– Сам знаю, – сквозь сжатые зубы процедил Соколов. – Только я почему-то не могу удержать его в плоскости: либо вверх, либо вниз…
– Может, давай я? – предложил Голицын.
– Ну уж нет! Сам натворил – самому и вылезать… Я вот только одного понять не могу: как они сумели нас подстрелить? Где хваленая активная защита? Где антирадар, в конце концов?
– По этому поводу есть один хороший анекдот, – криво усмехнулся Иван. – Летят, значит, два сербских летчика-истребителя. Целей в небе нет, скучно. Один другому говорит по рации: спорим, скажем, Милош, я сейчас собью ракетой вон ту ворону? Второй говорит: не, не собьешь! Значит, спорим? Ну, спорим. Пуск ракеты, взрыв, грохот, обломки во все стороны. Офигела ворона, офигели сербы, но больше всех офигел пилот сбитого американского самолета-невидимки…
Голицын не смог сдержать улыбки, Глеб, однако, никак не прореагировал.
– Что, не смешно? – поинтересовался Иван.
– Смешно, – каким-то совсем уж нехорошим тоном проговорил Соколов. – Жуть как смешно… А еще смешнее, что мы высоту теряем. Я теперь даже вверх не могу, только вниз!
– В общем, мало того, что полетное задание провалили, так еще и машину потеряли, – хмыкнул Иван. – Да, тут, похоже, уже переэкзаменовкой так просто не отделаешься…
– Да ладно, не выгонят же они нас из-за этого! – безо всякой уверенности в голосе произнес его друг. – Ну ладно, давай тогда хотя бы закончим, как положено. Может, зачтется. Внимание! – проговорил он уже официально. – Катер получил повреждения, исключающие продолжение осуществления миссии. Экипажу покинуть машину! Второй пилот, как поняли?
– Понял вас, первый пилот! – откликнулся Голицын. Ему вдруг, ни с того ни с сего, стало безумно весело – нервы, наверное. – Катапультируюсь!
Разбив специальным молоточком предохранительное стекло, Иван от души вогнал внутрь рукояти кресла большую желто-красную кнопку.
На этом экзамен для него был завершен.
Ранее Голицыну не приходилось катапультироваться из учебной кабины, поэтому он мог лишь догадываться, что должно произойти дальше: останется кресло на месте, или улетит куда-нибудь под потолок, погаснут только его экраны, или и командирские тоже, будут ли какие-то неприятные ощущения – в назидание за проваленную миссию, но то, что случилось в действительности, превзошло все его самые смелые ожидания. Последовал стремительный рывок, словно бы ему вместе с креслом кто-то дал хорошего пинка, и в один миг кабина катера исчезла где-то внизу. Лицо Ивана обдало холодом, как если бы в него плеснули ведро ледяной, прямо из проруби, воды, дыхание перехватило. Что-то смачно хлопнуло над головой, Голицын поднял глаза – и с изумлением увидел прямо над собой быстро раскрывающийся оранжевый купол аварийного парашюта. Взгляд вниз – и изумление сменилось полным ступором: там, вдалеке – в километре? в двух? больше? – зеленел лес.
– Вот тебе и офигела та ворона… – отрешенно пробормотал Иван, медленно спускаясь на парашюте где-то недалеко от границы Московской и Калужской областей.
Часть вторая
1
В Подмосковье стояло раннее утро – часов шесть-семь, – но при этом было уже довольно-таки светло. Парашют опустил Голицына на едва тронутую по самому краю первыми солнечными лучами лесную поляну. Из чащи раздавались задорные птичьи трели, где-то по соседству стучал дятел. Короче говоря, типичное июньское утро средней полосы России. Типичное – и совершенно нереальное.
Иван сорвал травинку, растер ее между пальцами. Самая обычная трава – чуть влажная от росы. Над ухом прожужжал по своим делам шмель. Самый обычный шмель. Может ли все это быть лишь компьютерной мистификацией? Как хотелось бы в это верить…
Голицын яростно тряхнул головой. Какие еще, на фиг, мистификации?! Какая, к черту, виртуальная реальность?! Катапультирование было самым настоящим: тренажерная кабина просто не приспособлена для имитации таких головокружительных трюков! А значит, правдой должно быть и все остальное: и этот лес, и этот парашют, и исчезнувшая за горизонтом подбитая "Эсмеральда", и расстрелянный бункер, и… Но почему?!
– Слава Богу, хоть до Кремля не долетели… – пробормотал Иван и не узнал своего голоса. – Спокойно, это я… Я настоящий… – проговорил он, чтобы прийти в себя. – И вокруг все тоже взаправду… Раз, два, три… Сосредоточился… Ну?!
Сосредоточиться удавалось плохо. Что же такое все-таки произошло? Альгер атаковал Россию? Их с Глебом руками? Чушь! Зачем?! Безумно глупо и совершенно непонятно. Но по всему пока выходит, что так оно все и было. Кремль, правда, уцелел – благодаря непредсказуемой заминке горе-пилота Соколова, но какой-то бункер они все же уничтожить успели. Интересно, кстати, что было в том бункере? Центр управления противоракетной обороны? Запасной командный пункт Генерального штаба? Резервная правительственная резиденция? Впрочем, что бы это ни было, это было достаточно важным, чтобы альгерды пометили объект в качестве первоочередной цели. Равной по значимости самому Московскому Кремлю. А что может быть равно Кремлю? Страшно даже предположить…
Так или иначе, но он теперь пилот, разбомбивший секретный стратегический объект. С такими обычно не церемонятся. По законам военного времени – а война, похоже, уже идет – к стенке – и весь разговор…
– Не хочу… – поежился Иван.
"А что делать?" – задал вопрос кто-то внутри его головы.
– Затаиться! Спрятаться! Спокойно разобраться, что к чему, а потом уже принимать решение…
"Затаиться? Разумно… Тебя, наверное, уже ищут. С истребителей могли заметить парашют!"
– Да, точно, парашют… – кивнул сам себе Голицын. – И форма, – окинул он взглядом себя от груди до ног. – Надо их уничтожить!
Поспешно стянув с себя синий форменный комбинезон, Иван, скомкав, бросил его на купол парашюта. Затем, нагнувшись, подобрал и отстегнул с груди значок – подарок Глеба. Повертел платиновую эмблему в руках – куда ж ее деть-то? – и приколол сбоку к плавкам. Потом расстегнул ботинки, помедлил несколько секунд – и застегнул их обратно. Если не приглядываться, вполне сойдут за модный земной фасон – правда, не совсем по погоде, но тут уж не до жиру: перспектива идти через лес босиком виделась ему куда как малопривлекательной.
Теперь, как всякому порядочному диверсанту, следовало замести за собой следы. Сведя вместе концы парашютного купола – так, чтобы сброшенный комбинезон оказался внутри этакого импровизированного мешка – Голицын крепко прижал их друг другу. Через полминуты края склеились намертво – захочешь, не оторвешь. Все, дело сделано. Не пройдет и пяти минут, как выделившаяся кислота полностью растворит содержимое мешка, а через четверть часа исчезнет и сам купол – поминай, как звали.
– Наш новый порошок удаляет ваши пятна вместе с одеждой, – пробормотал Голицын. – Вы все еще кипятите? Тогда мы идем к вам!
Бросив в последний раз внимательный взгляд на поляну – не забыл ли чего, Иван решительно углубился в лес.
Еще спускаясь на парашюте, Голицын приметил неподалеку не то деревню, не то небольшой поселок, а за ним – почти пустое в этот ранний час шоссе. Судя по тому, откуда прилетели они с Глебом, это должна быть либо Киевка, либо Калужка, в крайнем случае – Минка. Места ему, в принципе, знакомые: примерно в этих краях у его семьи раньше была дача. Двенадцать с половиной соток земли, большой теплый дом из отцилиндрованного бревна, десяток яблонь, вишни, смородина… Все окрестности изведаны – с дядькой на машине (одних строительных рынков Иван тогда узнал в округе штук двадцать), потом самостоятельно – сперва на велосипеде, а затем и на скутере… Так что, можно сказать, с местом посадки ему здорово подфартило: катапультируйся он в любой другой точке мира – ну, разве что, кроме Москвы (только там были бы уже свои проблемы) – блуждать ему вслепую, как полякам под Костромой…
До поселка оказалось куда дальше, чем казалось сверху: путешествие Ивана через сырой, полный голодных комаров, довольно-таки запущенный – в общем, со всех точек зрения неприятный лес, заняло почти час. В какой-то момент Голицын даже решил, что ошибся с направлением, как вдруг впереди, среди деревьев все же показался слабый просвет. Еще пара минут быстрого шага под аккомпанемент звонких шлепков – в безнадежной попытке сохранить от нагло пищащих вампиров последние капли еще не высосанной ими крови – и, перебравшись по шатким мосткам через довольно глубокую, заполненную мутной ржавой водой канаву, Иван вышел, наконец, на идущую вдоль сетчатого металлического забора полуразмытую грунтовую дорогу. По ту сторону забора, едва не налезая один на другой, стояли дачные домики – в основном небольшие и кособокие, панельно-щелевой системы, но океанскими лайнерами среди гнилых шлюпов высились и два трехэтажных кирпичных коттеджа с башенками а-ля новый русский замок.
Судя по всему, в столь ранний для дачников час поселок еще мирно спал.
Продвинувшись вдоль забора метров сто пятьдесят, Иван, как и ожидал, обнаружил незапертую калитку. Толкнув ее рукой, Голицын прошмыгнул на территорию поселка.
То, что ему было нужно, нашлось почти сразу: натянутая между одним из домиков и полуразвалившимся дровяником бельевая веревка. Нелепо, конечно, оставлять выстиранные вещи сушиться на ночь – даже если не будет дождя, по меньшей мере дважды их увлажнит роса – но, Иван знал по собственному опыту, всегда кто-то забудет убрать их вечером. Так и здесь: на веревке, слабо покачиваясь под ненавязчивым ветерком, висели две пары джинсов, футболка, какие-то наволочки…
Убедившись, что на участке нет собаки, Голицын перемахнул через шаткий забор, едва не повалив его при этом, и тенью метнулся к сохнущей одежде. Было не столько страшно, сколько совестно: запрет "не укради" всегда культивировался в их семье как безусловный.
– Я верну… – прошептал Голицын, срывая с веревки джинсы – те, что, как ему показалось, больше подходили по размеру. – Обязательно верну… Когда все закончится… Или заплачý…
Вслед за джинсами в его руки перекочевала черная футболка с надписью готическим шрифтом на спине – видимо, названием какого-то западного музыкального коллектива, – Голицын не очень в них разбирался. Подхватив вещи в охапку, Иван, воровато озираясь, двинулся обратно к забору.
– Эй, далеко собрался?! – послышался вдруг резкий окрик.
Голицын замер, словно его схватили за руку. Медленно оглянулся: дверь домика была распахнута, и на пороге стоял плешивый пузатый мужик в линялой серой майке, вытертых синих спортивных штанах с отвисшими коленками и шлепанцах на босу ногу.
– Эге, да ты, выходит, ворюга?! – похоже, дачник только теперь заметил в руках Ивана скомканную одежду. – А ну иди сюда!
Реакция Голицына была обратной: сбросив оцепенение, он по кратчайшей траектории, нещадно топча подошвами какие-то грядки, рванулся к забору, подпрыгнув, тяжело перевалился через него – не так-то это оказалось легко с занятыми руками, упал задом на траву, но тут же вскочил и опрометью припустил вдоль улицы.
– Стой! – как резаный заорал мужик на крыльце. – Стой, бандит! Караул! Грабят!
Вжав голову в плечи, Иван понесся со скоростью, какой не развивал даже на тестах по физо при приеме в Академию. Пулей пролетев до конца улицы, он свернул направо, потом – налево, затем снова направо – к лесу. Только достигнув сетчатого забора поселка, Голицын осмелился оглянуться: погони, кажется, не было. Впрочем, до конца он не мог быть в этом уверен.
Перебросив одежду через забор, Иван, подпрыгнув, ухватился за его верхний край. Острые проволочные концы тут же впились в ладони. Взвыв, Голицын попытался подтянуться – рабица прогибалась, не позволяя толком упереться ни коленями, ни ступнями. Проскребя ими по металлу сетки и разодрав голые ноги в кровь, Иван все же кое-как вскарабкался наверх, и, рывком перенеся вес тела вперед, поспешил спрыгнуть, но, зацепившись носком ботинка за забор, рухнул головой вперед.
Руки Голицын успел подставить – тренировки на полигоне анша Жиы не прошли даром, но удар все равно вышел весьма чувствительный. Перекувырнувшись, Иван с трудом заставил себя подняться на ноги. Быстрый взгляд назад: там по-прежнему тихо. Похоже, дачник не рискнул преследовать вора – да еще в шлепанцах – а среди его соседей желающих поучаствовать в утреннем кроссе с препятствиями, видно, также не нашлось.
– Ладно, дядя, будем считать, не твой сегодня день, – пробормотал Голицын, поднимая окровавленными руками с земли ворох украденной одежды. – А за прикид я потом заплачý, – добавил он, пытаясь как-то успокоить вновь подавшую не вовремя свой голос совесть. – Дом я запомнил… И потом, война у нас, в конце концов, или что? Будем считать это вынужденной реквизицией – по суровым, так сказать, законам, и все такое…
Джинсы оказались ему почти впору: совсем немного широки в талии (был бы ремень – вообще ерунда), а что касается длины – так штанины и подвернуть можно. Футболка же, принадлежавшая, как видно, самому пузатому дачнику, висела на Иване бесформенным мешком. Ну да ладно, может, так сейчас даже модно!
Облачившись в "реквизированную" одежду и смыв с рук кровь в самой чистой на вид из ближайших луж – ладони нещадно саднило, – Голицын краем леса двинулся в сторону шоссе. В его планы входило поймать попутку, наплести что-нибудь водителю и уговорить бесплатно подбросить его до Москвы. Ну, или хотя бы до ближайшей железнодорожной станции, откуда в столицу ходили бы электрички. Пригородными поездами Иван не пользовался лет восемь – сначала у отца была машина, а потом и ездить стало особо некуда – но по старой памяти считал, что в них должно быть легко путешествовать "зайцем" – в крайнем случае, контролер ссадит на полдороге – так это еще если поймает!
Идущая вдоль леса грунтовка влилась в чуть более широкую асфальтовую дорогу, которая, извиваясь, ушла в поле. Поразмыслив, Иван последовал за ней. Расставаться с лесом было страшновато: в случае чего он мог бы послужить беглецу надежным укрытием, но дорога, возможно, приведет его к шоссе.
Так и оказалось. Прошагав километра полтора и встретив за это время лишь пару-тройку автомобилей (каждый раз при их появлении сердце Ивана замирало, но ни водителям, ни пассажирам не было ровным счетом никакого дела до бредущего по обочине юноши), Голицын вышел к магистрали.
Машин на шоссе было немного, но они были; в основном, правда, шли почему-то в противоположную от Москвы сторону. Отойдя от перекрестка на десяток шагов, Иван поднял руку, голосуя.
Мимо, не снижая скорости, промчался тонированный "Мерседес" с областными номерами, за ним, твердо держа дистанцию, какой-то угловатый джип. Пророкотал "КамАЗ", обдав Ивана облаком вонючего голубоватого выхлопа. Видавший виды "жигуленок" притормозил у обочины, но не получив удовлетворительного ответа на второй же вопрос (первый был "Куда?", второй – "Сколько?"), недовольно чихнув движком, убыл восвояси.
В течение ближайших пяти минут возле Ивана остановились еще три машины, но ни один из водителей не согласился везти его бесплатно. Соврать же, будто деньги у него имеются, Голицын пока никак не мог решиться.
– Тебе куда, парень? – провожая взглядом очередного отказника, Иван не заметил, как на его так и не опущенную руку среагировала еще одна машина.
– В Москву, – ответил он, оборачиваясь, и тут же осекся: у обочины стоял запыленный полицейский "УАЗик"-"козел".
– В Москву? – переспросил сержант, сидящий рядом с водителем.
– Да я это… нет… – дрожащим голосом пролепетал Голицын. – Вы езжайте, езжайте… – проговорил он, отступая назад.
– Футболочка не жмет? – задняя дверца "козла" распахнулась, и на дорогу спрыгнул еще один полицейский. На плече у него висел короткий автомат с раструбом на конце ствола.
– Н-нет… – едва выдохнул вконец перепуганный Голицын.
– А ну-ка поворотись, сынку, – полицейский сделал движение автоматом, как будто собирался сам развернуть Ивана его стволом.
– Это еще зачем? – еще более попятился Голицын.
– Повернись, я сказал! – рявкнул страж порядка.
Не чуя ног, Иван повернулся к полицейскому спиной.
– Как эти чертовы металлюги называются? – спросил вдруг тот.
– Что? – не понял Голицын, но вопрос, как выяснилось, предназначался не ему: из "УАЗика" что-то ответили, что именно, он не расслышал.
– Так и есть, – удовлетворенно крякнул полицейский. – Она! Та самая футболка. Да и джинсы вроде похожи… Так, парень, медленно повернись обратно!
Иван повиновался.
– Протяни вперед руки! – потребовал полицейский.
Секунда – и на запястьях Голицына с тихим щелчком сомкнулись стальные браслеты наручников.
– Полезай в машину! – велел ему автоматчик.
– Зачем это еще?! Не пойду! – запоздало попробовал было трепыхнуться Иван.
– Поговори у меня тут! – прикрикнул полицейский, слегка замахиваясь автоматом, правда, похоже, не всерьез. – Делай, что тебе говорят – целее зубы будут. Да и почки здоровее!
Хлопнула металлическая дверь с решеткой на крохотном окошке, и "козел", взбрыкнув, сорвался с места, увозя в своем кузове несостоявшегося офицера Альгера.
2
Следователь – или дознаватель, Иван так и не понял, да и не знал, честно говоря, в чем разница – был молод и улыбчив, его черный штатский костюм и элегантные очки в тонкой золотистой оправе могли бы с тем же, если не большим, успехом принадлежать начинающему банковскому клерку или, скажем, мелкому министерскому чиновнику. Указав Голицыну на стул напротив себя, он явно отработанным жестом предложил ему пачку сигарет – Иван, разумеется, отказался – и, отодвинув в сторону потертую клавиатуру персонального компьютера, раскрыл тонкую картонную папку. С полминуты следователь внимательно изучал ее содержимое – внутри всего-то и было, что листка три-четыре – затем, словно что-то вспомнил, поднял глаза на задержанного.
– Не курите? – с улыбкой проговорил он. – Правильно!
Не зная, что на это ответить, Иван промолчал.
– Моя фамилия Иванов, – представился его собеседник. – Иванов Петр Сергеевич. Я буду вести ваше дело. Вы уже, наверное, заждались, да? – проникновенным тоном спросил он, слегка подавшись вперед.
Голицын кивнул.
Ожидание действительно несколько затянулось. С того несчастного момента, как на шоссе его задержал полицейский патруль, шли уже вторые сутки. Все это время Иван провел в грязном и холодном "обезьяннике" – общей камере для задержанных без окон и с решеткой вместо передней стены. Сперва – в полном одиночестве, ближе к вечеру компанию ему составили два затрапезных мужичка пролетарской наружности, оба в драбадан пьяные. Не обращая внимания на Голицына, они уселись, обнявшись, в углу, какое-то время пытались нестройно выдать что-то совершенно немузыкальное про подмосковные вечера, но дважды споткнувшись на строчке "песня слышится и не слышится", отрубились, огласив обезьянник дружным богатырским храпом. Утром проспавшихся пьянчуг куда-то увели, оставив Ивана вновь мерзнуть в одиночестве.
Мерзнуть, несмотря на теплый, в общем-то, июнь: футболку и джинсы у Голицына отобрали сразу же по приезду – сказали, вещественные доказательства. Плавки ему, правда, удалось отвоевать, а вот с ботинками также пришлось расстаться – тут уже и совсем непонятно, почему. Также Иван лишился платинового значка – о его истинной ценности, впрочем, полицейские, похоже, не подозревали – и школьного браслета – Голицын хотел было сделать вид, что тот не расстегивается, но после обещания снять его вместе с его рукой быстро передумал.