* * *
А в зале шел "божественный" разговор.
– Что скажете, Равные? Именующие друг друга Равными сидели на массивных стульях, расставленных вокруг круглого стола. Старшего у Равных не было, но уже давно повелось, что предводительствует Митра.
– Убить! На этот приговор, произнесенный Деркэто.
Сет, белокурый красавчик, криво усмехнулся. Заговорил Эрлик:
– То, что поведал нам пойманный, может быть правдой. Люди с материка любят путешествовать на своих кораблях. Они могли оказаться в этой, как ее… Киммерии, а дикари вроде нашего друга могли додуматься отыскать своих Богов, то есть нас с вами. Я считаю такое возможным.
– И что с того! – взвилась Деркэто. – Зачем эта скотина нам нужна!
– Я могу сказать, зачем, – зазвучал за столом мелодичный голос Иштар. Все повернули головы в ее сторону. – Семь восходов назад от нас ушел в Мир Покоя тот, чье место за столом сейчас свободно. Бел. До следующей полной луны мы должны среди младенцев отобрать Достойного…
– Мы знаем Закон, – с ухмылкой вставил Сет.
– Я знаю, что вы знаете. Вы также знаете, что в последнее время доносят слухачи. Все больше и больше сомневающихся. Некоторые высказывают неверие, что Боги приходят к ним из Мира Покоя. Мы можем разубедить сомневающихся, укрепить веру. Предъявив причащенным нового Бела. В ближайшие дни.
Все догадались, что предлагает Иштар.
– Ясненько, – протянул Сет с вечной ухмылочкой. – Наша милочка Иштар приглядела нового согревателя постели. Я надоел ей давно, Адонис – недавно… Что прикажете делать?
У Иштар дрогнули губы, но она ничего не сказала в ответ. Сказал Митра:
– Это очень серьезное предложение, очень. Такого еще никогда не было. Это… не по Закону.
– А не кажется вам, Равные, – задумчиво произнес Харакхта, – что наш новый друг не слишком умен? Хотя… Может, он просто неотесан, и через какое-то время из него что-нибудь да получится.
– А если вдруг объявятся его соплеменники? – вступила в разговор Ашторех.
– А если он не тот, за кого себя выдает? – вопросил Эрлик.
– Закон священ и незыблем. Нарушать его нельзя. Убив чужака, мы поступим по Закону, и неприятностей у нас не будет.
– А Деркэто все о своем, убить да убить, – вошел в залу Адонис. – Чужака я отвел.
– Садись, Адонис, ты быстро поймешь, о чем у нас тут идет разговор. – Митра огладил кучерявую бороду и продолжил: – Я думаю сказанное Иштар достойно самого серьезного обсуждения. Закон священ и незыблем – да, но… Но нас всего восемь, а причащенных сами знаете сколько, и хотя им не увидеть того, что видим мы, однако… Эх, и о спокойствии в умах причащенных мы должны беспокоиться не меньше, чем о незыблемости Закона.
Адониса, занявшего свое место за столом, быстро посвятил в суть беседы сидящий рядом Харакхта.
Тем временем Митра говорил:
– Я считаю, что пока мы не вправе предпринимать никаких поспешных шагов. Через четыре дня месяц закончится, к Северной пристани придет караван с материка, как обычно с месячным запасом пропитания для наших дорогих причащенных. Вот у тамошних моряков и узнаем, есть ли на свете страна Киммерия и возможно ли, что бы человек оттуда попал к нам. А пока пусть посидит в Убежище.
Равные еще немного поговорили, не сказав друг другу ничего нового, и в конце концов сделали так, как предложил Митра – оставили разрешение судьбы Конана из какой-то там Киммерии на некоторое время. До прихода кораблей с материка.
Глава четвертая
Адонис, поганец, повязку с глаз не снял. Придется как-то это делать самому.
– Эй, дружок, ты кто? Не узнаю что-то.
Не принадлежащий никому из "богов" голос. Тоже заключенный?
– Эй, дружок, – в тон говорившему откликнулся Конан, – я расскажу тебе, кто я и еще много интересного. Только, дружок, сними с моих глаз эту тряпочку.
Молчание. Потом:
– С чего снять?
"Ах, дурень, – обругал себя Конан, – он же слепой, откуда ему знать, что такое глаза".
– Подойди ко мне пощупай голову, нащупаешь тряпку, снимешь ее.
– И что я с этого получу? Конан рассмеялся.
– Я гляжу… то есть слышу, ты не промах. Своей выгоды не упустишь. Я отдам тебе полпайки ужина.
– А самому-то хватит? Я слышал, ты крупный парень… Ладно, уговорил. Только зачем тебе напялили на голову тряпку?
Киммериец расслышал приближающиеся кряхтение и шарканье, а потом почувствовал, как его голову ощупывают пальцы незнакомца. Вот они дотронулись до глаз, вот торопливо сорвали повязку, прошлись по лицу, еще раз дотронулись до глазных яблок.
– Ты больной?! – слепец отшатнулся от Конана.
– Не очень. Можно сказать, здоров. Не пугайся. – Северянин быстро скинул с рук ослабленные Адонисом путы, протер освобожденные глаза, стал осматриваться. Лицезрение сокамерника он отложил на потом. В первую очередь его интересовало место, в которое он попал.
* * *
– Представь себе, Симур: клетка, большая клетка, навроде той, в которой львов показывают в саду Ста и одного фонтана. А рядом еще с десяток таких клеток, пустых. Весь этот клеточный городок под открытым небом огорожен стеной, высотой где-то в два моих роста. В стене всего одна дверь, тогда она была закрыта. Никаких стражников поблизости не видать. Под ногами песок. В углу нашей клетки жалкая кучка прелой соломы.
– Тебе не показалось странным, что вас обоих посадили в одну клетку при таком-то выборе? – спросил Симур.
– Показалось. Прямо вот тогда и показалось. А причина выяснилась позже. У них никогда больше трех человек зараз не сидело в тюрьме. И они годами запирали всех всегда в одной и той же клетке. Полагаю, так им удобнее было сторожить. По привычке поступили и на этот раз.
– Косность мышления.
– Что?
– Ну, это когда делают что-то, как делали всегда, по заведенному обычаю, даже не задумываясь, что можно, в общем-то, сделать и иначе, – объяснил собеседник киммерийца.
– Выла и еще одна причина. Эти "всезнающие боги" не собирались оставлять в живых тех из своих, как они называли, причащенных, которые ей… тьфу ты, слышали меня, и уж подавно тех, которые хоть словом перекинулись со мной. Так что подсадили меня, по мнению "богов", к мертвецу…
* * *
Из-за стены, что окружала клетки, не было видно ничего, кроме безоблачного в тот день неба. Что там, за оградой?
– Эй, дружок, ты взаправду здоров? Это.. не заразный, правда? А что у тебя тогда с гнилогноями?
Варвар перекинул взгляд на своего собрата по тюремному унынию. Перед ним стоял среднего роста человек, худощавый, сутулый, с клочковатой бородой. Волосы его представляли такое же печальное зрелище, как и у других незрячих обитателей здешних краев: проплешины чередовались с пропущенными ножницами рыжеватыми островками короткого жесткого волоса.
– С чем? Ах, да… – Конан догадался, о чем спрашивает слепец. И это, понятное дело, начало нового расспроса. Сейчас последует непременное "кто, откуда и как очутился здесь". Ну, чем этого-то успокоить?..
* * *
– Гнилогнои, гнилогнои… – задумчиво проговорил Симур. – Хм, хорошо придумано. Само слово вызывает отвращение не только к себе, но и к предмету, который обозначает. А сами "боги" свои глаза тоже именовали гнилогноями?
– Нет, "боги" глаза называли глазами. Услышав ненароком это слово, их подданные, разумеется, не могли догадаться, о чем идет речь…
* * *
– Чего молчишь? – в голосе сокамерника послышалась угроза. – Я – Везунчик, и если я спрашиваю, надо отвечать. Понял?
Правой рукой назвавшийся Везунчиком провел по животу, словно поглаживая его после сытного обеда и – в его ладони появился гвоздь. Не сказать что очень длинный, но, конечно же, остро отточенный.
* * *
– От этого гвоздя ты не погиб, раз сидишь напротив меня, – надумал пошутить Симур.
– Да, – кивнул варвар, – точно так. Кром, наверное, свалился бы с неба от удивления, если бы я отправился на Серые Равнины после удара гвоздем. Будешь слушать дальше?
* * *
Конану пришла вдруг в голову идея. Он понял, почему та статуя, виденная им ночью на площади, лишена постамента и такая невысокая. Конечно, для того, чтобы эти безглазые могли ощупывать ее, когда вздумается. И через это можно… Ладно, додумаю на ходу, решил он.
– Слышь, Везунчик, у меня с гнилогноями все в порядке. Ты уже встречал такие, разве не припоминаешь?
Слепец-сокамерник наморщил лоб. Через какое-то время задумчивость на его лице уступила место злости.
– Ты над кем издеваешься, наглец? Надо мной?!
Везунчик сделал шаг к Конану, рука с гвоздем угрожающе приподнялась, ладонь до белизны костяшек сжала "оружие". Позорный испуг шевельнулся в сердце варвара, хотя бояться ему, зрячему, совершенно нечего: увернуться сумеет, отбежать сумеет, перехватить руку сумеет.
Киммерийцу стало стыдно за самого себя, когда он услышал, как торопливо говорит голосом, утратившим твердость:
– Нет, твои пальцы уже ощупывали такие же! Изваяние на площади. Ну, голова на туловище паука. Лицо с бородой. Четыре одинаковых лица и на всех гл… м-м… гнилогнои, как у меня. Слушай, да спрячь ты свою железку!
Железка выпала из разжавшейся ладони слепца и воткнулась острием в песок. Колени его подкосились, он опустился на песок, выговорил: "Ты – Всезнающий Бог! Ты – Кром!" и лишился чувств.
"Получается, они образину на паучьих ножках почитают за Крома", – неприятно поразило киммерийца это открытие.
* * *
– Зря я про Крома ляпнул. Ох, и намучился я тогда с моим новым знакомым! Когда он пришел в себя, мне пришлось долго успокаивать его, уговаривать обойтись без битья головой о песок и выкрикивания славословий. "Не Кром я, не Кром, и не бог", – устал повторять я, но, наконец-таки, достучался до него. "Не Кром? А кто тогда?" – спросил он, когда его рассудок вернулся на привычное место. А я еще тогда сам не решил, кто я такой для него, и потому начал издали.
* * *
– Вот посуди сам, – сказал Конан, – как я могу быть Кромом? Где живет Кром?
– Известно, где! – фыркнул Везунчик, сидя на корточках у противоположной решетки. – Он спит в Обители Богов, но знает о каждом человеке все, что тот делает и о чем думает. А когда настанет Последний Час, Кром проснется, победит всех и начнет вершить суд: кого из жителей отправить на Серые Равнины, а кого взять с собой в Обитель…
– Правильно. – Конан взял на заметку и то, что в компании здешних "богов" место Крома, оказывается, свободно. – Он спит. Как же, по-твоему, я, если я Кром, могу спать и одновременно находиться в Убежище Оступившихся? Разговаривать с тобой?
Везунчик озадаченно поскреб в клочковатой шевелюре. Не давая ему времени найти подходящий ответ, Конан продолжал наступление:
– И тебе прекрасно известно, как выглядит Кром, – варвара передернуло, – а я выгляжу, как нормальный человек, не так ли?
– Похож, – нехотя вынужден был признать Везунчик. – Вот только гнилогнои…
– Да забудь ты о гнилогноях! – рассердился киммериец. – Мало ли чего у меня там на лице… Я знавал одного торговца шерстью из Шагравара, так у него вообще два носа было.
Везунчик на мгновенье замер, потом недоверчиво потрогал свой нос, переспросил:
– Два? У него было два носа?! – и вдруг разразился таким хохотом, что даже затряслись стены клетки. – Два носа! Ну, ты сказал! Два!
– И это не мешало ему обвешивать покупателей так, что однажды стражники отрубили ему оба, – добавил Конан.
– Ой, я не могу!..
Несмотря на то, что Везунчик, судя по всему, особым умом не блистал, барьер недоверия можно было считать успешно преодоленным, а знакомство – состоявшимся. Теперь имело смысл расспросить сокамерника поподробнее о здешних порядках. А тот, как видно, был не новичком в Убежище Оступившихся.
– Эй, чего шумишь? – вдруг раздался за спиной Конана недовольный голос.
То ли из-за громогласного смеха Везунчика, то ли из-за прирожденной осторожной поступи местных жителей, но киммериец не услышал приближения незнакомца.
Он обернулся. По ту сторону решетки стоял высокий худощавый слепец с тупоносым дротиком в руках. Не иначе, местный надзиратель. Черноволосый, смуглый, с зашитыми по обыкновению глазами, он держался на безопасном расстоянии от клетки, однако дротик его был направлен точно в лоб весельчаку. На груди худощавого поблескивала крупная бляха с непонятным выпуклым символом.
– Прекратить смеяться! – гаркнул надзиратель. – А то щас как врежу промеж гнилогноев!
– Да ладно тебе, Коэн. Этот парень такую умору рассказывает, аж гной потек… – утирая слезы, сочащиеся через нитки, проговорил Везунчик. – Послушай только!
– Некогда мне слушать, – уже не так грубо отрезал названный Коэном. И повернулся ухом к киммерийцу. – Эй, чужак, ты чего народ пугаешь? А то щас и тебе ка-ак…
– Да ладно, Коэн, не злись. Лучше пожрать бы сготовил, жрать охота, сил нет…
– Пожра-ать, – проворчал надзиратель, но дротик опустил. – Тебе бы жрать только, лучше б о себе подумал, вот лопнет терпение у Богов, они с тобой церемониться и перестанут…
Продолжая ворчать что-то под нос, надзиратель удалился.
– Кто это? – спросил варвар.
– Охранник тутошний, – махнув рукой и окончательно успокоившись, ответил сокамерник. – Два носа, придумают же… А Шагравар – это где? Что-то я не слышал о таком месте.
– Далеко. Очень далеко, – вздохнул Конан.
– Дальше, чем Три Сосны на Каменном Берегу?
– Пожалуй, что да, – усмехнулся киммериец.
– Ну, ничего себе… – уважительно протянул Ворчун. – Эк тебя занесло… А я дальше Южных Оврагов и не бывал нигде. И что, там все у вас с гнилогноями, как у Крома? Или только двуносые попадаются? И почему в Убежище угодил?
– Очень много вопросов, Везунчик, тебе не кажется? – нахмурился Конан. – По-моему, сейчас моя очередь спрашивать.
– Да и спрашивай, – стушевался новый знакомый. – Что я, против, что ли, мне-то скрывать нечего…
– Тебя-то за что в Убежище посадили?
– А, сам виноват. – Везунчик озабоченно поскреб в боку. – Прошлым теплом услыхал, что плотник Огги собирается холод провести в доме невестки, сын у нее занемог, вот я и решил пощупать, что у него в мастерской интересного может храниться. Нащупал, в мешок покидал, да и ноги быстренько сделал… Да, слыхать, не слишком быстро. Стражники за мной погнались, достали – и вот я тут…
Конан про себя улыбнулся. Только теперь, при свете дня, он узнал собеседника – именно его повстречал варвар прошлой ночью, когда пробирался задворками города. Именно его ткнули в спину дротиком и поволокли куда-то двое в одинаковой форме…
* * *
– "Тепло" и "холод", – задумчиво проговорил Симур. – Понимаю. Это на их языке "день" и "ночь". Они же слепые, с понятием света незнакомы…
Киммериец кивнул:
– Это я и сам уже дотумкал. Мне хотелось выяснить у Везунчика, как можно слинять из Убежища. Я не собирался сидеть в клетке до тех пор, пока "боги" соблаговолят решить мою судьбу. Страшно было, конечно, думать о побеге, но я почему-то был уверен, что ничего хорошего в решении "богов" меня не ждет. Поэтому уж лучше пересилить страх, чем покорно ждать смерти…
– И что Везунчик?
– Да ничего. Он оказался еще тупее, чем я думал. В Убежище его забирали примерно дважды в месяц, всякой раз за попытку грабежа, держали несколько дней в клетке, награждали двадцатью плетьми и отпускали… Так что законы тамошних "богов" ко всякого рода преступникам помягче шадизарских.
– Это легко объяснимо, – сказал Симур, отщипывая виноградину от кисти на серебряном блюде и отправляя ее рот. – В городе должен поддерживаться порядок, поэтому стражники всегда должны быть начеку. А среди слепых от рождения не так уж много людей, склонных к преступлению, поэтому их нельзя изводить под корень. Чтобы стража не дремала, они иногда должны проявлять себя.
– Наверное, все так, как ты говоришь, – несколько раздраженно ответил Конан, – но мне-то от этого было не легче. Везунчик как свои пять пальцев знал город, однако о том, что находится за его пределами, не имел ни малейшего представления. И как можно выбраться из тюрьмы не знал. И сколько охраны в Убежище, как расставлена и когда сменяется не знал. Знал только одно: через несколько "холодов" его отлупцуют по заднице, да и выпустят. Так что напарничек он был еще тот. Пожрать и поспать – вот и все, что его интересовало…