- Когда ты был у меня в голове, мне привиделась эта комната… другой. Здесь горел огонь и существо на гобелене шевелилось.
- Это старый город, такой древний, что в нем все живет собственной жизнью. Она чужеродна живому, пугающе невозможна и в некоторых случаях может принести непоправимый вред. Город сам стережет себя и свои тайны, у него есть собственные сторожа и собственная воля.
- И все равно здесь ты сильнее, - сказал я утвердительно.
- Возможно, - нехотя ответил Мастер. - Во всяком случае, здесь я могу позволить себе больше.
- А ты можешь сделать так, чтобы я вновь увидел дракона? Твоего… - добавил я через мгновение.
- Ах, вот что тебя волнует, - маг казался озадаченным.
- Мне снятся сны, - признался я, - о полете.
Хочу посмотреть в глаза дракону, хочу увериться, что в нем есть разум, хочу прикоснуться к этому разуму, - я молчал. Не знаю, откуда появилось это желание, не знаю, зачем мне все это.
- Не стоит, не сегодня, - отказал маг. - Это будет всего лишь иллюзия.
- Но я увижу его…
- И даже поверишь в реальность увиденного. Даже потрогаешь, если захочешь, но это будет всего лишь мое собственное видение. Стоит мне забыться, и оно исчезнет, развеется без следа. Мираж не может ответить на твои вопросы.
- Ну а что же… ручей?
Мастер побарабанил пальцами по подлокотнику, потом ровно ответил:
- Забудь о нем. Создать что-то можно лишь перекроив мировое равновесие энергий, а подобного ни один маг себе позволить не может. Драконы не позволяют нам вмешиваться.
- Но как же…
- Я был отрезан от Истока и я поступил так, как считал нужным. Забудь об этом или мне придется посодействовать.
Ты считаешь, что мы живем слишком близко к людям, но это не так. Никто и никогда не найдет эту равнину и этот город, пока маги не захотят, пока драконы не проведут этого человека. Можно годами бродить вокруг, но так и не увидеть желтых башен.
Отсюда невозможно сбежать и не пытайся понять, что здесь происходит. Слишком много тонкостей. Самая главная состоит в том, что я бесконечно устал от тебя, Демиан. Я не предназначен для этого, врачевание выпивает мои силы до дна. Пожалуйста, если только ты переживешь сегодняшний день, пожалей меня, - он сделал трагическое выражение лица, - и побереги себя.
- Спасибо, - просто сказал я, мне нечего было вменить ему: он и вправду сделал невозможное. Поднявшись на ноги я не чувствовал усталости, будто провел эту ночь в собственной постели и хорошо отдохнул. Не осталось и следа от ночных бед и даже на даже было как-то спокойно. Если Мастер взялся за дело, все будет хорошо, - будто говорило мое тело.
Тихо зашипели, разгораясь в камине, неаккуратно брошенные туда дрова, а воздух вдруг похолодел. Мастер неторопливо закатал рукава рубашки, нагнулся и опустил обе руки в огонь, как опускает уставший человек кисти в прохладную воду в надежде, чтобы она своим течением подхватит усталость. Он водил руками в игривых языках пламени, наверное, до тех пор, пока его замерзшие пальцы не согрелись. Да, когда остаешься без сил, всегда замерзаешь.
Я вздохнул - пламя опало, поленья почернели и, испустив, будто стон, тонкую струйку дыма, остыли.
- Нас ждут… - маг помедлил, - но я не знаю, что им сказать. Это не Анри, не ты, не призраки Форта…
- Призраки? - опешил я, глядя на Мастера с тревогой.
- Кто-то ведет свою игру, - будто бы не заметив моего вопроса, рассуждал маг. - Можно тыкать пальцем в любого и искать причину, но у нас нет времени искать того, кому нужно тебя устранить. Тебя или меня.
- Мастер, это может быть Северный?
- Не знаю, - глухо ответил тот. - Не думаю. В любом случае, сегодня случая спросить об этом у меня не представится. На суде его не будет - ты слишком мелкого полета птица, а у него слишком много дел.
- А у тебя?
Мастер улыбнулся, словно ждал этого вопроса, и сказал:
- Ну, мне придется пожертвовать несколькими часами сна, вот и все. Лишь бы все это было не зря. Для тех, кто ждет нас, все уже ясно - ты виновен. Решение будет принято на основании слов Лоле, а она пока молчит. Мне, во всяком случае, она не доверилась, не рассказала. Дем, она не девочка и знает, как отбиться от мужчины. Но с тем, кто коснулся ее той ночью, она справиться не смогла. Мне придется заставить тебя вспомнить, но я очень хочу сохранить твой рассудок целым, потому самым лучшим вариантом для тебя будет снова крепко выпить. Одень свежую рубашку, умойся и пойдем, нам нужно кое-что успеть…
- Выпить и не дурковать сможешь?
- Это смотря сколько выпить и как не дурковать, - попытался пошутить я, но было видно, магу не до шуток.
- Лишь бы на ногах стоял, всем своим видом выражая оскорбленную невинность. Даже говорить не придется, я все скажу за тебя. Сколько ты вчера выпил?
- Половину кувшина… кажется, - засомневался я. - Там было вино.
- Тива, девочка моя, - обратился Мастер к терпеливо ожидавшей кухарке - маленькой и миловидной, которой вчера я что-то не припомнил, - принеси нам стакан яблочного бренди.
- Дори Мастер, в этом году бренди крепкий, - большие глаза смотрели на мага с удивлением.
- Неси, неси, девочка, я знаю что делаю, - я был потрясен, насколько он добр к ней. В маге была странная мягкость, которой я раньше никогда не замечал.
- Да, дори, но вы должны знать, что этот человек вчера напился и вел себя непристойно, - не глядя на меня, заявила кухарка.
- А мне кажется, он немного выпил и спел несколько веселых песен, - парировал Мастер, - и даже устроил огненное шоу, которое многим понравилась. Тива, ты видела?
- Это было красиво, - она смутилась. - Дори, сейчас принесу.
Я тихо вздохнул, а маг неопределенно хмыкнул:
- Кто-то постарался подать это блюдо в совсем неприглядном виде. Твоей репутацией активно занимаются, найду - сотру в порошок… Ты посиди, я пойду кое-что принесу, - Мастер направился к выходу, проигнорировав мой отчаянный взгляд. - Я быстро, - лишь бросил он через плечо. - Без меня не пей.
Я и не пил, потому что это бренди встало бы у меня поперек горла. Хватило одного взгляда Тивы - презрительного и уничижительного, чтобы я перестал хотеть и пить и есть.
Мастер вернулся, как и обещал, быстро. Он сел рядом, посмотрел в мое хмурое лицо и положил на стол серый кусочек какого-то сушеного корня.
- Это, чтобы от тебя не пахло, - разъяснил он, ответив на мой вопросительный взгляд. - Давай, пей залпом и пошли. Нам пора.
Я выпил даже не почувствовав вкуса от волнения, будто воды хватил, взял странный корень, понюхал, но он ничем не пах, сунул его в рот.
- Таким не наешься, надо было чего-то перехватить…
В голове отчаянно зашумело.
- Пойдем, - Мастер потянул меня за плечо, - и пожалуйста помалкивай! Ну?
Уже на крыльце трапезной я был вынужден взяться рукой за его плечо, чтобы не упасть - меня ощутимо шатало.
- Чем же вы меня пичкали таким, - процедил я сквозь зубы, - что я пьянею, как малолетний ребетенок?
- Зато ты жив, - веско возразил Мастер.
- Нам далеко?
- К Оружейнику. Он любит потешить себя.
- Ох, как нехорошо, - пробормотал я, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Корень, который я сжевал, был каким-то странным. Он оставил легкую горечь во рту, словно налетом лег на язык и небо. - Мастер! Что за дрянь ты мне дал?
Я резко остановился, с силой сжав магу плечо так, что он поморщился.
- Чувствуешь слабость? - ровно спросил он.
Я хотел уже помотать головой, но тут неимоверная тяжесть обрушилась мне на плечи, рука сама безвольно соскользнула с плеча Мастера и повисла вдоль тела. Пошатываясь, я с трудом стоял на мостовой.
- Вот и хорошо, держись ровно и с достоинством, не шатайся, не открывай рта. А теперь пошли, - сказал он и я, выпрямившись, сделала шаг независимо от своего желания. Мысли были заторможенными и нечеткими, я слышал чье-то дыхание совсем рядом с собой и какую-то песню - это пел я сам прошлой ночью. Пел и прихлопывал в ладоши в такт пиликанью скрипки.
Песня затихла, я оглянулся. Мы находились в просторной открытой гостиной, расположенной на втором этаже Оружейной прямо над тренировочной залой. Я видел балясины лестницы и край больших нижних окон. Даже не помню, как сюда поднялся.
В центре стоял длинный стол и стулья вокруг, почти все занятые людьми. Мое зрение было странным, по краям все расслаивалось, искажалось, извивалось, будто агонизируя, и мне приходилось смотреть прямо на объект, чтобы различать детали. Вот сидит Рене со странным, каким-то каменным выражением лица, из него словно ушла вся жизнь, губы плотно сжаты.
Оружейник стоит у окна и не разделяет серьезность момента - встретившись со мной взглядом, улыбается. Наверное, ждет не дождется, когда мне чего-нибудь отсекут в наказание.
Лоле сидит в самом дальнем конце стола, ее крупные руки сложены перед собой и едва заметно напряжены. Она старше, чем мне казалось, а, быть может, ее лицо изуродовано синяками и припухлостями. Почему маги не помогли ей, почему не стерли эти ужасающие следы с женского лица?
Я перевел взгляд на следующего человека, и чуть не отшатнулся: на меня смотрело уродливое, крупное лицо Горана, с которым мы встречались в трапезной. Что он здесь забыл? Хочет поразвлечься?
Я торопливо повернулся, уставившись на Анри. Бывают люди красивые, а бывают утонченно безупречные - маг был из таких и его внешняя красота, имевшая немало с женской, привлекала внимание.
- Начнем? - этот голос я ни с чем спутать не мог, меня чуть не передернуло. Вот зачем я тогда полез, зачем открыл свой рот? Почему не родился изначально немым?
- Мне не ясно, почему мы тратим свое время на подобные разбирательства, - продолжал надменно Рынца, похлопывая ладонью по столу, - но, быть может, у кого-то тут есть лишние минуты. В прошлом месяце я повесил на стене двух шарлатанов из рудников, которые считали, будто можно утаивать малахитовые осколки и покупать на них дополнительный пайок. Двоих рабов и двоих стражей в назидание другим. Здесь обвинение просто чудовищное, но Анри и Мастер настаивают на разбирательстве. Очень благородно с вашей стороны…
- Рынца, давай к существу, - холодно одернула мага Рене и я почувствовал сталь в ее голосе. Она не владела силой, я готов был поклясться в этом, но вот в ее голосе прорезались непонятные нотки и маг не рискнул перечить. Я задумался о том, как подобное возможно: маг считается с обычной женщиной. Мастер сказал, тут много тонкостей, возможно, мне еще представится случай во всем разобраться. В конце концов, от того, что они хотят со мной сделать, не умирают. Не умирают же?
- Я только прошу обойтись без формальностей, - виновато пролепетал Рынца, - мне сегодня нужно проверить лесопильни…
- Ну так иди, никто не заставляет тебя тут присутствовать, - отрезала Рене и уставилась на Лоле:
- Милая, скажи, это тот человек, что изувечил тебя?
- Было поздно, - Лоле на меня не смотрела. - За полночь. Я относила больному мальчику свечу от лихорадки и как раз возвращалась домой. Он схватил меня за волосы и ударил лицом о стену, оглушил, потащил в проулок. Я пыталась отбиваться, но он снова и снова отвечал мне. Будто хотел убить прежде чем… он был возбужден и жутко дышал, с присвистом. И постанывал. А потом вдруг принялся трясти меня, будто куклу, и что-то говорить, но к счастью появился Анри… и открылась дверь и я увидела… его.
- Ты видела его лицо раньше? - спросила Рене, подождав немного.
Лоле молча кивнула:
- Он дурачился на кухне, многие были недовольны.
- В тот момент, когда на тебя напали, ты видела, кто это? - мне кажется, Рене задавала правильные вопросы, я не чувствовал с ее стороны угрозы или открытой неприязни.
Лоле вновь отрицательно покачала головой.
- Анри, а что видел ты? - полюбопытствовал невинно Рынца. В его голосе было много яда.
- Ничего, - хмуро отозвался маг. Я снова попытался отыскать его лицо взглядом, но не мог и почему-то все время смотрел на страшные, уродливые гематомы на лице покалеченной женщины. - При мне он ее не бил. Я услышал женские крики и вбежал в проулок. Лоле сидела у стены, а человек города стоял перед ней на коленях и тряс за плечи. У него был абсолютно бессмысленный взгляд. Я оттолкнул его, заставил людей из соседнего дома выйти - это они принесли воды, - потом привел его в чувства.
- Ты видел кого-нибудь кроме него? - поинтересовалась Рене.
- Нет, не видел.
- Что-нибудь еще слышал, может быть шаги?
- Нет.
- Пусть человек города скажет, - внезапно вмешался Горан. У него был гортанный, будто рычащий голос. - Почему ты притронулся к женщине?
Я молчал, Мастер не велел говорить.
- Он не помнит ничего об этом, - сказал маг.
Я посмотрел на Рене и увидел, как она нахмурилась.
- Хочешь ли ты, Демиан, сказать что-нибудь в свое оправдание?
Я хотел сказать, и был уверен, что никто, даже Мастер, не сможет мне помешать. Справившись со своим непослушным языком и стараясь, чтобы мой голос не дрожал, я громко произнес:
- Я не виновен!
Рука Мастера предупреждающе легла мне на плечо.
- Как на счет доказательств? - с интересом спросил Рынца.
- Доказательства есть у меня, - опережая мое своеволие, сказал Мастер. - Лоле, он тащил тебя за волосы?
- Да.
- Но ты сопротивлялась и била его по рукам, пыталась освободиться?
- Да.
- Она могла дотянуться только до локтя, - сказал Оружейник, вытягивая руку. - Не выше.
- У Демиана было выбито плечо.
- Он мог упасть до того, как все это началось, он был пьян, как свинья! - Рынца не упустил случая возразить. - Да какое это имеет значение?
- Конечно мог, но для этого нужна определенная сноровка. Сильный, очень сильный или очень точный удар или падение с большой высоты.
Оружейник брезгливо покачал головой, и Рене глубоко кивнула, принимая мнение хозяина дома.
В комнате повисло тягостное молчание. Лоле подняла глаза и смотрела на меня зло и многообещающе. Я с трудом сглотнул слюну.
- Это он, - сказал женщина. - Ваши доказательства ничего не стоят, вы хотите меня обмануть. Я плохо помню, как сопротивлялась, может, мне удалось вывернуться и ударить его.
- Демиан готов раскрыть память, - глухо произнес Мастер.
- Ну-у-у, - протянула Рене. Лоле непонимающе посмотрела на нее.
- Тебе не кажется, что мы узнаем немногое? - осторожно спросила Рене. - Иначе он бы рассказал все сам.
- Он вспомнит, - пообещал маг, - даже то, чего не знает.
- Если кого-то интересует мое мнение, то я считаю это неоправданным, - сказал вдруг Горан, нахмурившись.
- Совершенно верно, - недовольно подтвердила Рене. - Ты собрался свести мальчишку с ума? Он - простой человек, ты забыл?
- Оставь тонкости тем, кто знает, как с ними быть, - раздраженно попросил Мастер. - Ведь, согласись, я один из самых сильных магов Форта…
- Так-то оно так…
- А не думаешь ли ты, - вдруг вмешался Анри, - что любое физическое наказание лучше того, что ты можешь с ним сделать?
- А я, так думаю, пусть попробуют, - разулыбался Рынца. - Пусть прочистит ему мозги.
- Мне такое решение не нравится, - Анри поднял руку. - Я уже переступил с ним черту - был зол и едва удержался, чтобы не расправиться с мальчишкой на месте. Но теперь я совсем не уверен…
- Ну тут у нас кажется патовая ситуация? - елейно напомнил Рынца. - Либо мы увидим, что он не виновен, либо мне придется немного пошлифовать его шкуру.
- Есть шанс, что ты справишься, Мастер? - в голосе Оружейника я чувствовал тревогу. - Ты можешь дать нам какие-либо гарантии?
- Кое-какие могу…
- Тогда давай. Я так решила, - велела Рена. Здесь она правила балом, но, если вдуматься, кто еще мог возглавлять подобное действие, как не она, обычная женщина, которая имела вес даже среди магов?
Темнота наполнила комнату, я перестал видеть стол и людей. Непроглядный мрак истек из сущности Мастера, окружил, подбросил меня вверх, будто игрушку. Но теперь это было немного по другому: мой разум был затуманен действием корня, он не испытывал страха и не противился быстрому течению, увлекающему меня за собой.
Где-то во дворах выла собака.
Я вышел со двора под нестройные одобрительные хлопки и крики, прошел по улице несколько домов, потом остановился и долго стоял на месте, не в силах справиться с внезапно навалившейся усталостью. Это представление много потребовал от меня, а Оружейник отнял ощущение движения одним лишь взглядом.
Мыслей не было. Я с трудом понимал то, что видел вокруг. Было безлюдно и прохладно, но моим телом владел жар опьянения. Каким-то внутренним чутьем я понимал, что надо всего лишь вернуться к себе в комнату, выпить воды и лечь спать. Тогда все пройдет, хотя утро встретит меня головной болью. Но я не послушался своих предчувствий.
Пошатываясь, я пошел вниз по улице, и дома, сменяющие один другой, казались бесконечными. Я напевал что-то себе под нос, а потом принялся насвистывать детскую песенку о ветре, который ходил ко всем в гости.
Ноги сами вывели меня к внешним воротам, где было совершенно безлюдно. Вода, журча, изливалась с краев бассейна, и я присел на самый краешек под стеной, глядя, как ветер треплет на ветру хвосты факелов. Странно, - плеснув немного воды себе в лицо, подумал я, - в центре города развешивают масляные фонари, а под стеной всегда горят факелы. Почему?
В голове немного прояснилось.
- Зачем я пил? - прошептал я и посмотрел на небо. - Ничего не изменится, ничего не исчезнет, если я убью свой разум. Всякий раз, возвращаясь, я буду видеть тоже самое! Надо протрезветь. Возьму-ка я лошадку…
Когда я, пьяно шатаясь, подошел к дверям конюшни, за ними раздались шаги. Я шарахнулся в темноту и замер. Открылась дверь, вышел конюх и подозрительно оглядел двор.
И что он делает в конюшне в такой поздний час? Почему этому человеку не спится? Почему он не находится где-нибудь, где горит огонь и ждут другие люди, почему не пьет и не беседует с ними, готовясь ко сну?
Я решил, что лучше не буду связываться с конюхом и побрел обратно. Мне казалось, что я смотрю на предметы, но не вижу их, все вокруг было нереальным и чужим. Стены домов имели странный красноватый отсвет, и мне казалось, я вижу, как пропитавшая камни города кровь медленно и лениво перетекает внутри неподвластных времени камней.
Мне казалось, я вижу движение теней по улицам; чудилось, что кто-то за мной следит, смотрит в спину с ненавистью и злобой.
Город живой. В нем течет кровь, у него есть душа.
Я постоянно оглядывался по сторонам, оборачивался, пытаясь рассмотреть того, кто сверлил мне спину жестким неприятным взглядом, но улица была пуста и лишь тени, отброшенные неверным факельным светом, плясали вокруг изменчивыми силуэтами.
Город живой и он не отпустит.
Мне казалось, что сам воздух полон ненависти ко мне; понимал, насколько чужд миру, в котором оказался. А он, непрерывно глядящий в меня, хотел меня.
Где же ты? Кто ты?
Я услышал приглушенные крики где-то совсем рядом, прибавил шагу и заглянуть в узкий проулок. Здесь не было факелов и я ничего толком не смог разобрать, только какое-то движение, да лоскут белой ткани, мелькнувший в темноте.