Новый семестр естественным образом принес обнуление баллов, как в личном, так и в командном зачете. Снялось, наконец, и пилотажное проклятие, наложенное нардом Орном на Ивана с Глебом (а кроме них, как случайно выяснили друзья, еще и на Збигнева Мазовецки, отказавшегося запустить виртуальную боевую ракету в Вавельский кафедральный собор Кракова). Впрочем, надо признать, что Голицыну все это не слишком-то и помогло. Если Глеб и Пашка Хохлов с первого же ужина семестра вновь прочно оккупировали места за привилегированным столом, лучшим достижением Ивана по-прежнему была лишь девятая строчка в итоговой таблице.
Впрочем, не бывает ведь худа без добра. Зато в ресторанном зале он мог без помех продолжать садиться за один стол с Эммой. А перед ужином, выкроив в своем жестком расписании полчаса, они почти каждый день встречались с Маклеуд на вечно пустующей смотровой площадке. Удивительно, но марсианский пейзаж за стеклом почему-то не казался уже таким мрачным ни ему, ни ей.
А вот атмосфера внутри российской делегации, напротив, оставалась далекой от идеала. Хохлов своей обиды так и не забыл, а должность капитана "Варяга" по криску давала ему отличную возможность не дать забыть о ней и всем остальным.
Формально придраться было не к чему: капитан на поле – в игре ли, на тренировке ли – и царь, и Бог, и воинский начальник в одном лице, в любом вопросе и первое, и последнее слово – за ним. Решил капитан, что для отработки той или иной комбинации ему нужны конкретно вот этот и вот этот игроки, а, например, вот этот – даром не нужен – его право. Но как-то так вроде бы само собой вышло, что от отработки всех ключевых игровых взаимодействий Иван оказался отстранен. На резонный вопрос: "А мне-то что делать, пока вы тут все туда-сюда летаете?", следовал совет отрабатывать пока штрафные броски. Чем, собственно, Голицын и занимался теперь большую часть тренировки, возвращаясь по ее завершении в раздевалку даже толком не вспотев.
– Слышь, Паш, я, конечно, все понимаю, – не выдержал, наконец, Иван. До полуфинальной игры с "Конкордом" оставалось меньше двух недель, а в команде он по-прежнему оставался на положении какого-то изгоя. Единственный, кто охотно работал с ним в паре, был Глеб – но для этого друзьям приходилось приходить в зал дополнительно, выискивая свободные "окна". – Но чем строить из себя собаку на сене, ты бы лучше о команде подумал!
– Вона как ты запел! – ухмыльнулся Хохлов. – О команде! Много ты думал о команде, когда лишил нас десяти очков за фортификацию на финише семестра?
Голицын раздраженно цокнул языком.
– Опять ты за свое! Давай не путай свою личную шерсть с государственной! Тогда без очков остался только ты. Ты один! А в командном зачете – будь их даже действительно десять – никакой роли они бы уже не сыграли!
– Может, и не сыграли, но могли ведь и сыграть! – возразил Пашка.
– А хотя бы и так! – взъярился Голицын. – Ладно, пусть я такой негодяй, подвел делегацию, но ты-то у нас весь из себя положительный! Да? Зачем намеренно ослабляешь команду?
– А ты что, правда думаешь, что способен чем-то усилить нашу игру? – язвительно поинтересовался Хохлов. – Ошибаешься, дружок! Ты у нас только и можешь, что по своим воротам лупить! Нам такого нынче не надобно!
– Пашка, ты не прав! – поспешил вступиться за друга Глеб. – Ваня в прошлый раз еще и голевой пас отдал!
– Случайность! – отмахнулся капитан. – И вообще, не лезьте в вопросы тактики! Не вашего ума дело!
– Как же нам не лезть, если тактика априори проигрышная! – рявкнул Соколов.
– Что? – Пашка резко побледнел. – Что ты сказал?!
– Я сказал, что твоя тактика, построенная на личных обидах и симпатиях, ни к чему, кроме поражения, привести не может, – разжевывая каждое слово, проговорил Глеб. – Ты заставляешь нас биться впятером против шестерых, а это в лучшем случае – глупость!
– А в худшем?
– А в худшем – предательство! – отрезал Глеб.
– Та-ак… – негромко протянул Хохлов. – Понятно… Значит, бунт на корабле?
– Понимай как хочешь, – отрезал Соколов.
– Все слышали? – Пашка медленно обвел взглядом стоящую вокруг команду. – Капитану высказано недоверие! Ну что ж – дело ваше. Я за эту должность не держусь… – Резким движением он содрал с рукава своего К-комбинезона яркую квадратную наклейку и швырнул ее на пол. – Раз так – выбирайте нового. А я что, я могу и за воротами посидеть…
– Погоди, Паш, не горячись… – шагнув вперед, Сергей Меньшиков встал рядом с товарищем. – Никто пока тебя ниоткуда не смещал, – нагнувшись, он поднял с пола капитанскую наклейку и прилепил ее обратно на Пашкин комбинезон – вышло, правда, криво. – Ребята высказали свое мнение – это их право. Чего психовать-то?
– Голосуйте, – отрезал Хохлов, вновь пытаясь отскрести с рукава наклейку, но Меньшиков быстро прикрыл ее своей огромной ладонью, и пальцы Пашки лишь карикатурно проскребли по металлизированной ткани. – Считайте это вотумом доверия – чем угодно, но голосуйте. Я не могу работать, если считаю, что команда мне не доверяет!
– Отлично, голосуем! – поспешил ухватиться за это предложение Иван. – Кто за то, чтобы сместить Пашку с поста капитана – прошу поднять руки! – проговорил он, поднимая свою.
Глеб вскинул руку почти одновременно с другом. Климов дернулся было следом, но увидев, что остальные поддержать предложение не торопятся, остановился.
– Два голоса "за", – заключил Меньшиков. – Кто против? – его собственная рука была первой.
Помедлив секунду, примеру Сергея последовал Семак.
– Глупо менять капитана накануне игры, – словно оправдываясь перед кем-то, проговорил Климов. – Если он в чем-то ошибается – ему потом и отвечать…
– Кому от этого будет легче, когда мы продуем "Конкорду"? – выдавив усмешку, спросил Иван.
– Мы не продуем, – покачал головой Климов. – Мы выиграем! – резко заявил он, поднимая руку.
– Три голоса "против", – сосчитал Сергей. – А ты сам-то, Пашка, чего?
– Я прислушаюсь к мнению большинства, – патетически бросил Хохлов.
– Большинство голосов за то, чтобы оставить капитаном тебя, – сообщил Меньшиков, словно кому-то это до сих пор могло быть неясно.
– Ну что же, значит, я остаюсь, – соизволил вновь принять на себя бремя власти Пашка. Подцепив ногтем наклейку – Меньшиков свою руку уже убрал, – он снова ее оторвал и приклеил заново – на этот раз уже аккуратно. – А всех недовольных прошу засунуть свое неудовольствие… – последовал недвусмысленный адрес. – Команда решила, и кто теперь станет мутить воду – тот и есть предатель!
Иван и Глеб промолчали.
Как того и следовало ожидать, игру с "Конкордом" Иван начал за воротами. В нише, предназначенной для запасных, было довольно тесно, но зато тут имелся небольшой экран, по которому можно было худо-бедно следить за происходящим на поле. Кроме того, здесь находилось медицинское оборудование, подключив которое к К-комбинезону через специальный разъем, можно было законсервировать состояние игрока в случае получения им особо серьезной травмы – уважительных причин для того, чтобы покинуть площадку во время игры до открытия ворот одной из команд в криске не существовало.
Игра началась с затяжной атаки "Варяга". Подробности на маленьком экранчике рассмотреть было невозможно, но ясно было, что большинство игроков – как в красной, так и в небесно-голубой форме "Конкорда", сгрудилось вблизи ворот еврокоманды. Результат не заставил себя долго ждать.
– Поражен шлюз номер один команды "Конкорд"! – объявил судья. – Счет один-ноль в пользу команды "Варяг"!
– Кто забил? – спросил Иван дежурившего в защите Климова.
– Щас уточню, – бросил Александр. – Пашка забил! – сообщил он через несколько секунд.
Внутри у Голицына неприятно кольнуло. Ну почему обязательно Пашка? Почему, например, не Глеб?!
В течение ближайших минут счет менялся еще дважды – и оба раза в пользу россиян. Иван искренне радовался за своих, однако успех Хохлова – а он, как назло, оказался автором всех трех забитых голов, оставлял неприятный осадок. Выходит, Пашка прав, заперев его здесь? Несправедливо! Голицыну безумно захотелось, чтобы их капитан опростоволосился. Хоть в чем-то. Если бы еще это было возможно без ущерба для команды…
Игра возобновилась, и тут фортуна неожиданно повернулась лицом к европейцам, позволив им один за другим отквитать два мяча. Отличились, как понял Иван, Мазовецки и Камилла Грин. Сердце Голицына разрывалось от противоречивых чувств. Если так пойдет и дальше, Пашке просто ничего другого не останется, как сделать замену, и тогда… Вздрогнув, Иван устыдился собственных мыслей. Что за глупости?! Вперед, Россия! Вперед, "Варяг"!
При счете "три-два" игра понемногу успокоилась. Наступательный порыв "Конкорда" как-то сам собой иссяк, "Варяг", играя строго по счету, уверенно контролировал ход матча. Впрочем, упрочить свое преимущество россиянам также не удавалось. Игра разбилась на эпизоды, выматывая игроков в отдельных, не несущих существенной угрозы воротам стычках.
Иван уже решил, что матч так и завершится их победой с минимальным счетом, как вдруг случился – иначе и не назовешь – нелепейший казус. В безобидной ситуации, принимая снаряд вблизи собственных ворот, уставший Семак мяч не удержал, и тот без какого бы то ни было участия команды соперника вывалился из его рук прямо в незащищенное в кольцо. Отчаянный выстрел битком Климова помочь делу уже не мог.
– Поражен шлюз номер пять команды "Варяг"! – голос судьи прозвучал в абсолютной тишине. Ни россияне, ни игроки "Конкорда" просто не могли поверить в происходящее. – Ничья, три-три!
Осознав случившееся, взбешенный Пашка отправил Семака за ворота, выпустив на замену Ивана.
– До конца матча осталась одна минута, – тут же услужливо сообщил судья.
Эту последнюю минуту "Варяг" всей командой провел в атаке. Противник сгрудился вокруг своих ворот, похоже, с одной лишь мыслью: выстоять. Комбинации россиян следовали одна за другой, к успеху поочередно были близки Глеб, Пашка, Иван и снова Пашка, но мяч в цель не шел, и все тут. Уже на самых последних секундах, разыграв с Соколовым изящную двойку, отработанную на дополнительных занятиях, Иван оказался перед шлюзом "Конкорда" совершенно один, но, видно, сказалось отсутствие игровой практики – подрабатывая под себя снаряд, Голицын промедлил – лишь какие-то доли секунды, – и вернувшийся в защиту Мазовецки буквально припечатал его вместе с мячом к запертым воротам, не дав произвести бросок.
– Нарушение правил! – голос судьи вмиг вернул Ивана от отчаяния к надежде. – Штрафной удар!
Судя по всему, время матча уже истекло, но так или иначе, штрафной удар должен был быть пробит.
Пашка подхватил отскочивший снаряд.
– Дай пробить Ваньке! – метнулся к капитану Глеб. – Он тренировал штрафные!
– Правда, дай Голицыну, – неожиданно поддержал его Меньшиков. – Он посвежее!
– Нет, – покачал головой Хохлов. – Я сам! – и так сверкнул глазами, что спорить с ним больше никто не рискнул.
В звенящей тишине Пашка со снарядом в руках подплыл к своим воротам, примерился, замахнулся, потом снова опустил мяч вниз, несколько раз глубоко вздохнул – и швырнул снаряд в цель. Отразившись от закрытых ворот, мяч пулей пронесся через всю площадку.
– Есть! – крикнул Меньшиков.
Но радость его была преждевременной. Отскочив от дужки шлюза, мяч отлетел обратно в поле. Гола не было.
Иван с Глебом бросились было на добивание, но еще на старте их опередил голос судьи:
– Первая стадия матча завершена. Ничья, три-три!
– И что теперь? – спросил Голицын, останавливаясь у стены. Ничьих в криске не бывает – это он помнил хорошо.
– Что-что, – сердито буркнул как раз подлетевший Глеб. – Серия пенальти. Лотерея, так ее!.. Эх, блин, Пашка, Пашка – такую победу профукали, – разочарованно бросил он.
– Для выявления победителя матча назначается серия из шести пар штрафных бросков! – как раз объявлял судья. – Командам приготовиться! Первый бросок выполняет команда "Конкорд"!
Снаряд, пущенный рукой немца Фрица, ушел в "молоко". Право ответного удара, несмотря на косые взгляды команды, вновь взял на себя Хохлов. Прицеливаясь, он потратил почти все отведенное правилами на бросок время, лишь чудом не заработав замечания судьи, однако его усилия в полной мере были вознаграждены: угодив в дужку шлюза – чуть ли не в ту же самую точку, что и в прошлый раз – мяч отскочил в ее противоположный край и провалился в кольцо.
– Счет по результату штрафных бросков один-ноль в пользу команды "Варяг"! – сообщил под громогласное российское "Ура!" судья. Иван кричал вместе со всеми – едва ли не громче всех.
Второй бросок "Конкорда" реализовал Мазавецки, а вот Глеб, взявший в руки снаряд вслед за поляком, оплошал. Какое-то время ничейный счет сохранялся – игроки обеих команд поочередно мазали мимо цели – и лишь последняя попытка европейцев – с мячом на этот раз был ничем себя толком не проявивший за всю игру Краулиньш – принесла им успех. Счет стал два-один, но последнее слово еще оставалось за "Варягом". А именно – за Иваном.
Как ни странно, никакого волнения Голицын не испытывал. Еще только взяв в руки мяч, он понял, что непременно забьет. Так и швырнул снаряд – почти не целясь, в последний момент даже испугавшись собственной смелости – а ну как самоуверенность выйдет боком? Не вышла. Мяч поразил шлюз, даже не коснувшись дужки кольца.
– По результатам серии штрафных бросков ничья два-два! – провозгласил судья. – Назначается первая дополнительная пара бросков. Начинает команда "Варяг"!
– Дай мне! – слова сами вылетели изо рта Ивана.
– Нет, – в лице Хохлова было что-то от средневекового фанатика. – Я – первый!
– Дай, я забью! – пообещал Голицын.
– Дай Ване! – подключился Глеб.
– Пусть бьет Голицын, у него лучше всех получается, – добавил Семак.
– Прекратить разговоры! – диким зверем прорычал Пашка. – Сказал – я, значит – я! И не спорить с капитаном!
Мяч, пущенный Хохловым, просвистел мимо шлюза, даже не задев дужки.
– Черт! – не смог сдержать эмоций Глеб.
– Ладно, эти щас тоже смажут, – с деланным оптимизмом проговорил Климов. – Кто там у них бьет?
– Мазовецки, – сообщил Семак.
– Промажет! – убежденно заявил Меньшиков. – Два раза в одну воронку снаряд…
– Попадает, – убитым голосом закончил за него Соколов. – Еще как попадает…
Его слова потонули в радостном крике приветствовавших успех своего игрока европейцев.
Игра завершилась.
Кавторанг Гайдуков всепроникающим торнадо ворвался в раздевалку, где понуро сидели проигравшие.
– Позор! – начал он с самого порога. – Стыд и позор! Других слов просто подобрать не могу! Вести "три-ноль" – и так безвольно проиграть! Семак, у вас что, руки отсохли – мячик роняете? – Тут же досталось Генке – он сидел ближе всех к двери. – Ну да что там говорить о вас, когда наш капитан такое вытворяет?! Хохлов, какого лешего вы взялись бить штрафной, когда в команде, по сути, есть штатный пенальтист? – набросился куратор на капитана.
Даже не расстегнувший К-комбинезон, Пашка сидел молча, тупо уставившись взглядом в одну точку. Возможно, он сейчас вообще не видел и не слышал разбушевавшегося Гайдукова.
– Молчите? – не унимался кавторанг. – Нечего ответить?! Хорош капитан! Впрочем, нет – никакой вы больше не капитан! Снимаю вас с этой должности!
– Прошу прощения, од-сун, – поднял внезапно голову Меньшиков. – Капитана может разжаловать только команда…
– Вот как?! Ну, так давайте! Приступайте! Кто за то, чтобы освободить Хохлова от должности, в полном несоответствии которой он только что перед всеми расписался? Ну?
Иван поднял руку. С секундным опозданием к нему присоединился Семак. Еще через пару секунд – Климов.
– Что?! Только трое? – удивился Гайдуков. – А вы что же, Соколов?
– Не вижу в этом никакого смысла, од-сун, – бесцветным голосом проговорил Глеб. – Что толку махать кулаками после драки? Все равно в этом сезоне нам уже больше не играть. А дальше – посмотрим…
– А вы, Меньшиков? – перевел куратор взгляд на Сергея.
– Од-сун… Товарищ начальник факультета! Я – против! – решительно заявил тот. – Зачем вы так? Пашке и так сейчас хуже всех нас!
– И поделом! – бросил кавторанг. – Своими руками отдать победу в руки противника!
– Может, оно и так, од-сун… Только вас, товарищ начальник факультета, там не было! – поднял на Гайдукова полные слез глаза Меньшиков.
– Что?.. – казалось, куратор был обескуражен. По крайней мере, Иван впервые видел кавторанга таким растерянным.
– Мы сами выбрали себе капитана, – дрогнувшим голосом продолжал между тем Сергей. – Сами и проиграли. Ответственность на всех. Разве что Иван с Глебом всегда были против Пашки…
– Я не снимаю с себя ответственности! – вскинул голову Соколов.
– Ну-ну, – хмыкнув, Гайдуков повернулся к Ивану.
В душе Голицына вновь схлестнулись противоречивые чувства.
– Я считаю, что Хохлов, безусловно, виноват в поражении, – тщательно подбирая слова, проговорил он. – Но не он один… И… – Он бросил быстрый взгляд на Глеба – Соколов сидел с каменным лицом. – Мы сами должны во всем разобраться, од-сун!
– Молоко еще на губах не обсохло – самим разбираться! – рявкнул кавторанг, обводя курсантов бешеным взглядом. Пять пар упрямых глаз – Пашка по-прежнему был где-то далеко – так и не опустились под его тяжестью.
– Всех в Москву… – в ярости прошипел куратор. – В двадцать четыре часа – первым же транспортом!.. Вы еще не знаете Гайдукова! Вы еще его узнаете!
Оглушительно хлопнула дверь – покидая раздевалку, кавторанг с мясом вырвал из гнезда мощный доводчик.
20
Это был первый раз, когда слова Гайдукова оказались пустым звуком: ни в двадцать четыре, ни в тридцать шесть, ни в сорок восемь часов никто их никуда не отправил. Даже напротив, встретившись с курсантами на утро, куратор процедил сквозь зубы нечто малочленораздельное, что при наличии некоторой фантазии у слушателей можно даже было принять за извинения. Похоже, Москва, с которой кавторанг, несомненно, связался еще вечером, не сочла повод для расправы существенным.
Тем не менее, было ясно, что не склонный к уступчивости Гайдуков ничего не забыл и еще найдет случай расквитаться с "молокососами" за неповиновение.
Тем временем во втором полуфинальном матче "Цзе ши хуань хунь" на удивление легко разделалась с довольно сильной командой Австралии – "пять-два" – и теперь в июньском финале должна была встретиться с одолевшим россиян "Конкордом".
– Вот уж никак не думал, что в решающем матче придется болеть за китайцев, – мрачно сказал по этому поводу Иван. Они с Глебом только что покинули полигон анша Жиы. Поделив российскую делегацию на две команды, Фантомас устроил между ними настоящее сражение – хотя и с учебными, но плюющимися вполне взаправдашними парализующими зарядами бластерами. Голицын, Соколов и примкнувший к ним по воле преподавателя Климов загнали противника в самый дальний конец лабиринта, где и расстреляли почти в упор. Обычно не слишком щедрый на награду анш Жиы оценил их победу двадцатью восемью баллами: по десять Глебу и Александру, восемь Ивану, не сумевшему уклониться от одного из выстрелов и получившему касательное "ранение" в левую руку. У противника очки заработал один лишь Семак – пять. Как показала проверка, это как раз из его "Шилка" был задет Голицын.