Две сферы медленно разъединялись, все меньше соприкасаясь боками. И до последнего момента между ними с сумасшедшей скоростью носились насекомые, словно пытаясь определиться - в каком из роев им лучше. Под конец казалось, что рои скреплены пылающим синим жгутом - как нитью накаливания.
Деление закончилось. Оба роя медленно отплывали друг от друга, приникли к кронам деревьев. Один из них стал оседать на листья, остывал, приглушал свой свет, другой неторопливо направился на север.
Я постоял еще немного. Нет, не ничего ожидал, ведь второй такой подарок, быть может, выпадет лет через двадцать. Просто следил за скрытой жизнью ночи.
Риллы спали. Бонго смешно причмокивал губами - наверное, ел во сне вкусных улиток, Куимба и Кожо чуть перебирали лапами - лезли на дерево, Ано и дети сопели на три голоса.
Спите, пусть сон ваш будет крепок. Я не сплю никогда.
Запись феномена завершена. Необходима отправка отчета о летальном исходе человека. Превышен лимит ожидания ответа.
Пора было идти на запад. Риллы в безопасности, а у меня еще полно дел: надо было проследить, чтобы солдаты добрались до границы парка, не пристрелив кого-нибудь из редких животных.
Превышен лимит ожидания ответа.
Станция "Итури" погибла. Станция "Сияние-1" в Антарктиде не отвечает шестьдесят четыре года. Станция "Сияние-2" на приполярном Урале выходила на связь шестьдесят лет назад. Связь с центральным офисом на Сардинии оборвалась в самом начале Катастрофы - остров сровняла с уровнем моря одна из ядерных ракет Восточно-азиатского союза. Едва ли там остался кто-то, кому интересны отчеты о сбоях в работе подпроекта FOU WLP.
FOU - это Free Observer Unit. WLP - Wildlife program. Автономный юнит-наблюдатель международного проекта по охране редких видов животных.
Шелестящий голос, который все время сопровождает меня - это и есть я. Последнее детище глобального проекта WLP - проекта погибшего человечества.
Для какого мира я должен теперь спасать горилл?
И кто "я"? Я умер шестьдесят пять лет назад, во время боя с батальоном кофовцев. Cолдаты ворвались в лабораторию. Ямагучи отстреливался, не знаю, что с ним случилось потом. А меня… меня расстреляли в упор. Я управлял юнитом по нейроинтерфейсу в режиме эмуляции сознания. Я не мог и пальцем шевельнуть, а только наблюдал.
Меня звали Джузеппе Ланче.
Глава четвертая
Питер не помнил, как выбрался на берег. Узкая тропа, страшная тварь, возникшая ниоткуда. Горячий автомат в руках и пули, без следа исчезающие в черной груди. Удар, вода, захлестывающая с головой, поток, бьющий его о камни.
Он пришел в себя на берегу, сжимая мертвой хваткой лиану. Наверное, она его и спасла. И еще течение. В этом месте русло реки расширялось, и вода замедляла свой ход. Чуть ниже река опять ныряла в узкую горловину ущелья, вода там бешено бурлила и клокотала. Питер глянул на белые брызги пены, и одурело полез выше.
Скользя и оступаясь во влажной красной глине, он отполз подальше от реки, к краю леса, и упал под пальмой. Больше сил не было, и он провалился в забытье - не сон, не дрема, а лихорадочное беспамятство накрыло его.
Второй раз он очнулся уже вечером, когда солнце исчезло за лесом. Питер взглянул на багровый горизонт, который чертили быстрые тени летучих мышей. Ему стало страшно.
Наступала ночь. Он был один и без оружия, вдали от родного Эдеме. Что стало с его отрядом? Где он? Как отсюда выбираться?
Автомат он потерял на тропе, рюкзак слетел при падении. Мальчик проверил карманы - ничего, только размокшая, превратившаяся в табачную кашу сигарета, которую Питер только утром выменял у Элиаса. Спички исчезли.
"Ладно, от них сейчас никакого толку" - махнул рукой Питер. А вот сигарету было жалко - он за нее хороший браслет из гильз отдал. Одна радость - мачете уцелело. Питер привычно взвесил тяжелое лезвие в ладони, и начал рубить плотные кожистые листья у основания - надо было готовиться к ночлегу. Что же он будет делать утром, Питер старался не думать. Главное, пережить эту ночь.
…Проснулся он уже ближе к утру от странного чувства, что рядом есть кто-то живой. Но не животное - их Питер определял сразу. Он с ходу мог сказать, кто шуршит в кустах - птица или ящерица. Питер никому не говорил о своем умении. Когда он был маленьким, ему казалось, что это умеют все - понять, кто стоит за дверью, или угадать, что в коробке - жук или бабочка. И совсем не понимал, почему с ним отказываются играть в прятки. Лишь когда он в первый раз увидел, как действует куби, то испугался. Томас-верзила свалился прямо посреди двора и начал биться судорогах, выплевывая кровавую пену. Кто-то позвал старших и всех детей быстро увели в женский дом, а пальцы Верзилы скребли и скребли красную пыль улицы…Тогда он впервые подумал, что его способность может быть признаком куби. И испугался. Он не хотел жить в Доме Скорби, не хотел, чтобы от него отворачивались, прятали маленьких и сыпали очистительный пепел на его следы. Он хотел жить как все. Он не хотел умирать.
Когда они стали курсантами, и им выдали автоматы, Питер уже никому не показывал, что он умеет. Зато в бою, в джунглях, эта способность, "второй слух", как называл ее для себя Питер, два раза спасала его. Когда они чуть не оказались на пути военной колонны синих муравьев-убонайо, и еще там, в деревне "диких". Тогда капитан Джонас дал ему три сигареты. Только эту страшную тварь Питер почему-то вообще не заметил.
Но сейчас он "слышал" что-то очень странное. Люди, и не люди одновременно. Очень близко. Трое. Он слегка раздвинул ворох листьев, в которые зарылся вечером. Тьма, густая, как каша из маниоки, звезды, вспышками выстрелов проглядывающие сквозь быстрые облака. Питер прислушался. Шумела река, казалось, над самым ухом грохотал сверчок, перекрикивались какие-то ночные, неизвестные ему птицы. И ни следа таинственных существ - ни дыхания, ни шороха.
Но они близко, они здесь. Что-то проскользнуло мимо него, зарывшегося меж корней баньяна. Быстро и бесшумно, как ходят только животные. Остановилось. Оно здесь. Питер был готов поклясться, что если протянет руку, то дотронется до неведомого существа. Порыв ветра разогнал тучи или просто Питер привык к рассеянному свету звезд? Но он вдруг увидел высокую тень, схожую с человеческой. Тень подняла руку, - слишком длинную для человека руку, обожгло Питера ужасом, - и короткое, нечеловеческое шипение прорезало ночь.
Питер вздрогнул и существо исчезло - словно его и не было, и только "вторым слухом" Питер чувствовал, как загадочная троица удаляется вниз по реке.
До утра он "вслушивался" в звенящее пространство ночного леса, сжимая мачете. От шершавой рукояти в руке было спокойнее. Начинало светать, когда вдали, ниже по реке он услышал выстрелы.
Глава пятая
Опытные образцы нейроинтерфейса появились всего за пять лет до Катастрофы. Кажется, первая статейка в "Обсервер сайнс" об опытном образце попалась мне в 55-м. Как же все-таки Ями умудрился его подключить к юниту? А самое главное - как он ухитрился заставить интерфейс работать?
Управлять кибернетическим механизмом весом почти в тонну, с иной, нечеловеческой динамикой движения, другими принципами организации нервных связей?
Нам казалось это невозможным, в мире не было подобных примеров. Но упрямец Ямагучи всех переубедил. Я не знаю, по каким каналам он достал нейроинтерфейс. В истории создания FOU вообще много белых пятен. Проект был невероятно сложным. Даже если бы все финансирование "Wildlife program" кинули только на юнита, гражданские разработчики делали бы его лет двадцать. Одно математическое моделирование движения потребовало бы нескольких лет. Думаю, что рука военных здесь очевидна - это в их стиле, обкатать идею на стороне.
От этого мне еще горше - сознавать, что мое нынешнее тело создано в тех же лабораториях, где создавалось оружие, уничтожившее мир.
Управление роботами по нейроинтерфейсу. Прямая связь сознания с электронным мозгом.
Я помню режим отладки: странное, дикое чувство раздвоенности, когда лежал в лаборатории, в операторском кресле, и одновременно ветви хлестали по лицу, вылетая из полутьмы. Я падал на колени, не силах сладить с непослушными огромными конечностями и сообщения об ошибках вспыхивали перед глазами. Спинка кресла давила на спину, и в то же время я - не чувствовал, но понимал, как проминается земля под лапами.
Впрочем, ко всему быстро привыкаешь. Особенно к силе. А это была сила - невероятная сила, с помощью которой я мог спасти всех. И главное - Лори.
Мог, не успел.
Все решилось иначе.
Все решил пятнадцатилетний мальчик с автоматом.
Не помню, сколько прошло времени.
Меня не было. Только вспышки, образы, буквы, цифры, цифры, много цифр. Я сам стал цифрой, погрешностью, ошибкой, случайной комбинацией связей в электронном мозгу. Почему программная защита не вычистила меня, как вирус или ненужный цифровой хлам - вечная загадка.
Никто из разработчиков нейроинтерфейса и предположить не мог такого феноменального успеха. Наверное, они смогли уловить человеческую душу. Только вот никто об этом не узнает.
Я программный сбой, меня не должно быть. Меня убили шесть десятков лет назад. Я больше не Джузеппе Ланче, этолог и зоолог станции "Вирунги", а автономный юнит-наблюдатель. Я Лесной ужас - Замба Мангей.
Не помню, сколько прошло времени - кажется, два или три года, прежде чем я перехватил управление, но сам этот момент не забуду никогда. Я стоял у скального разлома и мимо, по ветке, пробегал детеныш шипохвостой белки. То ли испугавшись меня, то ли хищной тени ястреба, скользнувшей по листве, он прыгнул и промахнулся мимо соседней ветки. Сорвался вниз, в сорокаметровую пропасть.
Сколько раз до того я пытался сдвинуть руку или ногу юнита, заставить шагнуть - все было бесполезно. Я оставался беспомощным наблюдателем, мог лишь следить за перемещениями юнита - день за днем, и не был способен даже закрыть глаза. Я хотел и не мог сойти с ума.
Но тогда мыслей не было, рука сама собой метнулась вперед, и бельчонок приземлился на черную шерсть запястья. Сжался в комок, смешно дрожа хвостом, и не шевелился, пока я не поднес его к дереву, а после - серой молнией рванулся вверх по стволу.
Теперь я понимаю, что не просто наблюдал за работой юнита, а впитывал программные коды доступа и управления, запоминал тысячи операций и системных команд, становился единым целым с управляющим блоком. Лишенное тела сознание стремилось вновь его обрести, пусть даже это тело гигантской кибернетической обезьяны.
На этом пути меня ждало немало сюрпризов. Порой юнит отказывался выполнять приказы, руководствуясь служебными инструкциями, или текущей задачей, порой шел не так и не туда, куда хотелось.
Пришлось перелопатить почти весь программный код, фактически заново его переписать, прежде чем я смог полностью взять управление на себя.
Тогда я ничего не понимал в языках программирования. Информатика в школе мне давалась хуже всех, я проводил все время в саду у бабушки - наблюдал за насекомыми и птицами. Но эта работа не была похожа на обычную работу программистов. Я будто бы решал внутреннюю задачу, искал ответы на вопросы, мешающие мыслить, или разрабатывал атрофировавшиеся, ослабшие после болезни мышцы.
Как бы там ни было, мой первый шаг был направлен к станции.
Ее не существовало. Уцелевшие после ночной бойни кофовцы сожгли все, что не могли забрать с собой. Остальное было разбито, расстреляно, взорвано. Под ногами хрустели стекло и оплавленный пластик, я бродил по пепелищу, уже зарастающему буйными побегами и лианами. Собирал обгоревшие, объеденные гиенами и крысами трупы товарищей в одну братскую могилу.
Погибли Ренье, Антонио, Жозеф, Луи.
Но я не нашел ни Лауры, ни Ямагучи, и никого из ооновцев. Значит ли это, что они выжили?
Как бы там ни было, для меня они были мертвы - у меня не было связи и не было возможности покинуть пределы парка.
Я могу лишь надеяться, что недолгий остаток своих дней Лори была счастлива.
Но я нашел себя.
Накрытое упавшими перекрытиями крыши, тело не так сильно пострадало от огня, как остальные. Но черви, мухи и грызуны оставили от него лишь скелет. Я долго глядел на череп Джузеппе, прежде чем похоронить. Ты был хорошим ученым, дружище Ланче. Покойся с миром.
На могилу поставил крест из двух металлических балок. И прочел, как не смешно, отходную молитву. Я никогда не думал о вере и был католиком лишь по рождению. Вера, Папа, церковь - все это было бесконечно далеко от моей жизни, всего, чем я занимался. Кто будет всерьез ломать голову над древним хламом, когда столько интересных дел вокруг?
Теперь мне кажется, что если бы больше людей ломало голову над этими "глупостями", все могло быть иначе.
Невообразимая картина - четырехметровая горилла стоит над могилой, и из груди ее раздаются слова на латыни: "Pater noster, qui es in cælis, sanctificétur nomen tuum…".
Отходная молитва ушедшему миру.
Глава шестая
Сенсорная сеть, разбросанная на всей огромной территории бывшего национального парка Вирунги, давно прекратила свое существование, как единое целое. Микродатчики движения, аудио и видеодатчики, газоанализаторы, датчики влажности, давления - все они были рассчитаны на неограниченно долгий срок службы в условиях автономной работы в джунглях. Но все оборудование ломается - ливневые дожди, животные, насекомые, грозы, ураганы, замыкания и сбои. А сервисной службы давно не существует.
Починить я их не в силах. Но отдельные участки сети еще функционируют, и один из них, вниз от водопада Хабиуне, зафиксировал перемещение объектов, распознанных по сумме признаков, как люди. Данные по общему инфракрасному излучению: около шести человек. За сутки они прошли по горам пятнадцать километров. От меня они в семидесяти километрах.
Я буду там на рассвете. Прекрасное время для пробежки на дальнюю дистанцию.
Солнце уже зажгло пики массива Вирунги, когда я вышел к стоянке отряда. Снизив скорость до минимума, я тихо обходил древесные стволы, раздвигал ветви, бесшумно скользил сквозь кустарник, жадно тянущийся вверх, через высокие, почти в рост человека, заросли папоротников. Это была даже не стоянка, они просто сбились в кучу в корнях пальмы, нависающей над горным потоком. Зарылись под сорванные ветви и спали. Тепловизор давал четкую картинку - четыре тела слепились в одно жаркое пятно, вздрагивающее во сне. Двое спят поодаль - это охранение. Устали, бедняги. Простите, но я должен выгнать вас из моего леса.
В полукилометре от стоянки я остановился.
Задействована сирена-ревун.
Если бы я мог убивать, то, наверное… нет, все равно бы не убил. Встреть их тогда, возле еще теплых тел убитой семьи, я бы попытался преодолеть запрет на убийство. Но сейчас, жалких и испуганных? Нет.
В утреннем тумане, медленными слоями струящемся меж черных стволов, родился звук. Вибрирующий на одной ноте, нарастающий, пронзительный - до ломоты в зубах, до дрожи в костях, он волнами выплывал из белого клубящегося марева, и каждая следующая была страшнее предыдущей.
Путаясь в ногах и руках, солдаты опрометью подскочили, расшвыривая ветки. Схватились за оружие, испуганно озирались, ежились от утреннего холода. Серый свет рождающего дня ложился на лица, выбеливал скулы.
В густой пелене тумана, где-то далеко, тяжко затрещало и рухнуло дерево. Потом, ближе - еще одно. Лес наполнился криками проснувшихся мартышек - белоносые макаки трясли головами, прыгали на ветках, возбужденно верещали. Над лесом кругами заходили вспугнутые птицы: зелено-красные трогоны отливали металлом перьев, пестрые голуби заполошно хлопали крыльям, птицы-носороги скользили с ветви на ветвь, мелькали дятлы и карликовые зимородки - все птичье многоголосье разом снялось с гнезд.
Вой, нарастающий, приближался, стягивал в узел внутренности в холодный ком страха.
- Замба! Замба Мангей! - завопил Антуан, и сломя голову ринулся в джунгли, прочь от ужаса, надвигающегося из глубины леса.
- Сволочь, - побелел Кунди, сорвал с плеча автомат и послал очередь в лес, в сторону надвигающегося грохота. - Тварь!
Андрая вышиб автомат и ударом опрокинул Кунди на землю.
- Не трать патроны, не поможет.
Он глянул в растревоженный лес.
- Гонит… - сержант сплюнул. - Уходим, быстро. Догоните толстяка. Пока он голову не сломал. Симон, не отставай.
И сорвался с места. Остальные бросились следом. Только Симон, добежав до кромки леса, вдруг замедлил шаг.
…Влажные листья били по лицу, Андрая вытирал влагу на ходу, и ему казалось, что он плачет. Как они могут вернуться, не выполнив задание?
Я остановился, прослеживая маршрут бегства. До границ леса Вирунги был еще день пути. Сенсорная сеть обрывалась раньше, но я навещу их завтра - они оставляли за собой такой след, что я и без помощи датчиков легко их найду. Жалко поваленных пальм, гевей, драцен, сломанных фикусов, но это не беда - мой след зарастет и через год его уже будет не найти. Надо найти возвышенность, день безоблачный, батареям необходима подзарядка - я потратил много энергии в бою. Пройду по руслу реки, там можно найти подходящую скалу.
Человек в 150 метрах.
Вот так сюрприз - неужели кто-то из этой детворы остался? Такого мужества я не предполагал. Может быть, кто-то ногу сломал?
Черт, это проблема. Оставление в беде - то же самое убийство. Как же быть? Дьявол их побери.
Увеличение инфракрасного изображения.
Он стоял на небольшой поляне, прижатой к грохочущей печной пропасти, и в руке синим холодом светилось пятно мачете.
Значит, кто-то решил биться до конца? Что ж… ломая ветви и сшибая деревца, я двинулся вперед, уже ничуть не думая о сохранности тропической флоры.
А если это ловушка?
Сканирование. Огнестрельное оружие - отсутствует. Радиоизлучение на всей частотах - отсутствует. Боевые импланты - не обнаружены.
Сто, пятьдесят, тридцать метров. Мальчик не шевелился, только сердце его колотилось все сильнее. Запах адреналина, густой и терпкий, поплыл над поляной, уловимый газоанализаторами.
С грохотом я выломился из клубящейся утренней мглы джунглей. В ярости раскидал заросли драцен - они разлетались, трепеща кожистыми листами, и, раскинув руки, взревел.
Эффектней появления было не придумать. Убегай, чего же ты стоишь, дурак!
Он стоял.
Широкое лезвие мачете дрожало в руке и тряслись колени. Но он стоял.
- Лесной Ужас, - вытолкнули непослушные губы на языке ндебеле. - Ты… - Тукутхела Усомадла.
Отшвырнул мачете, он упал на колени, уткнулся головой в листья. Тот самый двенадцатилетний пацан, которого я нашел в кустарнике у водопада.
Тукутхела Усомадла. Бич Божий, гнев Бога Всемогущего.
Глупее ситуации не придумать.