– Сын герцога Альдо может стать великим воителем. В двадцать шесть лет, он встретится в бою с Багряным Молохом – и умрет. Или одержит верх. В сорок один год, бросит вызов Мертвому Единорогу – и проиграет. Впрочем…
– Даже тогда у него будет шанс победить, – продолжил за Оракула Конан. – Небольшой, но вполне реальный. Иначе опытный воин не выйдет на поле битвы.
– Вижу, ты понял главное, – кивнул предсказатель. – Наша судьба не записана где-то в небесной выси, на божественных скрижалях. Она заключена в нас самих – так же, как в крошечном зернышке таится прообраз большого, гордого дерева. Порою от нас зависит, сумеем ли мы вырасти. Порой – от других людей.
– Сегодня я могу спасти этого ребенка? – Да.
– Объясни мне, как. Провидец рассмеялся.
– У тебя чистое сердце, варвар. Может быть, слишком чистое для нашего мира. Ты согласился помочь герцогу – хотя, уверен, он уже походя нанес тебе множество оскорблений. А теперь ты даже не задал мне главного вопроса…
– Какого?
– Стоит ли спасать этого ребенка? Я ведь не сказал тебе, кем он станет. Возможно, сейчас ты приводишь в мир демона, который прольет кровь сотен тысяч невинных. А если вспомнить, каков его отец – вряд ли на яблоне вырастет слива, Конан.
– Я не могу бросить младенца на смерть.
– Браво! Сам я не в силах вмешиваться в судьбы других. Порой я проклинаю этот запрет, наложенный на меня богами. Но чаще всего, я рад, что груз ответственности не лежит на моих плечах.
Он поднялся, и киммериец последовал его примеру.
– Запомни, Конан. Прежде, чем зайдет солнце – сын герцога Альдо умрет, и смерть его будет столь ужасна, что небеса содрогнулись бы – будь в них хоть капля сострадания. Ты можешь спасти его. А как – ты узнаешь сам.
* * *
– Так и сказал? – серые глаза Корделии расширились. – Нет, Конан, лучше бы я пошла.
Этот Проракул станет гораздо любезнее, если увидит, как его кишки вываливаются изо рта.
Киммериец отвечал рассеянно, почти не слушая ее:
– Мне показалось, он хороший человек, Кор-ди. Чем больше ты делаешь добра для других людей – тем яснее видишь свое бессилие помочь всем.
Девушка надулась. Она была уверена, что люди делятся не на хороших и плохих – а на живых и мертвых.
Альдо поднялся с большого серого камня. Герцог пошатнулся – ноги плохо слушались после целого дня, проведенного в пути. Стефан метнулся было к хозяину, чтобы поддержать его, но вэдюследиий момент так и не решился.
– Герой с печки бряк, – пробормотала Корделия. – Может, нам на носилках его нести?
– Рыцари Безансона живут в седле, – пояснил киммериец. – Идти пешком для них такой же позор, как для тебя – показаться голой на улице. Дворянская честь…
Корделия в ужасе стала ощупывать талию.
– Почему позор? – страшным шепотом спросила она. – Я что, потолстела?
– Варвар, – голос Альдо утратил самоуверенность, и более походил на кряканье престарелой утки. – Чем закончилась твоя разведка?
Конан не говорил герцогу, где был на самом деле. Краткая ложь лучше путаных объяснений.
– Мы можем продолжать путь, – сказал он. – Но вам лучше передать ребенка Корделии.
Альдо с некоторым сомнением глянул на ак-вилонку. Меч за спиной и два кинжала на поясе – заботливую няню обычно представляют не так. Пряжка в форме человеческого черепа доверия тоже не внушала.
Однако, подобно многим аристократам, герцог привык свысока относиться к женщинам. Он полагал, что их единственный удел – материнство и домашние хлопоты. Поэтому отдать ребенка на попечение девушки было для него так же естественно, как грубить слугам.
К тому же, он понимал, что скоро начнет спотыкаться, и тогда вряд ли удержит корзину.
– Кормить его нужно три раза в день, – важно сообщил он, передавая младенца – нимало не задумавшись, чем именно и как. Вряд ли он и сам знал.
– Грудью? – мрачно спросила девушка, и Конан понял, что в таком духе Альдо вряд сам ли доживет до вечера.
Брови герцога взметнулись, разве что не подпрыгнув над головой.
– Конечно, – ответил он с глубокой убежденностью человека, который даже отдаленно не знает, о чем ведет речь. – Как я вижу, у тебя их целых две.
Сразив девушку столь веским*аргументом, он затопал вперед, увязая в гравии.
* * *
Когда мир перестал сверкать и вращаться, Конан увидел вокруг себя просторную залу, наполовину утонувшую в сумраке. Пол был выложен разноцветными плитами. Белый мрамор перемежался здесь с драгоценными камнями, а порой и с костью, вырезанной из черепов великанов и черных драконов.
В мозаике отразилась летопись Ордена Багряного Молоха – его кровавых побед и жестоких преступлений. Среди воинов и чудовищ, боевых колесниц и пылающих замков, – были вплетены рунические символы, защищавшие цитадель и ее владельца.
Прямо напротив Конана стоял высокий трон, вырезанный из проклятого дерева гуатумби. На нем, расправив кожистые крылья, восседал Багряный Молох.
Длинная шипастая шея поднималась почти до самого потолка, и таяла в легком сумраке. У существа не было ни ног, ни рук – лишь тысячи крошечных лапок, словно у многоножки, в два ряда спускавшихся от шеи по брюху.
Крупная голова, едва видимая в полутьме, ощеривалась тремя парами челюстей, над которыми горели пять рубиновых глаз. Чешуйчатый хвост оканчивался венчиком щупалец, словно у актинии, и крошечные молнии искрились меж ними.
– Конан из Киммерии, – произнес Молох. – Как же ты попал в мою цитадель? Прополз по крысиной норе, или тараканы поделились с тобой своими секретами?
Отвечать на издевку – значит напроситься на новую, ente худшую, поэтому Конан благоразумно промолчал.
Багряный усмехнулся.
– Ладно, я шучу, варвар. Мне прекрасно известно, как ты здесь появился. Да и тараканов в моем замке никогда не было. Возле Храма Оракула находится магический портал, не так ли? Люди, прошедшие долгий путь пешком и получившие предсказание, наверняка спешат вернуться домой. Одни – чтобы праздновать, другие – в отчаянной попытке обмануть судьбу. И жрецы открывают перед ними астральные врата – за дополнительную плату, конечно.
Он задумчиво покусал кончик крыла.
– Наверное, стоит наложить на замок новое заклинание. Иначе все, кому не лень, станут те-лепортироваться сюда из Храма или через какой-нибудь другой портал. Правда, пока ты единственный, кому такое пришло в голову. Других устраивают более простые, я бы сказал, обыденные способы самоубийства. Веревка, яд, камень на шею – но если ты решил умереть от когтей Молоха, добро пожаловать.
– Ты послал медузу, чтобы убить сына герцога? – спросил Конан.
– Астарот сильно оскорбится, если узнает, как ты его назвал, – заметил Молох. – Впрочем, раз ты здесь, значит, у моего слуги возникли проблемы и посерьезнее. Не знаю, может, я воскрешу его, – хотя не уверен, что он этого заслуживает… Многоликий хорошо сражался?
– Так себе.
– Тогда пусть гниет.
Багряный взмахнул крылом, отбрасывая в сторону одну тему и переходя к следующей.
– Итак, Конан, ты решил встать на пути судьбы и спасти младенца. Странные вы существа, герои… Помогаете слабым и беззащитным – а разве мы, сильные, не хотим жить так же горячо? Неужели мы меньше заслуживаем счастья, только потому, что способны сами позаботиться о себе, а не приклеиваемся пиявками к первому встречному?
– Ты тянешь время, – сказал Конан. – Думаешь, пока я здесь, твои миньоны успеют убить ребенка. Не надейся – младенец в надежных руках.
– В мире нет ничего надежного, – отмахнулся Багряный Молох. – Кроме смерти, конечно, да только кому она нужна.
* * *
– Почему вы несете сына в аббатство Монлюссон? – спросила Корделия.
Возможно, герцог к этому моменту слишком устал, чтобы проявлять высокомерие. Или же ему было приятно поговорить о монастыре – мысленно вернувшись в привычный для себя мир, где нет ни злых предсказаний, ни непутевых варваров.
В любом случае, он ответил:
– Тамошние монахи служат богу Марманду, покровителю добра и света.
Корделия не умела слушать, и потому тут же встряла:
– Я никогда о нем не слышала.
Герцог смерил ее взглядом – так гробовщик снимает мерку с покойника.
– Вряд ли ты вообще слышала о добре и свете. Впрочем, у Марманда немного последователей. Послушником Моилюссоиа может стать лишь тот, кто ни разу не согрешил ни делом, ни словом, ни даже мыслью. Их бог улыбается всем, чья душа хрустально чиста.
– А какой прок в душе, если она хрустит? – удивилась Корделия.
Альдо покопался в своей кладези мудрости, но ответа на этот вопрос так и не нашел. Тогда он продолжил:
– Последователям Марманда ведома могущественная магия. Даже высшие демоны и некроманты не в силах победить их. К несчастью, они могут творить волшебство лишь в пределах обители. Поэтому я и несу своего сына к ним.
Корделия хмыкнула.
– Не посадишь же ты парнишку на цепь, чтобы он из аббатства не выходил. Ладно, герцог. Видишь мост? Прямо за ним владения монастыря. Надеюсь, у монахов нет всяких там глупых правил, запрещающих женщинам входить на их землю.
Альдо замер. Он был изумлен так, словно на торжественном обеде у короля в лицо ему запустили творожный торт. Несколько минут герцог стоял, не двигаясь, потом с немым укором уставился на Корделию.
– Это подвесной мост, – выдавил он наконец.
– Конечно, – кивнула девушка. – Кто же будет строить в горах другой? Ущелье глубокое, прыгнешь вниз – до завтра не долетишь.
– Я не могу здесь перейти.
В голосе герцога было столько упрека, что любого человека загрызла бы совесть. К счастью, у Корделии ее не водилось.
– Не любишь высоту? – спросила она. – Бывает. Знала я одного принца, который боялся замкнутого пространства. Зря, наверное, я заперта его в сундуке – но он ведь сам хотел новых ощущений. Когда…
– Женщина!
Голос Альдо звенел, как цепь дворовой собаки,
– Рыцари Безансона не ходят по подвесным мостам. Если я хотя бы ступлю на него – честь моего рода будет запятнана навсегда. Мне останется лишь совершить ритуальное самоубийство, и завещать все мое имущество церкви.
Последняя мысль ужаснула его гораздо больше, чем первая.
– Чего? – спросила Корделия. Несколько секунд она рассматривала герцога, ожидая – не вывалится ли у того из уха мозговой червяк, слопавший остатки извилин. Потом в ее собственной голове что-то щелкнуло.
– Дело в лошадях, верно? – мрачно осведомилась аквилоика. – Конь не может идти по подвесному мосту, значит, этот путь только для плебеев.
Не держи девушка в руках корзину – непременно влепила бы Альдо затрещину.
– Так что ж ты не сказал раньше, кентавр не-долеплеииый?
Герцог попробовал посмотреть на нее сверху вниз, поднялся на носки, но все равно не получилось.
– Я не допускал и мысли о том, что ты, женщина, поведешь меня к… к…
Корделия хмыкнула.
– Ладно, – сказала она. – Я отнесу ребенка в аббатство, за ним приглядят монахи. Потом мы с тобой отправимся кружным путем, чтобы обойти ущелье.
Альдо с печалью взглянул на девушку, тщетно пытаясь измерить глубину ее глупости.
– Мой сын – будущий рыцарь Безансона, – произнес он. – Пронести его по подвесному мосту? Да лучше бросить младенца сразу в ущелье.
Сказав это, герцог сразу же прикусил язык, – испугавшись, что Корделия вполне может так поступить.
– Ладно, – вновь произнесла девушка.
Она дунула через щеку, отбрасывая с лица прядь роскошных волос.
– Тогда пусть Стефан идет в аббатство и скажет, чтобы готовились к нашему приходу. Нет возражений?
Герцог покачал головой.
– Только я могу отдавать приказы своему оруженосцу.
– Держу пари, именно это ты сейчас и сделаешь, – ласково сказала Корделия.
Альдо не мог испугаться женщины, тем более, с ребенком на руках. По крайней мере, он так думал. Поэтому следующий его поступок был продиктован, без сомнения, великой мудростью рыцаря Безансона, а вовсе не страхом.
– Беги в монастырь, кретин, – милостиво разрешил он.
Стефан перелетел через мост, словно вообще его на касался. На другой стороне ущелья он отвесил хозяину низкий поклон – который показался герцогу уж слишком глумливым – и, уже
торопясь, зашагал по тропе к монастырю.
* * *
– Ты понимаешь, как долго нам придется идти? – мрачно спросила девушка. – В детстве я мечтала, что однажды встречу прекрасного принца и он на мне женится. Но после встречи с тобой я рада, что этого не произошло.
Герцог окрысился.
– Такую, как ты, даже водонос к алтарю не поведет, – отрезал он.
Корделия собралась сразить его, быстро сочинив длинный список королей и богов, предложивших ей руку, сердце и прочие части тела.
В ее голове даже забрезжил рассказ о том, как повелитель грома и некромант – имя которому она еще не придумала – сражались из-за нее на дуэли.
Однако судьба хранила смелого и благородного герцога, избавив его от этой крайне занимательной саги.
На горной тропе показались пятеро воинов. На их доспехах сверкало изображение львиной головы, с бычьими рогами – герб Ордена Багряного Молоха.
Каждый из них держал в руках длинную булаву, с рукоятью из дерева гуатумби, и стальным наконечником с перьями – острыми ромбовидными выступами по бокам.
– Пришел просить помощи у монахов, герцог? – спросил один из ратников.
По всей видимости, он был среди них главным. На нем сверкал полный пластинчатый дос-пех, выкованный умелым кузнецом-гномом. Такие латы очень тяжелы, обычно их надевают лишь конники. Но черное колдовство делает стальной панцирь почти невесомым.
Его товарищи носили броню попроще. Впрочем, заметить разницу мог только взгляд опытного воина.
– Бог помогает лишь тем, у кого есть деньги, – продолжал командир. – А у тебя, я слышал, имение дважды перезаложено. Только и осталось, что рыцарская гордость.
Герцог постарался вернуть себе былую надменность. Но спесь потихоньку высыпалась из него во время долгого пути, подобно муке из разорванного мешка.
– Мой герб, – начал было он.
Корделия жестоко обругала себя за то, что не посмотрела в кошель. Тоже мне, купилась на звонкий титул! Небось, медяков напихал, вперемешку с камнями.
– Честь не в честь, когда нечего есть, – усмехнулся воин. – А своего варвара что, потерял по дороге?
Альдо приосанился и вытянул шею, став при этом похож на ощипанную курицу.
Воин нахмурился, не дав ему ответить.
– Хватит болтать, старик. Отдай нам ребенка, или сам удави его подушкой, как там велят твои законы чести. Нам все равно. Сам можешь уходить, до тебя нам нет дела.
Герцог выглядел где-то на сорок. Но в двадцать три тебе кажутся стариками все, кто прожил больше тебя.
– Наглый юнец, – пробормотал Альдо, шагнул вперед и тут же споткнулся.
Девушка заставила его опуститься на камень, всунув в руки корзину.
– Расскажи-ка ему сказку, – посоветовала она.
– Люблю рыцарей Безансона, – сообщил воин. – Сбрось с коня, и они словно перевернутые жуки. Остается лишь давить сапогом. А ты-то, девка, куда, ну куда прешься? В сторонке пока постой – а потом, может быть, я покажу тебе, что такое настоящий мужчина.
Произнося эти слова, он не спеша подходил к Корделии – по всей видимости, намереваясь просто отодвинуть девушку, словно свисающую на дорогу ветку.
Внезапно воин вскрикнул – кратко и жалобно, – и медленно рухнул на колени.
Гномий доспех почти полностью закрывал тело. Однако там, где сходились поножи и нагрудник, оставались щели – иначе латник не смог бы ходить.
Кинжал Корделии погрузился в одну из них по самую рукоять.
– Так что ты хотел мне показать? – спросила она.
Теперь человек стоял перед ней на коленях. Девушка резким движением подняла его забрало, и всадила второй кинжал в глаз.
Расправа была быстрой и безжалостной. Четверо служителей Молоха, оставшиеся у поворота тропы, могли лишь беспомощно смотреть, как умирает их командир.
Теперь они бросились в бой.
Аквилонка с презрением отбросила в сторону мертвое тело и, вытащив меч, встала на их пути, закрывая ребенка.
Она приняла боевую стойку – четко, не задумываясь, как их учили в школе для гладиаторов. Любой наставник мог быть доволен ею. Многие даже привели бы Корделию в пример своим ученикам.
Служители Молоха тоже хорошо знали эту тактику. Двое из них стали заходить с флангов, третий замедлил бег – давая возможность своим товарищам зажать девушку в клещи.
Корделия была лучшей в школе гладиаторов – до того, конечно, как ее оттуда не выгнали. После этого она бросила вызов всем наставникам, и убила их одного за другим, на городской арене.
– Молох гордится нами! – крикнул воин, замахнувшись булавой.
Девущка перехватила оружие, уходя от удара в сторону. Словно в танце, она развернула своего противника, закрывшись им, как щитом, от остальных нападавших.