Сесили. Как вы смеете навязывать мне какую-то миссию в жизни?!
Алджернон. Прошу прощения, но мне казалось, что у каждой женщины в наши дни должна быть миссия в жизни.
Сесили. У "синего чулка" - может быть, но только не у женщины. Кроме того, у меня не будет сегодня времени на ваше перевоспитание.
Алджернон. Но вы не станете возражать в таком случае, если я сам сегодня перевоспитаюсь?
Сесили. Это уже похоже на донкихотство, хотя почему бы и не попробовать?
Алджернон. Обязательно попробую. Я уже и сейчас чувствую, что стал лучше.
Сесили. А выглядите хуже.
Алджернон. Это потому, что я голоден.
Сесили. Ах, как это невнимательно с моей стороны! Я могла бы и сама догадаться, что, если человек решил возродиться для новой жизни, он нуждается в усиленном и регулярном питании. Мы с гувернанткой обедаем в два как правило жареной бараниной.
Алджернон. Боюсь, для меня это жирновато.
Сесили. Здоровье дяди Джека, который каждый раз, бывая у вас в Лондоне, слишком поздно ложится, увы, не на шутку подорвано, и его лондонский врач предписал ему принимать ровно в двенадцать бутерброды с печеночным паштетом и шампанское урожая 1889 года. Уж не знаю, подойдет ли вам такая диета.
Алджернон. О, это меня вполне устраивает, особенно шампанское 89-го года.
Сесили. Приятно слышать, что у вас столь простые вкусы. Прошу вас в столовую.
Алджернон. Благодарю вас. Но можно я сначала выберу себе бутоньерку? Без бутоньерки в петлице я никогда не получаю удовольствия от еды.
Сесили. Может быть, Марешаль Ниель?(Берется за ножницы.)
Алджернон. Нет, лучше розовую.
Сесили. Почему именно ее? (Срезает розу.)
Алджернон. Потому что вы сами как эта роза, кузина Сесили.
Сесили. Я думаю, вам не следует говорить мне такие слова. Мисс Призм никогда мне такого не говорит.
Алджернон. В таком случае мисс Призм - просто близорукая старая гувернантка. (Сесили вдевает розу ему в петлицу.) Вы самая красивая девушка, какую мне когда-либо приходилось встречать.
Сесили. Мисс Призм говорит, что красота - это ловушка.
Алджернон. Ловушка, в которую с радостью попался бы любой, у кого есть голова на плечах.
Сесили. Но я вовсе не хотела бы поймать в ловушку человека с головой на плечах. Я не знала бы, о чем с ним говорить.
Они входят в дом. Возвращаются мисс Призм и доктор Чезьюбл.
Мисс Призм. Вы слишком одинокий человек, дорогой доктор Чезьюбл. Вам следовало бы жениться. Мизантроп - это я еще понимаю, но женотропа понять я отказываюсь.
Чезьюбл(как ученый он потрясен). Поверьте, я не заслуживаю такого неологизма… И теория, и практика христианской церкви первых веков решительно отвергали институт брака.
Мисс Призм(поучительным тоном). Потому-то христианская церковь первых веков и не дожила до наших дней. И вы, кажется, не отдаете себе отчета, дорогой доктор, что, упорно оставаясь холостым, мужчина навсегда обрекает себя на роль своего рода приманки в глазах общества. Мужчинам следует быть осмотрительнее, слабых духом безбрачие способно сбить с пути истинного.
Чезьюбл. Но разве женатый мужчина не равным образом привлекателен в глазах общества?
Мисс Призм. Женатый мужчина привлекателен только в глазах своей жены.
Чезьюбл. Увы, и в ее глазах не всегда, как мне не раз говорили.
Мисс Призм. Это зависит от интеллектуальных предпочтений женщины. Зрелый возраст в этом смысле всего надежнее. Спелый плод никогда не обманывает надежд. А молодые женщины - это зеленый плод. (Доктор Чезьюбл удивленно поднимает брови.) Я говорю в переносном смысле. Моя метафора почерпнута из садоводческой области… Но где же Сесили?
Чезьюбл. Может быть, она пошла вслед за нами и еще не вернулась?
Из глубины сада медленно появляется Джек. Он облачен в глубокий траур, на шляпе лента из крепа, на руках черные перчатки.
Мисс Призм. Мистер Уординг!
Чезьюбл. Мистер Уординг!
Мисс Призм. Какой сюрприз! А мы ждали вас не раньше понедельника.
Джек(с трагическим выражением лица жмет руку мисс Призм). Да, я вернулся ранее, чем предполагал. Доктор Чезьюбл, как поживаете?
Чезьюбл. Дорогой мистер Уординг! Надеюсь, это скорбное одеяние не является свидетельством какого-нибудь ужасного несчастья?
Джек. Мой бедный брат.
Мисс Призм. Новые долги и безрассудства?
Чезьюбл. По-прежнему в тенетах распутства и наслаждения?
Джек(печально качает головой). Скончался.
Чезьюбл. Ваш брат Эрнест умер?
Джек. Увы.
Мисс Призм. Какой для него урок! Надеюсь, это пойдет ему на пользу.
Чезьюбл. Смерть - наш общий удел, мисс Призм. Но мы не должны смотреть на нее как на кару Божью, а скорее как на промысл Божий. Без нее и сама жизнь не имела бы смысла… Мистер Уординг, приношу вам мои искренние соболезнования. Вас может утешать только то, что вы были для покойного столь великодушным и щедрым братом.
Джек. Бедный Эрнест! У него было так много недостатков, но какой это тяжелый, какой непереносимый удар.
Чезьюбл. Если б вы знали, как я вам сочувствую! Вы, полагаю, были рядом с ним в его последнюю минуту?
Джек. Нет. Он умер за границей, а точнее - в Париже. Вчера вечером пришла телеграмма от главного администратора Гранд-отеля.
Чезьюбл. В ней упоминалась причина смерти?
Джек. По-видимому, острая простуда.
Мисс Призм. Что посеешь, то и пожнешь.
Чезьюбл(воздевая правую руку). Милосердие, дорогая мисс Призм, милосердие! Никто из нас не совершенен. Я и сам подвержен простуде, особенно от сквозняков. А погребение состоится здесь?
Джек. Нет. Как выяснилось, перед самой кончиной он выразил желание быть похороненным в Париже.
Чезьюбл. В Париже! (Качает головой.) Боюсь, это не свидетельствует о том, что он стал серьезнее в последние минуты жизни. Вы, несомненно, хотели бы, чтобы о вашей семейной драме я упомянул в своей воскресной проповеди? (Джек порывисто пожимает ему руку.) Что ж, моя проповедь о манне небесной в пустыне пригодна для любого события - и радостного, и, как в данном случае, печального. (Все вздыхают.) Я читал эту проповедь на празднике урожая, при крещении, конфирмации, в час невзгод и в час ликования. В последний раз я произнес ее в соборе на молебствии со сбором пожертвований в пользу Общества предотвращения недовольства среди высших классов. Присутствовавший при этом епископ был поражен злободневностью некоторых моих аналогий.
Джек. Да, кстати! Вы, кажется, что-то сказали о крещении, не так ли, доктор Чезьюбл? Я полагаю, вы хорошо знаете этот обряд? (Доктор Чезьюбл смотрит на него с большим удивлением.) То есть я хочу сказать, вам ведь постоянно приходится крестить, разве не так?
Мисс Призм. К сожалению, в нашем приходе это одна из главных обязанностей пастора. Я часто беседовала на этот счет с малоимущими прихожанами. Но они, как видно, понятия не имеют, что такое бережливость и экономность.
Чезьюбл. Церковь никогда не отвергнет новорожденного младенца, каким и чьим бы он ни был, мисс Призм. У каждого ребенка есть своя искра Божья, и из каждого может получиться святой… Смею спросить, мистер Уординг, речь идет о каком-нибудь конкретном младенце? Ведь, насколько мне известно, брат ваш не был женат?
Джек. Не был, конечно.
Мисс Призм(с горечью). Люди, живущие ради одних наслаждений, обычно не женятся.
Джек. Речь идет не о младенце, дорогой доктор, хоть я и очень люблю детей. Нет! В данном случае я сам хотел бы подвергнуться обряду крещения, причем сегодня же, - конечно, если у вас нет более важных занятий.
Чезьюбл. Но, мистер Уординг, ведь вы наверняка уже крещены.
Джек. Я, по крайней мере, не помню, чтобы меня крестили.
Чезьюбл. Значит, у вас есть сомнения на этот счет?
Джек. Величайшие сомнения. Некоторые обстоятельства, связанные с моим рождением и первыми годами жизни, - обстоятельства, о которых сейчас не будем говорить, - приводят меня к мысли, что на меня в то время не обращали особого внимания. Во всяком случае, обо мне не заботились должным образом… Хотя, конечно, если это вас затруднит или вы считаете, что мне уже поздно креститься…
Чезьюбл. Нет, нет, не думайте, что я из тех, кто отвергает возможность крещения не в младенческом возрасте. Окропление и даже погружение взрослых в купель было достаточно распространенной практикой христианской церкви первых веков.
Джек. Погружение? Вы же не хотите сказать, что…
Чезьюбл. Вам нечего опасаться, окропления будет вполне достаточно; более того, оно предпочтительно. Ведь погода у нас столь переменчива… В котором часу вы хотели бы подвергнуться обряду крещения?
Джек. Ну, я мог бы заглянуть к вам часов в пять, если вас это устроит.
Чезьюбл. Превосходно, просто превосходно! Как раз в это время я собираюсь совершить еще две подобные церемонии. Речь идет о близнецах, недавно родившихся у одного из ваших арендаторов. Я говорю о ломовом извозчике Дженкинсе, бедняга зарабатывает на жизнь тяжким трудом.
Джек. Меня не так уж прельщает перспектива креститься с младенцами, пусть даже и близнецами. Как бы самому не впасть в младенчество. Не лучше ли перенести на половину шестого?
Чезьюбл. Великолепно, просто великолепно! (Вынимает часы.) А теперь, мистер Уординг, позвольте мне покинуть сию обитель скорби. Я хотел бы просить вас не слишком склоняться под бременем безутешного горя. То, что представляется нам тяжкими испытаниями, часто оказывается благодеянием Божьим, но только не в очевидной форме.
Мисс Призм. Мне лично данное благодеяние кажется на редкость очевидным.
Из дома выходит Сесили.
Сесили. Дядя Джек! Как хорошо, что вы вернулись. Но что за ужасный наряд! Прошу вас, пойдите переоденьтесь!
Мисс Призм. Сесили!
Чезьюбл. Дитя мое! Дитя мое неразумное!
Сесили приближается к Джеку, он со скорбным видом целует ее в лоб.
Сесили. Что случилось, дядя Джек? Да улыбнитесь же! У вас такой вид, точно вы страдаете зубной болью… а у меня ведь для вас чудесный сюрприз. Как вы думаете, кто сейчас сидит в нашей столовой? Представьте себе, ваш брат!
Джек. Кто, кто?
Сесили. Ваш брат Эрнест. Он приехал около получаса назад.
Джек. Что за чепуха! У меня нет никакого брата.
Сесили. Ну зачем вы так говорите?! Как бы плохо он ни поступал с вами в прошлом, он все равно остается вашим братом. Неужели вы можете быть настолько бессердечным, чтобы отречься от него? Я пойду позову его. И вы пожмете друг другу руки - обещайте мне, дядя Джек! (Бежит в дом.)
Чезьюбл. Какое радостное известие! Эта телеграмма из Парижа была, надо полагать, чьей-то жестокой шуткой. Кто-то хотел таким бессердечным образом подвергнуть ваши чувства испытанию.
Мисс Призм. Теперь, когда мы уже примирились с этой утратой, его внезапное возвращение к жизни причиняет мне особую боль.
Джек. Мой брат в столовой? Ничего не понимаю. Это полный абсурд!
Появляются, держась за руки, Алджернон и Сесили. Медленно идут к Джеку.
Джек. Боже праведный! (Делает знаки Алджернону, чтобы тот убирался.)
Алджернон. Дорогой братец Джон, я приехал из Лондона, чтобы сказать тебе, что очень сожалею о всех причиненных тебе огорчениях и впредь намерен жить более праведной жизнью. (Джек бросает на него испепеляющий взгляд и не принимает протянутой руки.)
Чезьюбл(обращаясь к мисс Призм). Этот молодой человек не выглядит таким уж неисправимым. Мне кажется, он искренне раскаивается.
Мисс Призм. А мне эти внезапные превращения грешников в праведников не нравятся. Такие люди поступают как диссиденты. Им нехватает приверженности избранному с самого начала пути.
Сесили. Дядя Джек, вы ведь не отвергнете протянутую к вам руку родного брата?
Джек. Никакие силы не заставят меня принять его руку! Его приезд сюда - ужасно недостойный поступок. Он сам знает почему.
Сесили. Дядя Джек, будьте снисходительны. В каждом человеке есть что-то хорошее. Эрнест только что рассказывал мне о своем бедном больном друге мистере Банбери, которого ему приходится так часто навещать. Я уверена - не может быть совсем уж плохим человек, который отказывается от всех удовольствий Лондона, чтобы сидеть у одра больного.
Джек. Ах вот как! Он тебе рассказал о Банбери?
Сесили. Да, он рассказал мне о бедном Банбери и о плачевном состоянии его здоровья.
Джек. Уж этот мне Банбери! Я не желаю, чтобы он говорил с тобой о Банбери, да и вообще о чем бы то ни было. И без этого я видеть его не могу!
Чезьюбл. Мистер Уординг, провидению в силу неисповедимых причин было угодно неожиданно возвратить вам казалось бы навсегда утраченного брата, который, как это совершенно очевидно, больше всего желает помириться с вами. Так неужели вам не хотелось бы простить его и принять в свои объятия?!
Алджернон. Да, я признаю, что вся вина на моей стороне. И все-таки холодность братца Джона ранит меня в самое сердце. Я рассчитывал на более сердечный прием, особенно если учесть, что это мой первый приезд в родной дом.
Сесили. Дядя Джек, если вы не пожмете Эрнесту руку, я вас никогда не прощу!
Джек. Никогда не простишь?
Сесили. Никогда, никогда, никогда!
Джек. В таком случае деваться некуда. (Пожимает руку Алджернону, в то же время сверля его уничтожающим взглядом.) Ты, юный негодяй, чтобы духу твоего здесь не было, и чем скорее, тем лучше! Ты меня понял? Я не потерплю здесь твоего дурацкого банберирования!
Чезьюбл. Как радостно видеть такое искреннее примирение! Сегодня вы совершили прекрасный поступок, Сесили.
Мисс Призм. Не будем слишком поспешны в наших суждениях.
Входит Мерримен.
Мерримен. Я поместил вещи мистера Эрнеста в комнату рядом с вашей, сэр. Надеюсь, вы не возражаете?
Джек. Что, что?
Мерримен. Я говорю о чемоданах и других вещах мистера Эрнеста, сэр. Я внес его багаж в комнату рядом с вашей спальней и распаковал.
Джек. Его багаж?
Мерримен. Да, сэр. Три чемодана, дорожный несессер, две шляпные картонки и большую корзину с провизией.
Алджернон. Боюсь, я не могу себе позволить пробыть здесь больше недели - по крайней мере, на этот раз.
Мерримен(Алджернону). Прошу прощения, сэр, но вас хочет видеть какой-то пожилой джентльмен. Он только что приехал со станции в кебе. (Протягивает на подносе визитную карточку.)
Алджернон. Вы уверены, что меня?
Мерримен. Да, сэр.
Алджернон(читает карточку). Паркер и Грибзби, стряпчие. Первый раз о них слышу. Кто это еще такие?
Джек(берет у Алджернона карточку). Паркер и Грибзби… И в самом деле, кто они такие? А может быть, Эрнест, у них к тебе дело в связи с твоим другом Банбери? Может быть, Банбери решил написать завещание и хочет тебя сделать душеприказчиком? (Мерримену.) Пригласите.
Мерримен. Слушаю, сэр.
Мерримен уходит.
Джек. Эрнест, я ведь на прошлой неделе заплатил все твои долги, и ты меня клятвенно заверял, что больше неоплаченных счетов у тебя не осталось. Надеюсь, ты меня не обманывал?
Алджернон. У меня действительно нет никаких долгов, дорогой Джек. Благодаря твоей щедрости я никому не должен ни пенни, если не считать каких-то пустяков за галстуки.
Джек. Очень рад это слышать.
Входит Мерримен.
Мерримен. Мистер Грибзби.
Мерримен уходит. Входит Грибзби.
Грибзби(обращаясь к доктору Чезьюблу). Мистер Эрнест Уординг?
Мисс Призм(кивая на Алджернона). Мистер Эрнест Уординг - вот тот молодой человек.
Грибзби. Мистер Эрнест Уординг?
Алджернон. Да, это я.
Грибзби. Вы проживаете в Олбани, квартира Б-4?
Алджернон. Да, это мой адрес.
Грибзби. Мне очень жаль, сэр, но у меня на руках судебный приказ о вашем аресте и тюремном заключении на срок в двадцать дней за неуплату отелю "Савой" денежной суммы в 762 фунта 14 шиллингов 2 пенса.
Алджернон. О моем аресте и тюремном заключении?
Грибзби. Да, сэр.