Амотейские и кианские наблюдатели покидали стены и разбегались по темным улицам. Пришли железные люди с огненным колдовством и ревущими рогами. Проклятые идолопоклонники! Никто не может им противостоять. Где падираджа? Где его стражи? Его гранды и сверкающие кони? Его Водоносы? Где они все?
Тусклый дым стлался над западными кварталами Шайме. Пепел падал как снег. Обезумевшие горожане убегали от бесстрастных и безликих конрийцев с опущенными серебряными забралами. Схватки были страшными и краткими. Люди встречали родственников с других улиц и, задыхаясь, коротко говорили о багряных куррай, которые сжигают все на своем пути, о северянах в черных кольчугах, которые размахивают отрубленными головами и воют по-волчьи.
Но многие собрались на рыночной площади Эшарса, где под треугольным вымпелом остановился настоящий вельможа, князь Хукал Монгилейский с четырьмя сотнями всадников родом из беспощадных равнин Великой Соли. Амотейских новобранцев тут же строили в ряды на брусчатке, а сам князь в черных одеждах кричал, напоминая о Фане и его несгибаемом мужестве. Вскоре на площади уже стояли около двух тысяч верных, расправив плечи и воспрянув духом.
И как раз вовремя. Сеча выплеснулась на ближние улицы, где фаним обороняли от конрийских рыцарей наспех сооруженные баррикады. Идолопоклонников становилось все больше, к ним присоединялись отдельные отряды, рыскавшие по улицам. Когда их скопилось несколько сотен, они ринулись в бой. Наступление возглавили анплейские бароны и рыцари, жаждущие отомстить за смерть Гайдекки, их любимого графа-палатина. Но их оттеснил Хукал с монгилейцами. Решительную атаку удалось организовать, только когда прибыли принц Пройас и палатины Ингиабан и Ганьятти. Амотейцы поддались довольно легко, они разбежались по восточным улицам, и многих конрийцы перехватили на флангах. Но монгилейские всадники оказались куда тверже, и их нападение стало страшным испытанием. Даже если они теряли лошадей, они сражались с дикой яростью. Ганьятти, палатин Анкириота, обменялся ударами с самим князем Хукалом. Язычник отбил его щит и рассек ему грудину с такой силой, что сломал свою саблю. Ганьятти опрокинулся на спину и упал под копыта коней.
Смерть кружила над землей.
Конрийцы под началом неистового Пройаса отогнали языческих всадников и отбили изуродованное тело палатина. Монгилейцы рассеялись по прилегающим улицам. Выкрикивая страшные клятвы, осиротевшие анкириоты бросились в погоню.
Но принц оттащил Ингиабана в сторону.
- Что такое? - прогудел из-под забрала коренастый палатин.
- Где они? - спросил Пройас - Где фаним?
- Ты о чем?
- Они лишь делают вид, что защищают город.
Келлхус видел только пальцы отца, лежащие на обнаженном бедре. Ноготь большого блестел.
- Как дунианин, - продолжал бесплотный голос, - ты не имел выбора. Чтобы владеть собой, ты должен был овладеть обстоятельствами. А чтобы управлять обстоятельствами, ты должен был подчинить волю людей, рожденных в большом мире. Ты должен был сделать народы своими руками. Потому ты постоянно изучал их верования. Это аксиома. Ты понял, что если истина идет вразрез с интересами сильных мира сего, то ее называют ложью, а ложь, служащая их интересам, зовется истиной. И ты осознал, что так и должно быть, поскольку именно вера, а не правда сохраняет народы. Почему императорская кровь считается божественной? Зачем рабам говорят, что страдание есть добродетель? Вот что делает вера: она разрешает или запрещает. Это самое важное. Если бы люди считали, что всякая кровь одинакова, знать была бы низвержена. Если бы люди считали, что деньги - это гнет, купцы бы разорились. Народ принимает только ту веру, которая сохраняет сложную систему пересекающихся действий, позволяет совершать их. Для рожденных в мире, как ты понял, правда не имеет смысла. Иначе почему они живут во лжи? Первое твое решение было простейшим. Ты заявил, что принадлежишь к высшей касте, что ты князь. И как только ты сумел кого-то убедить в этом, ты потребовал, чтобы остальные вели себя соответственно. Этот простой обман дал тебе независимость. Никто не смел приказывать тебе, поскольку все верили, что этого делать нельзя. Но как ты сумел убедить их в своем праве? Первая ложь поставила тебя на одну доску с ними. Но какая ложь сделала тебя их хозяином?
Их тела сами вспомнили былой пыл. Когда он закрывал глаза, она была здесь, под ним, вокруг него, она принимала его нежную жажду, она задыхалась и кричала, задыхалась и кричала. Он сжимался внутри нее, как кулак, и оживал в ее сердце, в ее влажном лоне.
Она тянулась к его лицу, притягивала его к своему горячему рту. Она рыдала, целуя его.
- Ты был мертв!
- Я вернулся за тобой… Что угодно. Даже мир.
- Акка…
- За тобой.
Эсми. Эсменет. Она задыхается и кричит… Какое странное имя для шлюхи.
Из огромного водопада взлетали облака брызг, и Келлхус промок до нитки. По щекам его катились капли воды, как слезы. Он слушал.
- Ты понял, что верования, как и люди, имеют свою иерархию, что одни имеют больше власти, чем другие, и что религия стоит выше всего. Если ли этому лучшее доказательство, чем Священное воинство? Действия стольких людей объединяются ради одной цели вопреки множеству природных слабостей, вопреки страху, лени, жалости… Ты прочел их священные книги и обдумал власть слов над людьми. Ты прозрел основную функцию айнритизма: привязать веру к тому, что нельзя увидеть, и таким образом обеспечить повторение всей совокупности действий, создающих народ. Усомниться в этом порядке вещей - значит усомниться в самом Боге, создавшем их. Бог защищает положение человека, и деспотическая сила, подменяющая правду для императора и раба, скрыта от глаз и не видна. Задавать вопросы становится не просто опасно, не просто дико - это становится бесполезно, поскольку ответы лежат вне этого мира. Рабы сжимают кулаки, угрожая небесам - но не хозяевам.
Голос отца, так похожий на его собственный, заполнял все пространство подземелья нелюдей.
- И тут ты увидел Кратчайший Путь… Ибо ты понял: этот трюк, обращающий глаза угнетенных к небесам, отвлекая от руки с кнутом, послужит твоим целям. Чтобы овладеть обстоятельствами, надо управлять действиями. Чтобы управлять действиями, надо управлять верой. Чтобы управлять верой, надо стать гласом небес. Ты дунианин. один из Подготовленных, а люди с их чахлым умишком - не более чем дети.
С высот разрушенного святилища Азореи тидонцы из личной гвардии Готьелка первыми увидели это: вспышка, за ней громовой раскат.
Вожди Священного воинства обыскали прилегающие к городу равнины, послали разведчиков даже к раздвоенным предгорьям Бетмуллы, но не нашли ни следа Фанайяла и его языческой армии. За исключением того, что Шайме сдан - во что айнритийские командиры едва могли поверить, - это могло означать только одно.
Наблюдатели, расставленные на холмах Шайризорских равнин, были наготове, как и граф Готьелк - он держал в резерве несколько тысяч тидонцев, хотя штурм стен Шайме много лет оставался его заветной мечтой. Все ожидали, что кианцы займут поле, поскольку там можно в полной мере использовать присущие им скорость и мобильность.
Способ действий, однако, озадачивал.
Граф получал донесения, где говорилось об активности язычников на юго-восточном направлении от Шайме, вблизи ворот Тантанах. Готьелк отправил гонцов к айнонам Чинджозы, фланги которого находились ближе всего оттуда, а потом приказал начать общее наступление. Если войско фаним предпримет вылазку из восточных ворот, он, согласно божественным наставлениям Воина-Пророка, должен будет собрать войска вдоль реки Йешималь, чтобы защитить два моста и один довольно опасный брод. Под штандартами с черно-золотым Кругораспятием тидонские рыцари в латах возглавили наступление, идя рысью на трофейных конях. Слева от них громыхал и дымился Святой город. Люди смеялись и показывали на айнонские знамена на многобашенных стенах Татокара. Продвижение было привычным, почти легким. Закаленный боями старый граф не обращал внимания на время, поскольку язычникам понадобится много часов, чтобы просочиться сквозь ворота и построиться для битвы. Но ворота не открылись.
Саперы работали много недель, подрывая основание стен. Никакие стены, говорил ясноглазый падираджа, не спасут нас, если начнут воевать магические школы. На помощь призвали математиков Ненсифона и великого архитектора Готаурана аб Сураки. А потом привлекли кишаурим.
Всадники на Азорее застыли и смотрели в изумлении. Блеснул свет - белый, голубой и синий, - затем дальние ворота Тантанах и кусок стены рядом с ними рухнули, подняв огромную тучу пыли. Ветер был слабым, и клубы пыли развеялись не сразу. Несколько мгновений видны были лишь огромные тени. Затем они увидели мастодонтов - целые дюжины! - топтавших обломки. Когда послышались их пронзительные трубные вопли, первые кианские всадники уже мчались по Шайризорским равнинам.
Грохот языческих барабанов внезапно усилился.
- Тебе оставалось только убедить их, что разница между твоим интеллектом и их разумом - как расстояние между миром и Той стороной. Сделай это, и они дадут тебе полную власть, будут преданы тебе до конца. Путь этот узок, но очень прост. Ты взращивал их благоговение и их убеждения, ты рассказывал им о том, о чем не может знать ни один человек. Ты взывал к искрам Логоса в их душах. Ты разбирал логику их пристрастий, объяснял значение старых догм. Ты давал им веру, основанную на истине, а не на ритуале. Ты вскрывал их страхи и уязвимые места, показал им, кто они есть, и в то же время использовал их слабости в собственных целях. Ты дарил им уверенность, хотя все в мире - тайна. Ты льстил им, хотя все в мире - безразличие. Ты показал им цель, хотя в этом мире царит анархия. Ты учил их неведению. И все это время ты говорил, что ты сам - один из них. Ты даже делал вид, будто гневаешься, когда они осмеливались высказывать сомнения. Ты ничего не навязывал и не предполагал. Ты воспитывал. Ты давал одному человеку колесо, другому - ось, третьему - упряжь, зная, что рано или поздно они соберут все части вместе и получат собственное откровение. Ты связал их предположениями, чтобы однажды они сделали тебя своим заключением.
Гладко выбритое лицо появилось в неверном свете огней. Сквозь завесу воды оно казалось ухмыляющимся черепом.
- И они сделали тебя пророком. Но даже этого было недостаточно, - продолжали шевелиться губы. - Не имевшие власти ничего не теряли, когда ставили тебя между собой и богами, поскольку давно перепоручили свои действия другим. Служение - самая инстинктивная привычка. Но те, кто наделен властью… Править от имени несуществующего короля - значит править напрямую. Рано или поздно знать должна была восстать. Кризис был неизбежен…
Моэнгхус встал - бледный, размытый, словно поднявшийся от земли пар. На мгновение вода очертила его фигуру, затем он вышел, весь мокрый, и обратил глазницы на сына. Он был обнажен, если не считать льняной набедренной повязки. Темные завитки лобковых волос просвечивали сквозь мокрую ткань. От усыпанной каплями кожи поднимался пар.
- Тогда, - сказало безликое лицо, - вероятностный транс подвел меня…
- Значит, ты не ждал видений? - спросил Келлхус. Лицо отца оставалось совершенно бесстрастным.
- Каких видений?
Казалось, крик надорвал его горло. Прошло несколько мгновений, пока Багряные колдуны наконец закончили свою песнь. Колдовское сияние утихло, затем угасло совсем. Барабаны грохотали под трескучим дождем пламени.
Красные огни.
Элеазар больше не смеялся. Он стоял за спинами первых отрядов, в сердце адской просеки, которую проложили через город его адепты. Из развалин поднимался дым, пламя взметалось ревущими башнями, стены торчали плавниками из гор битого кирпича, плавные волны дыма накатывали на зазубренный гребень, оставшийся от стены Татокара. Склоны Ютерума возвышались над завесой огня среди Хетеринских стен. Так близко! Стоит чуть вытянуть шею, и можно увидеть купол и карнизы Ктесарата. И там они найдут их… этих убийц.
Кишаурим бросили им вызов, и они пришли. Через многие мили и бесчисленные лишения, через все унижения. Они выполнили свою часть сделки. Теперь пора подвести счеты. Сейчас! Сейчас!
"Что за игру они затеяли?"
Все равно. Все равно. Если надо, он сотрет Шайме с лица земли. Перевернет всю землю!
Элеазар прижал к лицу багряный рукав. Несмотря на протесты Шалмессы, капитана джаврегов, он отодвинул в сторону высокий плетеный щит и поднялся на монолитный каменный выступ среди развалин. Волны жара окутали его.
- Сражайтесь! - крикнул он фигуркам вдалеке. Черное небо вращалось над ним. - Сражайтесь!
Чьи-то руки схватили его и потащили назад. Он вырвался. Саротен закричал:
- Эли, рядом хоры! Очень много… Ты что, не чувствуешь? Неплохо бы вымыться, мелькнула в голове глупая мысль. Соскрести с себя все это безумие.
- Конечно! - огрызнулся Элеазар. - Под развалинами. В руках у покойников!
Мир вокруг казался черным и гулким, он вспыхивал белым огнем. Келлхус поднял ладонь.
- Мои руки… когда я смотрю на них, я вижу золотой ореол. Испытующий взгляд.
- У меня нет с собой моих глаз, - отозвался Моэнгхус, и Келлхус понял, что отец говорит об аспидах, которых используют его собратья-кишаурим. - Я хожу по этим залам по памяти.
Несмотря на все признаки жизни, отец походил на каменную статую. Он казался маской без души.
- Бог, - сказал Келлхус - Он не говорит с тобой? Снова испытующий взгляд.
- Нет.
- Любопытно…
- И откуда же исходит его голос? - спросил Моэнгхус - Из какой тьмы?
- Не знаю… Приходят мысли. И знаю одно - они не мои. Бесконечная пауза.
"Он погружается в вероятностный транс, как и я…"
- Тот безумец сказал то же самое, - проговорил Моэнгхус - Возможно, твои испытания расстроили твой разум.
- Возможно…
Еще один испытующий взгляд.
- Не в твоих интересах обманывать меня. - Молчание. Каменное лицо. - Разве что…
- Разве что я пришел тебя убить, как приказали наши братья-дуниане. Этого ты опасаешься?
Тот же взгляд.
- У тебя не хватит сил превзойти меня.
- Хватит, отец.
Новая пауза, чуть длиннее.
- Откуда, - сказал наконец отец, - ты это знаешь?
- Я знаю, почему ты был вынужден призвать меня. Внимательный испытующий взгляд.
- Значит, ты постиг ее.
- Да… Тысячекратную Мысль.
Глава 16
ШАЙМЕ
Сомнения порождают понимание, понимание порождает сострадание. Воистину - убивает убежденность.
Паркие. Новые аналитики
Весна, 4112 год Бивня, Шайме
Чадящие факелы. Красные лица, обмякшие от страха. Темная кирпичная кладка, заляпанная и смердящая развороченными внутренностями. Нависшие потолки, такие низкие, что даже самым низкорослым лучникам приходится пригибаться. Люди кашляли и не могли вздохнуть, но не из-за сточных вод, намочивших обувь. Огонь наверху пожирал воздух…
По крайней мере, так сказал Водонос.
Кишаурим стояли у выхода. Висевшие у них на шеях аспиды тянули серебристо-черные головы вверх. Идолопоклонники затихли. Сводчатые потолки больше не дрожали от ударов и взрывов. Каменная крошка уже не сыпалась на их шлемы.
Он наклонил бритую голову, словно прислушиваясь…
- Погасите свет, - приказал он. - Закройте глаза.
Они опустили факелы в навозную жижу. На мгновение искры голубого света осветили их ноги. И все погрузилось во мрак… Затем - невероятно яркая вспышка. Оглушительный треск.
- Вперед! - крикнул Водонос- Наверх! Наверх!
Внезапно все стало голубым, подсвеченное раскаленным пятном на лбу Водоноса. Люди двинулись вперед, толкаясь и сплевывая пыль. Один за другим они протискивались мимо слепца, взбирались по склону из оплавленного камня и оказывались среди пламенеющих руин.
- Голос, который ты слышишь, - сказал старший дунианин, - не является частью Тысячекратной Мысли.
Келлхус пропустил его слова мимо ушей.
- Отведи меня к ним.
- К кому?
- К тем, кого ты держишь в заточении.
- А если я откажусь?
- Почему ты откажешься?
- Потому что мне надо пересмотреть мои предположения, исследовать непредвиденные изменения. Я не учел этой возможности.
- Какой возможности?
- Что большой мир способен в большей степени сломать, чем просветить. Что ты придешь ко мне безумным.
Бесконечное течение воды, тяжелый воздух и тяжелые камни.
- Попробуй отказать мне, и я убью тебя, отец.
Низко пригнувшись в седлах, кианцы прорвались через разрушенные ворота Тантанах к реке Йешималь. Хлопали полы их разноцветных халатов поверх блестящих кольчуг. Сначала несколько десятков, потом сотни - они летели, как стрелы. А из Йешимальских ворот, совсем близко от фланга айнонов, мчались другие.
Тидонские конники уже ясно видели фаним от святилища, они трубили тревогу. Старый граф Ангасанорский рысью выехал вперед. Он видел огромное облако пыли над дальними кварталами города, но наполовину рухнувшая арка Скилурского акведука закрывала ему обзор. Поскольку рога продолжали трубить, он выругался и отправил вперед разведчиков.
Но было поздно.
Первые из кианцев, взмыленные от скачки, добрались до Йешимали. Они брали под свой контроль переправы. Для всадников, смотревших от святилища Азореи, это выглядело так, будто Шайме накренился и сама война выплеснулась из него. Вскоре огромное войско фаним, способное поглотить армию тидонцев, неслось по Шайризорским равнинам. За всадниками тяжелой поступью шли несколько мастодонтов: они тянули деревянные плоты, перетаскивая их через груды развалин. И тогда трубачи с предельной ясностью поняли коварный план падираджи.
Граф Готьелк приказал конникам перейти в галоп и обогнать пехотинцев, которых было гораздо больше. Сразу за акведуком он увидел, что сотни язычников уже перебрались через реку и развернулись среди вытоптанных полей и перелесков. Воздев булаву, Готьелк призвал соотечественников построиться. Когда он увидел, что его соратники графы Ийенгар, Дамергал и Вериджен Великодушный также съехали с акведука, он закричал и направил коня прямо к бурлящим водам Йешимали.
С громким кличем таны и рыцари Се Тидонна помчались следом.
Они шли в абсолютном мраке, по коридорам более древним, чем Бивень. Отец вел сына.