На ней - церемониальная одежда знатной дамы, я чувствую себя чудесно и странно, я чувствую себя с северянкой, побеждённой в чертовски тяжёлом бою, я чувствую себя совершенно здешним и совершенно настоящим - и её тело под шёлком жёстче, чем я ожидал, упругая мускулатура... ах, да, она же боец... спортсменка... где сейчас это всё? - нас трясёт от возбуждения и нетерпения, мы торопимся, путаемся в собственных тряпках, как подростки... Госпожа А-Рин, Говорящая-с-Птицами, плебейка, принятая в штабе за стратегический талант, не красавица, нет, но восхитительная, видит Небо, невероятная! У неё - маленькая рука, тонет в моей, я успеваю рассмеяться, она шепчет: "Мы совпадаем по происхождению, Ник", - я растворяюсь в её тепле...
Потом мы сидим на остывшем песке под звёздами. Марина переплетает косу; я смотрю на неё - и горло перехватывает от нежности.
- Был влюблён на Нги? - спрашивает она с тихим сочувствием.
- Нет. Не могу себе позволить, - я нервно хихикаю. - Я теряю контроль только с землянами. С ксеноморфами я - сталь, кремень. Не смею. А ты?
Марина закрывает лицо рукавом, как женщина из Кши-На, вызывая у меня дикое желание ещё её целовать.
- Я - да. Нет. Я тоже не могу себе позволить. Но на Нги-Унг-Лян отправилась исключительно потому, что была влюблена в фотографии её жителей. Ах, как они меня очаровывали... Тебе не понять.
- Это почему? Я почти год борюсь с противоестественным желанием вызвать нги на поединок.
- А я увидела принцев из своих детских фантазий. Живых и настоящих. Которым, как выяснилось позднее, я не нужна ни в каком виде, кроме как в роли товарища и военного советника. Ибо - женщина. А женщина здесь - тень чужой любви, когда каждому хочется свою.
- Ты, значит, всё знаешь... а другие наши женщины на Нги-Унг-Лян работают?
Марина смеётся, трясёт головой.
- Песок в волосы набился... Нет. Женщинам тут едва ли не тяжелее, чем мужчинам. У женщин аборигены вызывают сюсюк стомегатонной мощи, неконтролируемое слюноотделение и собственнические инстинкты. Видел бы ты нги нашими глазами! О, какие лапушки! Затискать бы насмерть! А скажи-ка мне, товарищ мой по оружию, нужны ли наши сюсюканья и тисканья здешним чистым бойцам?
- Как амёбе - телескоп.
- Вот именно. Наши женщины устроены не так, как здешние. Нашим тяжело быть одиночками, чьи неземные прелести демонстративно игнорируются именно лапушками, от которых слюни текут, - Марина хихикает. - А лапушки демонстративно игнорируют: клеить чужую женщину - значит, оскорбить её смертельно... Большинству женщин тяжело быть бесполым объектом деловых контактов, с которым в флирт даже не играют. Будь ты хоть как сильна и мудра - нервы сдают в конце концов. Комплекс неполноценности, знаешь ли...
Становлюсь на колени.
- Я тобой очарован. Ты прекрасна, кровь моя - Небо мне свидетель.
Марина хохочет, отмахивается тренированным жеманным северным жестом.
- Ага! Я - старая уродина с неудачной метаморфозой!
- Злыми словами я пытался бороться со старой и безнадёжной любовью, - говорю я. - Ты помнишь, А-Рин, как мы вместе росли, дрались на палках и мечтали друг о друге - там, в нашей чудесной деревушке в горах Хен-Ер? Нас разлучили, мы сражались с другими, годы нас изменили - но старая страсть...
Марина фыркает и порывисто обнимает меня.
- Ничего - легенда? - шепчу я ей в ухо, и мы снова целуемся. До головокружения.
Нам требуется почти полночи, чтобы слегка остыть. Мы разговариваем, когда заря уже окрашивает пески в нежно-розовый цвет - нам никак не заснуть, мы - как впервые влюблённые школьники или нги в первую брачную ночь. Больно и сладко.
Мы разговариваем на более-менее профессиональные темы между поцелуями.
- Так почему вы бросили Мерзлякова? - вспоминаю я. - Почему не сработал сигнал тревоги?
Марина перебирает мои волосы.
- Коль, у комконовцев нет "тревожной сигнализации". Агенты влияния работают в агрессивной среде и экстремальных обстоятельствах. У каждого из нас сердечко ёкает периодически - мы ведь часто и сознательно идём на риск. Как же нам вживлять "сигнализацию"? Спасатели могут угробить миссию, милый, а миссия иногда стоит дороже, чем жизнь резидента.
Я инстинктивно прижимаю её к себе.
- Хочешь сказать, что вы работаете совсем без прикрытия?
Она улыбается.
- Почти. Большой Брат следит - но и только. В случае с Артуром - ничто не предвещало, как говорится. Одна из наших будничных трагедий...
- Но вы оставили тело...
- Нет. Забрали его живым. Раненым, правда, и с тяжёлой психической травмой - но, уверяю тебя, не бросили. Ты знаешь, как используются психотропные средства, когда надо украсть у аборигенов пару часов жизни? Разве что - не поставили этнографов в известность, чтобы поубавать прыти вашим искателям приключений...
- Погоди, погоди... мне рассказывали о вскрытии тела, Марина!
- Мы оставили им макет. Максимально достоверно изготовленный, чтобы они смогли хорошенько с ним познакомиться. В смысле, с ней - с земной анатомией.
- Хок! Зачем, Небеса благие?!
- Мы создаём прецедент. Морально готовим нги к возможности существования разумной жизни такого вида. Поэтому за всю историю изучения Нги-Унг-Лян ни разу не использовали никаких достоверных подделок - люди, только живые люди. Люди - среди здешних ксенолюдей. Будущая легенда, будущее сотрудничество... Кши-На - исключительно высоко развитая для своих лет культура...
- Говоришь, как о рёбенке...
- Цивилизация-дитя... умненькое, чистое дитя, я бы сказала. Мы готовим почву для будущих прямых контактов, Коля - а будущим контактам выгодна Кши-На. В Кши-на зреет качественный скачок научной мысли, ты отчасти наблюдал его признаки. Там очень удобный менталитет для рывка прогресса - его ничто не тормозит, ни религия, ни общественное мнение. Готовая почва для будущего взлёта, но ещё важнее - этическая зрелость. Им будет просто принять новый технологический уровень - они уже морально готовы. Именно поэтому так важно предотвратить войну.
- Лянчин может уничтожить северную культуру?
- Да, - говорит Марина, и её глаза темнеют. - В настоящий момент - да. Лянчин - сборная солянка, венигрет из кочевых и оседлых племён юга, объединённый Прайдом. Прайд создал свою цивилизацию из клочков чужих - и эта синтетическая культура жизнеспособна только в войнах. На данный момент, как ты, очевидно, заметил, ее может - если может - спасти только исключительно масштабная война. Лянчин на войнах зубы съел - война с ним может уничтожить Кши-На или откинуть цивилизацию на много лет назад... Но возможен и другой вариант.
- Кши-На сама уничтожит Лянчин, - киваю я.
- Да. Отец нынешнего Государя Вэ-На считал, что Карфаген должен быть разрушен, - говорит Марина. - У этой точки зрения полно сторонников... не исключено, что у Кши-На хватило бы сил. Но.
- Но Лянчин - тоже уникальная культура.
- Да. Более того: Лянчин - естественный противовес Кши-На, её конкурент, вынуждающий её к интенсивному развитию. Падение Лянчина будет первым шагом к упадку Кши-На... падать, правда, будет дольше - но всё равно конец известен. Поэтому так ценно то, что ты делаешь.
Чувствую, как моя физиономия расплывается сама собой.
- Что ж я делаю?
- Сначала подготовил двор в Кши-На к самой возможности мирной политики в отношении юга. Я уж не говорю об Ар-Неле - этот парень просто находка, горе и беда, что вы его потеряли. А потом - способствуешь будущей реформе и веры, и государственной власти... помоги тебе Небо, Ник. Все эти весёлые игры и придворные анекдоты в Тай-Е о "людях-половинках", все эти дружеские связи в Кши-На, вся тёплая трепотня с лянчинцами, вся эта добрая ересь, которую в своей жестокой стране проповедует Анну с аккуратной подачи Ар-Неля и твоей - всё это работает на нас. На будущее Земли и Нги.
- КомКон наложил на Нги-Унг-Лян когтистую лапу?
- Коля, прости: Нги - стратегически важный объект в этом районе. Не стану распространяться о том, какие силы могут наложить на неё... скажем, щупальце. Ей надо взрослеть как можно скорее, приобретать собственный голос - наши спутники на её орбите могут вызвать... пересуды. Мы не сможем слишком долго охранять чужую колыбель. И ещё. Ты ведь понимаешь: Нги должна вырасти нашим союзником.
- Нет мира под звёздами, - вспоминаю я.
- Нет мира меж звёзд, - поправляет Марина. - Мы в Галактике не одни - и нас на всё не хватит. Нам нужны глаза, уши и дружественный разум в тех местах, где иначе укоренится и обоснуется зло. Я не всё могу тебе рассказать, ты всё-таки не комконовец... пока. Можешь учесть, к примеру, что мы почти провалились на Шиенне. Отчасти, возможно, из-за профессиональных ошибок - но, в основном, из-за чудовищной инертности, косности её культуры. Если Шиенна - умственно отсталый, заторможенный ребёнок, то Нги - дитя-вундеркинд. Кши-На и Лянчин - в военном и торговом противостоянии - раскачают прогресс, уместив сотни лет в десятилетия, вот на что мы надеемся. Нам не придётся искусственно подталкивать их в нужную сторону - сами сделают. Но только если уцелеют сверхдержавы - и ты, Колька, и все, кого ты знаешь и кого не знаешь, работаете на то, чтобы они уцелели.
- Много наших на Нги? - спрашиваю я. - Тех, о которых даже Этнографическое Общество не в курсе?
- Этнограф - ты один. Остальные - комконовцы, их - человек пятнадцать. Которые готовы выложиться здесь - из любви к этому миру, из любопытства, из чувства долга... Они - маньяки, Коля. Те немногие, которым не дико, не страшно и не... гормоны в голову не ударяют. Земная общественность в массе Нги-Унг-Лян особенно не одобряет - по разным поводам, но ты же знаешь: мы - ксенофобы. Земная общественность называет кундангианцев "синими обезьянами", "радиоактивными кинг-конгами" - а ведь кундангианцы наши ближайшие и вернейшие союзники на данный момент... военные союзники в том числе. Нелюбимы народом. Нги придумают прозвища и похлеще, я уверена, но мы сделаем всё возможное, чтобы нги тоже стали нашими союзниками - когда вырастут. Мы постараемся создать моду на Нги. Фильмы, куклы, тряпки, духи... придумаем что-нибудь ещё. Мы - вместе с Космическими Вооружёнными Силами - продадим Земле интерес к этому миру за деньги, на которые будем охранять ростки прогресса... до тех пор, пока нги не подрастут и не начнут охранять мир в Галактике вместе с нами.
- Ох, - говорю я. - Я люблю Нги-Унг-Лян. Я люблю тебя. Я, пожалуй, ваш человек.
***
Анну, на всякий случай, приказал людям Лорсу присматривать за Ником и его женщиной. Просто из перестраховки. Только напомнил, что "присматривать за их безопасностью" вовсе не означает "подсматривать за их ласками". Северянка, вернувшая Анну верного волка Зушру, пусть даже в виде уставшей женщины, заслуживает любви. Северянка, доставившая письмо Барса, подтверждающее заключённый договор - заслуживает личной охраны. Северянка, ухитрившаяся найти и свести в пустыне два отряда - заслуживает уважения. Она - из северных волчиц? Тем лучше.
Тем более, что она - старая подруга Ника. Северяне были нужны Анну в принципе - Ник был нужен в особенности. Ник был - память о...
Анну понимал, что для дела Ник и А-Рин не так важны, как Юу: ведь это Юу - Барсёнок, названный брат Барса. Барс не Лев, собственных лап не отгрызает, его друг и родич в свите Анну выглядит, как гарантия клятв. Северяне честны, с ними легче иметь дело, чем с Прайдом, погрязшим в подлостях. Барс поклялся - и выполнит. Лев - клятвопреступник.
Да не назовёт нас никто предателями, думал Анну, всё-таки мучимый призраком этого слова. Сперва нас предали. Нельзя служить тому, кому не веришь - даже Эткуру, в конце концов, понял. Лев перестал быть Львом Львов, Владыкой Огня, Воды и Ветров, когда приказывал бесплотным доносить на Львят и когда приказал старшему Львёнку убить Маленького. Может быть, Лев перестал быть Львом Львов даже раньше - когда Прайд превратился в клубок шипящих друг на друга змей, когда родичи научились убивать друг друга изподтишка, когда бесплотные мудрецы, изверившись и запутавшись в Истинах и Заветах вконец, запретили поединки всем, вплоть до плебса, когда пленными бойцами стали торговать, как скотом, забыв про всякое уважение к доблести, а волков вынудили предавать и бросать своих боевых товарищей, когда слово перестало что-либо значить...
Чести и веры в Прайде не существует. Честь и веру нужно поднять из праха и вернуть в храм, на главный алтарь, чтобы все пали перед ними ниц. Ради этого придётся драться с братьями, но честь и вера в те времена, когда Прайд только рождался, были важнее клановых уз и даже уз собственной крови.
Удивительно, но это не надо было даже проговаривать вслух. Честь и вера - то, что горело у каждого волка Анну в душе. Как будто все знали, как будто все ждали - даже плебс, последний торгаш на базаре, последний бродяга, глядящий вслед отряду... Плебеи рассчитывают, что честь и вера запретят волкам отнимать детей у родителей, вот что. И Анну невольно вспоминал мальчишку с облезлой баской - и себя, тварь из гнилого Прайда, без веры и чести.
Взять беззащитного без боя - грех, о котором молчат Наставники. Похоже, настал момент, когда чужие муки отольются - всем мучителям, даже раскаявшимся, как Анну и его люди. Промыслом Творца. Муками совести. Муками потерь.
Голова Налису - на ограде лагеря. Нельгу, которого пырнули ножом свои же. Младшие командиры, которых застрелили перед строем. Опять-таки свои. Братья - убийцы братьев. Из дурной прихоти - или из рассчитанной злобы?
Ар-Нель.
Анну до сих пор понятия не имел, что потеря может причинять боль такой силы - будто кусок души, пропавший вместе с Ар-Нелем, был куском тела - и его отрезали ржавым ножом. Анну ненавидел Бэру истово и страстно, его вело в Чангран не только желание благих перемен, но и жгучее желание мести. Синий Дракон, Чистый Клинок, последний оплот веры - пресмыкается перед Прайдом?! Выполняет подлые приказы Льва? Он не достоин жить - и Анну собирался вершить правосудие. Только надежда ещё увидеть Ар-Неля держала на плаву над беспросветными глубинами отчаяния.
Бесплотный? Пусть. Анну это не важно. Лишь бы слышать его слово, сказанное в необходимый момент - и Анну найдёт, чем его утешить, смирится с положением вечного товарища, с холодом и отстранённостью бестелесности. Анну привык запрещать себе прикосновения и даже мысли о них. В конце концов, по Книге Завета, бесплотный - это спокойный разум. Такой ли уж это кромешный ужас для ледяного северянина, которого тяжело отогреть?
Женщина? Пусть. В таком случае - это женщина Анну. Будет убит каждый, кто скажет злое слово, потому что это будет боевая подруга и возлюбленная, это будет Львица - и пропади все правила пропадом!
Калека? Бездна адова, пусть и это! Анну обратится к любым силам - к северной науке, к божьему слову, к силам преисподней, к знахарям Ника, но вытащит Ар-Неля из смерти...
Лишь бы он не был уже...
И Анну изо всех сил старался не думать о мёртвом Ар-Неле, когда вёл свою армию - слишком маленькую армию, шесть сотен всего - против всех остальных сил Лянчина. Домой.
Анну возвращался домой.
И весь расцветающий мир вокруг напоминал об Ар-Неле. Заросли цветущего миндаля вокруг торгового тракта - о розовых цветах, которые Ар-Нель рисовал во время их первой встречи. Повозка торговца, гружёная чеканными блюдами и кувшинами, завёрнутыми в холст - мастерскую чеканщика в Тай-Е, где Ар-Нель впервые заговорил о женщинах и заронил в разум Анну семя сомнения. Цверканье сверчков - его слова о том, что воину надлежит замечать частности... Каналы напоминали. Вспаханные поля напоминали. Деревеньки напоминали. Анну вытащил из седельной сумки и спрятал за пазуху веер цвета бледного неба - прикосновение прохладного шёлка бередило открытую рану: "Сухая ветвь расцвела от тепла твоих рук. Пески напоим водой, построим лестницу в небо..." Неужели придётся строить эту лестницу одному?
Боец привыкает к потерям, говорят волку или Львёнку, когда он идёт в первый бой. Сам Анну это говорил - но тогда он не знал, что есть потери, к которым невозможно привыкнуть. Впервые в жизни Анну думал: "Будь проклята война!" - и был готов хранить мир с Кши-На ещё и ради Ар-Неля, живого или мёртвого.
Я люблю север. Я люблю всякую силу, побеждающую или умирающую, так и не покорившись. Мой штандарт - Вера и Честь.
Вот мой новый Путь.
Анну остановил свою маленькую армию за грядой холмов, как ножом, разрезанной торговым трактом. А смотрел сверху. Сверху хорошо видно. Рядом. С холма можно разглядеть городские ворота.
Издали Чангран - это крепостной вал цвета песка и торчащие над ним сторожевые башни. На западе из плоской Чангранской долины торчит высокий каменный горб, с незапамятных времён имеющий прозвище Небесный Алтарь, а на его вершине, плоской, как стол, с тех же незапамятных времён возвышается неприступная доселе Синяя Цитадель. Изразцы на храмовых куполах над стеной темны и ярки, как вечернее небо ранней весной - сияют над ними стеклянные белые звёзды; со сторожевых башен Синей Цитадели наверняка видна армия Анну, это плохо. На востоке, за городской чертой, окружённый неприступной стеной, а перед стеной - изогнутым подковой каналом, подальше от городской суеты и маеты - Дворец Прайда, сокровищница и крепость; его с холмов не видно. Окружено всё это упавшими облаками сливовых и миндальных садов, чёрными и зелёными коврами полей, пыльной паутиной дорог, сходящихся сюда отовсюду.
Сердце Лянчина, закованное в броню. Охраняемое, как подобает сокровищнице, волками, готовыми перегрызть горло любому врагу. Обитаемое Прайдом, на котором почиет благодать, Святейшими Наимудрейшими, хранящими древнюю мудрость, и рабами, у которых по определению нет прав, зато есть обязанности: им надлежит повиноваться Прайду, работать на Прайд и - если вдруг задержалась очередная война и её трофеи - отдавать Прайду детей, чтобы львиный и волчий род не прекратился.
Что мы хотим сделать с нашим сердцем? Понимание греховности и зла - пониманием, но благоговейная любовь к Чанграну и старое трепетное отношение к Дворцу Прайда заставляли медлить, вызывали некоторую неуверенность, какой не бывало перед боем в любом из чужих городов.
Чангран хотелось ранить не слишком тяжело: так северянин думает о будущем партнёре в поединке. Анну хотелось выяснить все обстоятельства перед тем, как нанести удар.
И он, остановив отряд и рассматривая с верблюда далёкие городские стены, сперва думал о собственных родных братьях, но как-то замялся - с ними он давно уже не был по-настоящему близок. Потом хотел отправить в город Хенту, чтобы Хенту, вернувшись, рассказал, чем пахнет чангранский воздух - но тоже передумал. И возразила Зушру.
- Командир, - сказала она, - твоих бойцов некоторые помнят в лицо. Уж Хенту-то помнят точно - его же отправил за тобой Лев Львов. Прости меня, командир, если ты хочешь, чтобы по городу побродил лазутчик, которого не заметят, которого прозевают часовые - пошли женщину. Меня. Просто рабыню, ничтожную девку - я пройду, я услышу и увижу, меня - нет.