Волчий нрав пер из Гармового все сильнее, как бы ни дрессировали зверя горе‑егеря, кудесники из спецслужб. Замалчивать "инциденты", следующие один за другим, становилось трудней и трудней. Кажется, его пытались убить - темная история об охоте партийных бонз на матерого волка была упомянута мельком, но вот фотография имелась: хряковатый мужик в полушубке идет по засыпанному снегом полю, на плечах - двустволка, на снегу - волчьи следы в бисеринках красного. Потом решили, что дешевле просто выпихнуть ими же порожденное чудище в отставку. И вот тут‑то началось самое интересное.
Нет, любитель древностей успел побывать не только на поле Куликовом и Мамаевом кургане. Он смылся вон из страны (в семьдесят пятом? Как он, засекреченный, бежал через границу: опять, что ли, по снегу, волоча за собой серое полено хвоста?). Поступил в Иностранный Легион. Так, Сьерра‑Леоне, Эфиопия, Нигерия. А вот уже и без всякого легиона: Чад, Боливия, Эквадор. Черные эскадроны. Серые гусары. Красные повязки. Всякой твари по паре. Не обошел служивый своим вниманием и Палестину. Гонял, гонял чаи с Арафатом, и в Сирии общался со штурбманнфюрером Зиммером, который очень интересовался организацией и вооружением тамошней армии.
Любитель древностей, кажется, увлечен был и инкским и ацтекским золотишком. Наследил в Мексике и Перу. И, конечно же, Аргентина. Как жаль, что герр Скорцени подох как раз в тот год, когда бравого капитана отпустили на все четыре стороны из бывшей красной, ныне советской. Иначе непременно, непременно бы им встретиться, и каждый почуял бы родственную душу, и побегали бы они вместе по пампе, и повыли бы на черную аргентинскую луну.
И вот пять лет назад след капитана Гармового действительно затерялся в окрестностях монастыря Недонг. Понятно, что из папочки тщательно изъяли все документы, касавшиеся непосредственно операций, проведенных с участием вервольфа. Ни одного значимого имени. Ни одной даты. Кто тренировал оборотней, как, где находилась их база, сколько их там всего набралось: рота? Батальон? Полк? Об этом мне знать было не положено. Но и имеющихся сведений хватало, чтобы понять: достать капитана Гармового будет ой как непросто. А достать надо - потому что если меч Тирфинг попадет ему в руки, а, точнее, в лапы… Привет, Рагнарек. Я вгляделся в последнюю страницу досье, к которой прикреплена была самая свежая из фотографий Гармового. Фотографий в досье вообще накопилось много, но большая часть - либо старые, черно‑белые, юношеские и детские (Маленький белый шрам на подбородке. Облупившийся нос. В ниточку сжатые губы без тени улыбки - а на заднике нарисованное море, нарисованный пляж с коньком‑горбунком и веселыми нарисованными детьми. Или - обритая шевелюра. Взгляд уже волчий из‑под густых бровей. Белейший воротничок гимнастерки). Либо нечеткие распечатки с видеокамер наружного наблюдения и даже несколько - по квадратикам увеличенные снимки со спутника. А вот последнее фото было вполне качественным. Капитан Гармовой, в костюме от хорошего кутюрье, сидел за столиком уличной кафешки. Названия города на заднике фотографии не было - то ли Вена, то ли Париж, то ли Берлин. Он сидел, перекинув левую руку за спинку стула, свесив крупную кисть, и без улыбки смотрел в камеру. В рыжих волосах чуть наметилась седина, загорелое лицо едва тронуто морщинами. Человеку на снимке можно было дать от силы лет сорок, хотя, если верить дате в правом нижнем углу, стукнуло ему уже все пятьдесят пять. Впрочем, оборотни стареют медленно. Темные глаза, казалось, наблюдают за мной из глянцевого прямоугольника, следят холодно и внимательно. Давно известный оптический эффект: помести зрачок в центр радужки… и все же мне сделалось не по себе.
…А еще - смейтесь, смейтесь, разумные - я подумал: что было бы, если бы мы трое: я, Иамен и вот этот Всеволод… Что было бы, если бы родились и выросли в одном дворе? Удалось ли бы нам стать друзьями, побратимами, как мне с Ингри и Ингвульфом? И почему‑то я порадовался, что не рос в этом дворе, и еще подумал: наверное, ни у Гармового, ни у Иамена друзей в детстве не было. И я, дурак, их пожалел, хотя ясно было: ни волчина‑наемник, ни умник‑некромант в жалости моей совсем не нуждаются.
С жучиным треском под потолком вспыхнула лампочка. Иамен отложил на минуту книжку, чтобы аккуратно задуть свечу. За окном уже серело. Над морем крался рассвет - а ночью нас уже ждал самолет авиакомпании "Малев", вылетающий рейсом Бангкок‑Будапешт.
Глава 4
Гора Буды, глаз Кришны
Что я люблю в больших международных аэропортах - так это их унифицированный стиль. В Шарле ли ты Де Голе, в Бен‑Гурионе, Гэтвике или в третьем терминале Джи‑Эф‑Кей - нипочем не угадаешь. Те же самые магазины, торгующие беспошлинным барахлом и электроникой, те же тележки и эскалаторы, чахлые бамбучины в кадках, ряды пластиковых кресел, англо‑французско‑немецкие вопли интеркома, интернет‑терминалы и все тот же безвкусный кофе в идентичных, как две обертки от Биг Мака, кафешках. Аэропорты - апогей футуристических чаяний человечества, они обращены в будущее. В то самое будущее, когда придуманная людьми глобализация наконец‑то восторжествует, и весь мир превратится в огромный международный аэропорт.
Рейс наш откладывался по техническим причинам - а, скорее, потому, что пилот загулял по местным борделям. Мы сидели в "Старбаксе". Нили и я угрюмо глотали обжигающий кофе под оптимистическим названием "Колумбийский рассвет" (а лучше бы другой продукт из Колумбии, право). Иамен пил латте. Серебряная катана, которую он ухитрился протащить через все детекторы - а нам, между прочим, с оружием пришлось распроститься еще в Непале - серебряная катана лежала рядом с ним на столе и казалась инженерским тубусом.
Отставив пустой стакан в фирменном зеленом пояске, Нили обратился ко мне:
- Один вопрос, босс.
- Хоть два.
Вот видите: под зловещим влиянием аэропортной ноосферы уже и Нили вместо привычного "Мастера" величал меня каким‑то уродским "боссом".
- Один. Вопрос такой: за чем мы все‑таки охотимся?
- В смысле?
- В смыле, за оборотнем или за мечом?
Я пожал плечами.
- Нифлинг его знает.
При упоминании о Нифлингах телохранитель мой посерел, так что я поспешно протянул ему свой стакан.
- Нили, объясняю на пальцах: в пророчестве было сказано "найдете то, что ищете". Драконьи потроха, видимо, лучше знают, что же мы все‑таки ищем.
Иамен, между тем, не прислушиваясь к нашей беседе, внимательно смотрел куда‑то в сторону забитых индусами кресел у выхода 45В. Индусы, если верить надписи на табло, направлялись в Бомбей. Логично. Куда бы еще лететь индусам?
- Иамен, что вы там выглядываете? Или факир упустил свою гадательную кобру, и нам следует спасаться?
- Насчет гадательной кобры не поручусь, но вот наша знакомая гадательница, похоже, зарабатывает на жизнь очень разнообразными способами.
Мы с Нили уставились на индийский ряд. И вправду - девушка по имени Ли Чин сновала между кресел. Время от времени она нагибалась то к тому, то к другому прикорнувшему индусу (выбирая при этом не обряженных в тюрбаны), и что‑то такое краткое над ними проделывала. Еще присмотревшись, я обнаружил, что девица орудует маленькими маникюрными ножничками. Ножничками этими она ловко состригала выбивавшиеся из индусьих причесок черные прядки и прятала их в небольшую, расшитую бисером сумочку, висящую у нее на шее. Среди российских хиппи подобные сумочки принято именовать ксивниками.
- Это ж Личинка! - осклабился Нили, до которого в последнее время все доходило, как до башенного крана. - Пойду, вытрясу из нее душу…
- Сидите, - остановил его Иамен, и, как ни странно, верзила послушался.
- Что она делает? - спросил я у некроманта. - Порчу наводит?
- Нет, тут все куда интересней. Если не ошибаюсь, девочка собирает материал для Ловца Снов.
- Дримкэтчер? - я недоуменно нахмурился. - Такая идейская хрень…
- Не индейская хрень, а, скорее, индейский хрен, простите меня за прямолинейность. Эти ребята живут тем, что воруют чужие сны и употребляют их в пищу. Младшие братцы столь не понравившихся вам, Мастер Нили, Теней. Хотя смахивают они скорее на пауков…
Нили содрогнулся. О его нелюбви к паукам я знал давно.
- Как‑то вы, Иамен, драматизируете. Ну, уворуют ваши дримкэтчеры парочку снов, кому от этого хуже?
Иамен обернулся ко мне, сведя брови домиком.
- Мастер Ингве, вам бы понравилось, если бы, заснув, вы каждый раз проваливались в серое ничто? Липкое как паутина, так что проснуться вам не удастся до того, как зазвонит будильник - если он вообще зазвонит. Люди, на которых паразитируют дримкэтчеры, проживают в среднем от двух недель до полугода. Обычно они пытаются не заснуть, используя для этого разнообразные стимулирующие средства: и кончают либо передозом, либо - те, кто порешительней - пускают себе пулю в лоб.
Я встал, да так резво, что чуть не опрокинул столик. Нили вскочил следом за мной.
- Вы куда? - с настоящим или деланым изумлением спросил мистер Иамен.
- Как куда? Надо же ее остановить?
- Кому надо?
Вот за это я и люблю некромантов.
Пока мы чухались, девушка по имени Ли Чин успела собрать свою страшную жатву, и сейчас решительно удалялась по коридору. Мы поспешили за ней. Отойдя метров на двести, девица оглянулась и шмыгнула в мужской сортир, ловко обогнув перегородившую вход тележку уборщика.
- Нили! - сказал я.
- Мастер Ингве, неужели вы считаете, что я девку от мужика не отличу?!
Не думаю, что Нили захотелось бы выслушать мое искреннее мнение по данному вопросу. Не говоря худого слова, я распахнул дверь сортира.
В сортире было весело. Девица Ли Чин стояла спиной к нам. Как раз в этот момент она протягивала ксивник с волосами невысокому человечку. Человечек, судя по всему, был индейцем. Из‑под желтого шелкового цилиндра, увенчивающего его макушку, свисали пряди масляных волос цвета воронова крыла. Еще индеец был обряжен в желтый фрак с неимоверно длинными фалдами, широкие штаны и мокасины.
Прежде, чем деловые партнеры успели отреагировать на наш визит, Нили взревел и ухватил Ли Чин за подол ее летнего платьишка. Девица взвизгнула. Платье слезло с нее, как ящериный хвост, обнажив симпатичную узкую спинку и не менее симпатичный рыжий хвостик.
- Лисица! - заорал Нили, который, как дурак, застыл с платьем в руках.
- Кицунэ, - поправил я.
Не дав нам возможности закончить наш научный диспут, девка влетела в кабинку и прыгнула прямиком в толчок. Зажурчала сливающаяся вода, и девицы и след простыл. Между тем ее компаньон прошествовал в ту же кабинку, скорбно кряхтя, развел полы фрака, спустил штаны и опустился на сиденье.
- Это еще что… - пробормотал Нили.
Маленький негодяй поднял на нас взгляд, исполненный бесконечной кротости.
- Орлиный Зуб хотел бы осведомиться, что нужно бледнолицым господам от бедного индейца?
- Ты что, издеваешься?! - зарычал Нили.
Я подошел к делу более практически и сказал:
- Кошелечек‑то отдай.
- Вот уж не подумал бы, что бледнолицым господам понадобятся жалкие сбережения старого Орлиного Зуба.
Без лишних церемоний я подошел к сидящему на унитазе и вцепился в кошелек. И тут случилось странное. Индеец подскочил в воздух чуть ли не на две сажени - и там, где у нормального краснокожего должны быть ноги, обнаружились мохнатые паучьи лапы. Этими лапами индеец быстро и деловито принялся опутывать меня на редкость липкой нитью. Нить тянулась оттуда, где у нормального краснокожего должны бы быть…
- Ты чего?! - заорал Нили.
Он ухватился за нить, пытаясь меня освободить - и ту же влип сам.
- Так‑так‑так, - приговаривал паук, ловко орудуя лапами, - Тихо‑тихо‑тихо. Сейчас‑сейчас‑сейчас.
Я уже начал задыхаться. Нили жалобно выл и драл паутину, однако тонкая нитка оказалась прочнее стали.
- Осторожно‑осторожно‑осторожно, - напевал паук, работая с усердием. Из того места, где у всех нормальных краснокожих мужского пола находится детородный орган, показалось гнусное на вид жало. На кончике жала подрагивала капля желтоватого яда. Тут я сдался и заорал во всю глотку:
- Спасите! Помогите!
- Никто‑никто нас не спасет, - радостно напевал паук. - Никто‑никто нам не поможет.
- Иамен! - взвыл я, отбросив всякий стыд.
Неожиданно паук остановился. Склонив ко мне жуткую харю, на которой уже прорезались нехилые жвала, он спросил:
- Простите, как вы сказали? Кого‑кого вы позвали на помощь?
- Иамен - наш некромант, и он надерет тебе задницу, гнусный ты паучара! - заорал Нили, выплевывая паутину.
- Ага, - сказал паук.
Утратив к нам всякий интерес, он шлепнулся на пол и быстро‑быстро пополз вон. А мы остались в кабинке, спеленутые паутиной, как две куколки шелкопряда.
- Да что же это за некромант такой, от одного имени которого нечисть разбегается? - вопросил Нили, стараясь освободить левую кисть.
От его рывков мы утратили равновесие и, покачнувшись, вывалились из кабинки. Кафель холодил обожженные паутиной щеки, но в остальном приятного было мало.
- Чтобы ты провалился в Хель, Нили, - ласково пожелал я. - Не мог, что ли, стоять спокойно?
- А какая разница - торчать в кабинке или на полу валяться?
Ответ был резонный, но тут по интеркому - звучавшему несколько глухо из‑за захлопнутой двери - объявили наш рейс.
- Что будем делать?
- Поползем? - предложил Нили.
Лучшего варианта у меня не нашлось, и мы, извиваясь, как дождевой червяк под ботинком фермера, поползли к двери. По счастью, выползать из нее нам не пришлось. Створка распахнулась, и на пороге показался мистер Иамен с катаной. Некоторое время он стоял неподвижно, впитывая глазами открывшееся ему чудное зрелище.
- Иамен, вы паршивец, - прочувствованно сказал я. - Почему вы никогда не предупреждаете нас о том, что мы лезем к Фенриру в жопу?
- Хорошо, - покладисто согласился некромант, - Если вы соберетесь залезть в жопу Фенриру, Ингве, я вас об этом заблаговременно извещу.
Когда серебряное лезвие освободило нас от большей части паутины, я поднял одеревеневшую руку и торжествующе помахал ксивником.
- Чем бы дитя ни тешилось… - не преминул заметить некромант.
Я бы нашел, что возразить - но тут интерком снова разразился воплями, и мы рванули на посадку.
В самолете Нили опять дрых, я злобно обирал я себя клочки паутины (некоторая часть из них так надежно приклеила меня к спинке кресла, что я здорово опасался унести его с собой по прибытии), Иамен читал очередную книжку. Похоже, он ими питался. Правда, на сей раз это был не роман, а что‑то по астрофизике. Отчаявшись бороться с липкими нитями, я уставился через плечо некроманта на страницу, испещренную интегралами. Заметив мое внимание, Иамен спросил, не оборачиваясь:
- Как я погляжу, вас, Ингве, тоже интересуют возможные решения уравнения Дрэйка?
Из Дрейков я знал только пирата, и было у меня смутное ощущение, что речь идет не о нем. Чтобы скрыть смущение, я ответил с великолепным апломбом:
- Нет, не особенно. Просто удивляюсь, как вы, Иамен, тратите время на подобную чепуху. Ведь человеческое представление о Вселенной примерно так же далеко от действительности, как яичница от божьего дара.
Иамен захлопнул книжку и сдвинул очки на лоб.
- Во‑первых, вы не правы насчет яичницы. Горячая, с пылу с жару яичница вполне может оказаться божьим даром, особенно если до этого ты три дня ничего не ел. Во‑вторых, не поделитесь ли своими взглядами на устройство Вселенной?
Я пожал плечами и высказал то, что доселе считал аксиомой:
- Вселенной не существует. Вселенная - просто бесконечное число производных, придуманное физиками, чтобы объяснить законы - те законы, которые физике не подчиняются в принципе.
Иамен потер переносицу и произнес тоном легкого сочувствия, каким, возможно, обращаются к милому, но придурковатому ребенку:
- Потрясающе, Ингве. Я вам аплодирую. Вы и вправду верите в эту глупость?
- А во что же верите вы?
Он отвернулся к окну и довольно долго молчал - я уже решил, что не дождусь ответа.
- Не столь уж важно, - сказал наконец Иамен, - что такое Марс. Неважно даже то, когда именно ученые откроют, что на этой планете существовала подобная земной жизнь. Жизнь, уничтожившая самое себя. Марс может быть мертвой планетой или богом войны с коротким мечом гладиус, это все неважно. Важно лишь то, что люди, понятия не имевшие, какая страшная там произошла война, назвали планету Марсом. Совпадение. Случайность. Легкое нарушение вероятности.
Он снова обернулся ко мне и добавил:
- Вот это и есть та область, в которой я работаю.
В Будапешт мы прилетели далеко за полночь, спасибо пунктуальной авиакомпании. Тащиться сейчас в замок не имело ни малейшего смысла. К тому же мы с Нили все еще толком не пришли в себя после встречи с дримкетчером. Ингри прозвонился нам, как только шасси коснулись посадочной полосы, и радостно сообщил адрес отеля. Было в его веселом голосе что‑то, заставившее меня насторожиться, однако тут уж не до жиру - быть бы живу. До отеля, расположенного почему‑то в новой части города, мы добирались на метро. В отличие от Нили, отдавшему свое сердце изоленте, лучшим изобретением человечества я считаю подземку. Впрочем, сомнительное это изобретение - идею людям подал цверг‑перебежчик, в рассчете на то, что смертные докопаются до наших туннелей и начнется заварушка. Мерзкий народ цверги. Смертные, впрочем, на большие глубины не лезли, так что тарахтящие над головой поезда доставали разве что все тех же мотсогнировских ублюдков.
Когда мы выбрались на поверхность и подошли к зданию отеля, я в полной мере осознал источник ингриного веселья. Отель был никаким не отелем, а студенческим хостелем, да еще и перестроенным из старого монастыря. Консьерж на входе долго и подозрительно нас разглядывал, что и понятно: если я еще с грехом пополам мог прокатить за эдакого потрепанного жизнью второгодника, то Нили и Иамен на студентов не тянули никак. Наконец нам выдали ключи от комнат, и - новый сюрприз. Если для Иамена Ингри хотя бы заказал отдельный номер, нам с Нили предстояло ютиться в одной келье.
Келья напоминала гроб. Если бы мне хотелось оказаться в шкуре русского Раскольникова, кельей я был бы, несомненно, доволен. В нынешнем своем настроении я чуть ли не рыдал. Где номер люкс с арабесками по стенам, фонтаном, и, главное, ложем королевских пропорций? В келью едва вместились два узеньких топчана и умывальник. Общий душ был в коридоре. Подхватив полотенце, Нили немедленно туда удалился, и вскоре из коридора раздался его рык:
- Ой, какие жопы симпатичные!
Студентики прыснули из душа, как лягушата из‑под колес трактора. Заплескалась вода. Стены в бывшем монастыре были толстые, и все же они не смогли полностью оградить мой слух от неблагозвучного нилиного пения. Я застонал, и, вцепившись в телефонную трубку, набрал номер Ингри.
- Ну как, устроились? - прощебетала трубка. - Хорошую я вам нашел хазеру?
- Ингри, - сказал я тихо и внятно, - если ты еще раз попытаешься на мне сэкономить, я тебя лично удушу.
- При чем тут экономия? - возмутилась трубка. - Ты что, Ингве, совсем тупой? Это же монастырь, освященная земля. За вами же волколак охотится! Вам нужна защита!