Он должен быть сзади - сигнал усилился, когда я перевернул тело. Вот! В основании черепа, скрытый черными завитками спекшихся от крови жестких волос, матово блеснул темный пластиковый разъем. Нейроимплант! Теперь все ясно - мальчик прошел боевые модификации. Я взглянул шейные артерии - кибы большие пижоны. Кое-кто из них любил вкалывать "джамп" одним движением, под подбородок. Но у парня характерный след инъекции "боевого коктейля" обнаружился на локте. Теперь понятно, почему он был так быстр. Непонятно, откуда боевой киборг оказался в джунглях Вирунги? Может, у бедняги сохранилась оперативная память?
Бесконтактное считывание. Сканирование. Взлом защиты. Идет прием информации. Десять мегабайт, двадцать… Внимание, обнаружен вирус категории D! Обнаружен вирус категории D! Передача прервана, активизация антивируса. Установление контакта. Носитель разрушен, данные восстановлению не подлежат.
Я еще раз осмотрел тело. Чистокровный банту, биологический возраст около шестнадцати лет. Это невозможно. Мальчики-солдаты всегда входили в число повстанцев, но здесь, кажется, весь отряд состоял из детей. Кто доверил этому сопляку такое оружие? Кто из него сделал оружие?
За прошедшие полвека я не зарегистрировал ни одной радиопередачи, кроме автоматических спутниковых сигналов. Мировой сети не существует. Я был почти уверен, что человечество погибло полностью.
Тишина возвращалась в лес. Птицы успокаивались, в отдалении глухо ревел водопад. Стал слышен затихающий шорох листьев, и даже возня жуков-древоточцев под корой дерева.
Но тишина мира прервалась.
Мертвый мальчик у моих ног явственно свидетельствовал о том.
Кому понадобился мой лес?
Кому понадобился я? Это был знак для именно меня, и семья Бобби с маленькими - только повод.
Спустя шестьдесят пять лет после конца света, кто-то вспомнил обо мне, о нашем безумном проекте WLP. Кто-то безжалостный.
Что вообще происходит?
Глаза у сержанта слипались. Андрая плеснул воды в ладонь из фляжки, с силой растер лицо. Прошлую ночь они не спали: после захвата этих детенышей енганги капитан гнал отряд без отдыха, петляя, как сумасшедшая гадюка-кассава.
Что же делать? Сержант с тоской поглядел на клетку возле большого баньяна. Всадить бы очередь в этих гаденышей.
Надо ждать. Капитан обязательно прикончит эту тварь.
Сперва Андрая с Элиасом сунулся в заварушку, но когда их чуть не накрыло взрывом, решил отступить. Нет, надо ждать. В этой драке от них мало толку - и Джонас и эта тварь двигались с такой скоростью, что Андрая терял их из вида.
Если бы у него было Благословение!
"Я такая же обуза, как это свиная туша" - с горечью подумал он, покосившись на Антуана. Тот лежал на боку, и безмятежно разглядывал какую-то букашку, ползущую по листу. Сержант был готов поклясться, что сейчас он не помнит ни о бое, ни о Лесном ужасе, все его внимание было собрано на кончике листа, в копошащейся малости лапок и крыльев.
"Вот идиот, - вздохнул сержант. - Нет. Надо ждать".
У них осталось всего четыре автомата, но из Антуана боец был никакой.
"Зачем Джонас взял его на операцию?" - подумал сержант. Андрая отдал Элиасу с Моизом оружие Паскале и Кунди, и парни залегли с другой стороны поляны.
"Джонас прикончит эту тварь, - капитан прицелился в голову одного из детенышей. - Непременно. Пророк великий, моли Бога о нас".
Иной надежды выжить у отряда не было.
Антуан вдруг сдавленно всхлипнул.
- Тише ты… - цыкнул Андрая, но неимоверная сила сжала его голову, вдавила в самые корни мха. Зеленые волокна забились в рот, защекотали лицо и откуда-то сверху донеслось:
- Выстрелишь, голову сверну. Понял?
Сержант отчаянно закивал головой, насколько мог, колотясь лбом о мох. Мох пружинил. Он скосил глаза, и увидел громадный черный ноготь.
- Хорошо, - сказал голос. - Осторожно отпусти автомат.
Андрая покорно разжал руки. Надо было тянуть время, что есть сил тянуть. Он лихорадочно думал. Джонас не справился, значит, у них вообще нет шансов - это раз. Два - эта тварь говорит! Невозможно, но это так. И три - она сразу его не убила, значит… Значит, еще есть возможность выжить.
"Беги, дурак, - одними губами прошептал Андрая, глядя на Антуана, лилового от страха. - Беги же!"
Но Антуан его не слышал. Он ничего не слышал, он скорчился у поваленного ствола, зарывшись в теплый, мягкий мох, поджал колени к подбородку и замер. Ему было хорошо - лишь бы только не открывать глаза, не видеть исполинскую черную фигуру, нависшую над ними.
- Сейчас ты встанешь и пойдешь к своим друзьям, - спокойно продолжил голос, словно не замечая шепота сержанта. - Если вы не тронете детенышей, я дам вам уйти.
- Разве тебе можно верить? - спросил Андрая, сам себе изумляясь - "он что, торгуется? Придурок, надо ноги уносить, что ты делаешь?"
- А у тебя есть выбор? - в голосе прорезалось что-то, похожее на иронию.
- Нет, - согласился Андрая.
- Тогда иди - рука, державшая его, исчезла.
- Только помни… - сержант замер. Раздался короткий скрежет и перед ним упал автомат. Дуло его было свернуто в кольцо. - Это мой лес.
Андрая подхватил искореженный АК, рывком поднял Антуана и пошел вперед, не оборачиваясь.
"Я должен их сберечь ребят. Должен рассказать обо всем пророку".
В спину давит, буравит между лопаток тяжелый взгляд. Взгляд огромных черных глаз.
Сержант миновал клетки.
- Сержант? - из-за дерева выступил Элиас.
- Уходим, - Андрая бросил автомат на землю. Элиас взглянул на изогнутый ствол и побледнел.
- Капитан погиб. Эта тварь нас отпускает, если мы не тронем детенышей.
- Ты ему веришь? - крикнул Моиз, вскакивая. - Он убил капитана! Надо выпустить кишки этим мелким, раз они ему так нужны!
- Моиз, он рядом, - сержант устало сел на землю, достал сигарету. - Он нас всех порешит, если мы их тронем.
- Но…он же… - Моиз растерялся, затем отчаянно сжал кулаки. - Это же приказ пророка! Джонас, Паскале, Симон, Питер! Он их убил! И мы просто так уйдем?!
- Он и нас убьет, - кремень щелкал, искры сыпались, но проклятая зажигалка не горела.
- И кто расскажет пророку, что здесь случилось? - Андрая с наслаждением закурил. Небрежно выдохнул дым, чувствуя лопатками неотступный взгляд. - Нам надо выжить, Моиз. Эдему нужны солдаты. Понял?
- Да, сержант, - Моиз устало плюхнулся на землю. - Вас понял.
- Сержант, дай покурить? - хрипло вступил Элиас. - Раз уж такие дела…
- Капитан, - криво улыбнулся Андрая. - В отсутствие Джонаса командование переходит ко мне.
Влажный, напоенный водой мох зашипел, когда он затушил окурок.
- Выдвигаемся к реке. Подберем Кунди, хороним Паскале и домой. Моиз, пригляди за Антуаном, у него крыша малость съехала. Элиас - вперед, я замыкаю.
Лишь пройдя с полсотни шагов, Андрая вздохнул и выпрямился. Замба Мангей больше не смотрел. Ушел, предоставил их собственной судьбе.
Отряд удалялся.
Девяносто метров, сто, сто десять.
Очень надеюсь, что они поскорее уберутся из леса. Я никому не хочу зла. Стреляйте, убивайте друг друга, разрушайте все, что еще уцелело, только не трогайте моих рилл.
Я подошел к клетке, дети уже затихли, и только потерянно перебирали пальцами прутья. Раздраженно ворча - дурная привычка, которую я подхватил у подопечных, снес дверь из толстых бамбуковых прутьев. Дети робко выбрались наружу и боязливо подошли, прижались к ногам, зарылись лицами в шерсть.
- Ступайте следом, - указал я, и двинулся к водопаду.
Мы прошли около полукилометра, когда я наткнулся еще на одного бойца.
Кустарник слева едва колебался, но я знал, что он там: скорчился, вжался в землю, и неотрывно смотрел на нас. У него не было даже сил бежать.
Проходя мимо, я сгреб, придавил верхушку гивеи, и приблизился к юному лицу, (совсем ребенок, не больше двенадцати). К лицу, покрытому частым мелким потом, смертельной испариной.
- Ты - умвамбия, счастливчик, - прогрохотал я на лингала, видя, как мое отражение заполонило пляшущие от ужаса зрачки. - Иди на юг и никогда сюда не возвращайся.
И повел детей вверх по тропе.
Я знал, что он видел. Что навсегда врежется в его память до смертного часа, до последней минуты. Что будет всплывать тенью во снах, жарких и липких от страха.
Он видел, как четырехметровая горилла c серебристой полосой на спине уводила детенышей мимо ревущего водопада. Уводила в лес. Домой.
Глава вторая
Дети скоро устали и еле плелись следом. Я подхватил их на руки и пошел на восток. По последним данным сенсорной сети, семья Бонго была в зарослях молодого бамбука у большой поляны. Там много еды, и я надеялся, что риллы останутся ночевать. Это была ближайшая семья, в которой могли бы принять детенышей.
Вообще гориллы очень любят детей, их балуют все. Сколько раз я наблюдал за тем, как большой Бонго играет с маленькими и отдает им сладкие побеги бамбука. Риллы куда лучше людей. Они не убивают ради еды, не делают оружие, им не нужны деньги, власть, оружие, а достаточно силы собственных рук, чтобы не бояться никого, кроме человека с винтовкой. Но ведь именно для этого здесь я - чтобы они больше никого не боялись.
Ни одно живое существо на этой планете не убивает своих сородичей. Кроме человека.
Год за годом, век за веком. Шестьдесят пять лет назад людям удалось, наконец, уничтожить себя. Я так думал.
Катастрофа… Последнее, что я помню - это глаза мальчишки, убившего меня. Что произошло, кому удалось выжить, что случилось потом? Я был уже мертв, когда начался глобальный конфликт и наша цивилизация погибла.
Но человек живуч. Он слишком хорошо приспосабливается к любым условиям, его адаптационные возможности невероятны. И все это благодаря разуму, который породил и меня.
Дети зарылись носами в шерсть и сопели во сне. Я шел сквозь нескончаемый хоровод звуков нижнего яруса влажного тропического леса, сквозь медленно багровеющий полумрак. Солнце садилось, надо было поторопиться. Наверняка семья Бонго уже устраивается на ночлег. Я быстро продвигался вперед, и шум леса перемещался за мной.
Белоносые мартышки при виде моей тени юрко взбегали на деревья и уже оттуда, с безопасной высоты, встревожено перекрикивались. Пара черно-белых боабоа перепорхнула над головой. Дикая кошка прижала уши и замерла у поваленного дерева в пятидесяти метрах на юго-восток. Я вижу всех вас, и всех сберегу. Хотя бы вас. Живите.
Солнце уже утонуло за лесом, и длинные облака, подсвеченные розоватым сиянием, как руки, выбросились на полнеба. Черной тенью от вершины на склоны горы Бисоке ложилась ночь.
К счастью, семья рилл была на прежнем месте. Вожак, Большой Бонго уже свернулся в неком подобии гнезда из ветвей и травы, и, подпирая рукой голову, меланхолично созерцал закат - он никогда не утруждался особенным устройством ночного обиталища. Неподалеку, так же неряшливо, как отец, расположились два старших сына: Куимба и Кожо. Женщины и дети возились вверху, на деревьях, на высоте трех метров, кропотливо сплетали ночные колыбели.
Бонго услышал шаги, приподнялся и вопросительно фыркнул. Я всегда старался не нервировать вожаков и не вторгаться в их территорию. Бонго, с его болезненным самолюбием, особенно раздражало мое присутствие. Рядом со мной он выглядел едва окрепшим детенышем возле взрослого самца. И это Бонго, самый могучий из горилл по эту сторону гор Вирунги! Он понимал, что силы неравны, и после каждого моего визита срывал злость на сыновьях и женах.
Вот и сейчас оба его сына настороженно присели в гнездах, и на лицах их отразилось тоскливое ожидание папиных оплеух. Но делать было нечего, на моей груди, там, где должно было биться сердце, спали двое спасенных малышей.
Я выступил из тени и осторожно приблизился. Бонго выпрямился и предостерегающе заворчал - соблюдая протокол встречи: "Зачем ты пришел на мою территорию?".
Сложность была еще и в том, что в семье Бонго, помимо двух подростков, уже было три разновозрастных ребенка. Примут ли они еще пару трехлетних детенышей?
Когда родились Арчи и Делия, мне казалось это чудом. Сразу двое в семье Бобби! Ведь самка гориллы может родить только раз в пять лет, а живут они от силы лет сорок. Как я радовался, как выводил их на богатые едой места, как оберегал от болезней и хищников. И не уберег.
Дети, поставленные на землю, спросонья не сразу поняли, куда попали. Они отчаянно зевали и терли кулаками глаза. Но бездетная Ано их уже разглядела, соскочила с дерева и медленно подошла.
Делия и Арчи с писком кинулись к ней. Ано сперва оторопела от такого натиска, но затем подхватила Арчи, прижала к груди и принялась выискивать паразитов за ушами.
Следом за Ано спустились и другие самки. Они осторожно касались детей руками, нюхали шерсть и неодобрительно фыркали - на малышах еще лежал запах пороха, которого они никогда не чувствовали.
Бонго успокоился и ковырял в носу, с сомнением взирая на эту сцену.
- Это дети. Им нужна семья, - просто и коротко сказал я на рилльясе, - Берегите их.
Бонго замер, прислушиваясь. Я мог измерить частоту его сердцебиения, и диаметр зрачков, но понять, что происходит там, за этими глубоко посаженными черными глазами, в остроконечной голове, не мог. Язык горилл был расшифрован еще до Катастрофы, их жесты, звуки, позы занесены в базу данных. Они все вошли в рилльясу - язык, который я создал за последние полвека. Туда же я включил сотни две новых понятий, которые были раньше им недоступны. Но осознают ли они смысл придуманных мной слов, неизвестно.
Тридцать лет назад стало ясно, что разум горилл развивается - каждое новое поколение было умнее предыдущего. В чем дело, я не знаю. Радиация причиной быть не может, мои датчики фиксируют умеренный радиационный фон, почти довоенная норма.
Но я видел, как риллы начали использовать орудия - палки и камни. Причем не просто, чтобы измерить глубину реки или отпугнуть хищников, а для продуманных действий. Как они все вместе шли в атаку на леопарда, сжимая в руках ветви и камни. Как три гориллы прижимали стволы молодого бамбука, чтобы добраться до нежных побегов - а потом делились друг с другом! Способность к коллективным осознанным действиям, объединенным общим планом с помощью речи - то, что всегда выделяло человека из животного мира. Теперь и не только его.
Они общались друг с другом новыми жестами и звуками, которых я раньше никогда не слышал. Я не могу провести анализ их ДНК, у меня нет оборудования, полевую станцию "Итури" уничтожили солдаты генерала Нсото. Но я уверен, что это уже не гориллы, а новый вид - риллы. Они уже достаточно умны, чтобы выжить без моей помощи, и угрозы со стороны человека для них уже нет.
Точнее, не было до сего дня. Но сердцем они все те же гориллы - чистые, доверчивые, добрые. Как же я могу оставить их, ведь на моих глазах совершается чудо рождения разума из блаженного плена животной жизни?
Месяц назад я видел, как Нбуру - молодой рилл из западной семьи Мванга, бил двумя кусками кремния друг о друга. Бил просто забавы ради, любовался снопами искр, их быстротекущей красотой. Но он высекал огонь!
Я даже скрутил пук сухой травы, - азарт ученого не умер еще во мне, но потом передумал. Не стану подталкивать прогресс и эволюцию, мы слишком часто это делали.
Глава третья
Можно было уходить - детей явно приняли. Но я отступил в лес, и замер, наблюдая, как гориллы ложатся спать. Немного хотелось побыть с ними. Ано со счастьем свежеиспеченной мамаши затащила детей наверх, и после нежного тщательного вычесывания вся троица заснула в обнимку. Остальные самки тоже разбрелись по гнездам. Бонго поворчал немного и завалился спать.
Гориллы любят спать, эти лежебоки дрыхнут до четырнадцати часов в день.
Ночь пришла на широкие склоны Бисоке, накрыла многозвездным шатром горы Вирунги. Я не двигался с места. Над поляной замелькали шаткие тени летучих мышей - наступило время их охоты. Быстрокрылые силуэты выхватывали из воздуха невидимых даже мне насекомых, и сенсоры то и дело оглушали их пронзительные, неслышные человеческим ухом крики.
Тишину влажного леса, полую изнутри от шорохов множества лапок и рук, шепота черной листвы, журчания бесчисленных ручейков, заполнил многоголосый хор поющих светлячков. Повсюду: в кронах деревьев, траве, на всех ярусах леса зажглись их синеватые звезды, словно духи травы и листьев. Они кружились в мягком от влаги воздухе, то сходились, то разлетались - везде, куда только достанет взгляд. Но постепенно поднимались все выше, пока не сошлись под самыми кронами, на самом верхнем ярусе, где только тонкий лист отделял их от неба. И тогда весь покров леса засиял изнутри, как живая сияющая карта, проявленная душа Великого леса Вирунги.
Хор, пульсирующий на одной, убаюкивающей ноте, достиг пика, словно сошелся в точке гармонии. Многосоставное сияющее облако, почти идеальный шар, составленный из тысяч мерцающих точек, всплыл над верхушками деревьев - словно среди крупных южных звезд появилось новое созвездие. Шар кружился внутри себя по сложным траекториям, в едином и цельном движении.
Впервые массовые полет роя ночных светляков я заметил пятнадцать лет назад. Тогда это был небольшой бесформенный клубок, он пролетел метров двадцать и тут же распался на отдельные точки. Год от года фигуры усложнялись, а число насекомых, в них включенных, росло. Но такой громадный рой я видел впервые.
Светляковый шар пульсировал в такт своей песне и медленно плыл на север. Вокруг хищно мелькали тени летучих мышей, они выхватывали одно насекомое за другим. Но песня не стихала, а сияние не гасло.
Это новый вид. Светлячки, объединенные общественным сознанием в единую семью. Словно природа пыталась оправиться от удара, нанесенного человеком, хотела восстановить утраченную сложность связей, потерянную красоту гармонии жизни, и рождала новую сложность. Новую жизнь.
Таинственная геометрия нового насекомого мира, выраженная недоступным языком, пылала в черном африканском небе. Второй год я стараюсь расшифровать этот язык и все безуспешно.
О чем они поют, кому они говорят? Неустанному водопаду Хабиуне о покое, который дремлет на верхушках деревьев? Спящим риллам о дыхании тумана, текущего по склонам гор? Летучим мышам о быстротечной, как взмах черного крыла, жизни?
Мне неведомо.
Рой начал вдруг пульсировать, то вспыхивал, то угасал в одном ритме. Эта пульсация все усиливалась, по светящему телу роя стали пробегать сияющие волны. Светляки во внутренних сферах ускорили движение, с бешеной скоростью они летали по хаотичным, но подчиненным какой-то общей цели, траекториям - двойные, тройные, бесконечные восьмерки, спирали, эллипсы, сложные кривые. Мистерия этой геометрии завораживала. Пение их заполнило, казалось, полнеба, сфера роя разом ослепительно вспыхнула и начала торжественно и медленно двоиться.
Деление, это деление роя!
Трудно описать, что я испытал. У меня нет тела, нет сердца и внутренних желез, я не могу чувствовать, а в силах лишь жить тенью чувств, памятью о них, но я испытал самое настоящее счастье - сияющую вспышку, которая соединила все счастье, отпущенное мне в прошлом. Я наблюдал рождение новой, небывалой доселе на этой планете жизни.