь вылечить единственного сыночка, но все было зря. Гану Табеку день ото дня становилось все хуже и хуже. Наконец он пришел в то состояние, в каковом и пребывал до сих пор - ну, кроме вечера и этой ночи. Ты спросишь, зачем он притворялся? Да затем, что Эбель всегда знал о том, что сын его при всей доброй и нежной душе и тонком уме отягощен ужасным пороком - тягой к воровству. Что ты так сморщился, Ган Табек? Или я лгу?
- Нет, - буркнул сын купца, отворачиваясь.
- Так вот, Конан. Когда с Ганом Табеком случилось то несчастье, пин совершенно потерял бдительность и уже не следил за каждым жестом его, каждым взглядом и шагом. Конечно, моему возлюбленному пришлось напрячь все силы и на время прекратить воровство - дабы никто ничего не заподозрил…
- Я сразу понял, что с головой у него все в порядке, - вставил киммериец, пожимая плечами.
- Ты… Ты - зоркий орел, сильный лев, ловкий леопард и хитрая змея… - похвалила его Илиана. - Остальные не таковы. Им и на ум не пришло, что Ган Табек всего лишь прикидывается… Так вот. Однажды слуги вывезли страдальца на прогулку…
- Об этом я сам расскажу, - влез Ган Табек. - Тебя же там не было!
Илиана фыркнула и с достоинством удалилась в свой угол.
- Да, Конан, однажды слуги вывезли меня на прогулку в тот сад, что расположен на южной стороне Шадизара. Расстелив на траве покрывало, они усадили меня туда, а сами сели в пяти шагах и затеяли игру в кости. Некоторое время спустя к ним подошел некий господин с золотым кольцом в носу. Он приветливо улыбнулся и извлек из сумы, что висела у него на поясе, оплетенный стеклянный кувшин. Глаза моих нерадивых слуг загорелись - ведь в нашем доме они могут пить только воду, ибо у отца все бутыли и все кувшины сосчитаны и горе тому, кто осмелится покуситься на хозяйское вино!
Господин с кольцом в носу любезно предложил слугам испробовать его прекрасного вина. Заявив, что все четверо ему ужасно понравились (вот уж грубая лесть, но мои кретины, конечно, не распознали фальши), он вытащил пробку и протянул кувшин старшему. Ну а на дармовщинку-то отчего б и не выпить?
Короче говоря, скоро на дне кувшина не осталось и капли. Пока я агукал на своем покрывале, умирая от злости, эти твари нажрались как свиньи! И тут вдруг произошла странная штука! Старший, широко зевнув, глупо хихикнул и повалился прямо на траву - через мгновение он уже спал, могучим храпом отравляя и без того жалкое существование букашек и птичек. Остальные трое посмотрели на него с удивлением, но и сами тотчас начали зевать и валиться рядом с ним. В общем, уснули все.
Я разъярился. Я даже не мог притворяться дальше - я встал и, подойдя к щедрому господину, сказал: "Что за дрянь ты подсыпал моим слугам, незнакомец? И с какой целью?" Думаю, голос мой дрожал от негодования и весь вид был необычайно грозен. Однако господин ничуть не смутился - видно, из храбрецов. Мило мне улыбнувшись, он ответил: "Дорогой Ган Табек, я рад, что ты доверяешь мне настолько, что даже бросил строить из себя полуидиота (признаться, я был польщен, потому что меня еще ни разу не принимали за полуидиота - всегда за полного). Присядь, потолкуем о делах - твоих и моих".
Не буду скрывать, я и удивился, и оробел. Он знает меня, а я был так неосторожен… Тем не менее я сел. "Не тревожься о слугах, - продолжал незнакомец, - скоро они проснутся. Я к тому времени уже уйду, а ты снова отвесишь челюсть и пустишь слюни - никто ни о чем и не догадается. Так вот, зовут меня Гури. Буду откровенен с тобой, Ган Табек, ибо давно слежу за жизнью твоей и знаю совершенно определенно: ты намереваешься сбежать от отца с красоткой Илианой, не так ли?" Я кивнул, не в силах вымолвить и слова. "Очень хорошо, - улыбнулся он. - Ты поступаешь верно, ничего не отрицая. За это и я расскажу тебе кое-что. Я - племянник Нассета… О, не пугайся так. Да, твой отец и мой дядька терпеть не могут друг друга, но, между прочим, у Нассета есть враг и поопаснее Эбеля. Это - мой дед, Затейник Бездомный. Ты слышал о нем когда-нибудь?" Я мотнул головой, давая понять, что нет, не слышал. "Странно. В Аките - есть такой город в Туране - моего деда знают все. На самом-то деле его зовут Джанхедом, но никто уж и не помнит ныне его настоящего имени. Затейником его прозвали из-за веселого нрава, а Бездомным… Ха-ха… Потому что есть у него одна маленькая слабость - обладая несметными богатствами, он обожает жаловаться и встречному и поперечному на ужасающую свою бедность. Он говорит, что нет у него ни куска хлеба, ни медной монеты, ни сада, ни дома… Ясно, никто ему не верит - кто не видал огромного белого дома в сердце Акита, принадлежащего ему? Кто не слыхал о чудесных садах за городской стеной? Кто не бывал в его трактирах и постоялых дворах?… О-о-о, он очень, очень богат.
И вот, когда я навещал его тому уж полгода назад, он признался мне со слезами на глазах, что есть одна вещица, обладание коей сделает его по-настоящему счастливым. "И что за вещица?" - полюбопытствовал я. "Серебряная пчела Митры", - таинственным шепотом ответил дед. Я так и подскочил в кресле. "Ну как же! Ведь Насеет гоняется за ней без малого полтора года!" - без колебаний раскрыл я Затейнику тайну дяди. "Насеет? - Дед побелел и заскрипел остатками зубов. - Ну уж не-ет. Этому проходимцу я не позволю завладеть моей собственностью!" Я удивился: "Твоей? Но ты же сам только что говорил, что хочешь ее приобрести, а…" Он недовольно сморщился. "Не перебивай меня, внук. И помни, то, чем я хочу обладать, уже и есть мое. А Насеет, будь он трижды старшим братом твоей матери, пчелу не получит".
Затем мы пошли прогуляться в сад, и там беседа продолжилась. Я узнал, что пчела сия не простая - она предвещает своему хозяину несчастья, так что всегда можно уберечься и обойти опасность окольной дорогой. Еще я узнал, что Эбель - нынешний ее владелец - не соглашается продавать ее ни за какие богатства. В довершение дед сообщил ivpie, что благородный пин в скором времени прибудет в Шадизар, мой родной город, где живу я с дядей своим Нассетом, и просил всенепременно добыть для него желаемую вещицу. "Я, - сказал Затейник, - обещаю тебе и клянусь, что после моей смерти ты останешься единственным моим наследником, а посему и пчела достанется потом тоже тебе. И еще: если тебе понадобится чья-то помощь (наверняка понадобится), не жалей ни золота, ни добрых слов. Пусть тот, кто будет рядом с тобою в сем важном деле, знает твердо: здесь, в Аките, у него будет все. Я осыплю его самоцветами, я подарю ему один из моих лучших домов, я… Я сделаю для него то, чего не сделал бы и бог для безгрешного. От моего имени ты можешь обещать ему это".
И вот я говорю тебе, Ган Табек. Согласен ли ты помочь мне? Согласен ли украсть у отца своего серебряную пчелу? Я знаю, что бежать тебе и твоей красотке некуда, так почему бы вам не отправиться в Акит? Дед подарит вам дом, даст золота столько, сколько попросите, и до самых своих последних дней вы будете желать лишь одного - бессмертия".
Как ты думаешь, Конан, я согласился? - неожиданно спросил Ган Табек, с грустью глядя на варвара.
- Думаю, да, - с усмешкой ответствовал тот.
- Ты прав. Я согласился. Согласился обворовать собственного отца! А впрочем, я и прежде не раз залезал в его сундуки… Но ведь бежать нам было и правда некуда! А Гури я поверил, потому что он… Да и сам не пойму почему…
- Так что с серебряной пчелой? - напомнил Конан.
- Ах да… Ты что-то хотела поведать нам, Илиана?
- Хотела. - Она вышла из своего угла и села на табурет против киммерийца. - Все получилось именно так, как задумал Гури. Эбель отправился на базар за покупками, а Ган Табек в это время утащил сафьяновую коробочку, потом хрустальную чашу, самоцветы…
- Я не удержался, - пояснил сын купца.
- Он не удержался, - милостиво кивнула Илиана. - А когда все легли почивать, мы потихоньку вышли из дома, оседлали лошадей и поехали к маленькой харчевне, что находится у западных врат Шадизара. Там нас должен был ждать Гури.
Еще издали мы заметили его в дверях харчевни. Он стоял и всматривался в темноту, явно ожидая нашего скорого появления. Мы приблизились, и, не спешиваясь, передали ему сафьяновую коробочку - на мгновение он приоткрыл ее и полюбовался неземной красотой серебряной пчелы, затем сунул коробочку в свою дорожную суму. Ган Табек попросил его также прихватить уворованные у Эбеля вещи, на что Гури с неохотой, но дал согласие. Подробно рассказав Гану Табеку дальнейшую дорогу (а он, в отличие от нас, собирался ехать кругом, через Коринфию, Коф и так далее), он вскочил на коня и, не попрощавшись с нами, быстро ускакал. Мы заметили - с ним был его верный слуга, который ждал его поодаль.
- Он еще крикнул: "Встретимся в Аките!" - добавил Ган Табек.
- Да, он крикнул… Ну а мы поехали на восток, сюда. Вот и все.
- Так что с пчелой? - повторил Конан вопрос, нахмурив брови.
- А, с пчелой… - Илиана вздохнула. - Да ничего. Вот она, в моем мешке.
- В… в твоем мешке? - От изумления у Гана Табека открылся рот. - А почему это она в твоем мешке?
- Потому что я украла ее у Гури, пока ты с ним беседовал у харчевни. Я сразу заметила его слугу, поэтому я обошла вас с той стороны, где он не мог меня видеть, и… Не сердись, Ган Табек. Я не слишком-то доверяла этому господину. Ты видишь сам, что я была права. Ведь он обманул всех: и Нассета, и Конана, и тебя… Отчего он не признался нам, что сам направил к Эбелю нового охранника? А? И почему он не сказал Конану, что ты только притворяешься сумасшедшим? О, он очень коварен! Наверное, даже коварнее меня.
- Не тебя, - хмыкнул Конан. - Ты же утащила у него пчелу. Кстати, покажи мне ее.
- Вот.
Илиана взяла с полу свой дорожный мешок, сунула туда свою тонкую изящную руку, извлекла сафьяновую коробочку и с готовностью протянула Конану.
- Теперь я понимаю, кто гнался за мной… - мрачно сказал варвар, рассматривая прелестную вещицу.
- Гнался? Когда? - испугался Ган Табек.
- У восточных врат… Это наверняка был Гури, который заметил пропажу пчелы и бросился за вами в погоню.
- Он не догнал тебя?
- Нет.
- А куда он делся потом?
- Не знаю. - Конан запихал коробочку с пчелой в глубокий карман своих шаровар и с ухмылкой посмотрел на обескураженных влюбленных. - Ну вот что. Пчелу я, конечно, забираю себе. А вы возвращайтесь к Эбелю - может, простит.
- Но… Мы же украли у него самоцветы, туфли владыки, чашу… - растерянно забормотал Ган Та-бек. - Он не примет нас обратно.
- Тебя примет. А вот что касается девицы…
- Но я же люблю его! - воскликнула Илиана.
- Кого? - усмехнулся киммериец.
- Эбеля, кого же еще!
- Вот ему и скажи об этом.
- Конан, не оставляй меня… - уцепился за его рукав Ган Табек, видя, что киммериец встает и направляется к дверям. - Я не хочу сидеть тут с этой гиеной…
- Ах, я гиена?
Илиана зловеще зашипела и впилась ногтями в розовые уши бывшего возлюбленного. Заверещав, тот пнул ее своей короткой ножкой в колено. Девица взревела, с яростью куснула Гана Табека за плечо, потом, не отпуская его ушей, принялась лбом долбить его пухлую грудь.
Конан с интересом наблюдал за началом схватки. Было ясно, что победа достанется именно Илиане. Сын купца защищался неумело, к тому же ужас перед разъяренной девицей словно сковывал его. Она, напротив, дралась с энтузиазмом. Конану даже показалось, что она давно мечтала побить Гана Табека и вот теперь наконец дождалась удобного момента.
Визги и крики переполошили весь дом. Уже поспешал вниз хозяин, встрепанный и перепуганный, со свечой в дрожащей руке, уже собирались на верху лестницы постояльцы, каждый из которых на всякий случай вооружился - кто кинжалом, кто мечом, кто дубиной, а кто и обычным табуретом. Но, увидев, что происходит на самом деле, все облегченно вздохнули. Не разбойники, не воры - милая парочка, видимо, супруги колошматили друг друга, а это было вполне нормально. Чего только не бывает меж влюбленными!
Постояльцы вновь разошлись по своим комнатам; хозяин, качая головой и ругаясь, ушел тоже. Они снова остались втроем. Но и киммериец не собирался сидеть здесь до рассвета и развлекаться гладиаторскими боями. Когда в него полетели клочья волос и платья, он, брезгливо сплюнув на пол, повернулся и пошел прочь. За половину ночи оба - и Ган Табек, и его хитроумная (пожалуй, слишком хитроумная) девица - ему порядком надоели. Он не желал более смотреть на их безобразия, а еще более не желал слушать и слышать их.
Вскочив на гнедого, он бросил взгляд на восток. Небо там уже чуть просветлело, значит, близится рассвет. Довольная усмешка тронула твердые губы варвара - он успеет вернуться в Шадизар до утра, он успеет сделать все, что задумано.
Гнедой с чувством заржал, мечтая о бешеной скачке, и понес своего седока обратно в город.
- Конан! - послышался вслед голос Гана Табека. Но, наверное, только послышался.
* * *
Гури, мрачный, как грозовая туча, ждал его у восточных врат.
- Хей! - Он поднял вверх обе руки, призывая варвара остановиться.
Гнедой едва не сбил его с ног, встав как вкопанный прямо перед ним, морда к морде, но, надо отдать должное Гури, он не двинулся с места. Только спустя несколько мгновений, когда убедился в том, что Конан остановил коня и согласен поговорить, поморщился и отошел на шаг в сторону.
- Что рожу кривишь? - весело спросил варвар, спрыгивая на землю.
Племянник Нассета запыхтел, но все же ответил:
- Твой гнедой мне ногу копытом отдавил.
- Только одну?
- Что "только одну"?
- Будешь платить? - И Конан взялся за повод, как бы собираясь вскочить на коня и помчаться к Нассету.
- Буду! - злобно выплюнул Гури.
Он коротко свистнул, и из-за угла ближнего дома вышел высокий тощий парень. Он подошел, молча протянул хозяину большой дорожный мешок. Гури сунул внутрь толстую лапу и начал остервенело шарить в поисках кошеля. При этом он не забывал осыпать проклятиями Гана Табека, Эбеля, Илиану и Нассета, обвиняя их в воровстве, обмане, нахальстве, скудоумии… То есть он свалил на них половину собственных грехов, напрочь забыв о том, что только сейчас в них честно признавался. Не обругал он одного лишь варвара, и то потому, что тот стоял слишком близко…
- На! - Он впихнул набитый золотом кошель в руку Конана. - Ровно две сотни. Ограбил… Подчистую ограбил… Давай пчелу!
Конан вынул из кармана сафьяновую коробочку и, все так же усмехаясь, протянул ее Гури.
Оба одновременно раскрыли вместилища своих сокровищ. Конан - кошель, дабы пересчитать золотые, Гури - коробочку, дабы полюбоваться серебряной пчелой. Потом один пошел к своему гнедому коню, второй - к своей белой кобыле. Даже не посмотрев друг на друга на прощание, они разъехались в разные стороны, и каждый в душе был чрезвычайно доволен сделкой…