Гренад издевательски поклонился мне в знак признательности. От сильного порыва ветра задрожали оконные стекла.
- Если бы они сказали мне, что девчонка в Париже, то я едва ли бы пришел к такому умозаключению. Но Анди, там ничего скрыть невозможно.
Гренад снова пнул радиатор и сказал:
- Звучит правдоподобно.
Я протер очки и попытался принять вид респектабельного англичанина. Интересно, какую часть моей информации заглотил Гренад? Сказанное мною было недалеко от истины, но ведь это верно по отношению к любой приличной лжи. Я получил информацию от Восточной Германии, правда, не от ШТАЗИ, а от секретных служб Красной Армии. Он назвал Анди, но речь шла только о мужчине, о девушке и слова не было. А как быть с ней? Версия о ее работе на разведку Западной Германии для Гренада правдоподобнее. А ей пора уже самой о себе позаботиться.
Гренад поднялся и подошел к картотеке. Выдвинув один из ящиков, он взял оттуда карточку и вернулся с нею к столу. Он внимательно прочитал карточку с лицевой стороны, а потом и с обратной.
- Ладно, - сказал он. - Мы сделаем это для вас. - Говорил он это тоном человека, обещающего вовремя отправить потребителю пылесос.
Я резко встал и, опираясь ладонями на стол, наклонился к нему. Мне был виден маленький шрам у него на лбу и несколько волосков, растущих только из одной ноздри.
- В следующий раз, когда вам случится попасть в Лондон, я надеюсь, у вас будет возможность поблагодарить меня за услугу, - сказал я тихо.
Гренад лениво крутанул свою карусель, выбрал резиновый штамп и отпечатал слово "аннулировано" на моей руке.
- Не спугните удачу, - сказал он, протянув мне через стол свою тонкую руку, которую я крепко пожал. - Будьте внимательны, - добавил он. - Это очень скверный, мерзкий город.
- Я собираюсь пробыть в Берлине всего несколько дней, - сказал я.
- Я имел в виду Лондон, - пояснил он сухо. Потом позвонил в маленький колокольчик, и на пороге кабинета появился молодой худощавый, коротко остриженный человек в очках без оправы. - Альберт проводит вас вниз, - сказал Гренад. - Это убережет вас от неприятности у проходной. Со времени вашего последнего приезда мы стали ужасно секретными. - Гренад снова улыбнулся.
Я начал спускаться вслед за Альбертом по громадной спиралевидной лестнице. На полпути вниз я услышал голос Гренада. Я взглянул на сияющее небо. Гренад свешивался с балкона в верхней части этого громадного колодца. Он выглядел крошечным в этом необъятном каменном здании, забитом тщательно ведущимися архивами и немолодыми бюрократами, которые скребут перьями в тишине, прерываемой только звяканьем перьев о чернильницу. Гренад снова окликнул меня, почти прошептал:
- Вы, мой друг, неисправимый лжец. - Спирали лестницы уходили в бесконечность вслед за эхом шепота Гренада. В самом маленьком кольце блеснула улыбка Гренада.
- Такая уж профессия, - сказал я и продолжил спуск по бесконечной лестнице. Я знал, что клеймо на моей руке непросто уничтожить, и принялся смущенно тереть его.
Глава 26
Опытный шахматист запоминает и использует комбинации из партий мастеров.
Бордо, Франция, вторник, 15 октября
Бордо занимает особое место в сознании французов (такое же положение занимает в сознании британцев Мюнхен). В 1871, 1914 и в 1940 годах в Бордо бежало французское правительство, завещав держаться тем, кого оно бросало. Каждый большой отель в городе знал на своем веку нашествие складных стульев и картотечных шкафов, машинисток и вооруженных охранника Проезжая мимо этих зданий, я вспоминал июнь 1940 года; Бордо служил перевалочным пунктом на полпути между Верденом и Виши.
Я нажал на акселератор; наступил момент, когда скорость уже начала играть некоторую роль. Я все разгонял и разгонял "мерседес-бенц 220 СЕ". И на большой скорости машина, снабженная хорошей гидравликой, чутко реагировала на любое мое движение. Большинство попадавшихся на дороге машин медленно ехали в направлении от Бордо, и через какие-то полчаса вся дорога была моей. Я почти все время поддерживал скорость 150 километров в час и все убеждал себя, что утро я провел не напрасно.
Миновав казино в Анди-пляже, я въехал на Морской бульвар с самым безмятежным видом. Взобравшись на бордюрный камень, я поставил машину на том же самом месте, где она стояла раньше. "Кадиллак-эльдорадо" Валкана тоже был на прежнем месте. Даже без двадцати одиннадцать утра поселок выглядел совершенно безжизненным. Я открыл входную дверь. Из кухни доносился шум воды, наливаемой в чайник. Я поднялся к себе в комнату. Табличка "Просьба не беспокоить" все еще висела на ручке двери. Я повернул ключ в замке и осторожно открыл дверь, стоя чуть в стороне от дверного проема. Я делал в точности так, как меня учили в Гилфорде, но нужды в этом не было - Валкан все еще был далеко отсюда. Я налил себе виски из бутылки, которая стояла у меня в шкафу. Поставив будильник наручных часов на время ужина, я лег спать. Больше пока делать было нечего. Оставалось только ждать. Когда что-нибудь дойдет до точки кипения, я услышу.
Глава 27
Любой ход, которым нападают на короля противника, называют шахом.
Анди-пляж, Франция, вторник, 15 октября
В половине седьмого вечера в дверь забарабанили. На пороге стоял рассерженный и грустный Джонни Валкан.
- Входи, - сказал я. Джонни смотрел на меня зло. Я ответил ему тем же, но поскольку глаза мои были полузакрыты, он этого не заметил.
- Я из полицейского участка, - сказал он. Кашемировый плащ он перекинул через плечо, рукава свисали безжизненными плетями.
- Да ну? - сказал я тоном человека, удивляющегося из вежливости. - За что же?
- Меня подвергли допросу третьей категории, - сказал он. Он провел рукой по своим седым волосам и огляделся вокруг в поисках прячущихся полицейских.
- За что? - переспросил я. - Ты, должно быть, чем-то рассердил их. - Я начал одеваться.
- Рассердил их! - он почти кричал. - Начать с того, что я работаю на ваше правительство.
- Надеюсь, ты не сказал им об этом. - Я зевнул. - Ты случайно не сидишь на моем галстуке?
- Нет, конечно, - возмутился Джонни. - Я им ничего не сказал. - Он все более раздражался. - Меня допрашивали, - он бросил взгляд на свои золотые часы, - четыре часа.
- Ты, видимо, от жажды изнываешь. - Я налил ему виски.
- Нет, - сказал он, хотя и проглотил виски с невероятной жадностью. - Я здесь не собираюсь торчать. Я возвращаюсь в Берлин.
- Как хочешь. Я просто пытаюсь помочь. - Он ответил мне презрительным взглядом. - Перестань, Джонни, - продолжал я. - Либо расскажи мне, в чем дело, либо вообще ничего не говори, только не жди, что я поверю, будто полицейские забрали тебя в участок просто потому, что им не понравился пробор твоей прически.
Валкан сел на кровать. Я налил ему еще виски, и в это время зазвонил сигнал моих наручных часов.
- Я приехал сюда, чтобы проконсультироваться с одним человеком, Вчера вечером я поехал к нему. Он живет в Испании.
Я старался держать себя, как человек, выслушивающий вынужденные извинения другого.
- Этот человек, - продолжал Джонни, - служил со мной в...
- В концлагере? - спросил я.
- Да. Он был лагерным врачом. Я знаю его очень давно. Французы, похоже, зуб на него имеют. Когда он вез меня сюда, его не пропустили через границу, а меня вытащили из машины.
- О, - воскликнул я, как человек, до которого неожиданно дошел смысл происходящего. - Значит, ты был в Испании, и тебя задержали на границе.
- Да, - подтвердил Джонни.
- Тогда бы я об этом не беспокоился. Обычная проверка.
Снизу раздался звоночек, означавший, что наш ужин готов. Я торопливо закончил туалет, а Валкан успел за это время выпить много виски. Ужин наш веселым назвать было трудно, потому что Валкан был мрачнее тучи. В полиции ему сказали, что Саманту выслали из страны, поскольку ее документы были не в порядке.
- Какие документы? - повторял Валкан, и я не мог ответить ему. - Все пошло наперекосяк в этом деле, - сказал Джонни, когда принесли кофе. Он вытянул ноги и принялся рассматривать носки своих дорогих оксфордских ботинок. - Я стараюсь, чтобы всем было хорошо... - Он в отчаянии развел руками.
- Когда стараешься, чтобы всем было хорошо, - сказал я, - скорее всего превратишься в богатую посредственность, но никогда не сделаешь ничего стоящего.
Джонни так долго и пристально смотрел на меня, что мне стало казаться, будто он свихнулся.
- Вы правы, - сказал он наконец. Вернувшись к созерцанию своих ботинок, он еще несколько раз повторил: "Вы правы". Я налил ему кофе. Он поблагодарил меня с выражением все той же мрачной задумчивости и спросил: - Теперь Лондон разозлится на меня?
- Почему? - спросил я.
- Ну... - Он остервенело махнул рукой. - Я болтаюсь здесь по каким-то своим делам, вместо того чтобы быть в Берлине, где я нужен для исправления фамилии в документах. Иногда я чувствую, что не рожден для такой жизни. Мне следовало музыку писать, а не бороться в одиночку с Лондоном. Лондон может убить меня.
- Лондон не имеет личностного начала, - сказал я. - Поверь мне, я их всех хорошо знаю. Они напоминают большую вычислительную машину. С одного конца закладываешь историю об успешной карьере, а с другого получаешь деньги и продвижение по службе.
- Хорошо, - прервал меня Джонни. Он снова уставился на меня прежним пристальным взглядом. - Им нужен этот Семица, ладно, черт возьми, я им его достану.
- Вот и молодец, - сказал я, каким-то чудом пересилив себя и изобразив одобрение.
Глава 28
Развитие само по себе недостаточно. Каждый ход должен иметь цель.
Лондон, четверг, 17 октября
- И нечего винить Хэллама, - говорил Доулиш. - Вы от него получили больше помощи и информации, чем можно было ожидать. Боже, поработали бы вы с министерством внутренних дел в те времена, когда меня к ним прикомандировали.
- Давайте не будем говорить о каменном веке, - сказал я. - Мне сегодня приходится решать свои проблемы, и я совсем не хочу слышать о ваших прошлых подвигах.
- А вот впутать в это дело людей из Сан-Себастьяна - это уже большая ошибка. Люди Гренада наверняка все прослушали.
- О Гренаде не беспокойтесь, - сказал я. - Я отдал ему девчонку, указав, что она работает на Бонн. На пару дней им этого занятия хватит.
- Вам не приходится сидеть здесь и улаживать все эти проблемы, - сказал Доулиш. - Вы понаделаете неприятностей по всей Европе, а я тут улыбайся, целуй ручки, извиняйся, объясняй, что ошибки бывают у каждого, короче, выноси за вас дерьмо.
- У вас это прекрасно получается, - сказал я и повернулся, чтобы уйти.
- И еще одно, - сказал Доулиш. - Молодой Чиллкотт-Оукс пришел тут как-то ко мне и начал нести какую-то чушь о книгах и тычинках чертополоха. Я не понял ничего, кроме того, что он услышал это от вас.
- Я ему только сказал, что вы интересуетесь полевыми цветами. Разве это секрет?
Доулиш стал снимать со стола вещи, словно собирался танцевать на нем гопак. Это был знак большого волнения.
- А вы знаете, что и моя жена ими увлеклась? Люди, прослышавшие о них, приходят посмотреть. Приходят посмеяться. Я знаю об этом, но, посмотрев, влюбляются в них, а пара человек даже растения мне принесли. У меня теперь есть васильки, удивляюсь, почему я не завел их с самого начала. Есть у меня алый сочный цвет, непахучая ромашка, которую вы скорее всего знаете под названием пупавка...
- Да, - сказал я.
Доулиш смотрел в неведомую даль, пока перед его мысленным взором маршировали сорняки.
- Сладкий бурачок, galinsoga, желтая маргаритка и другие замечательные травы, птицы и бабочки.
- Я надеюсь, вредных насекомых вы разводить не будете. Ни проволочников, ни колорадскик жуков, - сказал я.
- Нет, - сказал Доулиш.
- А как насчет ядовитых растений? - спросил я. - Как насчет наперстянки и аконита, смертельного паслена и аронника или пластинчатых грибов? Совершенно убийственные.
Доулиш покачал головой.
Он включил селектор и попросил Алису принести какое-то досье, выключив селектор, он сказал:
- К каким бы выводам вы ни пришли, не обманывайтесь насчет Хэллама. Он чертовски хороший парень, что бы вы о нем ни думали, министерство внутренних дел без него работать не сможет. Оставьте его в покое или будете иметь дело со мной - лично.
Я кивнул. Доулиш протянул мне тонкую исписанную бумажку.
- Я буду вам признателен, если в будущем вы прекратите запрашивать даже рутинную информацию от полевых подразделений без моего разрешения. Вы не понимаете... - Он помахал листком бумаги. - Эти вещи стоят нам денег.
- Ладно, - сказал я. - У Доулиша было счастливое свойство, он умел дать знать, что встреча заканчивается, хотя и изображал зачастую удивление при вашей попытке уйти.
- Кстати, - сказал он. - Что касается трепа о том, что я пишу книги о полевых цветах.
- Да, - сказал я.
Доулиш смущенно пожал плечами.
- Это вы правильно делаете, - сказал он и тут же углубился в бумаги, лежавшие перед ним на столе.
Глава 29
Шахматисты, предпочитающие агрессивную напористую игру и инициативу, часто прибегают к испанской партии.
Лондон, четверг, 17 октября
Куда: необозначенному полевому подразделению через Лондон, кому: УООК (П), Источник: Като 16.
В ответ на ваш запрос. Указанный вами номер машины принадлежит доктору Эрнсту Мору, который уже четыре года находится под наблюдением. (В дальнейших запросах следует называть его Траш.) Ваши (лондонские) картотеки содержат о нем подробную информацию. Краткие сведения: рост - 6 футов 1 дюйм. Вес - 12 стоунов 12 фунтов. Глаза - карие. Волосы - практически лыс. Шрамов и других отличительных признаков нет. Родился в Лейпциге в 1921 г. Получил диплом доктора (медицины) в Лейпциге в 1941 г. Вступил в германскую армию в 1941 г. Служил в базовых госпиталях в Германии в 1941 - 1944 гг. Служил на Восточном фронте в 1944 - 1945 гг. Попал в плен в Гамбурге в 1945 г. Проходил свидетелем по делу военных преступников в Гамбурге в 1946 г., проводимом Британской военной администрацией (см. дело 275/угол./нн). Освобожден и направлен работать в английский военный госпиталь в 1946 г. Связан контрактом с боннским правительством (разведка, не Геленова) с 1948 г. Начал работу как представитель фирмы по производству оборудования для радиологического лечения в 1948 г. В 1949 г. получил место представителя фирмы по производству оборудования для радиологического лечения в северной Испании. Начал скупать местные земельные участки (побережье северной Испании) в 1951 г. Уволился из фирмы в 1953 г. Женат на испанской гражданке с 1953 г. Имеет двоих детей.
Доктор Мор является в настоящее время гражданином Испании. Он продолжает посылать отчеты в Бонн, но мы думаем, что это известно Мадриду, с которым он, похоже, вступил в соглашение. Бонн относится к нему с минимальным доверием.
В упоминаемый вами день он провел с ДВ пять часов, и с тех пор французские иммиграционные власти запретили ему въезд в страну. Мы предполагаем, что здесь сыграли роль ваши контакты. Информации о ДВ у нас здесь не имеется. Надеемся, что это поможет вам.
Като 16
Глава 30
Дальнобойность в шахматах измеряется не расстоянием, а числом клеток, на которые возможен допустимый ход.
Лондон, четверг, 17 октября
Я взял сообщение в свой кабинет и прочитал его дважды. Потом бегло просмотрел "входящие" документы. Зазвонил телефон. Оператор сказал, что Хэллам звонил уже дважды за последние полчаса. Соединить ли меня с ним? Да.
- Привет, это Хэллам из Специального бюро по импорту.
- Говорят, что вы меня просто преследуете.
- Я иду с вами рядом, рука об руку, - сказал Хэллам. - Я вас не преследую. - Мы оба посмеялись над этой шуткой. Затем я спросил:
- Так в чем дело?
Я просто хотел сказать вам, что все готово.
- Что готово?
- Таможенные и иммиграционные документы, машина, которая будет ждать в Саутгемптоне или Дувре. У нас есть гостевой дом в Эксетере. Он побудет там около недели. - Хэллам замолчал.
- Ах, да, - сказал я.
- Вот почему мы отдаем предпочтение Саутгемптону, - сказал Хэллам.
- Очень удобно, - сказал я. - Может, он с собой и грелку захватит?
- Об этом необходимо думать заранее, - сказал Хэллам своим назидательным голосом. - Какой толк смотреть свысока на бытовые приготовления?! Вы будете выглядеть весьма глупо, если на борту парома, плывущего через Ла-Манш, вам вручат извещение о "запрете въезда в страну".
- Не более глупо, чем если бы я держался за руки с...
- Хватит, хватит, - решительно перебил Хэллам и повесил трубку.
Окончание своей фразы я произносил уже в молчащий телефон, и тут вошла Джин. Она спросила: "Хэллам?" и поставила на стол две чашки кофе.
- Совершенно верно, - сказал я.
- Ты не должен поддаваться на его уловки, - сказала она.
- Он мне действует на нервы.
- А ты думаешь, он не понимает этого? - спросила Джин. - Он такой же, как и ты, - обожает действовать людям на нервы.
- Да что ты говоришь?!
- Это же просто, как дважды два, - сказала Джин.
- Вот как? Придется пересмотреть отношение к этому старому скучному ублюдку. - Я протянул ей сообщение Като 16, а сам принялся за горячую воду, чуть разбавленную растворимым кофе. Джин прочитала сообщение внимательно.
- Интересно, - сказала она.
- Что именно?
- Не знаю. Интересно то, что ты запросил его. Для меня оно бессмысленно.
- Не хотел бы разрушать твою веру в меня, но для меня тоже.
- А что ты ожидал? - спросила Джин.
- Трудно сказать. Видимо, я надеялся, что это сообщение в точности совпадет с описанием Брума, которое я получил от Гелена, или что каким-то образом оно будет связано с Валканом.
- А может, оно и связано, - сказала Джин. - Если ты в него вчитаешься. Обрати внимание на этот отрывок о Восточном фронте. Возможно, они с Валканом служили в одном концлагере, как сам Валкан об этом говорит.
- Возможно, возможно, - согласился я неохотно. - Просто я надеялся на какие-то большие драматические события.
- Но ты же сам всегда учишь меня не рассчитывать на большие драматические события, - сказала Джин.
- Я не жду, что ты будешь следовать моему примеру. От тебя требуется только послушание.
Джин скорчила гримасу и снова прочитала сообщение.
- Если хочешь, я просмотрю все наши материалы на него и поищу упоминаний о Валкане. - Я колебался. - Дел сейчас особых нет, - продолжала Джин. - Прическу я делаю всего два раза в неделю.
- Если досье Мора подействует на тебя столь же благотворно, как парикмахерская, валяй, - сказал я. - С удовольствием подпишу пропуск в информационный фонд.
- Ты посмотри, как вырос твой цветок, - сказала Джин. - Вот здесь новый листок появился.