- Так покажись! И скажи, зачем ты пришел.
Она направилась к камину.
- Я прямо над вами, моя Королева. Не стоит бояться, моя Королева.
Королева подняла глаза, осмотрела все в комнате, заглянула даже внутрь пылающего камина, но так никого и не увидела.
- Я ваш раб, - продолжил голос.
- Мой раб? В нашем королевстве нет рабов.
- Мой долг - доставлять вам вести со всего королевства, рассказывать обо всем, что вы желаете узнать; я вижу очень далеко и могу показать вам все, что бы вы ни захотели увидеть.
- Неужели?
- Я вижу все, моя Королева, что творится в сердцах и умах каждой живой души в королевстве.
- Ответь тогда, где сейчас Король?
- С вашей дочерью.
- Ты просто слышал, как он сам сказал об этом перед уходом. Что с ним сейчас происходит?
- Он плачет. Ему ужасно стыдно за то, как он обошелся с дочерью и как глубоко вас этим ранил.
У Королевы закружилась голова.
- Что это за дешевый трюк? Ты просто был в комнате все это время! Слышал слова Короля! А теперь - покажись!
- Прошу вас, не бойтесь, моя Королева, я здесь, чтобы во всем вам помогать. Я вовсе не тот чудовищный человек, что преследовал вас в ваших снах, я не могу вам навредить.
- Ты знаешь о моих снах?
- О да, моя Королева. И хотя вы осмотрели уже всю комнату, вы упорно не желаете перевести взгляд в то единственное место, где, как вы и сами прекрасно знаете, сможете меня обнаружить.
Королеве почудилось, что ее сердце остановилось, а вся кровь прилила к голове. Повернувшись, она одним движением сорвала штору с отцовского зеркала. И хотя в глубине души она уже знала, что ее ждет, Королева оказалась не готова к шоку, который испытала при виде живого лица в зеркале прямо напротив. Ее глаза в страхе расширились, рот раскрылся в немом крике. Воистину то была ужасающая картина - лишенная тела голова, чем-то напоминающая карнавальную маску. В пустых глазницах кружили струйки дыма, а опущенные уголки рта придавали лицу печальное выражение.
- Кто ты? - выдохнула Королева.
- Ты не узнаешь меня? Разве прошло так много времени? Неужели эти годы, что разделили нас, заставили тебя меня забыть… чаровница?
В тот же миг лицо Королевы стало белым как мел.
Она узнала этого человека в зеркале и, разом лишившись сил, упала.
Но перед тем как погрузиться во тьму, она услышала два последних слова, произнесенных лицом в зеркале:
- Дочь моя…
ГЛАВА IX
Зеркальщик
Заслышав шум, Король вбежал в покои. Королева была в сознании, но не вставала с холодного каменного пола и была будто не в себе, крепко сжимая в дрожащих руках сорванную с зеркала штору.
Она посмотрела наверх, но мужчины в зеркале уже не было.
Король подбежал к ней, но она в ужасе отпрянула.
- Что случилось? Скажи мне!
- Я… прости… любимый, я… не хотела пугать тебя, - Королеве едва удавалось совладать с дыханием. - Я просто… должно быть, я потеряла сознание.
В голове все плыло. Она не могла найти в себе силы объяснить, что только что произошло, и все, что ей удалось выговорить, было:
- Зеркало…
Король взглянул на каминную полку.
- Зеркало твоего отца. Ну конечно! Вот почему оно так тебе не нравилось. Знай я раньше то, что ты мне недавно рассказала, я бы никогда не принес его в наш дом.
Королеве стоило больших трудов совладать с голосом.
- Разбей его, прошу, - едва слышно прошептала она.
Не колеблясь ни секунды, Король сорвал зеркало со стены и ударил им по каминной полке. Осколки стекла разлетелись по полу и засверкали подобно звездной пыли в лунном свете.
Королева с облегчением вздохнула, хотя и не была окончательно уверена, что на этом весь этот кошмар закончится. Собравшись с силами, она заговорила:
- Перед нашей с тобой встречей, любимый, я боялась заходить в мастерскую отца. Ведь там повсюду меня встречали отражения и отражения отражений моего уродства, а мне меньше всего хотелось получить о нем лишнее напоминание. В моем детстве не было ни дня, чтобы отец не сказал мне, как я некрасива и уродлива, и именно такой я себя и видела.
Моя мама была красавицей; я знала это благодаря портрету, что стоял в старой лачужке моего отца. Тот портрет был единственным источником красоты в моей тогдашней жизни, и я часами смотрела на него, спрашивая себя, почему же я не столь прекрасна, сколь была она. Я не понимала упрямого желания моего отца жить в той развалюхе, когда он мог позволить себе переехать куда бы ни пожелал. Сколько бы я ни убиралась, мне никак не удавалось избавить дом от запахов затхлости и плесени. Я не могла представить, чтобы моя мама, моя красавица мама, жила в этом доме, и тогда я вообразила, что дом, видимо, тоже оплакивал ее смерть. В своих мечтах я представляла, что при ее жизни это был милый домик, утопающий в цветах, на подоконники которого прилетали поклевать зерна птицы. Но после ее смерти все впало в уныние и запустение, все, кроме личных вещей матери, которые отец убрал в сундуки подальше с глаз. Иногда я открывала их и наряжалась в ее старые платья и украшения. Чудесные наряды с тонкой вышивкой бисером и драгоценности, сверкающие подобно звездам. Моя мама любила красивые и утонченные вещи, и я гадала: будь она жива, смогла бы она полюбить и меня со всем моим уродством?
Рассказы о любви моего отца к моей маме были широко известны. Сказания о Зеркальщике и его прекрасной жене обошли все королевства, словно древние предания, сплетенные из любви и печали. Мой отец создавал великолепные зеркала всех форм и размеров, настоящие чудеса из стекла, вдохновляющие великих королей и королев отправляться в далекое путешествие только для того, чтобы купить один из его роскошных и восхитительных шедевров.
Моя мама очень любила зимнее солнцестояние, и в этот день отец устраивал целое представление. Он делал множество крошечных зеркал в виде солнца, луны и звезд и развешивал их на деревьях вокруг дома. Затем зажигал свечи, их свет отражался в зеркалах, множился, из-за чего дом был виден на мили вокруг - словно крошечный волшебный город, залитый светом островок в море зимней темноты. Говорят, несмотря на все то великолепие, что он устраивал каждый год, отец утверждал, будто оно и в сравнение не идет с красотой его жены: с ее волосами цвета воронова крыла, бледной кожей и блестящими глазами цвета оникса, их уголки были немного приподняты, из-за чего они напоминали кошачьи. Как я мечтала, чтобы кто-нибудь полюбил меня так же сильно, как мой отец любил маму, - ведь будучи вдохновленным ее красотой, он создавал настоящие сокровища, в которых она видела свое отражение. Я была уверена, что мне никогда не познать такой любви и никогда не понять, каково это - обладать такой красотой. А затем я встретила тебя.
Когда ты уехал, пообещав вернуться, оставив меня в одиночестве и совершенно сбитой с толку, мой отец сказал нечто такое, отчего мое сердце зашлось в панике. "Смотрю, дочь, ты его просто околдовала. Но скоро он поймет, какая мерзкая уродина ты на самом деле", - вот что он сказал мне. Я попыталась оправдаться перед ним, что никакая я не колдунья и не владею магией, но он настаивал: "Даже не думай, что такой мужчина, как он, выберет себе в жены такую, как ты. Ты слишком стара, дочь моя, и безобразна; в тебе нет ничего примечательного".
Моя мама умерла в родах, и, уверена, отец винил меня в ее смерти, а мое с ней сходство лишь усиливало боль потери. Отец никогда не рассказывал о ночи, когда умерла мама, но до меня доносились обрывки той истории, которые соединились в моем воображении, подобно отражениям в одном из его разбитых зеркал.
Я представляла, как моя мама корчится в агонии. Мысленным взором видела, как она сжимает свой раздутый живот в приступе мучительных схваток и кричит мужу, моля о помощи, пока повитуха суетится вокруг нее. Но отец ничего не может сделать, его лицо мертвенно-бледно и искривлено от ужаса, и вот моя мама, родив, продолжает лежать, но уже мертвая, и его глаза вспыхивают отвращением при виде маленького создания, вычеркнувшего из его жизни самое дорогое, что в ней было. Должно быть, отец ненавидел меня с того самого дня. Никогда в его взгляде я не видела ничего, кроме отвращения.
Как-то раз - мне было лет пять или шесть - я стояла в нашем дворике, помню, как солнечные лучи пронизывали листву. В руках у меня был букет полевых цветов, и тут отец подошел ко мне. "Зачем они тебе, девчонка?" - спросил он, его лицо исказила гримаса едва сдерживаемого гнева. Я сказала, что хочу отнести цветы маме, после чего он уставился на меня пустым взглядом. "Ты же ее даже не знала! Почему ты решила, что она захочет получить от тебя цветы?" Помню, мне было так грустно, так больно, что я закричала: "Она ведь моя мама, и я люблю ее!"
А он лишь посмотрел на меня тем особенным взглядом, который я уже очень хорошо знала, взглядом, предупреждающим: еще одно слово с моей стороны - и он меня ударит. Хотя иногда он бил меня, даже если я умолкала. В тот день я просто стояла, хватаясь за букет, и смотрела на него, мои губы дрожали, глаза щипало от навернувшихся слез, но внутри бушевало столько разных эмоций, что просто взять и заплакать не получалось. Он вырвал цветы из моих крошечных ладошек, затем повернулся ко мне спиной и ушел куда-то. Я надеялась, что он отнесет букет на могилу мамы, хотя и понимала: он никогда бы так не поступил.
Я поклялась себе, что не допущу демонов отца в свою душу. Что начну с тобой новую жизнь. Я так хотела забыть о нем и стать счастливой с тобой и моим очаровательным птенчиком. Я поклялась, что Белоснежка станет мне дочерью и я буду любить ее так, как любил меня отец в моих мечтах, что я каждый день буду говорить Белоснежке, как она красива, и мы будем танцевать и смеяться. И что в отличие от своего отца я будут водить Белоснежку на могилу ее матери и с помощью писем, которые ты мне оставил на хранение, расскажу ей, какой та была.
Я твердо решила больше никогда не вспоминать Зеркальщика. Теперь он принадлежит тьме. В день его смерти мою жизнь озарило ослепительным светом, словно с его уходом меня перенесло в совсем иной, полный великолепия мир, где я смогла наконец обрести любовь и счастье. В тот день я вынесла из дома все его зеркала и развесила их на гигантском дереве, что росло у нас во дворе. Еще никогда в жизни я не видела столь восхитительного зрелища, зеркала покачивались на ветру, улавливая солнечные лучи и отражая их, все это походило на волшебство. У меня перехватывало дыхание от той красоты. Горожанам это тоже понравилось, и они решили, будто то была моя дань отцу, а я и не подумала возразить. Им совсем не нужно было знать, каким ужасным человеком он был, не нужно было знать, что в тот день я впервые с момента рождения вышла на свет, вырвалась из плена тьмы и неуверенности. Вот что на самом деле я праздновала.
Никто не имел ни малейшего представления, как сильно он меня ненавидел, какой жестокой и воистину бесчеловечной была его душа. Душа - ха! - сомневаюсь, имелась ли она у него вообще. Хотя, должно быть, имелась. Ведь он так сильно любил мою маму. Возможно, его душа умерла в ту же ночь, когда она покинула этот мир.
После чего в нем не осталось ничего, кроме ненависти. Я сидела у его постели, когда он умирал, ухаживала за ним, старалась продлить его жизнь, потому что сердцем понимала, это мой долг, именно так нужно относиться к тем, в чьих жилах течет та же кровь. Но в ответ услышала лишь полные отвращения и горечи слова: "Он никогда к тебе не вернется. Ты всегда была уродиной. С чего королю обращать внимание на такую, как ты?" Я была рядом, когда он покинул этот мир. У его постели. Держала его за руку, чтобы ему не пришлось отправляться в неизвестность в одиночку. А за секунду до смерти он вдруг посмотрел на меня своими угасающими глазами. Я же, глупая, вспыхнула надеждой, что сейчас он поблагодарит меня. А вместо этого он сказал: "Я никогда не любил тебя, дочь". После чего закрыл глаза и умер.
Король молчал. Он сидел, упершись локтями в колени и опустив подбородок на подставленные ладони, и покачивался взад-вперед, обдумывая услышанное. Затем он опустился на колени рядом с Королевой и взял ее руки в свои.
- Как бы я хотел, чтобы он был все еще жив, - сказал Король, - тогда бы я смог убить его собственными руками за все, что он натворил.
Королева пораженно посмотрела на мужа, чье сердце, как ей было хорошо известно, всегда было наполнено любовью. Даже к врагам. Неужели его чувства к ней столь сильны, что заставили его отступить от своих убеждений?
Она любила его больше всех во всем мире. Она коснулась его руки, покрытой боевыми шрамами и загрубевшей от постоянных упражнений с мечом. Сцепив свои пальцы с его, она скользнула в его объятия и легко поцеловала в губы. Когда-то мягкие, сейчас они были потрескавшиеся и обветренные после стольких месяцев, проведенных в походе. Королева ощутила привкус пота и, как ей показалось, крови.
Почему, подумалось ей, что-то должно меняться? Почему нельзя было остановить время в день их свадьбы, чтобы они с Белоснежкой и Королем вечно жили счастливо? Почему она не в силах примирить весь мир, чтобы ее супругу больше не пришлось ее оставлять?
Эти мысли кружили в ее голове весь последующий месяц, пока Король был с ней. Но вскоре он вновь покинул замок.
- Папа, я буду скучать! - сказала Белоснежка.
- Я скоро вернусь, моя Белоснежка, обещаю. Я ведь всегда держу свои обещания, не так ли?
Девочка кивнула.
- Я люблю тебя, и я буду скучать, моя дорогая, - Король тяжело вздохнул.
- Я тоже тебя люблю, папа!
Король поцеловал дочь и покружил ее в воздухе, отчего та захихикала.
- Я буду скучать по вам обеим, всем сердцем. Вы всегда со мной.
Королева и Белоснежка стояли во дворе и смотрели, как Король с его воинами верхом на лошадях преодолевают покрытые снегом горы. Факелы мерцали в темноте зимнего полудня, а воздух был таким студеным, что туманил взор - стоял такой сильный мороз, что его буквально можно было увидеть. Армия Короля становилась все меньше и меньше, напоминая цепочку муравьев, покоряющих сахарные холмики.
Затем они скрылись за горизонтом.
ГЛАВА X
Душа вдребезги
В отсутствие Короля дни Королеве казались месяцами, а недели - годами. В замке стояла нестерпимая тишина. Она с тоской вспоминала дни, когда его коридоры и залы звенели от счастливого смеха Белоснежки, за которой гнался ее рычащий отец, притворяясь драконом или злым колдуном.
Скоро, твердила она про себя, скоро он вернется, и с его возвращением жизнь в каменных стенах замка вновь забурлит.
Но сейчас замок казался заброшенным. Королева сидела в своих покоях в удобном кресле-троне, стоящем у камина, и читала одну из своих любимых рукописей - "Песнь о Роланде". Но все в ней напоминало ей о Короле, и она убрала рукопись на полку и, позвав слуг, приказала приготовить для нее ванну.
Вскоре - намного раньше, чем она ожидала - в дверь ее комнаты легко постучали.
- Ваше Величество, моя королева… - произнес робкий дрожащий голосок. В проеме стояла совсем юная девушка, незнакомая Королеве, должно быть, новенькая.
- Успокойся, дорогая, я Королева, а не злая колдунья, - улыбнулась Королева.
- Да, разумеется. Это, - девушка держала огромный сверток почти с себя ростом, - доставили сегодня на ваше имя. Стражники проверили и решили, что оно не… не представляет угрозы…
Фрейлина поставила свою ношу на пол и поглядела на Королеву, с недоумением рассматривающую сверток.
- И кто отправитель? - спросила Королева.
- Его доставили с этой запиской, - девушка протянула свернутый трубкой пергамент, который в ее дрожащей руке трепетал, подобно листику на ветру. - Я не… не вправе его раскрывать… и посему не ведаю, откуда… оно прибыло.
Королева быстро схватила пергамент и развернула его.
Для одной-единственной фразы он оказался непомерно большим:
ЗА ВАШЕ ГОСТЕПРИИМСТВО
Королева вопросительно вскинула бровь.
- Говоришь, ты не знаешь, что здесь написано? - спросила она.
- Нет, Ваше… Ваше Величество, - тихо ответила фрейлина. - Но стражники подтвердили, что содержимое свертка безопасно, - повторила она.
Поколебавшись секунду, Королева сказала:
- Что ж, внеси же его.
Девушка завозилась с огромным свертком из многослойной парусины, из-за которой невозможно было определить ни форму, ни размеры того, что скрывалось внутри. Несколько мужчин поспешили ей на помощь, и вчетвером они наконец смогли занести сверток в покои Королевы.
- Желаете что-либо еще, моя… моя Королева? - спросила девушка.
Королева покачала головой, и фрейлина, присев в реверансе, поспешила покинуть комнату. За ней последовали слуги.
Королева прошлась перед свертком. Может, его прислал кто-то из гостей, приглашенных в замок на праздник зимнего солнцестояния? В знак признательности и сердечного расположения. Да и стражники уже проверили содержимое.
Так почему же она никак не может заставить себя вскрыть обертку?
Королева задумчиво уставилась на столь странно упакованный подарок. Перечитала послание на пергаменте. Наконец, настроившись, в едином порыве разорвала парусину по шву.
- Доброе утро, моя Королева, - поздоровалось лицо из зеркала, смотря на нее из-за неровно порванного края упаковки.
Оно злобно и насмешливо улыбалось.
Королева вскрикнула и отпрянула от зеркала.
- Ты так одинока, - сказал Раб.
- Что тебе до этого, демон? - отозвалась Королева.
- Ты думала о своем муже, мечтала о том, чтобы он был рядом. Но тебе нужен лишь я один, моя Королева, - произнес Раб.
- Да что ты можешь мне предложить, чудовище? - воскликнула Королева.
- Как я уже говорил, я вижу все королевство. Я могу поведать тебе о самых лучших воспоминаниях твоей дочери или твоей названной сестры Вероны, я могу раскрыть тебе ее самые потаенные секреты. Но почти все твои мысли о муже, я прав? Что ж, я могу рассказать, где он и что делает. Посмотрим… О, да, в последний раз я видел его несколькими днями ранее. Хм… Странно, не находишь? Он верхом на своем коне. Его меч высоко поднят. Ах! Стрела проносится совсем рядом с его щекой. Кажется, она его оцарапала. Да, да, я вижу кровь, много крови, она капает с его подбородка. А какой здесь шум! Но он горд и смел. Настоящий воин. Он ранен, но продолжает сражаться. Все будет в порядке. Какой же гвалт царит на поле боя, ты себе не представляешь! Ох, нет, что же это? К нему сзади направляется человек с копьем. Полагаю, твой муж его не видит. Если бы мы только могли его предупредить! Если бы только мы смогли не допустить, чтобы копье вонзилось ему в спину и прошило его насквозь, так что наконечник вырвался из его груди… если бы мы только смогли предотвратить его…
- Ты дьявол! - закричала Королева. - Замолчи немедленно! Не смей морочить мне голову своей ложью!
Раб едва заметно и со значением улыбнулся, затем пристально посмотрел на Королеву.
- Нет! - взвыла она и, схватив стоящий рядом стеклянный кувшин для масла и мазей, бросила его в зеркало. - Ты все врешь!