- Двести марок, - сказал он, - но не беспокойтесь. Их мы вычтем из моих сорока тысяч фунтов, - Сток снова улыбнулся. Лицо его было высечено из розового песчаника, черты сгладились от тысячелетних прикосновений рук паломников. Он расстегнул карман рубашки и извлек оттуда желтоватый лист бумаги.
- Это форма, которую заполняют родственники, требующие тело умершего. Подпишите вот здесь. - Сток ткнул пальцем, похожим на лионскую сосиску, в бумагу - здесь он, пожалуй, чуточку переиграл.
Я вытащил ручку, но колебался.
- В качестве адреса укажите свой отель и подпишитесь фамилией "Дорф". Почему вы так подозрительны, англичанин? Вам остается побыть Дорфом всего несколько дней.
- Именно эти дни меня и беспокоят, - сказал я. Сток рассмеялся, а я поставил свою подпись.
- Вы порезали руку, англичанин, - сказал Сток.
- Устриц открывал, - объяснил я.
- Это же надо, - отозвался Сток.
- Вот такую декадентскую жизнь мы ведем у себя на Западе, - сказал я. Сток кивнул.
- Мы переправим Семицу в этой штуковине через контрольно-пропускной пункт "Чарли" в пять часов дня ровно через три недели, в понедельник, четвертого ноября. А как обстоят дела с деньгами? - Сток вынул пачку "Дуката". Я взял сигарету и закурил. - Когда ваше государство согласится выплатить деньги, дайте мне знать, включите в зарубежную программу Би-би-си пьесу "Там есть маленький отель" в исполнении Виктора Сильвестра, если сделка не состоится, то он играть не будет. Хорошо?
- Слишком уж вы по-крупному мыслите, Сток, - сказал я. - Вам хотя бы неделю побыть в моей шкуре. Не уверен, что смогу сделать это.
- Не уверены, что сможете заставить этого парня Сильвестра сыграть "Там есть маленький отель"? - спросил недоверчиво Сток.
- Не уверен, что смогу запретить ему сыграть, если он захочет.
- Вы и ваш капитализм, - сказал Сток, проницательно хмыкнув. - Как вы вообще можете работать? - Он стряхнул стружку со своего рукава - В Африке есть деревня, жители которой ловят рыбу, стоя глубоко в воде, кишащей крокодилами. Пойманную рыбу они обменивают в соседней деревне, главное ремесло которой - производство деревянных ног. Сток смеялся громко до тех пор, пока я тоже не рассмеялся. - Это и есть капитализм, - сказал Сток, похлопав меня по руке. - Недавно я слышал хорошую шутку. - Теперь он говорил очень тихо, словно боялся, что нас могут услышать. - Ульбрихт инкогнито выясняет отношение к себе, спрашивая у людей, любят ли они Ульбрихта. Один из людей, которому он задал вопрос, отвечает: "Пойдемте со мной". Он везет Ульбрихта с собой сначала на поезде, потом на автобусе, и, наконец, они оказываются в глубине Саксонских холмов неподалеку от границы с Чехословакией. Затем они долго идут пешком, пока не останавливаются в нескольких километрах от ближайшего жилья. Человек подозрительно оглядывается вокруг и шепчет Ульбрихту на ухо, что "лично меня Ульбрихт не интересует". - Сток снова затрясся от смеха. - "Меня он совершенно не интересует", - повторил Сток, тыкая себя в грудь и истерично смеясь.
- Послушайте, Сток, - сказал я.
- Алексеевич, - поправил Сток.
- Послушайте, Алексеевич, - сказал я. - Я сюда пришел не для того, чтобы выяснить правду о капитализме.
- Как знать? - заметил Сток. - Может, в конце концов и выясните.
- Какие нас ждут новые откровения? - спросил я. - Еще парочка гробовых шуток? - Сигарету я докурил в молчании.
Глаза Стока сузились. Он зло ткнул мне пальцем в грудь.
- Мы знаем, что вы человек зрелый и мудрый. Иначе бы вы не стали работать с такими бандитами, как Валкан, и такими уголовниками, как Гелен. Меня от вас тошнит, англичанин.
Я вынул пачку сигарет. Хэллам там почти ничего не оставил, но я все же предложил Стоку сигарету. Желтый свет зажженной спички мелькнул в его глазах. Он снова заговорил тихо.
- Они из вас дурака делают, англичанин, - сказал Сток. - В пьесе все роли, кроме вашей, расписаны. Вас планируют для одноразового использования.
- Опять это слово, - сказал я. - Кто-то употребил его недавно, говоря о вас.
- Я тоже герой одноразовый, англичанин, но моя игра еще не кончилась. Ваша игра заканчивается в тот миг, когда Гелен получит документы для Семицы. - Он выразительно посмотрел на меня. - Что вы думаете об организации Гелена, англичанин? Неужели вы считаете, что она существует только для того, чтобы выполнять мелкие поручения вашего правительства?
- Они многое готовы сделать, за деньги, конечно.
- За настоящие деньги, - сказал Сток. Он сел на скамейку и заговорил доверительно: - Англичанин, знаете ли вы, что такое двадцать один миллиард долларов? Это сумма, которую правительство США ежегодно тратит на вооружение. Вы знаете, англичанин, кто получает эти деньги? "Дженерал дайнамикс" получает миллиард с четвертью, и еще четыре корпорации получают по миллиарду каждая. Это настоящие деньги, согласны?
Я не ответил.
Сток продолжал:
- Свыше восьмидесяти процентов от двадцати одного миллиарда долларов тратится большим бизнесом безо всякой конкурентной борьбы. Вы следите за моей мыслью?
- Не только слежу, но и обгоняю ее. Только какое отношение это имеет к вам?
- Напряжение здесь, в Берлине, имеет ко мне самое непосредственное отношение - это моя работа. Ваши военные нагнетают напряжение как только могут. А я стараюсь изо всех сил снизить его.
- Вы его не снижаете, вы им пользуетесь, - сказал я.
Сток артистично вздохнул.
- Послушайте, друг мой. В будущем году многие из ваших военных друзей уйдут в отставку, чтобы занять места в крупных корпорациях, производящих вооружение. Большинство уже подписало контракты...
- Подождите минутку, - сказал я.
- Я не буду ждать, - сказал Сток. - Мы знаем, что происходит. Мы тратим много сил и средств, чтобы выяснить это. Должность, которую занимают ваши ушедшие в отставку генералы, зависит от того, сколько заказов на вооружение они смогли разместить. Международная напряженность облегчает заказ вооружений. Гелен обеспечивает напряженность, которая увеличивает спрос на вооружение, как обычная реклама. Вот такие люди и обводят вас вокруг пальца.
- Валкан сказал...
Ничего не хочу слышать о Валкане. - Сток выплевывал слова, словно выбитые зубы. - Он мерзкий фашист. - Сток пододвинулся ко мне и начал говорить тихо, будто сожалея о своей вспышке. - Я знаю, Валкан очень способный человек и очень умелый политический спорщик, но поверьте мне, англичанин, в душе он фашист.
Я начал понимать, сколь умело Валкан пудрит мозги. В мои обязанности не входило сообщать Стоку, что ум Валкана похож на глотку кита - громадную, но пропускающую только мелкие креветочные мысли. Я спросил:
- Тогда почему вы сотрудничаете с ним?
- Потому что он помогает мне дурачить организацию Гелена.
- И меня тоже?
- И вас тоже, англичанин. Попытайтесь найти вашего друга Валкана сегодня вечером. Поинтересуйтесь у ваших друзей в государственном департаменте США. Позвоните в ведомство Гелена. Спросите у всех, кого вы знаете, англичанин, а когда ничего не узнаете, приходите на контрольно-пропускной пункт "Фридрихштрассе" или в любое другое место, где имеются восточно-берлинские телефоны, и позвоните мне на работу. Я единственный знаю, где он будет, и единственный, кто вам скажет правду.
- У нас похожими приемами дезодорант рекламируется, - сказал я.
- Тогда попытайтесь найти Валкана, - сказал Сток.
- Может, и попытаюсь. - Я пересек комнату, не оглядываясь, и поднялся к машине. Чуть дальше на улице стояла сверкающая "Волга" Стока, за ней расположились два танка Т-54 и бронетранспортер. По дороге к Фридрихштрассе мне попался на глаза транспарант: "Учиться у Советского Союза - значит учиться побеждать". Я начинал понимать, что они имели в виду.
* * *
В тот вечер я позвонил всем, кого знал, выясняя, где можно найти Валкана. Я позвонил всем, начиная от Берлинского центра документации и кончая станцией метро "Онкель Томе Хютте". Везде ответ был одинаков, Валкана нет, и, когда его можно ожидать, они не знают. Некоторые из моих собеседников, видимо, действительно не знали, но кто их разберет?
Сквозь стекло телефонной будки в здании восточногерманского контрольно-пропускного пункта я смотрел на серую стену и горшки с цветами.
- Говорит африканский рыбак, - сказал я в трубку.
- Кого позвать к телефону? - спросила девушка, которую не удивляли странные имена.
- Изготовителя ножных протезов или крокодила, - сказал я. - Точнее сказать не могу. Я слышал, как девушка повторила все это вслух, а потом раздался гулкий смех Стока, подошедшего к телефону.
- Анди-пляж, - сказал Сток, - рядом с испанской границей.
- Настройте приемник на волну Виктора Сильвестра, - сказал я и повесил трубку. Пограничник, давший мне восточногерманскую монетку для телефона-автомата, махал мне рукой, пока я шел те десять метров, которые отделяли меня от Западного сектора, где привычнее транспаранты типа: "Komm gut heim".
Глава 21
Короля можно спрятать в хорошо защищенное место.
Анди-пляж, Франция, понедельник, 14 октября
Дорогу вдоль пляжа обрамляли дюны. Солнце, лениво опускаясь за лиловато-розовые холмы, светило ярко, но как-то безжизненно. Если не считать редких собак, пляжи на многие мили были пустынны, да и собаки через какое-то время тоже исчезли, спрятавшись от холодного ветра. Казино и отели стояли с закрытыми ставнями, в ржавых потеках первых зимних дождей.
Из стеклянного ресторанчика на Морском бульваре доносилось грустное постукивание пишущей машинки. Миновав запертый на висячий замок киоск с полуоторванной вывеской "Мороженое", я вошел в стеклянную дверь. Молодая девушка в розовом халате оторвала взгляд от счетов.
Она принесла мне кофе, и я принялся разглядывать серый, чуть розовеющий в лучах заходящего солнца горизонт. На ближайшие полгода море обречено готовиться к лету, ежедневно разглаживая песок - так старая горничная суетливо и долго стелет постель.
- Постояльцы у вас есть? - спросил я лениво.
- Да. - Девушка улыбнулась с едва заметным сарказмом. - Мсье Кинг с женой.
Глава 22
Мат является основной целью каждого из играющих.
Анди-пляж, Франция, понедельник, 14 октября
В длинной столовой была накрыта дюжина столов, хотя к ужину ожидали всего троих гостей. На стойке бара стояли пепельницы "чинзано" и сверкающая утварь для приготовления коктейлей: сита, шейкеры, фруктовые ножи и палочки для размешивания напитков. За стойкой виднелись ряды бутылок, к которым с лета никто не притрагивался. Кафельный пол отражал холодный тусклый свет, было слышно, как наверху взбивали подушки - горничная готовила мне постель.
Девушка в розовом халате убрала машинку и переоделась в черное платье.
- Что будете пить? - спросила она меня.
Я выпил подряд две порции "сюзе", и мы с ней решили, что зимой сюда приезжает очень мало людей. В кухне шкворчало кипящее сало, в него что-то с шипением бросали. Приехали они вчера вечером, и Бог знает сколько они пробудут. Вторую порцию "сюзе" она выпила вместе со мной, а третью я унес с собой в номер. Когда я спустился поужинать, гости уже сидели за столом.
Валкан был одет в кашемировый плащ поверх легкого костюма из "Сэвайл Роу", кремовую шелковую рубашку дополнял галстук фирмы "Диор".
- Здравствуйте, мистер Кинг, - сказал я. - Представьте меня вашей подруге.
- Это Саманта, - сказал Джонни Валкан.
- Здравствуйте, - сказала Саманта.
Глава 23
Королевский гамбит - это дебют, в котором белые жертвуют пешку.
Анди-пляж, Франция, понедельник, 14 октября
Мы ели молча, подали треску по-баскски. Наконец Джонни спросил:
- Вы за мой следите?
- Я приехал по делу - возникло осложнение.
- Осложнение? - переспросил Валкан. Он перестал жевать треску.
- Ты что, кость проглотил? - спросил я.
- Нет, - ответил Валкан. - Какое осложнение?
- Ничего особенного, - сказал я. - Гелен настаивает на получении документов.
- Почему же вы их ему не отдаете?
- Лондон ошибся в фамилии, - сказал я. - Они подготовили документы для Брома, а должно быть...
- Я знаю, как должно быть, - почти крикнул Валкан, а потом тихо добавил: - Идиоты, кромешные идиоты.
- А ведь буква здесь важна, - сказал я.
- Конечно, важна.
* * *
- Я им все правильно написал, - сказал я.
- Знаю, знаю, - подтвердил озабоченно Валкан. - Я так и чувствовал, что все пойдет прахом.
Из кухни пришла официантка; увидев недоеденную рыбу, она спросила:
- Вам не нравится? Может, принести что-нибудь еще?
- Нет, - сказал Валкан.
- У нас есть entrecote и ris de veau.
- Ris de veau, - сказала Саманта.
- Ris de veau, - сказал я.
- Ris de veau, - сказал Валкан, думая совершенно о другом.
* * *
Мы сидели в баре, пили кофе с коньяком. Саманта читала английскую газету, часть которой она дала мне. Наконец Валкан наклонился ко мне.
- Вы можете связаться с Лондоном и заказать у них новые документы?
- Конечно, Джонни, все, что ты пожелаешь. Ты же знаешь.
Валкан шлепнул меня по колену.
- Тогда именно так мы и сделаем. - Он широко улыбнулся. - Проделав большую работу, доверим Лондону все запутать.
Я пожал плечами.
- Если бы ты работал непосредственно на Лондон так долго, как я, ты бы видел и их сильные, и их слабые стороны. В конце концов, начал бы ценить, что работаешь в штате, и пустился бы транжирить деньги. - Я допил свою рюмку коньяка.
- Вы правы, - сказал Валкан. Он подозвал официантку и заказал три тройных коньяка, как бы желая показать, что он хорошо понял мою мысль.
- А как насчет денег для Стока? - спросил Валкан. - Вы же знаете, что он хочет только наличными.
- Никакого обмана, - сказал я. - Я сначала собирался всучить ему свою карточку клуба "Дайнерс".
Валкан рассмеялся и потер руки.
- Видите ли, - сказал он, - поездка в Анди связана с делами Семицы.
- Чужие секреты мне...
Валкан замахал руками.
- Нет никакой нужды держать это в секрете. Просто я привык с каждым из своих контрагентов работать отдельно. Еще с войны.
- С войны, - сказал я. - Что ты делал на войне, Джонни?
- То, что все делали, - сказал Джонни. - Выполнял приказы.
Я сказал:
- Некоторым людям приказывали делать совершенно фантастические вещи.
- Я делал многое, чем не могу гордиться, - сказал Джонни. - Одно время я служил в охране концентрационного лагеря.
- Да ну? - удивилась Саманта. - Ты мне никогда об этом не говорил.
- Отрицать это бессмысленно, - сказал Джонни. - Человеку никуда не деться от своего прошлого. Думаю, что у каждого есть свои тайны. Я никогда не делал ничего ужасного. Я никого не пытал, не убивал, никогда не был свидетелем жестокостей, но я был частью системы. Если бы не было тех, кто дежурил на вышках при страшных морозах, пил дрянной кофе и притоптывал, чтобы согреться, если бы не было таких маленьких людей, как я, то не могло бы быть всего остального. Я стыжусь той роли, которую играл, но, если быть честным, то же самое должны испытывать и фабричный рабочий, и полицейский, и железнодорожный охранник - все они были винтиками системы. Но вы, наверное, считаете, что мы должны были уничтожить систему?
Джонни посмотрел на меня с вызовом. Я промолчал, заговорила Саманта:
- Да, должны. Вместо этого вы спокойно смотрели на игры генералов. Вся нация должна была содрогнуться от ужаса, увидев то, что делалось с еврейскими лавочниками в тридцатые годы.
- Конечно, - пророкотал Джонни. - Я все время слышу, что мы должны были свергнуть Гитлера. Но говорящие так - глупцы, они ничего не понимают. Что вы имеете в виду под "уничтожением системы"? Что я, должен был прийти на дежурство и застрелить своего сержанта?
Саманта чувствовала, что Джонни выходит из себя.
- Возможно, с этого бы все и началось, - произнесла она тихо.
- Как же, - огрызнулся Джонни. - Великое начало. У сержанта была жена и шестеро детей. Сам сержант с молодости симпатизировал социал-демократам. Нацистов он ненавидел, отморозив ноги под Смоленском в 1942 году, он остался инвалидом.
- Тогда кого-нибудь другого, - сказала Саманта.
- Разумеется, - саркастически подтвердил Джонни. - Первого попавшегося, да? - И он засмеялся таким смехом, что стало ясно, проговори он хоть всю ночь напролет, нам никогда но понять, что значит быть в концентрационном лагере, особенно охранником. - А я рад, что был в лагере, - сказал Джонни зло. - Рад, слышите вы? Потому что, если бы я не служил в концлагере, то воевал бы на Восточном фронте. А в лагере была неплохая работенка. Очень неплохая. Все хотели заполучить такую. Может, вы думаете, что вся Германия мечтала сразиться с большевиками? Вам, американцам, хотелось бы так думать. Так вот, если не считать бешеных эсэсовцев, это не так. Каждый, в ком осталась хоть капля разума, старался получить работенку подальше от передовой, даже если его и тошнило от вони печей крематория.
Саманта зажала уши руками, а Джонни снова засмеялся своим прежним смехом, который был красноречивее любых его слов.
Глава 24
Рентген - это такая атака, при которой одна фигура, избегая взятия, открывает другую, на которую и обрушивается вся мощь атакующего.
Анди-пляж, Франция, понедельник, 14 октября
Мы все пошли спать в половине двенадцатого, а точнее, никто из нас не пошел спать в половине двенадцатого, хотя мы все пожелали друг другу доброй ночи и сделали вид, что идем спать Я надел непромокаемый плащ на овчинной подкладке и вышел на пляж, где вой ветра напоминал крики безумных чаек.
"Этого не может не быть", - думал я в четверть второго ночи. Дрожжевой запах океана приближался вместе с приливом.