Роман-фэнтези о том, что случилось после войны. Боги перевоплощаются в героев, чтобы продлить их поединки. Но есть другие боги, - и их сила кажется необоримой… Поэтому в последний бой вступают мертвые герои.
Содержание:
Пролог 1
Часть первая - Аххуман 1
Часть вторая - Намухха 21
Часть третья - Сидящие у рва 55
Послесловие 91
Сергей Смирнов
Дети выживших
Пролог
Под глухое бормотание наккаров десятки всадников сливались в сотни, сотни - в тысячи, тысячи - в тьмы.
Наккары были разными, большими и малыми. Были даже такие, которые приходилось везти на четырех верблюдах. Голос этих наккаров из буйволовых шкур разносился на расстояние дневного перехода.
Наккары звали в дорогу, ибо произошло то, что происходит один раз за всю вечность: бесчисленные круги кочевий слились в один огромный круг.
Шли люди и бесчисленные табуны, отары овец и стада волов, и тянулись верблюды, и катились со скрипом многоосные телеги. Одни из них маленькие, на одну семью, со шкурами на решетчатых стенах. Другие - огромные, на десятках колес, покрытые богатым белым войлоком, и тащили их тоже десятки медлительных волов. Волы шли медленно, неторопливо, и внутри юрты на колесах можно было пить чай или кумыс, не расплескав их из пиал.
Это были царские повозки, внутри было множество комнат - целые дворцы, со стенами, увешанными богатыми коврами и драгоценными тканями, с трофейным оружием, изукрашенным золотом и рубинами. В таких дворцах ехали любимые и нелюбимые жены военачальников, их дети и няньки-рабыни.
Все дальше на юг стремилась орда. Сначала - поднимаясь вверх, потом - спускаясь вниз. Так считалось: юг и север разделяет невидимый горный хребет, и у каждой стороны хребта свой цвет.
Кочующее воинство медленно клонилось все дальше к югу, за Белую гору. Некоторые кочевья уже перевалили гору и кочевали на той стороне невидимого хребта, - там, где не было в небе путеводной звезды, главной звезды - Екте.
Спускались с перевала воины и опускалась за горизонт звезда. За гребень мира, разделяющий белое и черное, север и юг.
Постепенно опускалась звезда - на три локтя, на два, на один. Пока однажды не исчезла совсем.
Больше не было звезды, которая показывала бы дорогу к дому.
Закатилась звезда хуссарабов.
Закатилась, и теперь уже навсегда.
Часть первая
Аххуман
Аххуман поднялся на Барьерный хребет, последний и самый высокий в горной стране Дукейн. Он возвращался домой - на разрушенный войнами Запад, где теперь воцарился наконец мир.
Эпоха Намуххи закончена. По крайней мере, на одном из бортов великой Земли-Корабля.
Аххуман оглядел изумрудные берега, зажатые между морем и горами. К югу, насколько хватало глаз, не было видно ни одного жилья. Разрушенные стены городов виднелись там и тут, затянутые буйной зеленью.
И нигде ни единого человека.
У его ног дымились разрушенные хуссарабами города Намута; далеко на юге небосвод полыхал кровавыми отсветами пожаров. Аххуман взглянул на север: дороги опустели, пустая гладь великой Тобарры ножом разрезала землю повдоль на две половины - и по реке не плыли караваны плоскодонок.
Наконец, взгляд Аххумана упал на северо-запад. Это были гиблые места: полупесчаная пустыня Шуалла, или, как называли её люди, Мёртвая пустыня, тянулась на сотни миль, а потом круто обрывалась вниз - и здесь царили смрад и испарения пересыхающей Лагуны - некогда морского залива, а сейчас мелководного озера с просоленными заболоченными берегами, на которых росла лишь жалкая растительность.
И вдруг взгляд Аххумана потеплел. Сначала он увидел пыль, а приблизив глаза, разглядел медленный и жидкий людской поток, тянувшийся через пустыню.
Он разглядел их - тысячи, десятки тысяч. Женщины, дети; скрипучие повозки, табуны лошадей, отары овец; воины, похожие на нищих; полумертвые путники, которые падают от усталости, и остаются лежать в ожидании стервятников.
Аххуман снова огляделся, теперь уже другими глазами. Беженцы шли с востока на запад и с запада на восток, с севера на юг и с юга на север; беженцы шли навстречу друг другу!
Аххуман закрыл глаза. И то, что он почувствовал, испугало его. Он всегда помогал людям, у которых Намухха и его орды отнимали родину. Но сейчас, впервые за многие века, он не мог помочь.
Аххуман опустился на раскаленный склон. Под его ногами, не замечая их, муравьиными колоннами упрямо ползли люди. Выжившие. Выжившие - и дети выживших.
А ведь это - только начало бедствий.
Он задумался. Он был в растерянности. Он вспомнил время, когда земля была кораблем, который носили по морю неистовые первобытные ветры. Вспомнил, как множились люди, как грузнел и оседал корабль, достраиваемый многими поколениями.
И вот теперь корабль - вернее то, что когда-то было кораблем, - приходил в негодность.
Был лишь один способ помочь несчастным. Не всем, и даже не большинству. И даже не многим.
Только тем, кто рядом. Быть может, всего десятку людей. Или даже двоим. Нет, хотя бы одному.
Иногда это бывает важнее забот о Вселенной.
Иногда только это и спасает Вселенную - помощь больному старику или голодному ребенку.
Он повернулся на юго-восток; там собирались черные тучи, окутывая снежные пики Туманных гор.
- Брат! - крикнул он.
Его крик покатился по земле, пригибая деревья, отражаясь от склонов, и уже раскатами грома докатился до туч над горами. Там, в иссиня-темном клубке, расползавшемся по ущельям и пропастям, сверкнуло ослепительное Древо Аххуама; изломанные ветви проросли сквозь тучи и погасли.
Тучи заклубились, и появился Намухха. Он стоял на вершине и прикусив губу смотрел на брата.
- Брат, - повторил Аххуман вполголоса, боясь потревожить живое, - я хочу вернуться к людям.
- А разве ты не возвращаешься? - заметил Намухха. Он повернулся боком, сунул свой громадный извилистый меч, побуревший от засохшей крови, прямо в чрево грозы. Вновь взметнулось Древо, ударив ветвями в утесы. Зашевелились снежные шапки.
Намухха подержал меч в тучах, потом вынул его - новый и сияющий, очищенный молнией, отмытый грозой. Полюбовался его сверканьем и сунул в ножны. Вновь повернулся к Аххуману.
- Настало твое время, - сказал он. - И ты возвращаешься. К родным пепелищам…
Он хохотнул.
- Нет, брат, - спокойно ответил Аххуман. - Я совсем другое имею в виду. Ты ведь понимаешь меня?.. Наш корабль зашатался. Люди истребляют друг друга с невиданной жестокостью. Кажется, еще чуть-чуть - и на земле останутся лишь жалкие кучки дикарей, которые будут бродить по лесам в поисках корма, забыв обо всем, что было.
- А развалины городов заметут пески… - продолжил Намухха. И деланно вздохнул. - Все это уже было, брат. Что в этом нового?
- Наш корабль… Земля. Разве ты не чувствуешь качки?..
Намухха склонил голову, послушал.
- И это бывало, - наконец сказал он. - То, что внизу, под слоем земли и воды, - оно еще не остыло. Горы тряслись и раньше, и земля уходила из-под ног.
- Из-под наших ног? Из-под наших с тобой, брат?..
Снисходительная усмешка пропала с темного лица Намуххи. Он поднял голову. Тучи, приподнявшись, тяжело поползли к югу, оставляя рваные клочья на мокрых гребнях хребтов.
Намухха облизнул внезапно пересохшие губы.
- Что-то я не пойму тебя, брат…
- Или не хочешь понять?
Они обменялись долгим взглядом, и Намухха сделал шаг назад:
- Ты хочешь вернуться на землю?
- Да.
- Вселиться в слабое человеческое тело?
Аххуман глубоко вздохнул:
- В мертвое тело, брат. Мы не можем вселяться в живых.
- Это ты не можешь! - торопливо перебил Намухха. - А я - могу!
Аххуман медленно взмахнул рукой. Взглянул в небо:
- Это уже не так важно.
- И ты, созидатель, будешь сражаться? - спросил Намухха. - Возьмешь в руки меч и пращу и бросишься в человеческий муравейник?
- Ты знаешь, - кивнул Аххуман. - Значит, ты согласен.
- Я еще не решил.
- Это тоже неважно. Мы возвращаемся к людям. Прощай, брат.
Он уже повернулся спиной и сделал шаг, когда сзади донесся хриплый смех, похожий на клекот.
- А будет смешно, если мы встретимся там, внизу, в поединке! Давно же мы не мерялись силой, как в детстве, Строитель! - крикнул Намухха.
- Очень давно, - кивнул Аххуман.
Огненные горы
Пронзительно голубое небо. Лед, снег, черные обнаженные скалы.
Через перевал, узкой тропой, пробитой среди вечных снегов, движется маленький караван.
На первом верблюде, нахохлившись, сидит проводник. На нем громадная шапка из цельных заячьих шкурок, стеганый кафтан с высоким стоячим воротником, на ногах - теплые меховые сапоги. В прорехи кафтана видна толстая шерстяная рубашка, на поясе - маленький кривой кинжал. Темное лицо повязано платком - оставлена только узкая щель для глаз.
Белое безмолвие нарушает шорох.
Проводник поворачивает голову.
Звук доносится с белого покатого пригорка недалеко от тропы. Под слоем льда, припорошенного снегом, что-то происходит.
Солнце слепит. Верблюд опускается на колени, проводник съезжает на белый наст.
Скрипит искрящийся снег. Проводник медленно идет к пригорку. Наклоняется. Сметает рукавицей снежную пыль.
Издалека, из глубины зеленого льда на него смотрят чьи-то глаза. Человеческие глаза. Живые.
Проводник отшатывается, кричит, машет руками. Караванщики спешат к нему.
Подбегают - и замирают. Вмороженный в лед, перед ними лежит громадного роста человек в полуистлевшей одежде, еще узнаваемой: это военная форма. Потускневшие знаки отличия, рука, судорожно сжавшая длинный кинжал. Рядом, в глубине ледяного монолита, - самострел и три заржавевших железных стрелы.
Глаза человека открыты. И смотрят на ослепительный, залитый солнцем мир с немым вопросом: зачем?
Наррония
Триумвират, правивший Приозерьем, собирался вместе нечасто. Только когда требовались срочные решения или во время общенародных празднеств, или триумфов. Или необычных забав.
На этот раз триумвиры собрались поглядеть на удивительную загадку природы.
Эту загадку несколько дней везли от Огненных гор в специальной закрытой повозке. Внутри повозки, обмотанная пергаментом и несколькими слоями минеральной ваты, покоилась гигантская глыба льда, вырубленная из ледника. Когда повозка спустилась с гор, вокруг собралась толпа. Каким-то образом стало известно, что в столицу везут необыкновенное чудо: ледяного человека. Эту толпу охранники сначала пытались разгонять, потом махнули рукой.
Толпа следовала за повозкой все дни пути, лишь на ночь исчезая в придорожных селениях.
Но то, что началось при въезде в столицу, пахло уже беспорядками. Из канцелярии триумвирата даже последовал приказ применить силу, чтобы разогнать толпу. Конные стражи порядка заработали плетьми, но это лишь добавило ажиотажа. Люди уворачивались от плетей, и хохотали над теми, кто падал от хлесткого удара.
Кут - Старая Столица Нарронии - всегда был веселым городом.
* * *
Главный распорядитель лишь мельком глянул в повозку, хотя специально для него часть ледяного куба освободили от ваты и пергамента. Темный кусок льда. Смутные контуры человеческой фигуры.
- Поставьте его пока вниз, в подвал. Я зайду позже - взгляну на ледяную диковинку…
Повозка подъехала к дверям в подвал, рабочие настелили доски как для бочек с припасами, которые в дни жатвы катали вниз. Куб приподняли механическими домкратами, с помощью канатов и рычагов поставили на доски, смазанные салом, и осторожно вкатили в подвал.
Там куб подхватили, выпрямили и установили у стены, где уже приготовлены были кожаные емкости со льдом. Ими обложили монолит.
Главный распорядитель Эноф появился, когда стемнело. При свете масляных ламп осмотрел монолит, приказав вновь частично освободить его от пергамента. Оказалось, что куб установили вверх ногами: замерзший человек стоял на голове.
Эноф ухмыльнулся.
- Потерпит. Завтра перенесем его в музей, а послезавтра представим триумвирам.
* * *
- Так я и думал - очередной вздор, - сказал Первый триумвир, седой старец с благообразным лицом. - Старая сказка о снежном человеке. Правильнее всего будет вернуть его обратно в горы.
- Нет, пусть он останется в нашем собрании диковинок, - отозвался Второй.
- Но ведь он растает. И начнет разлагаться.
- Мы обложим его льдом. Поместим в двойной саркофаг. Замочим в крепком вине, зальем мёдом, в конце концов…
Третий триумвир молча разглядывал человека, заключенного в кубе льда. Лед уже подтаял, и с помоста, на который его установили, сбегал ручеек.
- Вся штука в том, - вступил в разговор первый советник Второго триумвира, - что этот снежный человек - жив.
- Вздор! - повторил Первый. - Нам уже доставляли подобные диковинки. Была даже одна замерзшая лошадь. Помните?.. Нет, вы, молодежь, ничего не помните… Лошадь во льду. Была лошадь.
- Живая? - спросил кто-то вполголоса.
Старец испуганно взглянул по сторонам, поискал глазами говорившего. Не нашел. И ответил почему-то шепотом:
- Мертвая… Видимо, ее застала в горах осенняя непогода…
- Смотрите! - закричал вдруг советник.
Человек во льду, казалось, шевельнулся. По крайней мере, глаза его ожили, - казалось, что они смотрят, - нет, прожигают взглядом.
В зал между тем входили высшие сановники, и, несмотря на сумрак и каменные своды, становилось все теплее. Ручеек с подтаявшего монолита бежал все обильней.
- Да, странный экземпляр, - сказал Третий - и самый молодой - триумвир. - Необъяснимая загадка природы…
Первый триумвир судорожно вздохнул, глянул из-под насупленных бровей, погладил поредевшую белую бороду.
- Мы многое видели. Да. Жизнь нынче совсем не та, что прежде, когда Наррония… - Он не договорил. Поежился под взглядом замороженного гиганта, с трудом отвел глаза и закончил. - Все изменилось. Сначала - слухи о каком-то завоевателе, который захватил Нуанну и как будто готовился приступить к завоеванию Приозерья. Потом - о диких ордах северных степняков, которые тоже захватили Нуанну и тоже якобы собирались напасть на нас… Вздор. Все вздор.
Он замолчал и пристальнее вгляделся в человека во льду.
- Он похож на аххума. Наверное, вы помните, господа, один мой давний триумф? Кажется, четвертый по счету… Или седьмой. Помнится, тогда я привел в Кут пять тысяч рабов, и они были похожи на этого…
- Конечно, помню! - отозвался его Первый советник. - Это было всего девяносто три года назад!
Зал вздрогнул от хохота. Третий триумвир так смеялся, что даже сполз со скамьи.
Ледяной куб покрылся сетью мельчайших трещин. И внезапно стал распадаться. Куски льда, тая, мягко съезжали к помосту, попадали в ручейки и с легким звоном касались мраморного пола.
- Здесь слишком жарко! - сказал Второй. - И я боюсь…
- Льда! - крикнул Эноф.
Служители торопливо стали вносить в зал мешки со льдом и обкладывать монолит. Ручейки на глазах кристаллизовались. Пар превращался в иней и оседал на стенах куба и на потолке.
- Ну вот, - с неудовольствием заметил Первый. - Теперь здесь становится слишком холодно. Пожалуй, я покину вас. Пусть его прикроют, чтобы не растаял…
С помощью трех советников Первый триумвир сполз с кресла и засеменил, опираясь на услужливые руки, к выходу.
* * *
Служители закрыли монолит покрывалами.
Вскоре все ушли. Где-то вдали, за анфиладой залов и галерей загремели замки и засовы.
Наступила тьма. Похожий на дым свет звезд проникал в узкие стрельчатые окна и светился на плитах пола.
В полной тишине раздался глухой удар. Затем треск и новый удар.
Затем удары стали частыми, задрожал постамент, обложенный мешками со льдом, потом задрожал пол, и наконец - сам свет мутных звезд.
Монолит закачался и медленно, рассыпаясь на мириады ледяных брызг, рухнул на пол. Ледяной человек лежал в груде колотого льда.
* * *
Энофа растолкали среди ночи. Плохо соображая спросонья, он рявкнул на слугу. Сел, потирая руками лицо. Переспросил:
- Что?
- Ледяной человек! Он ожил!
- Что? - снова переспросил Эноф. - Он и был жив…
- Нет, он разбил лед и освободился!
Эноф подскочил.
- Где он сейчас?
- В музее. Вход стерегут гвардейцы, подняты на ноги три сотни дворцового караула…
* * *
Нгар медленно обвел глазами сумрачный зал. И стал переворачиваться на живот.
Каждое движение он делал словно впервые, и приходилось пробовать снова и снова, потому, что он разучился двигаться. Или никогда не умел.
Он силился, тужился, судорожно двигая руками и ногами, и наконец ему удалось оторвать спину ото льда. Он не почувствовал, что оставляет во льду клочья одежды и собственной кожи. Ледяное бесчувствие еще не прошло, и это было хорошо. Он не успевал почувствовать боль.
С превеликим трудом, невероятно медленно и сложно, он поднялся на четвереньки. Постоял, не чувствуя ни рук, ни ног. Покосился на груду льда. Почему-то ЭТО он помнил. Нгар. Шумаар… Нуанна. Нелепые слова всплывали из тьмы. Из тьмы, откуда нет возвращения…
Зачем?
Он снова повел глазами вокруг. И внезапно вспомнил, - будто кто-то шепнул.
Здесь, во льду, должно быть оружие. То оружие, которое оставил ему верный Шумаар на последнем перевале. Хотя сейчас Нгар еще не вполне понимал, зачем оно нужно - оружие.
Он покачался, пытаясь почувствовать руки и ноги, привыкая к себе. Почувствовал жжение, покалывание, - боль догоняла его. Сжав зубы, он медленно разогнулся, оставаясь стоять на коленях. Поднял лицо к стрельчатым окнам, в которые заглядывали звезды, и внезапно - боль догнала его - долго, страшно закричал.
Поначалу это был просто крик - крик обезумевшего от боли животного, но постепенно в крике стали различимы человеческие звуки:
- Нга-а!.. И-а-а… Нга-а-а!..
Голос покатился по каменным анфиладам. Заметалось эхо в бесконечных галереях:
- Нгар! Я - Нгар!..
И вот уже где-то далеко-далеко что-то или кто-то отозвалось звоном.
Звон был похожим на тот, с которым рухнул лёд. Но это был не лёд. Нгар вспомнил: так падает только железо.
Он перевел дух. Боль снова отступила.
Медленно поднялся на ноги. И сделал несколько неуверенных шагов.
Наклонился к куче мелкого льда, погрузил в нее руку. Нашел кинжал, самострел, стрелу. Самострел заржавел, и железные шестерни, натягивавшие тетиву, не сразу удалось сдвинуть с места. Они заскрежетали - и с пронзительным визгом тетива оттянулась, железная стрела встала на место.
Нгар поднял еще две стрелы, заложил их за пояс. Покачался, думая, что это качается пол, окна и звездный свет за окном. И двинулся к выходу.