…Павел подошел к широкой массивной дубовой двери, на которой висела большая бронзовая табличка: "Комендатура. Плк. Мазуров П.И.", а рядом стояли аж двое часовых. Соломон протянул им пропуск. Коротко взглянув на него, один из них кивнул, и Павел вошел внутрь.
– Крашенинников? – Секретаршей, как ни странно, была молоденькая блондинка с наманикюренными ногтями. У нее были большие карие глаза и тоненький, нежный голосок.
– Да… – прочистив горло, подтвердил он.
– Соломон?
– Так точно…
Девушка подняла со стола чекер на длинном проводе и направила его на Павла.
– Так… Ага, и правда Со-ло-мон, – произнесла она с удовлетворением, глядя на экран компьютера. – Подойдите, товарищ Соломон, вон к той двери, надо будет подождать. – Она показала на еще одну мощную внутреннюю дверь и произнесла в интерком: – Крашенинников прибыл, товарищ полковник.
– Пусть проходит, – пробасило устройство.
– Проходите, пожалуйста, – проворковала секретарша.
Павел глубоко вздохнул и, собравшись с духом, прошел к полковнику.
– Присаживайтесь, рядовой! – громоподобно пророкотал Мазуров. Это был крепкий плотный мужчина с квадратной челюстью и седым ежиком волос. Как и полагается, он сидел во главе длинного стола, покрытого старомодным зеленым сукном с позолоченными кисточками. Его толстые волосатые пальцы-сосиски нетерпеливо барабанили по столу.
Кабинет был просторным, но темным. Соломон скромно сел на самый дальний стул.
– Ближе, – сказал полковник.
– Что, простите? – не понял Соломон.
– Я говорю, сядьте ближе, рядовой!
Павел передвинулся к Мазурову еще на пару стульев.
– Сядьте ко мне, черт возьми! – не выдержал начальник. Лицо его побагровело.
Выматерившись про себя, Соломон сел рядом с полковником. "Вот же псих!" – с досадой подумал он.
– Так, – пробасил Мазуров, тут же успокоившись. – Чем порадуете меня, молодой человек?
– Ну… э-э…
– Конкретнее!
– Все нормально, товарищ полковник, – попытавшись придать своему голосу бодрость и убежденность, отчеканил Соломон. – Работаю… тружусь и… выполняю план.
– Угу, – с удовлетворением пробасил полковник. – Выполняешь, значит, план?
– Так точно! По мере сил, так сказать. Пока не жаловались. Неоднократно премировали.
– Ага. Замечательно. А настроение как?
– Настроение? Спасибо, хорошее.
– Это хорошо, что хорошее. С коллективом своим дружишь?
– Ну да… В смысле так точно, товарищ полковник!
– Давай проще, Соломон. У нас с тобой весьма неофициальный разговор. Так что ты расслабься, расслабься, не на войну тебя посылаю! И зови меня по-домашнему – Павел Игнатьич. Тезки мы с тобой, понимаешь?
– Угу. В смысле понимаю.
– И это хорошо. Люблю тезок. – Полковник забарабанил пальцами еще интенсивнее. "Врет", – понял Соломон. – Значит, с коллективом дружишь, правильно? А со всеми дружишь?
– Ну-у… Почти. Не со всеми, конечно. Стараюсь поддерживать дружеские отношения, Павел Игнатьич, – осторожно ответил Павел. – Но в основном деловые. Оно и для дела полезнее, я так думаю.
– Это ты правильно мыслишь, конструктивно, – кивнул Мазуров. – Коллектив уважает тебя, как думаешь?
– Ну… думаю, да.
– Но не все? – чуть ли не с угрозой пророкотал полковник.
– Не могу сказать точно, Павел Игнатьич, наверное, со стороны виднее. Надеюсь всё же, что все.
– Ага, значит, не стопроцентно… То есть недруги имеются, да? Козни против тебя строят?
Соломон насторожился. Куда этот старый хрен клонит? Что ему надо?
– За спиной о тебе не злословят? – продолжал допытываться Мазуров.
– Да я вроде не слышал…
– А ты? Любишь обсуждать других – на обеде, перекуре или просто так, от нечего делать?
– Никак нет, не доводилось, товарищ полковник.
– Неужто правда?
– Так точно, Павел Игнатьич.
– Что ж, охотно, охотно верю, ведь ты вроде у нас вполне сознательный элемент, – продолжал чекист. – Не какой-нибудь там раздолбай, как некоторые! Неужто и вправду все начальственные предписания выполняешь?
– Все, товарищ полковник, – стараясь выглядеть как можно честнее, ответил Павел. – Все правила и установки. Стараюсь как могу.
– И никаких черных мыслей?
– Никаких! Только работа. – Он едва не брякнул: "Мысли светлые и легкие", – но вовремя передумал.
– Хорошо, хорошо, солдат, похвально. Слушай, а Гордеев как к тебе относится? Не достает по пустякам? В отгулы отпускает, премию не зажимает?
"Вот попал так попал, блин!"
– Да нет, все нормально, он хороший начальник.
– Тебе как вообще у нас? Все нравится?
– Однозначно, Павел Игнатьич! Я вообще очень рад, что работаю на Метрострой, что меня взяли к вам на работу, правда! – не кривя душой, выдал Соломон. – Раньше даже подумать о таком не мог!
– Угу… – Полковник внимательно посмотрел на Павла. – Может быть, какие-нибудь пожелания есть? Может, все-таки что-то не устраивает или что-то изменить хотелось бы?
Соломон насторожился еще больше. Чекисты о чем-то догадываются?!
– Да вроде пока нет, всем доволен… – пробормотал он.
– А как там, в туннелях, не страшно?
– Никак нет! Справляюсь.
– Проклятых Стражей уже видел?
– Да, встречались пару раз. Но нас так просто не запугаешь!
Мазуров рассмеялся:
– Молодец, молодец!.. Значит, говоришь, справляешься с работой, да?
"Так. Кажется, начинается сказка про белого бычка. Не к добру!"
– Ну да, пока не жаловались…
– Тогда что ты думаешь… о повышении, а? О карьере своей уже задумывался? Нет? А пора бы!.. Что скажешь?
"Ох ты ж, черт!"
– О повышении? Хм… Вроде пока не думал. А что?
– "А что"… – хмыкнул Мазуров. – Сержантом хочешь стать? Принять, так сказать, низовое командование на себя? Дело ответственное, важное, не для слабаков. Ты ведь у нас не слабак, а?
– Никак нет! Но…
– Парень ты, я смотрю, и правда на хорошем счету, отзывы о тебе весьма неплохие… – Мазуров похлопал по папке, лежащей перед ним, и исподлобья взглянул на хмурящегося Соломона. – Какие-то сомнения, что ли? Думаешь, не потянешь?
– Нет, не совсем… – Павел сделал вид, будто крепко задумался. – Это так неожиданно…
– А ты подумай. Все в этой жизни неожиданно. Сержант – это почетно! А там, глядишь, и до старшины рукой подать… А ежели закончишь наш, посвятовский университет, и офицером можешь стать. Героем будешь!
– Да я-то не прочь, – неуверенно пожал плечами Соломон. – Только дел невпроворот… Может, со временем…
– Нечего терять время! – оборвал его полковник. – Дел у него, видите ли, невпроворот! Что это такое вообще – здоровый молодой парень, а все на побегушках! Будешь сержантом – сам будешь командовать. И получать отличный результат – для всех нас, для Мультивселенной.
– Э-э…
Мазуров картинно всплеснул руками:
– Ну что ты все заладил, как молодой бычок! Я уж начинаю сомневаться в тебе, парень! Решайся скорее! Дело не терпит отлагательства. Думаешь, ты один у меня такой красавчик, да? Думаешь, я тебя одного тут вызываю? Да у меня таких, как ты – по двадцать штук в день! Конкуренция, знаешь ли… Ну ты и сам обо всем догадываешься. А когда-а-а еще до тебя очередь дойдет в следующий раз, я даже уже и не знаю… Может, и не будет этого следующего раза!
"А, чем черт не шутит? – подумал тут Соломон. – Может, для меня откроются новые возможности? И свободного времени будет наверняка больше! Эх, была не была! И к тому же сержанты нравятся девочкам".
– Я согласен, – твердо сказал он. – Согласен на повышение.
– Во-о-от, – вытянув вперед толстый палец, заулыбался полковник. – Это уже совсем другой разговор! С коллективом-то нужно налаживать отношения, знаешь ли, тут ты прав: деловитость – в первую очередь. Что ж, не теряя драгоценного времени, прямо сейчас заполнишь заявление. – Он достал из папки несколько листов бумаги, и Павел было уже протянул к ним руку, но Мазуров вдруг отложил их в сторону. – Так… погоди немного… Еще пара моментов. Первое: о нашем разговоре ни гугу, совсем никому, ясно? Пока не присвоят звание в смысле.
– Да… так точно!
– И второе: ты ведь понимаешь, что сержант – это действительно очень ответственно?
– Конечно, товарищ полковник.
– Дело здесь не в том, что ты не метешь теперь плац. Дело здесь… в людях, в человеческом факторе, – Мазуров понизил голос, – то есть в твоих подчиненных…
– Ну да… Я понимаю это, Павел Игнатьич!
– В людях нужно разбираться очень хорошо… А то вдруг враг какой проникнет в наши ряды?! А таких, знаешь ли, вокруг пруд пруди, и все так и норовят навредить нашему святому делу. Шпионы всякие и прочие неблагонадежные элементы. Усекаешь мою мысль?
– Ну-у… да. Усекаю, товарищ полковник.
– Нужно будет следить за этим, за порядком в смысле. Справишься?
– Постараюсь.
– В таком случае возвращаемся к основе любого общества – коллективу. С сегодняшнего дня, если что-то услышишь… где-то… от кого-то… нечто нехорошее, нужно будет это зафиксировать… в документе. И потом доложить, по всей форме. Мало ли, знаешь… разговорчики там всякие, на перекурах, в процессе работы, и особенно – на многочисленных праздниках, которые вы там любите втихаря справлять; да ладно, все нам известно – кто как себя ведет, ясно? Короче, нам всё интересно. Не исключая и поведения твоих нынешних непосредственных начальников, того же Гордеева, например, или даже… Караваевой. Тут, главное, не стесняться и проявить определенную смекалку!
И только тут до Соломона дошло. Его пытались завербовать! Точнее, купить – за нашивки сержанта! Его хотели сделать шпиком, стукачом! Крысой, проще говоря.
– Ты удивлен? А ведь это совершенно логично! – невозмутимо продолжал Мазуров. – Нам, как контролирующему органу, необходимо понять настроения в коллективе, его отношение к начальству, Метрострою, к нашей деятельности, в общем. Парень ты, я смотрю, смышленый и весьма ответственный, так что…
– Я понял, – мрачно сказал Соломон. – Но…
– Что такое? – нахмурился полковник. – Задача не ясна?
– Задача-то ясна, но боюсь, я не совсем готов к ней, – выдал наконец Павел и густо покраснел. – Наверное, я переоценил свои силы в данном вопросе и…
– Да ла-а-адно тебе, солдат! – воскликнул чекист. – Все через это проходили! А ты как думал? Думаешь, хорошо выполняешь свои трудовые обязанности, не пьешь, не куришь и даже не спишь на собраниях, а потом р-раз – и на доску почета?! Не-э-эт, братец, так просто не бывает. Нигде не бывает. Нужно иногда и поработать. Ничего зазорного в этом нет. Функции у нас такие, пойми. И работа соответствующая. И чем лучше и быстрее ты ее выполнишь, тем скорее к тебе придут слава и уважение! Ты же метростроевец, а не хрюшкин зад! Раз полез в наш кузовок, получай определенные обязанности. Не все они сладки и просты, но нужны, ох как нужны, мой дорогой! Ведь именно на нас держится посвятовское общество, именно мы охраняем мир и порядок, мы – первооснова всего, чего же тут неясного? И ты не хочешь стать одним из нас?! Я не понимаю тебя, в упор не понимаю!
– Простите, Павел Игнатьич, но не такой уж я в этом плане и ценный кадр. Молод еще, наверное, не подготовлен я. А времени переучиваться пока не имею.
– Молод он! – снова воскликнул полковник. – Времени у него нет! Да я в твои годы знаешь что уже делал?! – Глаза Мазурова налились кровью – какие-то давние воспоминания всплыли в его памяти. – А, ладно… Итак, Павел Крашенинников, что скажешь конкретного?
– Думаю, я и в своем нынешнем качестве смогу приносить пользу, без нашивок сержанта, – тихо ответил Соломон. – Позвольте мне просто работать, и все будет хорошо.
– Я даю тебе время подумать… До завтра устроит?
– Товарищ полковник, не думаю, что это что-либо решит. Я не такой человек.
– Никчемный мальчишка! Ты не знаешь, от чего отказываешься!
Павел хотел было резко возразить, что он думает по этому поводу, но вовремя сдержался. Все-таки он отдавал себе отчет в том, где и перед кем сидит.
– Простите, Павел Игнатьич, – только и смог выговорить Соломон.
– Ну смотри!.. – сквозь зубы процедил Мазуров. – Век тебе оставаться пешкой!
"А вот это мы еще посмотрим, старый хрыч, кто из нас будет пешкой!" – усмехнулся про себя хакер.
– Свободен! – рявкнул полковник. – И больше не попадайся мне на глаза!
Павел вышел из приемной коменданта, миновав округлившую непонятно от чего глаза блондинку (неужто подслушивала?), и направился на склад к Евстигнееву – нужно было получить новые силовые кабели для бронекостюмов.
Фаронов воспринял новость о работе Соломона в "Офелии" с энтузиазмом.
– Правильную тему выбрал, – одобрительно сказал он, – шаришь! Говоришь, они тебе на выбор целый список выкатили? Странно! Видать, неважнецки дела у Кассиуса идут, персонала явно не хватает… Ладно, ты там давай вникай, чего уже эти прыщавые кентаврики добились. Не думаю, что столкнешься с крутыми открытиями, не это главное! Главное – доступ к их оборудованию. Сперва, конечно, никто тебя к нему не подпустит, может, через полгодика, но чем черт не шутит? В общем, штудируй ихнюю писанину – пригодится. Только наши секреты им не раскрывай, до чего мы сами дошли, ладно? А то фигня полная выйдет, мы же с тобой не на Метрострой здесь трудимся.
– Что же мне тогда для "Офелии" делать? – задумался Соломон. – Им же я тоже должен какие-то результаты выдавать! А то я долго там не продержусь.
– Ну что-нибудь по мелочи, оптимизацию там им сделай или намек какой – куда копать, не более того, там ведь тоже балбесов хватает. Блин, даже и не знаю! Засада, однако! – Данная ситуация Фаронова поставила в тупик. – Ладно, посидим-подумаем, не боись.
И Соломон принялся штудировать толстенные тома наработок "Кентавров", больших откровений в них пока действительно не находя – все, что он читал в выданной ему под расписку документации, напечатанной на допотопном матричном принтере, он уже знал из открытых посвятам энциклопедий либо дошел своим умом (не без помощи Тунгуса, конечно). Но ведь это было только началом, и хакер знал, что скоро получит по-настоящему ценные для него сведения. Да и чуть позже попавшие ему в руки сверхсекретные стандарты и спецификации для кодирования координат телепортов по системе профессора Котовского (взамен устаревшей, профессора Ципракиса), оказались как нельзя кстати. Первые две недели он по несколько часов в день просиживал в своем "секретном карцере", вчитываясь в мелкий и старомодный шрифт распечаток, а затем начал программировать, постепенно перенося программные наработки "Кентавров" на свой домашний компьютер, чтобы совмещать "Офелию" с нелегальным хакингом Машины, да и вообще – чтобы как можно меньше времени проводить в неуютном Большом Метро.
Заодно Павел упорно искал информацию о Шарах, встреченных им на полигоне, однако ничего конкретного и серьезного обнаружить так и не удалось. Это были полумифические то ли существа, то ли механические устройства, обладающие интеллектом и чаще всего замечаемые в дальних мирах. Мало кто видел их вживую и остался невредим, хотя агрессивными их не называли. Кто-то утверждал, будто они связаны с Машиной, другие же возражали: на этом, а возможно и том свете все связаны с ней, а потому и спорить тут не о чем. Главная энциклопедия посвятов, что-то вроде гигантской "Википедии" с тайными знаниями о Мультивселенной, приводила лишь несколько размытых фотографий и ряд черно-белых рисунков, по-видимому, излишне возбужденных художников. На паре форумов, в посвятовской части сети Соломон наткнулся на несколько длиннющих обсуждений, посвященных Шарам, но люди там больше хвастались, врали, оффтопили и наезжали друг на друга с использованием довольно витиеватой ненормативной лексики – ничего конкретного или подтвержденного фактами не оказалось и там. Павлу осталось лишь вздыхать по этому поводу – ему очень хотелось написать свою статью о встрече с Шарами, однако его высочайшая секретность и щекотливость самой ситуации не позволяли этого сделать.
Но дела шли куда медленнее ожиданий хакеров. До самого конца зимы они пытались понять, как заставить Машину использовать идентификационную метку в качестве маркера для телепортации и, самое главное, как проводить эту самую телепортацию. Да, это было действительно так: все способы, которые использовали обычные посвяты, по большей части были изначально "неисповедимы" или управлялись весьма туго: не было такого устройства, которое можно было настроить действительно произвольно, полностью по своему желанию, прыгнуть откуда хочешь и куда хочешь, так как трансферы использовали уже готовые порталы, но не создавали новые. К тому же хакеры еще не до конца понимали, как правильно скрывать перемещения от чекистов, – Машина могла сообщить сведущим людям о "нелегальных" прыжках. А им очень хотелось сделать перемещения безопасными, что было самым сложным, иначе вся эта веселуха могла закончиться, едва начавшись.
Может быть, именно поэтому Фаронов в конце концов не признал идею Соломона о том, чтобы превратить их собственные тела в трансферы-телепорты, посчитав ее непродуманной, по крайней мере, на данном уровне знаний о Машине. Технические устройства он тоже вживлять отказался, заявляя, что делать из себя неуправляемую бомбу – величайшая на свете глупость, и уж на своей личности он эти эксперименты точно проводить не собирается.
И вот время шло, а видимого результата не было. Былая решимость, душевный подъем и самоуверенность Соломона постепенно проходили. Он недосыпал, похудел, стал злым и раздражительным.
– Что с тобой происходит, милый? – озабоченно спрашивала Станнум в их уже довольно редкие встречи. – Расскажи мне! У тебя проблемы?
– Нет у меня никаких проблем, – отмахивался Соломон.
– Может, сходишь к врачу? У нас же отличные врачи!
– Ну вот еще!.. Извини, мне пора, работы много.
– А ты меня любишь?
– Ну конечно!.. Что за вопросы?!
Девушка грустно качала головой, и Соломон понимал, что она ему не верит. Но эта идея фикс, мысль о произвольном перемещении между мирами буквально поглотила его. И не без ущерба для основной работы на Метрострой: он опаздывал, когда должен был быть, пропускал важные совещания, ломал приборы и срывал сроки их сдачи. Он даже умудрился получить от Гордеева выговор, от Шустрика пинок (и довольно недружественный – было за что), а Василина как-то странно посмотрела на него, когда они встретились в столовой. Все это нервировало еще больше. Однажды, вновь не выспавшись, Соломон из-за какой-то чепухи наорал на Фаронова. Однако тот понял состояние партнера.