Они закрыли и заперли за собой дверь, оставив его в комнатушке, напоминающей сауну, особенно благодаря стеклянному окошечку в двери из грубо обструганного кедра. Единственная деревянная лавка составляла всю меблировку комнаты, а проделанная в центре дощатого пола дыра служила туалетом. Из стены торчал кран, и Валентайн повернул его - родниковая вода хлынула на пол.
Они оставили ему кусок обернутого кожей пластика, похожий на игрушечную собачью кость. По крайней мере, пока он не испытывал никаких неприятных ощущений. Он растянулся на жесткой лавке, подстелив полотенце. Проникающий в комнату свет озарил край скамейки, и Валентайн увидел на ней следы зубов.
Человеческая психика обладает замечательной способностью запоминать приятные вещи: вкус первоклассной еды, прикосновение губ любимых, волнующие мелодии. А от всего неприятного психика спешит поскорее избавиться. Валентайн всегда был ей за это благодарен: три дня в той комнатушке были в числе самых ужасных за всю его жизнь.
Уже через час он почувствовал первые судороги, а к полудню его мускулы уже изнемогали от жажды движения. Ему хотелось бежать до упаду. По всему телу выступил пот, уши заложило, слабый, сочащийся из окошка свет резал глаза. Валентайн полностью потерял ориентацию. Комната казалась крошечной пробкой, которую подбрасывали морские волны высотой с пятиэтажный дом. Его мучили бесконечные приступы тошноты, а облегчающая рвота не наступала. Желудок то расслаблялся, то конвульсивно сжимался, заставляя Валентайна вздрагивать и прислушиваться к громким ударам сердца. Чтобы сердце не выскочило из груди, он свернулся калачиком и обхватил себя руками, хотя его так и подмывало карабкаться на стену, колотить в дверь и бежать, бежать до тех пор, пока внутри не утихнет сводящая с ума энергия.
Чтобы не закричать, он вцепился зубами в обернутую кожей трубку.
На второй день стало немного легче. Комната с деревянными стенами приобрела более или менее ясные очертания, цвета сделались более приглушенными, четче проступили тени. Стены вокруг уже не ходили ходуном, а лишь плавно покачивались, как колыбель под мамино воркование.
Но все его существо требовало выхода.
Валентайн стал приседать до тех пор, пока не упал в изнеможении, затем выпил немного воды и впал в странное забытье.
На третий день наступило жесточайшее похмелье, рези в пустом желудке, головная боль, непрерывная дрожь в руках. Когда в окошке показалось лицо Дювалье, он бросился к стеклу, царапая дверь, оставляя на ней потеки слюны, стараясь прокусить древесину.
Потом уснул.
Когда она появилась снова, Валентайн был слишком измучен, чтобы как-то реагировать.
Алиса осторожно вошла в комнату, неся в руках поднос с миской какого-то супа.
- Ну как ты, брат?
Он потянулся, лежа на скамье, и почувствовал, что в голове прояснилось.
- Слабенький, как… как котенок?
Как выяснилось, появление супа означало, что все пришли к общему выводу: его испытание закончено. Пока он ел, Дювалье вышла принести ему что-нибудь из одежды, оставив дверь открытой, чтобы проветрить душную комнату. Сорок восемь часов назад он выскочил бы и со стоном убежал в горы, но сейчас он спокойно прихлебывал суп и ждал, когда она вернется с мало-мальски подходящим одеянием. Испачканное грязью и кровью полотенце заслуживало разве что торжественных похорон: все четыре его угла были изгрызены в клочья.
Дэвид покончил с едой и оделся, все еще слегка дрожа. Проходя вслед за Дювалье сквозь череду хорошо освещенных туалетных комнат в задней части Холла, он положил руку ей на плечо. Ее кожа была совсем бесцветной, а деревянные стены - пепельно-серыми, как будто из выбеленной морской водой древесины.
- Постой минутку, - сказал он. - Почему ты так изменилась? И свет какой-то странный.
- Я понимаю, о чем ты. Дело не в свете, а в твоих глазах. Кот с медицинским образованием однажды все мне объяснил. Это связано с глазной сетчаткой. Она состоит из двух видов клеток: он называл их палочками и колбочками. Палочки хорошо улавливают даже самый слабый свет. И сейчас в твоей сетчатке эти палочки преобладают. Цветное зрение к тебе вернется, как только глаза привыкнут, - пока мозг не воспринимает все как нужно. Такова была его теория. Ты адаптируешься. И отныне при любом освещении, за исключением разве что кромешной тьмы, ты сможешь разглядеть все, что угодно.
- А тот доктор как-нибудь объяснил это похожее на опьянение чувство?
- Это еще непонятнее и связано с ушами. У нас там есть такие маленькие мешочки с жидкостью, помогающие сохранять равновесие. У некоторых животных, в частности у котов, система нервных волокон, идущих к этим мешочкам, устроена совсем не так, как у человека. Ты замечал, что кошка всегда или почти всегда при падении приземляется на все четыре лапы? Это как раз из-за нервных волокон. Кошки корректируют свое равновесие так же непроизвольно, как ты дергаешь ногой, если тебя стукнут по коленке. Сейчас у тебя все чувства обострены до предела.
Она зашла на кухню и взяла мешок муки.
- Встань на одну ногу, а вторую задери, как собака, помечающая дерево. Выше. Вот так и держи ее, - велела она.
Валентайн подчинился, отметив, что, задирая ногу, он едва покачнулся. Прежде он с трудом удержал бы равновесие.
- Лови, - крикнула она, резко бросив ему десятифунтовый мешок муки.
Он поймал его в нескольких дюймах от груди, и маленькое мучное облачко поднялось в воздух. Что самое удивительное, при этом его нога так и осталась задранной.
- Занятно, - сказал он, опуская ногу на пол.
Он переложил мешок в другую руку и быстро метнул его обратно Дювалье.
Ее реакция оказалась не хуже, чем у него. Она поймала мешок, пока он еще летел. У нее было достаточно сил, чтобы перехватить десять фунтов муки, нацеленных, словно снаряд, ей в голову, а вот мешок с этим заданием не справился: завязки ослабели, и белая мучная бомба ударила ей в лицо.
- Мама! - вскрикнула она, возникая в оседающем облаке, разъяренная, как фурия, с лицом, напоминающим грим артистов театра Кабуки.
Валентайн не удержался от смеха и тут заметил выражение ее лица. Они встретились взглядом и уставились друг на друга, как газель с гепардом в степи. Он всерьез испугался за собственную жизнь.
- Черт тебя дери, Валентайн! Я тебя убью! - заорала она и бросилась к нему.
Валентайн ринулся к своей крохотной платформе и подпрыгнул. К своему удивлению, он забрался на полку одним прыжком. Оттолкнувшись ногой, он изменил направление и взлетел на следующую платформу. Прежде такой скачок он осилил бы только с большого разбега. Он опустился на площадку и растянулся на ней. Дювалье мгновенно оказалась у него на спине - скорость реакции и сила ее мышц не уступала, а даже превосходила способности Валентайна. Он попытался выскользнуть, но, как только повернулся, она стиснула его ногами, как железным капканом. Она крепко прижала его руки. Он нашел ситуацию двусмысленной: Дювалье - над ним в классической эротической позиции, а мука, Щедро покрывающая ее от макушки до пояса, еще придавала пикантности. Но ее взгляд не выражал ничего, кроме торжества.
- Ну, - сказала она, - сдавайся.
- Прости, - задыхаясь, прохрипел он. - Я не хотел тебя дразнить.
- Что такое?
- Дразнить не хотел.
- Не слышу, Валентайн, громче!
- Пощади!
- Так-то лучше!
Он глубоко вздохнул, все еще чувствуя себя слегка отупевшим - то ли пьяным, то ли похмельным.
- Призрак, как они это делают с нами?
- Делают что?
- Вот так изменяют нас.
Он пожал плечами:
- Я сам много об этом думал. Некоторые Волки говорят, что они всего лишь пробуждают уже заложенные внутри нас способности. Однажды я разговаривал с соседом по казарме по фамилии Панков, и он взял газовую лампу, едва горевшую, и подкрутил фитиль на полную мощность. Лампа зашипела и осветила всю комнату. Он сказал, что так же поступают и Ткачи - усиливают огонь.
Валентайн не был уверен, стоит ли делиться с ней своими опасениями. Он взглянул на заживающую рану на ладони.
- Но чем ярче пламя, тем быстрее кончится газ. Тепло и свет заменяют долголетие. Это пугает меня. Я не часто встречал пожилых Охотников.
Она потрясла головой, мука посыпалась с ее лица.
- Ради бога, Валентайн. Знаешь, сколько в среднем живет Кот в КЗ? Два-три года. Спроси Веллес - она подтвердит. Что касается меня, то я этот срок уже перешагнула. Давай сменим тему… Теперь, когда ты прошел посвящение, самое время заняться тренировкой. Мы срежем все углы. Я постараюсь сгладить на этой дороге все ухабы.
- О'кей, сержант. Какой у нас пункт на повестке?
Она принялась отряхиваться.
- Сержант? Дэвид, между прочим, в знак уважения к Котам военнослужащие Южного округа обращаются к ним как к капитанам. Так что ты, кроме всего прочего, еще и повышен в звании. Но для нас чины не имеют особого значения. А что касается повестки, тебе не мешало бы поесть и выспаться. А потом уж мы как следует тебя погоняем. Когда устану я, меня сменит Веллес. Так что готовься.
В течение нескольких следующих недель Валентайн пришел к выводу, что Дювалье имеет на него зуб за ту мучную бомбу и делает все, чтобы он если и не лишился жизни, то по крайней мере покалечился. Когда у нее не было возможности мучить Валентайна лично, Дике Веллес заставляла его попотеть.
Ему приходилось таскать меч с собою повсюду, включая душ и туалет. Стоило Дювалье застукать его с потрепанным экземпляром "Ридерз Дайджест" вместо меча, и остаток дня она заставляла его бегать вверх-вниз по склону горы. В первый же день Дювалье показала ему несколько основных приемов, стоек и ударов, и затем они без конца отрабатывали их, сначала с помощью деревянной копии меча, а потом, когда его движения стали правильными, и с настоящим острым клинком. Однажды Веллес вывела его из дома, заставила взобраться по покатой крыше и, выхватив меч, размахивать им, балансируя на острой верхушке, борясь с ветром.
Он собирал охапки хвороста, заворачивал их в тряпье, пропитывал водой и прикреплял к шесту. Приспособление затем устанавливалось на доску-качалку. Валентайн старался ударить по этой "груше", в то время как Дювалье на другой стороне десятифутовой доски выводила снаряд из-под удара. Не раз ей удавалось таким образом сбить Валентайна с ног. Если его не избивали соломенные чучела, то она делала это сама в бес конечных дуэлях на деревянных шпагах. Ее удары напоминали молнии, и он, падая, чувствовал, как у него искры сыплются из глаз.
И даже когда он с ног валился от усталости, ему приходилось браться за чтение. Яды, взрывчатые вещества, порошки, как природные, так и синтетические, способные навлечь болезнь или слепоту. Кислоты и основания. Седой старый Кот, сгорбленный и беззубый, наставлял его, как вывести из строя все, что угодно, - от двигателя танка до садового насоса.
Он научился лазать и драться при помощи лап. Дювалье приучала его всегда держать их в карманах старой куртки, и тогда, стоило ему вынуть руки, он уже был во всеоружии. Он ими царапался и отражал удары, и в конце концов лапы стали ему как близкие друзья. Но и этого еще было недостаточно. Дювалье тренировала его до тех пор, пока он не стал ощущать лапы как продолжение собственного тела. Парочка других Котов-практикантов лишь качали головой и потихоньку посмеивались над этим "пунктиком" Дювалье.
- Пустая трата времени, - сказал один из них за обедом. - Мне рассказывали, что лапы идут в ход в одном бою из сотни.
Веллес, услышав слова практиканта, резко повернулась к нему:
- И в этот единственный раз он уцелеет. А ты - нет.
Время от времени появлялся Рю и уводил Валентайна с собой - поработать над его сознанием. Сначала Валентайн должен был уменьшать свою ауру в состоянии покоя, а спустя какое-то время уметь это делать, когда бежал, карабкался вверх или даже орудовал мечом. Он усвоил азы подавления признаков жизни еще от старого Кота Эвереди, в то лето, когда был посвящен в Волки. А теперь он учился у Ткача жизни, который обучал самого Эвереди.
Рю устраивало, как Валентайн справляется с задачей в состоянии отдыха, но не в движении. Однажды вечером, когда Валентайн под присмотром Ткача переходил ручей, дно которого было усеяно острыми камнями, Рю поднял руку, делая знак остановиться.
- Ты все еще в себе, Дэвид.
Он снова не смог соответствовать известной шутке о том, что "хороший Кот всегда не в себе*.
- Ты ведь не курианин. Тебе не нужна аура, чтобы выжить. Как же ты ее чувствуешь?
- Аура - это много всего, Дэвид. Мысли, эмоции, ощущения, страх. Все это я могу воспринимать в той или иной степени. Как, между прочим, и ты. Здесь больше интуиции, чем разума. Порой я могу читать тебя так же просто, как ты читаешь печатный текст.
- Прости, я только что видел, как промелькнула рыба.
- Да забудь же ты хоть на минуту о своем пустом желудке.
Валентайн, стоя по щиколотку в воде, старался отрешиться от себя, стать частью ручья и камней, а не идущим но ним человеком.
- Энергия, которой они питаются, то, что мы называем жизненной силой, так же индивидуальна, как отпечатки пальцев, - продолжил Рю. - А вы выпускаете из себя наружу слишком много всего. Представь себя ветром в скалах, водой, текущей по своему руслу, тучей комаров вон над тем затонувшим бревном.
Валентайн вообразил, что он - часть водного потока. Рыба, которую он вспугнул, замерла, готовясь выпрыгнуть на поверхность заводи в надежде схватить что-нибудь съестное. Только вода, и камни, и форель…
- Перестань размышлять, Дэвид. Просто плыви.
Валентайн отдался на волю течения, не обращая больше внимания ни на рыбу, ни на комаров, и вскоре встал рядом с Рю.
- Уже лучше. Оглянись на камни и постарайся проследить свой путь сюда.
Валентайн сел на корточки и внимательно присмотрелся. Он зашел в реку и вышел из нее, не перевернув ни одного камешка, не оставив ни единого следа.
Он ничего не сказал, лишь почувствовал дуновение ветра.
- А теперь стань этим ветром, и мы снова поговорим уже на вершине этой горы, - сказал Рю, указывая на изрезанный известняковый склон.
Он тренировался и внутри дома - перепрыгивал с одной балки на другую со связанными за спиной руками.
- Главное - равновесие, Валентайн, - кричала ему снизу, из разделяющей их глубокой пропасти между полом и потолком, Дювалье, когда он, покачиваясь, старался удержать опору после прыжка. - Именно оно помогает увернуться от удара в бою, прочно удерживать винтовку и не производить шума при ходьбе.
Кошка по имени Кимбелайн - вся в татуировке, с бельмом на глазу и совсем безволосая (у нее даже бровей не было) - обучила его драться без оружия. В ее понимании это означало как можно скорее вооружиться всем, чем угодно, - вплоть до обрывка цепи или прочной палки. От нее Валентайн узнал, как уложить в бою врага, используя любую часть своего тела - от лодыжки до черепа (Кимбелайн называла череп "десятифунтовым кирпичом, который всегда под рукой").
На шестой неделе пребывания Валентайна в Холле он получил свой багаж, отправленный со склада Второго полка, вместе с запертым на замок увесистым ящиком. Записка и ключ от замка пришли в конверте обычной почтой. Он взглянул на незнакомый почерк и вскрыл конверт. Вот что было написано в нем тяжелым угловатым почерком:
Дорогой Дэвид!
Эта посылка должна дойти до тебя невскрытой, иначе я буду вынужден пожаловаться на почтовую службу.
Я подружился с Молли и ее семьей. Они рассказали мне все, что случилось, и о том, как ты помог им в Висконсине. Нам повезло, что в Вининге живут такие люди, как Карлсоны.
У меня нет никого, кого можно было бы назвать семьей. Я не служил с твоим отцом, но знаю: он хотел бы, чтобы я по мере сил помогал тебе. Я отправляю с этим письмом моего очень близкого друга - свое любимое оружие, оставшееся егце со времен, когда я был Медведем у Йоргенсена. Этому оружию уже лет сто, и несколько раз его переделывали, но это до сих пор чертовски убойная штука, и я хочу, чтобы оно оказалось в твоих руках. Это старый советский ППД-40. Действует безотказно в любую погоду и в любом состоянии. Я прилагаю к нему диски на тысячу выстрелов, которые лично зарядил, и, кроме того, инструменты и болванку для отливки новых патронов. Также высылаю небольшую инструкцию - я ее сам для тебя составил. Полагаю, что этот ППД был захвачен немцами, когда они напали на Россию. Фашистам нравилось это оружие, и они его забирали всякий раз, когда была такая возможность. А уже наши войска отобрали его у немцев и привезли сюда. Я получил автомат от одного коллекционера в Миссури, который раздавал свое оружие направо и налево в "старые страшные дни 2022 года". Позже он научил меня, как обращаться с этим оружием.
Надеюсь, он тебе послужит так же верно, как служил мне. Следи за автоматикой - диск в шесть секунд опустеет, если ты оставишь спусковой крючок нажатым. Патроны можно достать у Реда в Форт-Смите, или на армейском складе в Пайн-Блафф, или же у Шарки в оружейных мастерских при Доме в Горе. Просто скажи, что тебе нужны патроны 7.62 х 25 или "тридцатка. А еще лучше - научись сам отливать пули. Так будет надежнее. И обязательно прочти инструкцию, малыш.
Ты мне всегда нравился, в те несколько месяцев, которые провел в Вините. Я уважаю тебя за то, как ты себя вел в той истории с гарпиями и капюшонниками, которые убили мальчишку Хельмов и твоих товарищей по трудовому отряду. Приезжай в любое время, в моем доме тебя всегда ждут постель и пиво.
Твой друг
Боб Бурн.
Валентайн вспомнил человека по прозвищу Тэнк, с которым познакомился четыре года назад, и ту кровавую ночь, когда погибла Гэбриэлла Чо, его первая мальчишеская любовь.
Он отогнал эти воспоминания.
Об оружии смутно упоминалось в последнем письме от Молли. Он вынул из конверта ключ и отпер ящик. Автомат был меньше карабина, но крепко скроен, с надежным деревянным прикладом. Ствол заключен в кожух с боковыми отверстиями. Между инструментами и инструкцией были вложены три тяжелые упаковки патронов. Он взял в руки оружие из грубой тяжелой стали. Над спусковым крючком имелась какая-то надпись на кириллице.
- Спасибо, Тэнк.